Eternally following behind them

Это было так странно и ново, — нравится кому-то. Особенно, если этот кто-то уже стоил целой жизни, чтобы не жалеть о жертвовании земном. О невозможности влиять на некоторые вещи, о людской слепоте к миру таинственного эфира. Тем более, что в последнем, были одни лишь преимущества, ибо в этом заключалась привилегия закрытых глаз — не замечать норм приличия. Не то чтоб две призрачные персоны, обосновавшиеся на Тисовой номер четыре, пренебрегали нормами приличия, но стесняться было нечего, — в мире, где все двери открыты, а все глаза слепы, излишним было искать место стыду. И акты прелюбодеяния в присутствии магглов вскоре стали своего рода насмешкой. Впервые они так разошлись накануне пасхальных праздников, лежа на диване, перед телевизором. Показывали кулинарное шоу, Петуния суетилась с готовкой, как порядочная домохозяйка. Меропа вытянулась на боку, подперев диванную спинку, глядя на профиль Лили. Интереса к говорящему ящику не питая абсолютно, — было бы у нее столько продуктов, как показывали в этих передачах, и не такой кулич состряпать можно. Лили лежала на спине, напротив ведьмы, явно скучая, глазея в экран. Когда Меропа склонилась, чтобы поласкать мочку девичьего уха, свободная рука ее заскользила по телу волшебницы. Когда та повернула лицо к Меропе, в зеленых глазах, помимо легкого удивления, уже искрилось вожделение. Они одновременно накинулись друг на друга, соединяясь губами. Одна рука Меропы пролезла под футболку, вторая — раскручивала спиральки рыжих волос, язык воинственно овладевал покорно раскрытым ртом. Петуния уронила какой-то звонкий столовый прибор, когда ладонь колдуньи, гладящая живот Лили, шмыгнула ниже — за пояс джинсов. — Боже, да… — прошептала Лили около губ ведьмы. — Пожалуйста, не передумай… Меропа улыбнулась, Лили целовала ее улыбающиеся губы, пока средний палец не коснулся венчика половых складок. Стонущий поцелуй углублялся, языки маневрировали, клитор набухал от трения, тело Лили вибрировало, как стекла во время грозы. Меропа исследовала подушечками пальцев эту склизкую, теплую, волнистую поляну между ног девчонки, и наткнулась на ямку. Средний палец проник внутрь резко, Меропа ощутила мокрую, рыхлую почву, расслабленную мякоть, но в тот момент, Лили прогнулась, громко ахнув и, соответственно, разорвав поцелуй, стиснув ноги вместе и прижав рукой ладонь ведьмы к своей промежности очень сильно. При этом все внутри так уплотнилось, что палец Меропы теперь словно торчал в узкой трубочке. — Мм, продолжай, молю, продолжай… — пробормотала Лили, уткнувшись лицом в шею Меропы. Петуния начала что-то нарезать на кухонной доске. Длинный средний палец ведьмы начал двигаться по тугому, сокращающемуся пути, по жидкому пространству все глубже, потом подключился указательный палец, оба они проникли по самые костяшки, и казалось доставали до матки. Они скользили, выписывая фигуры, — Меропа с интересом кладоискателя ощупывала плодородную глубину, произведшую на свет спасителя магической Британии и невольного убийцу Томми. И этот зловещий контраст отнюдь не прибавлял радости матери Темного Лорда, представляясь вынужденным предательством, когда Меропа касалась промежностью косточки бедра волшебницы, а сама Лили не прекращая дергалась, встречая очередную кульминацию. Микроволновка Петунии издавала звуки готовности блюда, когда противоречивое удовольствие будто разорвало призрачную ведьму напополам. Лили еще долго стонала, облизывая свой прозрачный десерт с длинных, мертвенно-голубоватых пальцев. Получив желаемое, Лили стала невероятно ласковой. Мало того, что Меропа не привыкла обниматься с людьми чаще чем раз в столетие, так она еще ощущала