7 разговоров об одном

Боль расползается по всему телу. Словно не кулаком вдарили в живот, а впрыснули боль инъекцией в кровь. Набрали в шприц и точным движением всадили под кожу, вливая болезненные ощущения внутрь. Теперь она течёт по венам, растекается до самых кончиков пальцев и неприятно саднит, заставляя изнывать каждую клеточку тела. Пульсирует в мышцах и зудит под кожей. Нервы возбуждены до предела, удары следуют один за другим. Они приходятся по выпирающим рёбрам и давят на лёгкие, не позволяя сделать и вдоха. Как и всегда, ниже лица, потому что нельзя. Как и всегда, потому что он против. Ниже лица, потому что слишком миленькое, чтобы оставлять на нём грубые багровые следы побоев. Всё тело превращается в один сплошной нерв, в одно сплошное месиво. Под висящей рубашкой скрываются опухшие красные-жёлтые-зелёные гематомы. Не человек - светофор, мать его. Ни одного живого местечка. Только лицо всегда раздражающе сияет своей чистотой и неприкосновенностью. Порой даже хочется назло физиономией об стену побиться, да посильнее, чтобы уж наверняка соответствовать. Чтобы наверняка растормошить его. Выбесить. Его, который стоит у порога, подпирая спиной дверь уборной, в которую меня бесцеремонно впихнули, завидев издалека яркую макушку, которую было бы неплохо окунуть пару раз в унитаз. Его, который невозмутимо наблюдает за тем, как меня превращают в фарш и расслабленно раскачивается на пятках словно перед ним развернулась очередная безумная картина Тарантино, а не исчерпывающая и вовсе не красочная реальность. Его, который выкуривает уже чёрт знает какую по счёту сигарету с таким наивным и честным видом, словно посасывает леденец на палочке. — Хэй, Чон, погляди-ка на это! Мистер «я-здесь-не-причём-оно-как-то-само» отрывается от своих насущных дел в телефоне, переводя своё царское внимание на нас, холопов, и оглядывает скучающим взглядом нашу весёлую компанию. Чуть ведёт подбородком, видимо, беззвучно спрашивая своих шестёрок по ментальной связи для отморозков, к которой я, ясное дело, не имею доступ, чего же там стряслось. Рыжеволосый парень, который оттягивает мои волосы назад, дабы кто-нибудь из неуклюжих не зацепил своим неотёсанным кулаком королевский фетиш и не разукрасил его ненароком, тянет за пряди ещё сильнее, заставляя меня коротко ахнуть. Не могу устоять на коленях, из-за чего держусь в вертикальном положении лишь благодаря тому, что удерживает меня за волосы. Он внезапно тянет свои загребущие пальцы к пуговицам моей рубашки и расстёгивает верхнюю. И сердце тисками сжимает от ужаса. Безвольные мышцы разом напрягаются и начинают подрагивать. Все ощущения притупляются, а в голове лишь одна мысль, вопящая и отзывающаяся в груди быстрым стуком. «Не смей!». Вдыхаю так, словно весь воздух в меня силком запихнули. Шумно, судорожно и испуганно. Широко распахиваю глаза и поджимаю губы, стискиваю челюсть, готовясь перестать изображать из себя безвольный мешок картошки, и отбиваться. Поворачиваю голову к двери и встречаю его нахмуренный взгляд. И разом отпускает. — Это явно следы зубов! – морщусь от звонкого оглушающего вскрика над ухом и дёргаюсь в чужих руках, — Ну-ну… чего всполошился? – неуклюже успокаивает, похлопывая по затылку, — Ну и темпераментная же у тебя цыпочка, а?! Всю шею разукрасила! – ржёт этот выродок, едва ли не похрюкивая. Юмора не улавливаю и вместо веселья, ощущаю покалывающее в кончиках пальцев раздражение. Так, словно меня раздели догола и распоров брюхо, бесстыдно рассматривали с разных углов. Словно глядели туда, куда у них смотреть не было никакого права. — Кто эта несчастная, а, Ким? - противным голосом вопрошает рыжий. Чон смотрит выжидающе, не моргает совсем. Глядит так, словно выдавлю из себя хоть звук – и съест заживо. Хмыкаю и кусаю губы. Широко улыбаюсь, обнажая зубы и веду языком по ровному ряду зубов. Смотрю прямо в холодные бесстрастные чоновские глаза и кривлю губы: — Мать твоя. Даёт смачную оплеуху по лицу и я раскатисто смеюсь. Из горла вырываются скрипучие режущие звуки. И то ли они, отражаясь