***
За тихим вечером уютная ночь. Они принимали душ, согреваясь в горячей воде, после лежали в постели под пуховым стёганым одеялом. Перед тем, как заснуть, они ещё долго говорили о глупостях, а затем, после того, как альфа шёпотом спросил его разрешения, чтобы обнять, они всю ночь тесно прижимались друг к другу; Саске, ушедший от своих проблем, Наруто, ушедший от своих. Оба толком не знали, что делать со своими отношениями. Будь они в здравом рассудке, они бы не стали за это браться. Но они не были. Их колотила лихорадка новой жизни, оставлявшая следы в виде поцелуев на плечах и шее. Саске заснул раньше, привычно повернувшись к Наруто спиной, и одеяло сползло с него, оголив его согнутые в полуприседе, как перед прыжком, ноги, — Узумаки подтянул одеяло выше. Он обхватил руками его спину, как медведица кладёт лапы на своего медвежонка. Удивительно, как удобно было опираться, засыпая, на чужое плечо. Они спали вместе не один раз и засыпали в самых разных положениях, но прежде Наруто никогда не позволял себе сознательно прикоснуться к Саске. Он просыпался, обнимая его, но никогда не засыпал, а теперь в широкой кровати, плывшей по тускло освещенному пространству комнаты, спина омеги была рядом, его шея, его пряные волосы. И эта спина прочно врезалось в его память. У Наруто не было ясных мыслей об этом — только смутное приятное ощущение прочности и жизнестойкости, исходящей от него. «На такой основе и мир мог бы держаться», — он не произнес это тогда, но что-то подобное звучало в самом тёмном уголке его сознания. Вернее, в кончиках его пальцев, лежавших на обнажённом участке чужого живота. Эти пальцы беспокоили Саске. Не с самого начала — ему было приятно, когда альфа обнял его и прижал к себе, он находил это прикосновение даже немного щекотным. Саске заснул с ощущением чужой руки, обхватывающей его, пробирающейся под одежду, чтобы ощупать, погладить, приласкать, и потому, когда к нему явились сны, они были смущающими и откровенными. Там он совсем не чувствовал усталости. Он был бодрым, любопытным, и когда альфа во сне позволил ему, Саске с удовольствием схватился за чужое тело, за чужие руки и плечи, за ремень, не пропущенный через петли. Он запускал пальцы под одежду, под ремень, и, чёрт возьми, как там было горячо, и жар, исходивший от чужого тела, согревал его пальцы. Саске не знал, что именно щупал, но ему нравилось, нравилось, как на это откликался Наруто, нравилось, как он двигался — неторопливо, но уверенно, даже когда мужчина оказался у него между ног. Учиха попросил его подождать, пока снимет обувь, и альфа отстранился, чтобы самому снять с него кроссовки, стянуть носки, и пока мужчина медленно и почтительно обслуживал его таким образом, Саске распалялся. Со сбитым дыханием омега открыл глаза, обнаружив себя в знакомой постели, под спокойным плечом, но с плотно стиснутыми бёдрами и рукой, крепко зажатой между ними. Один из редких мокрых снов застал его под крепким телом альфы, и раскрасневшийся от смущения Учиха старался успокоиться, но делал только хуже, потому что мысли возвращались к раздевающему его Наруто, а рука при нетерпеливом движении между ног задевала плоть, что под нижним бельём стояла как мачта. Через ткань он обхватил её пальцами — просто мочи не было терпеть, его тело лихорадочно требовало ласки. Неважно чем, руками, бёдрами, языком, — прикусив губу, чтобы не издать резкий звук, Саске пытался кончить. В чужих объятиях, с пальцами, запущенными в себя, он надеялся, что Узумаки не проснётся. И мысль, что Наруто может в любой момент застать его за чем-то подобным, лишь задевала эрогенные зоны его сознания, и начинал выделяться сок, пачкавший его бельё. Он кончил, упёршись лбом в подушку, и сонный альфа, почувствовав чужое движение, лишь лениво потёрся носом между лопатками и снова затих. Саске был на волоске.***