вину. Казалось, ее преданность сделалась шаткой. Она любила палача и жертву, убийцу и убиенную неимоверной, но такой разной любовью, — ее сердце в равной степени разбивали двое. И снова все надежды упирались в Гарри. Малыш со шрамом давал веру в то, что Меропа не ошиблась. Эти надежды и веры укоренились, после одного летнего события. Дурсли уехали гулять в парке на именины Дадли, а Гарри отправили в дом мадам Фигг, чтоб тот не путался у них под ногами. В то время, как Лили воодушевилась тем, что якобы нашла медиума в пожилой сквиббихе, Меропа обращала внимание совсем на другое. — У нее же задатки медиума! Клянусь, она нас слышит! — Это у ее кошек задатки медиумов, — указала Меропа на бедлам, учиненный животными вокруг них. — Мадам Фигг, э-эй! — Лили кружила по залу за женщиной, пытаясь докричаться. В доме была кошачья ферма. Большинство кошек дернуло в рассыпную, при виде призраков, но некоторые четырехлапые комки шерсти угрожающе мяукали и бойко фыркали на чародеек. Мадам Фигг замирала, когда к ней обращались, однако же никак не отвечала. Уже битый час старушка искала по гостиной что-то, временами успокаивая своих взбесившихся питомцев. — Возможно, она слышит какое-то эхо или непонятный фон, — сказала Лили, потому что мадам Фигг нашла искомое. То оказались таблетки, которые она приняла не в единичном количестве. — Ты ее с ума сведешь, она думает, это маразм или галлюцинации. — Ты права, — упадническим тоном согласилась Лили. — Способности медиума нужно развивать, а если мадам Фигг не соизволила… все в пустую. Как раз в тот миг, Гарри, сидящий на коврике в центре комнаты, и собирающий головоломку из кубиков, шикнул на парочку котов, охраняющих его с распушенными хвостами. — Тише, звери, — он повторял это неоднократно. Мадам Фигг не было до этого дела, хотя позже, она прислушалась. Настроение Лили тут же подурнело из-за того, что ничего в контактировании с людьми не получалось. Меропа тоже не придала значения фразе трехлетнего мальчонки, но со второго раза, стало понятно — Гарри прошептал слова на серпентарго. Могло показаться, что малец шипит под стать кошкам, если бы Меропа не знала, что он не просто шипит под стать кошкам. И ведьма коварно промолчала об этом. Лили узнала о слизеринском даре у своего ребенка лишь в конце сентября. Последние солнечные деньки в году мальчик играл в саду, Меропа и Лили сидели на бордюре огражденной клумбы. Они беседовали на отвлеченные темы, Лили в очередной раз не поскупилась на комплименты. Первое время было даже дико слышать о себе нечто приятное, и Меропа старалась не привыкать. — Ты не доска полировочная. Это называется стройная. А еще, есть мужики, которым этого не понять. Они называются идиотами, — Лили держала их с ведьмой руки сцепленными в замок, а сама смотрела на сына. — Да, моя радость? Какое загляденье, такой же редкий, как наша мадам Гонт… странно, что он меня не слышит. Иногда кажется, вот-вот ответит… Гарри собирал в карманы ношеной на вид курточки, мелкие заглянцованные камушки с гальки, притом разглядывая на предмет некоей особости. Внезапно, рядом с ним прошуршало что-то, выползшее из подсыхающего розового кустарника. Гарри нагнал коричневатый шнурок, притопнув ботиночком, раньше чем Лили успела выкрикнуть: — Мерлин! Гадюка! — Медянка не ядовитая, — быстро успокоила Меропа, но волшебница, съехав на колени перед Гарри, затаилась на несколько долгих секунд. — Ты ничего не слышала? — Лили пристально вглядывалась в пророческое дитя, затем перевела взгляд на Меропу, подозрительно сощурившись. — Ты не могла не слышать. Он… мой сынок… это же что-то значит? — О чем ты, Лили Поттер? — Не прикидывайся. Он сказал что-то, верно? Гарри… он… это же была