от стен оплетают его слух, то ли оскорбляю его величественную персону своим непристойным юмором, потому что неприязненно морщится. Недобро щурит глаза и наконец-то отлипает от двери, делая грузный шаг вперёд. Но когда поднимает взгляд на своего дружка, опаляя его таким разъярённым взглядом, то осознаю из-за чего весь сыр бор. — Я же просил не трогать лицо. Пусти его. Пальцы на волосах разжимаются и падаю обессиленно на пол. Слышу стук каблуков и тяжкий вздох, который раздаётся, когда он замирает надо мной высоченной колонной. Сдуваю с лица волосы и поднимаю на него свой взгляд. Колкий, наглый, упрямый. Вижу, как приподнимаются уголки его губ, и в моём животе расползаются противные насекомые, а он чуть жмурится, прежде чем вернуть свое непроницаемое выражение. Присаживается на корточки и почти ласково проводит пальцами по моим волосам. — Не устал ещё? – выдыхает он тихо. Чувствую запах его парфюма и почти закатываю глаза. Даже выкурив целую пачку вонючих сигарет, пахнет так, словно только выбрался из душа. Ненавижу это. Ненавижу каждую безукоризненную частичку так же яростно и сильно, как боготворю. Блаженно прикрываю глаза и еле давлю желание поддаться к поглаживающей макушку ладони, ластясь словно дворовая блохастая кошка, и качаю головой из стороны в сторону, — Нет? – чувствую улыбку в его голосе. — Нет. Открываю глаза и вижу, как задумчиво кусает губы. Неожиданный хук в левую скулу оказывается полной неожиданностью и меня буквально сносит на обшарпанный грязный кафель всей тушкой. От внезапности прикусываю язык и чувствую металлический привкус, растёкшийся во рту. Глаза становятся размером в два чайных блюдца. Впервые бьёт в лицо. Сам. Морщусь и отплёвываюсь от крови. Едва давлю изумлённый возмущённый крик и прикусываю саднящий язык в последний момент. Нельзя. Не сейчас. Он, словно читая мои мысли, прикрывает глаза и тихим ровным голосом просит: — Выйдите. — Чон, что за чертов… — Я сказал, выйдите. Свалите к чёртовой матери! Все один за другим следуют к выходу. Через пару минут остаёмся с ним наедине и я позволяю себе выматериться, поднимаясь с пола и отряхивая ладони от налипшей к ней грязи. Встать на ноги вряд ли удастся, но я и не пытаюсь. Откидываюсь к раковинам спиной и сверлю его колючим взглядом. Выгибает бровь, словно не понимает моей злости. Затем весь сдувается, его напускное спокойствие и равнодушие трещат по швам. Он поднимается с корточек и начинает беспокойно мерить шагами и без того крошечное помещение. Я без конца отплёвываюсь и напряжённо молчу. При большом желании, можно подумать, что я обижен. И он это явно понимает, но так же молчит. И я не выдерживаю: — Ты не мог бы бить меня не так сильно? Замирает на месте с таким видом, будто перед ним возникает непреодолимая стена и резко поворачивает голову в мою сторону с совершенно ошарашенным, ошеломлённым лицом. Вздёргивает бровь и почти задыхается от возмущения. Открывает и закрывает рот, словно выброшенная на берег рыба и даже выдыхает невнятный стон. — Не мог бы! – припечатывает он и сделав два широких шага, запирает дверь. На этот раз не собственной спиной, а на замок. Он вытаскивает из кармана брюк платок и небрежно кидает в мою сторону. Я фыркаю, но никак не комментирую. Чон задыхается от гнева и ходит туда-сюда, начиная нервировать меня. — Из-за тебя синяки по всему телу. Сначала лупишь, потом… — И чья же это вина?! Даже замолкаю на пару секунд, моргая. — То есть, это я виноват? – истерически хихикаю, вскидывая удивлённо брови. — Если бы ты только не был таким упрямым! – кричит он, взмахивая взвинчено руками, и резко замолкает, словно в нём все силы разом кончились. Замолкает, сутулит спину и устало трёт лицо ладонями. Он оборачивается на меня и смотрит так, что мурашки по пояснице пробегают, — Ненавижу! – цедит он сквозь зубы и рванув ко мне, цепляется пальцами за мой затылок, чтобы подтянуть к себе и впиться в мои губы злым страстным поцелуем. Он то покусывает меня за губы, то переходит на нежные ласки и ведёт мягкими касаниями по моей горящей от