Утро. Кофе. Копошение пса у лестницы. Наруто проснулся то ли от будильника, то ли солнца, обжигавшего оголённое плечо, уже в пустой, остывшей постели. Не став в ней задерживаться, он наспех заправил кровать и, захватив с прикроватной тумбочки только что прозвонивший телефон, спустился вниз. Сонно потирая глаза, он шёл на запах обжаренных кофейных зёрен, которые сулили ему окончательное пробуждение, но оно наступило раньше и само собой. Саске очень неплохо смотрелся в домашнем халате, с длинными, свободно спадавшими к плечам волосами, с недовольной мордашкой, тыкающий силиконовой шумовкой в завтрак. — Я пытался сделать яичницу, — оправдывался он, убирая с плиты сковороду, в которой шипела странная желтоватая куча. — Тут немного, но отравиться хватит. В это утро его укусила какая-то муха вскочить ни свет, ни заря, чтобы приготовить завтрак. Для себя он объяснил это желание благодарностью за каждый завтрак, который альфа делал для него утром, или за немое извинение за то, что произошло ночью, но на деле просто перевёл в никуда продукты. Яичница. Саске злился, потому что привык всё делать хорошо, но готовка не давалась, и всё, что у него получалось, так это еда, которую есть можно только на спор. — Главное, чтоб с душой было приготовлено, — Наруто наверняка пытался его приободрить. Взяв с полочки вилку, он отломил от яичницы кусочек и отправил в рот. Скривился Саске, а не альфа. — На вид это определённо хуже, чем на вкус. — Лучше выплюнь. Не то чтобы это правда может убить, но не хочу потом ещё за одно тело объясняться. Узумаки проглотил. — Тогда я быстро сделаю тосты, — они поменялись местами, и, когда Саске проходил мимо, небрежно заправляя халат за пояс, альфа поймал его за руку, чтобы он обернулся, — и с добрым утром. Омега улыбнулся, ответил, но взмах ресниц, предшествующий взгляду исподлобья, неожиданно оборвался. Они так и не встретились взглядом. Ни во время завтрака, ни после, пока Саске мыл посуду, они не заговорили о том, что произошло. Наруто был задумчивым, Учиха пристыженным собственной совестью, оба обходили эту тему, как горящий дом. Саске просто старался делать вид, что ничего не произошло, вести себя, как обычно, и у него получалось вплоть до того момента, как пришла Карин, и почему-то взглянув на неё, заглянув в её каре-рыжие глаза, он вдруг потерял под ногами устойчивую опору. Саске не смотрел в глаза Наруто, потому что стеснялся, он посмотрел в глаза Карин, потому что задумался. Нахлынуло чувство, что все обо всём знают. Не то чтобы мастурбация была чем-то столь ужасным, но таковой она была для Саске. Он заволновался. — Карин присмотрит за тобой ещё сегодня, — Наруто обувался около двери. –К четырём будь, пожалуйста, полностью собран, я заеду за тобой и сразу к врачу, чтобы не опоздать. — Я могу его подвезти к твоему офису, — Карин отвлеклась от дочки, — время сэкономите и торопиться не будете. Может, ещё покушать успеешь. Наруто согласился, и, простившись с сестрой, настал неловкий момент прощания с Саске. Они стояли, обратив друг к другу лица, медленно подступая друг к другу и неуверенно поднимая руки, чтобы обняться. Оба замерли, соприкоснувшись коленями, словно в какой-то освященной веками церемонии, и оставались так почти полминуты; вокруг была тишина, и только неподалеку лепетала Сара. – Я позвоню тебе, — сказал альфа, прижимаясь к нему, и потом прошептал в самое ухо: — Будь умницей. Саске обнял его теснее, вбирая в себя его тепло, а разум вдруг вырвался из этих объятий, словно крохотная пташка. Что-то такое, что было в нём сковано, что с самого детства тщетно стремилось самоутвердиться, теперь сбросило цепи и как ракета устремилось в небо. Объятья растаяли, и между ними вклинился воздух, разводя их в стороны, как ветер в море корабли. Наруто ещё раз помахал сестре и племяннице рукой и вышел за дверь. Его шаги зазвучали на лестнице, и Саске, неожиданно даже для себя, прервал их тихим окликом. Альфа обернулся, стоя на нижнем пролёте лестницы и глядя в приоткрытую дверь своей квартиры, из которой выглядывала тёмная макушка. — Ты тоже. Саске вернулся в зал довольный собой — Наруто рассмеялся. — Ты