речь… — Да, — кивнула Меропа, не видя уже смысла таить. — Какого черта он шипит по-змеиному? И, что он сказал? — Он сказал: змейка, тут не твой дом, уходи, — спокойно перевела Меропа. — «Змейка тут не твой дом уходи?» — залпом протарахтела Лили. — Салазаров язык? Но у него не может быть врожденного навыка. Господи! Откуда? У Поттеров нет такой наследственности, по моей линии так и подавно… Вероятно, счастье Меропы оттого, что Томми не покинул ее, — часть Томми в милом сиротке становилась все сильнее, — счастье отпечаталось на лице мамы. Еще много месяцев спустя, Лили иногда повторяла, — разве Гарри перестал быть ее любимым сыночком, говоря на серпентарго? Конечно — нет. Однако всю зиму волшебницу мучили фобии, ей мерещилось всякий раз одно и то же, — Волдеморт, вламывающийся в их дом. Время шло. И Лили смирилась, и даже перестала допытывать Меропу о происходящем, будто необычность Гарри уже не вызывала опасений. Мальчику, победившему смерть, исполнилось четыре. Тем же летом Лили нашла себе нового врага. Однажды Вернон запер Гарри в чулане за то, что тот бегал по лестнице. — Он же мальчик! Ему надо бегать, жирный ты кретин! — орала Лили только потому, что не умела молчать, тем более, засвидетельствовав страшную несправедливость. Не добиваясь, естественно, никаких результатов, она шла плакать в кладовку к Гарри. Лили располагалась там в тесноте, на мешковатой подстилке, и некоторое время еще ругалась в ключицу Меропы, пока та обнимала оскорбленную мать. Единственная пакость в отместку Дурслям был сломанный телевизор, а также счета за электричество. Призрачные квартирантки облюбовали диван гостиной, поэтому ночью, едва семейство укладывалось спать, Меропа закрывала дверь и включала телевизор. Иногда кто-то из хозяев просыпался от шума, но, спустившись вниз — никто ничего не мог обнаружить. Иногда соседка из дома напротив спрашивала Дурслей, что за передачи те смотрели допоздна. Супруги пожимали плечами, делясь этими курьезами за ужинами, и крутили у виска при упоминании соседей. Лили была в бешенстве, когда запирания Гарри вошли в ежедневную практику. Она максимально приближала свое лицо к физиономии Вернона, что бы толстяк не делал, завтракал, обедал, смотрел телевизор, сидел на унитазе, — Лили пыталась достать его. Слегка наклонив вбок голову и сузив глаза более чем презрительно, повторяла раз за разом, глядя в упор: — Ты жирный кретин, никчемный дядюшка, выпусти мое чадо из чулана, слышишь, идиот? Выпусти немедленно Гарри! Сам живи в кладовке! Порою это срабатывало, Вернон начинал ощущать дискомфорт, правда, маггл никак не связывал свое состояние с тем, что запер племянника в кладовой. Зато энергетика Лили значительно закалялась. Всю неделю до рождественских праздников, волшебница неустанно клевала сестрицу проявить хоть чуточку доброты к кровному воспитаннику. Сочельник тысяча девятьсот восемьдесят пятого — дата, до которой Меропа не планировала дожить в реальности, чего в реальности и не случилось, и несмотря на нереальность, тот вечер стал самым счастливым вечером из жизни, где ее не было. Петуния накрывала на трех персон, попутно дорезая салаты, сверяясь с кулинарной передачей. Лили атаковала ее словесно, преследуя из кухонной до обеденной зоны и обратно: — Ну что, дрянь, пусти моего сына за стол! Или он должен голодать у родной тетки из-за ее поганых, униженных амбиций? Пусти своего племянника к праздничному ужину, слышишь? Мг, вот поэтому ты и дрянь! Когда Лили мчалась мимо, Меропа, стоящая подле стола, перехватила бегунью за локоть: — Полагаю, ты уже многого добилась, — сказала она, намекая на мелкие последствия паранормальной активности, отразившиеся на магглах. Петуния пережарила