его удара щеке. Отрывается от губ и дышит тяжело и шумно. Дышит, отбирая у меня весь воздух, будто ему не хватает и надо непременно своровать его у меня. Кажется, что и вовсе дышит мной. Касается своим лбом моего и прикрывает глаза. Сбегает пальцами по подбородку вниз и дотрагивается до красных отметин на моей шее. Больно давит подушечками туда, где пару дней назад касался голодными поцелуями и оставлял собственнические следы. — Будь со мной нежен, всё-таки это ты – моя несчастная цыпочка, - шепчу ему прямо в губы и дрожу, потому что не могу иначе. Не могу, когда он так близко и дышит со мной одним воздухом. Насмешливый тон, с которым я хотел произнести фразу подрывается на середине, и под конец я выговариваю её почти умоляюще, почти на грани. — Будь моим, - он ощупывает моё тело нетерпеливыми руками и смотрит с такой невероятной надеждой в глазах, что я хочу пасть ниц, готовый на всё, чего он у меня попросит. Вырвать из груди сердце? Да проще простого! Спрыгнуть с крыши? Прошу-пожалуйста! Признаться всем, что моя "темпераментная цыпочка", на самом деле, никто иной, как сам Чон Хосок? Тот самый, по которому сохнет вся школа? Тот самый, который совершенный от стоп до самой макушки? Тот самый, от которого сумасшедшая тахикардия и дрожь по всему телу от одного строгого взгляда? Со мной? С Ким Тэхёном, красную макушку которого не совали в сортир только ленивые? — Я твой. – говорю я. — Целиком. Хочу тебя всего. До каждой клеточки тела, слышишь? — До каждой клеточки… - киваю согласно, и толкая его в грудь, сажусь сверху. Седлаю его и целую-целую-целую. Пока пальцы не начнут конвульсивно сжиматься от неги. Пока по позвоночнику не станет расходиться разряжённый ток. Пока не закончится воздух в лёгких. — Давай, расскажем всем… - почти умоляет, отрываясь от моих губ, стараясь не поддаваться мне. Но я, не давая опомниться, поднимаю его на ноги, прижимаю к стене и опускаюсь на колени. — Расскажем, - обманчиво ласковым тоном подтверждаю я, расстёгивая его ширинку. Он стонет. Как же он стонет! Его хриплые стоны разлетаются по кабинкам и исчезают в ворохе ощущений. Моих. Потому что каждый раз, когда беру в рот, то уплываю. Получаю небывалый кайф, заталкивая его набухший член за щёку и потираясь губами о головку. Когда опускаюсь к самому основанию и потираясь носом о его стояк, втягиваю в рот его яйца. Когда-нибудь я позорно спущу в трусы, лишь смотря на его затуманенные глаза и приоткрытый рот, из которого беспрестанно вылетают задушенные вздохи. — Ненавижу! – шипит он в очередной раз и схватившись за мои длинные волосы пальцами, толкается так глубоко, что приходится судорожно вдыхать воздух через нос, кончиком которого я упираюсь ему почти в самый лобок. Так глубоко, что разрывает горло. А он всё продолжает трахать меня в рот, используя его, как резиновую куклу для разрядки. Хватаюсь пальцами за его задницу и сам насаживаюсь горлом на его член. Когда кончает, то выплёскивается мне в рот и додрачивает в приоткрытые специально для него губы. И он оглядывает меня сумасшедшим взглядом, его руки подрагивают, как у заядлых алкоголиков. Он целует и вылизывает мой рот, наверняка, ощущая свой вкус, но ему это явно нравится. Он благодарно выцеловывает мои скулы и добравшись до уха шепчет: — Скажи, что на этот раз ты не соврал мне. Улыбаюсь. — Прекрати злиться, - говорю я ему строгим голосом, — Я не передумаю, сколько бы ты со своими дружками не избивал меня. – он грузно хмурится и дышит так, что его грудь вздымается высоко-высоко, — Я твой, ты же знаешь? Кивает уныло и опускает взгляд, кривя губы. — Просто объясни мне. Я не понимаю. – он забавно хмурит брови и ожидающе смотрит. — Я люблю тебя. И самое главное, что об этом знаешь ты – остальным необязательно, - подмигиваю и ерошу его волосы. Растрёпанный, растерянный, хлопает глазами и кидает на меня сердитые взгляды. И у меня в голове одни: люблю-люблю-люблю-люблю. Без конца и начала. И он тоже. Очень сильно. — И я тебя, - он легонько улыбается. Почти невинно чмокает меня в щёку. И опускается на колени.