не против, — он обратился к Карин, — я займусь стиркой? На сорок втором канале в это время идут дорамы, а на четвёртом мультфильмы для детей. Если ты не завтракала… Девушка поспешила его успокоить, что не заскучает, и если Саске нужно что-то сделать, то пусть делает, она не помешает. Он стирал совсем недавно, но спальня требовала уборки — под кроватью лежало его наспех стянутое нижнее бельё, в которое он кончил. Он не осмелился ночью встать, и потому аккуратно стянул с себя трусы, об которые по возможности потом обтёр ладони. Кажется, он даже немного заляпал простынь, а утром вскочил ещё потому, что хотел подмыться. Карин, как и обещала, не отвлекала его, но частенько, когда он проходил мимо, провожала задумчивым взглядом. Она всё ещё была милой, и за ночь её отношение к Саске не изменилось. Она его накормила обедом, рассказывала о своей дочке, а после, когда она неожиданно заговорила о волосах, и Саске узнал, что Наруто когда-то носил недлинную косу, достала из-под лестницы альбом. Учиха пришёл в восторг от старых, обклеенных скотчем фотографий. Какие эксцентричные чудаки! Маленький Наруто, в одно и то же время ужасно похожий на себя сегодняшнего и совершенно другой — его усатое от шрамов лицо напоминало мордочку какого-нибудь животного. Волосы стояли дыбом, он носил зелёные очки, надвинутые на лоб и броский жёлтый комбинезон. Ребёнок, слепленный из солнц, с чудесной улыбкой — она не изменилась через года. — Ему здесь лет двенадцать, — улыбалась Карин. На других фотографиях он уже старше, серьёзнее, но всё ещё в ярких куртках с множеством заклёпок: красавчик, будто член какой-нибудь рок-группы, типа «депеш мод», весь во флёре западных девяностых. — Тут ему, кажется, ещё шестнадцать. Саске ближе пригляделся к фотографии, потому что на ней Наруто был его ровесником. Они такие разные. Может быть, они бы ладили куда меньше в это время. На следующих страницах, двадцатилетний Наруто с сестрой, на его руках постепенно растут и распускаются цветами татуировки. Он увлекался мотоциклами, проводил много времени с друзьями, у него был парень и две девушки. Парень — немного похожий на Саске, одна девушка с высоким хвостиком и Одри, которая сидела с ним на мотоцикле. На обороте фотографий были подписаны только имена, месяцы и страны. Ни одного года, чтобы Учиха мог подсчитать его возраст. — Бывшие? — он рассматривал их лица. — Только самые серьёзные, — Карин в задумчивом жесте почесала скулу. — Ему сложно находить симпатии. — Странно, я думал многие в восторге от плохих мальчиков. — Да, но не все понимают, что они из себя представляют. Им не характер интересен, а чтобы их в постели кто-нибудь отшлёпал. Наруто с длинными волосами, совершенно потрясающий под палящим восточным солнцем, был не так давно. Карин сказала, что он обрезал их после поездки в Буркина-Фасо, и, правда, в пустыне он почти всё время с косичкой, а по возвращению домой обритый почти налысо. В ужасной шапочке гнома перед рождественской ёлкой с Карин на сносях. Семейный идиот — Саске фыркнул. Перевернув страницу, он замер. Рядом с улыбающимся альфой за праздничным столом сидела Сенджу-сама, правда выглядела более загадочно.Цунаде, проведшая полжизни в психиатрической лечебнице, была похожа на героиню летних любовных романов — румяная, с лёгкой алкогольной дымкой в глазах, но никогда не терявшая контроля. Эдакая веселая старая греховодница, с валиком под высокой прической и насквозь пронизывающим взглядом. — Его бабуля? — он спросил девушку, оттягивавшую дочку от альбома. — Ага, — она улыбнулась, — она бесится, когда он её так называет. — Выглядит она замечательно. Думаю, у неё есть повод. Он удивился, что Наруто не рассказал о том, что она врач в больнице, где он лежал. Более того, альфа, скорее всего, был в курсе, что именно она вела его. И обращалась весьма жестоко. Саске нахмурился. Сенджу-сама наверняка знала, кто он, знала об отношениях с Наруто, и… Может быть, это и была причина её недовольства? Созерцание альбома