цыпленка, куталась в вязанную шаль, будто замерзала в натопленном доме, разбила фужер в спешке, перестала напевать рождественскую песенку… …Остролист плодоносил ягодой. Красной, как сама кровь. А Мария родила Иисуса, даря бедным грешникам благодать…* Лили подняла взгляд, тишайший выдох, словно эхо из склепа, выпорхнул из ее уст: — Ничего я не добилась… — она уткнулась лбом в плечо Меропы, прежде чем повернуться к столу, опереться бедрами о краюшек, привлечь ведьму к себе и трогать себя, управляя чужими руками. Кулинарные шоу, явно, вызывали теперь у Лили рефлексы, притом, она с ненавистью наблюдала за приготовлением блюда, с особым любопытством косясь на нож, почти с жестокостью сжимая свою грудь ведьминой ладонью. Встав у кухонной тумбы, напротив силуэтов, недоступных зрению, Петуния принялась шинковать на доске ингредиенты для салата, сверяясь с телевизионным рецептом. Меропа догадалась, куда будут направлены ее руки, но не предпринимала никаких разумных протестов. Наоборот, — подалась вперед, встречно лицу Лили, мягко целуя, соскользнула по контуру нижней челюсти до шеи, собирая губами дрожь с нежной кожи. — Тебя же не смутит? Эта, — Лили махнула головой в сторону сестры, расстегивая свои джинсы. — Нет, — Меропу смущал человеческий фактор ровно пару секунд, покуда пара ее пальцев не пересекла промежную область жаждущего тела, покуда она не нащупала место стыка половых губ, заставляя Лили вскрикивать и выгибать спину. Несдержанно и резко, Лили начала отталкиваться ягодицами от края стола, насаживая себя всем телом на оба длинных, тонких пальца, когда Меропа проткнула материнское нутро. Петуния ойкнула, порезавшись неосторожно. Лили с запалом сбивала ритм, хаотично двигаясь на пальцах, погруженных в ее сырость, и после первого оргазма, разлилась истерикой, которую могло перекрыть только новое потрясение. Поэтому Меропа не останавливалась. — С-сельдерей забыла! — воскликнула Лили хозяйке кухни. — Кинь в нее сельдереем… — простонала она Меропе, мимоходом срывая с себя кофту и футболку, приспуская джинсы до середины бедер, также лихорадочно лаская ведьму где попало. Петуния распределяла салат по хрустальным пиалам, кружа возле стола, на котором царило эротическое безумие. Эти обращения волшебницы к сестре были довольно раздражающими, и Меропа, в принципе, не поклонник боли, отчего-то, начала лавировать пальцами внутри дергающейся дырочки довольно неистово. — Туни! Дура, листья сельдерея… забыла… положить… и соусом… с-с… смазать… ох… — Лили выгнулась, не в силах больше комментировать процесс готовки. Меропа склонилась и лизнула разрез бархатистой плоти между ног девчонки, будто ставя точку в нелепом споре, тем самым. Губы зашептали по шву спело-сливовых, вальяжных складок, язык утопал в липкости сахарного естества, а пальцы трахали эту чувствительную вселенную жестко и предано. Лили отрывисто орала, протяжно стонала, извивалась, улегшись спиной на сервированный стол и мгновенно став частью декора. Окруженная свечами в подсвечниках, гранеными бокалами, разметавшая огненно-рыжие пряди по белоснежной скатерти, в припадке удовлетворения, — Лили была неописуемой. Меропа едва сдерживалась, чтоб не встать, начав просто разглядывать эту красоту. Но она не могла отвлечься, нечто вроде обязанности возлегло на нее. Будто она должна растереть язык в кровь об эти сливочные кусочки плоти, вылакать весь их сок, уже струящийся вдоль кисти ее руки, огибая костяшки, — непременно, до конца. И когда Меропа добавила безымянный пялец к двум другим, Лили дернулась, громко вскрикнув, и полностью расслабилась спустя несколько секунд. Петуния как раз побежала встречать мужа в прихожую. Лили приподнялась, сидя на столе, потянулась, чтобы