привело к разговору о генеалогии… Саске тщетно бомбардировал Карин вопросами. Она знала только своих родителей и о родстве с Наруто, а дальше — полный туман. В три они начали собираться, в половину вышли из дома, и к четырём были у высокого застеклённого здания, небоскрёба с тысячей офисов. Как-то так он представлял себе работу — скучную зеркальную коробку, хоть и с красивым холлом. Карин их оставила. В простеньких узких джинсах и тонком бадлоне, обнимавшем его фигуру, как футляр скрипку, он ходил рядом со входом, чтобы пёс не скулил и не вырывался из рук, но, справедливости ради, Ликёр вёл себя весьма сносно по сравнению с прошлыми выходами. Пахло весной и машинным маслом, Саске старался держаться ближе к бордюру с тайным умыслом оказаться как можно дальше ото всех, с кем мог быть знаком — он был в другом районе, другом городе, но странное чувство, что его может встретить кто-то из бывших одноклассников, не покидало. Саске услышал смех Наруто прежде, чем они встретились, и прежде, чем обернулся, он оказался в объятиях. Омега не увидел его лица, но был уверен, что это Узумаки, и что он в приподнятом расположении духа и чем-то взволнован — сердце в его груди билось очень быстро, а ухо обдавало горячим дыханием. Может, он бежал по лестнице. На виске остался влажный поцелуй. — Надеюсь, ты ждал не очень долго, — Узумаки быстро обернулся, чтобы махнуть рукой нескольким мужчинам, вышедшим из здания вместе с ним. — Парковка в той стороне, — и продолжил, не оставив Саске времени поздороваться: а ему, наверное, нужно было это сделать — незнакомцы с заинтересованными улыбочками ему помахали. Он просто махнул рукой, вежливо улыбнулся, чуть-чуть приподняв уголки губ, чтобы выглядеть более приветливым, и поспешил отвернуться, чтобы уйти с Наруто. Узумаки всю дорогу говорил о своей работе, о том, что соскучился, и… О драгоценных камнях. Саске внимательно слушал его, хотя обычно пропускал мимо ушей большую часть его болтовни, но в тот момент был заинтересован причиной подобной темы. Узумаки мог заговорить о чём-то подобном, но не в контексте гравировки, цвета, вида, дороговизны камней, как опытный ювелир, делящийся результатами своей работы. Учиха ожидал развязки, которая случилась уже в машине. Наруто сказал, что у него есть подарок. — Вообще не принято давать одну и ту же вещь дважды, но ты сказал, что уже привык к нему, и ещё кое-что… — альфа отвернулся к заднему сидению, на которую он по привычке закинул сумку. Саске заинтересованно выглядывал назад из-за кресла, терпеливо ждал, но не мог понять, чего альфа так долго возится. Что-то страшно ценное, думал он. Наконец он достал из переднего кармана сверток: вощеная бумага, перетянутая красивой лентой, развернул, но подарок неожиданно спрятал за спину. — Дай руку, — хмыкнув, омега протянул ту, которая была ближе к альфе, — поверни, — и Саске послушно подставил тыльную сторону ладони, точно предлагал её поцеловать. Наруто достал коробочку и медленно стал развязывать ленту, и пускай подарка не было видно до конца, Учиха знал, что там кольцо. Два кольца. Обручальных. В его сердце зазвучал колокол, но Саске не мог понять, что означает этот звон. Волнение от прикосновения платины к коже просачивалась в клетки его тела мельчайшими капельками яда сквозь расцарапанную кожу. Царапина потом затянется, но останется что-то — след листочка, задевшего камень. Перед ним был Наруто, с широкой улыбкой, совершенно довольный, а в нём самом шипящие пузырьки гейзера, росли, набухали, лопались, исчезали и вновь возникали, неся с собой благоговейный ужас, дыхание неведомого, страх и трепет. В машине жарко и холодно, сухо и влажно, и всё окутано горьковатым запахом ветивера с ноткой запрятанного цветка, чей запах никогда не учуять ищейкам. Саске не знал, что делать — это просто подарок, альфа не просил его руки и сердца, но он всё равно был как дитя, робкое, застенчивое и в то же время, бесстыдно предлагающее себя. — Спасибо, — он, кажется, совсем не вложил в благодарность голоса, но в машине было так тихо, что альфа услышал. — Это ещё не всё, — не из коробочки, уже из кармана он достал ещё одно украшение, но это Саске узнал сразу же по его отблеску тусклой лампы, горевшей в гараже. Кольцо, которое с него сняли, когда он попал в больницу. — Ты можешь носить любое из них, — его Наруто вложил уже в ладонь, — если хочешь, конечно. — Тогда ты не против, если я буду носить оба? — Саске немного смутился от той улыбки, что послужила ему ответом. Спрятав лицо за длинной чёлкой, он надел второе кольцо, поверх первого. Он где-то слышал, что обручальные и помолвочные кольца должны носиться в другой последовательности, но то кольцо, которое надел на него Наруто, он снимать не хотел, хотел, чтобы оно было первым на пути его любовной фибры*. Его беспокойные пальцы, прежде игравшие в кармане с монеткой, теперь нашли относительный покой. Он крутил кольца, ощупывал их гравировку, стягивал до средней фаланги — играл, и так до самой больницы, которая показалась ему слишком большой. Красивая, чистая, совсем недавно пережившая ремонт — это было видно по свежему паркету и запаху недавно окрашенных стен, но уже пахнущая огромным количеством других людей и лекарствами. Наруто повёл его мимо приёмной стойки, сразу по коридору к лестнице, к его «хорошей знакомой», которой оказалась милейшего вида девушка, очень похожая на санитарку из Кобе. — Узумаки-сан? — обратилась она, как Саске сначала полагал, к Наруто, а после, когда увидел, что её неуверенный взгляд устремлён на него, встрепенулся. — Да, простите, — он прошёл к кушетке, на которую она указывала картонным планшетом. — Я просто ещё не привык. — Недавно замужем? — она спросила это только для того, чтобы разрядить обстановку. — Совсем недавно. Наруто стоял и ждал у двери, внимательно наблюдая за тем, что с омегой делает врач. С ним девушка почти не говорила, только временами, когда после ответов Саске он что-то вставлял. Омега хотел сделать ему замечание, но не стал это делать при свидетелях. У него взяли кровь на анализы, его осмотрели, ощупали, даже там, где не болело, девушка очень интересовалась нападением — почему Саске сам ходил по подворотням и где был в это время Наруто. Сошлись на том, что омега просто ждал его у круглосуточного магазина, а в него не вошёл, потому что чувствовал себя неладно. Пришлось соврать о тошноте от переедания. — Нельзя же так, — она кудахтала как квочка, и честно стала Саске немного раздражать. — Кушать нужно в меру, а то быстрый обмен веществ уйдёт, а привычка останется, — она была права, но омеге это не помешало закатить глаза, пока она отвернулась. Наруто у двери хохотнул. Альфа пребывал в прекраснейшем расположении духа: шутил, подмигивал, а когда закончился осмотр, прошёл к кушетке, на которой сидел омега, и стал всматриваться в плакат, висевший над ним — младенец в пелёнках, ребенок со странным, нездешним лицом, обрамлённым длинными чёрными кудрями, прижатый к оголённой женской груди. Саске в споре с самим собой поставил на то, что Наруто больше был увлечён грудью, нежели чужим новорождённым, и тут же выиграл много-много иностранных денег, когда, ухмыльнувшись, Узумаки обратился к врачу с вопросом о наличии другой «обнажёнки». — Дома посмотришь, — улыбнулась девушка, а после обратилась к омеге. — Анализы будут готовы через два дня, а пока… Я не вижу причины задерживать тебя в больнице, просто не напрягайся эти несколько дней. Я выпишу тебе мазь от синяков. На том и закончили.***
Почта, подобранная в подъезде, была разбросана по барной стойке, разбросана была верхняя одежда, слишком неуклюже заброшенная на крючок и после упавшая, а телевизор, вещавший очередное вечернее шоу, играл настолько тихо, что с трудом можно было разобрать слова. Никто и не пытался. Невинный поцелуй с легчайшим всхлипом, с кончиком языка, из любопытства скользнувшим по губам Наруто, утонул в откровенном стоне. Саске впервые касался чужого языка, горячего и мокрого, ласкавшего и жадно проскальзывавшего между его губ. Он впервые целовался по-взрослому, впервые послушно раздвинув ноги, принимал порывы животного желания — глухие толчки через одежду — голодного альфы. Наруто зарывался носом в его волосы и жадно вдыхал его запах, немного прелый после пробежки по лестнице, но от этого только более густой, более аппетитный, настолько концентрированный, что казалось, будто в него можно было вонзить зубы. И Наруто бы вонзил. Его клыки касались чувствительной кожи, как касались её губы и язык, соскальзывая с подбородка на беззащитно подставленную шею и оставляя на ней мокрые следы горячих ласк. Омега подставлялся, прогибался и цеплялся пальцами за края водолазки в остром желании обнажиться, раскрыться, чтобы Наруто захотел его ещё больше, чтобы он становился жёстче, голоднее, а его плоть сочнее. Саске зажимал бёдрами талию Наруто, и короткие неконтролируемые от похоти толчки приходились ему между ног. Он целовал горячее лицо, когда альфа отвлекался от его волос и шеи, целовал его скулы и мочки ушей, которые трогательно краснели. Их слюна смешалась, губы припухли, и Узумаки был в шаге от того, чтобы просто залезть на него и отыметь. Спереди и сзади, как душа пожелает. Но не делал этого. Его руки сжимали талию омеги, не сдвигаясь, ни вверх, ни вниз, жадно схватили и не отпускали, как спасательный плот. А Саске хотел бы. Он был готов, как минимум в этот момент, и хотел как-нибудь вскользь намекнуть, но не умел этого делать… Единственный, кто его учил разговаривать с альфами, был Гаара. — Я хочу заняться сексом, — подрагивающий шёпот задел альфу, и он подскочил. — Что? — со сбитым дыханием, Наруто судорожно оттягивал вниз край рубашки. — Нет — нет, мы не можем. Саске непонимающе дёрнул бровью, а после ещё шире развёл колени. — А мы разве не собирались? — Это был поцелуй. — Петтинг. — Своеобразный поцелуй, — рукавом промокнув влажный лоб, альфа тяжело выдохнул и отодвинулся к противоположному краю кровати. — Прости, мне последние два дня с невероятной силой в голову моча бьёт. Я не должен был, — он запустил пальцы в немного влажные волосы и принял задумчивый вид. — Когда у тебя течка? Саске раскраснелся. — Я не знаю, — он свёл ноги и подтянул их ближе к себе, — я не считал. И стыд нахлынул с новой силой, когда Наруто протянул ему телефон с открытым календарём и с просьбой посчитать. Он даже не хотел думать, насколько это правильно, насколько это интимно — считать дни до течки, сидя в полутьме со своим альфой. Он был здоровым омегой, его цикл был стабильным с самого начала: сто двенадцать дней от начала течки, около пяти её длительность. Его прошлая была шестнадцатого января, а следующая по подсчётам... — Восьмого числа, если всё так, как надо, — прикусив губу, Саске наблюдал за реакцией Наруто, который растерянно согнул на правой руке три пальца, а после повернулся к омеге, подняв брови. — Так скоро? — Как получилось, — он пожал плечами, хотя испытывал волнение. Наруто распахнул воротник рубашки, чтобы остыть, бросил короткое «мне нужно подумать», а после поспешил в ванную комнату наверху, оставив все ещё немного возбуждённого омегу на диване. Учиха не стал себя трогать, только привычно похлопал по паху в надежде успокоиться, и чтобы мысли не возвращались к альфе, попытался себя занять — сделал круг по залу, вернул упавшие вещи на крючок, решился разобрать почту, на девяносто процентов состоявшую из счетов. За воду, за свет — ненужная бумажная корреспонденция за несколько месяцев, и одиноко лежащее письмо в желтоватой бумаге. Саске взял его последним, потому что оно выглядело особенным и явно очень личным — написанное от руки, с ленточкой, выглядывающей из-под треугольного клапана, без обратного адреса. Повернув его, он увидел собственное имя, а ниже подпись:«От Учиха Итачи».
*Египтяне и римляне верили, что по безымянному пальцу проходит особый нерв, восходящий к сердцу. В фанфике фибра, потому что я ̶п̶р̶и̶д̶у̶р̶о̶к̶ художник и так вижу, и это слово мне нравится больше.