обнять свою темную спутницу, буркнув той в плечо, крепко прижавшись: — Спасибо… Вернон зашел, в сопровождении супруги, в гостиную с пакетами в руках, уставившись на моргающую люстру, гневно высказался: — Что такое? Только перебоев с электричеством нам не хватало в Сочельник! Лили посмотрела на ведьму и устало улыбнулась. В ее глазах, цвета шельфа Средиземного моря, отражались огоньки свечей. Позже, когда Дурсли отпраздновали и уселись перед транслятором праздничных передач, позволив Гарри выйти и поесть, Лили больше не нервничала. По крайней мере, пока они сидели втроем у нарядной елки в гостиной. Гарри заставлял безотчетной магией вращаться шарики на игольчатых ветках. Меропа любовалась ребенком, в то же время ощущала послевкусие наслаждения своей любовницы у себя во рту. Лили цвела и светилась, давая в масленых взглядах улавливать то, что ее тело тоже помнило присутствие Меропы в нем. — С Рождеством, мое солнышко, с Рождеством, мой сладенький котик, мамочка тебя так любит и всегда будет рядом с тобой… и Меропа с нами будет, она тоже тебя очень любит и… — Лили посмотрела на ведьму, загадочно улыбаясь. — И мы ее любим, правда? Особенно я. Меропа нахмурилась и как-то вопросительно поиграла мимикой или что-то вроде того. — Почему ты усмехаешься? — Лили осталась сидеть напротив молчаливой слизеринской наследницы, когда Гарри понесся отбирать у Дадли отобранные ранее игрушки. — Я не усмехаюсь, — сказала Меропа, подавляя усмешку. — Я люблю тебя, — Меропа не выдержала и усмехнулась. Лили засмеялась. — Боже! Ты первая, у кого такая реакция на мое признание в любви! — Первая? Первая часть сказанного куда приятней последующей, — акцентировала Меропа уже без улыбки. — Да. Уже нет никакой разницы. Есть только ты. Кстати, это правда, — Лили изобразила серьезность. — Я действительно тебя люблю. — Давно ли? — Ну… так, после смерти. О, Боже! Специально подчеркнула? Метафора, да? Любить до смерти или… — волшебница вовсю хохотала. — Любить после смерти. Не гений ли ты! — К счастью, нет. — Я чертовски влюблена. Ты такая замечательная. — Хорошо, — сдалась колдунья, мягко улыбнувшись. — Только не надо рассказывать об этом всем и каждому. — Проклятье! — Лили схватилась за живот, перегнувшись надвое от смеха. — Ты тоже, — прошептала Меропа, надеясь не быть услышанной. И хриплая боль в ее голосе, и скрытое отчаяние были синдромом любви, вернее — проклятия. Так оно расценивалось ею из-за обманчивости, ложного великолепия. Меропа не ошеломилась до коллапса, Лили давно такое бормотала после чрезвычайно мощных оргазмов. Она просто думала, что грянут перемены и именно до этого момента ей захочется повернуть время вспять. Чего, конечно же, ее проклятием любви не предусматривалось. Наверное, боязнь перемен передавалась Лили. Удивительно, ее пугало ни то, что Гарри рос у нее на глазах и она никак не участвовала в его воспитании, наблюдая, как зритель, а сам факт роста Гарри, течения времени для него и полной остановки — для нее. — Мы скоро пойдем в начальный класс. Мы уже такие взрослые, да мой родной? Мы собрали все тетрадки, мой хороший? Мамочка будет рядом, всегда, может мадам Гонт… соизволит мамочку трахнуть сегодня… Меропе до жути нравилось, когда Лили вплетала в невинные монологи с сыном рассказы о своей потусторонней сожительнице или обращение к ведьме в манере сюсюканья. — Бог ты мой, — пищала Лили. — Что же, он будет стареть, а я буду оставаться такой, как сейчас, занимаясь с тобой нашим… эм, хулиганством? Назавтра Гарри готовился к первому дню в подготовительной маггловской группе. Просидев лето под запретами и наказаниями в чулане, мальчонка был рад теперь сидеть за столом и выписывать каракули алфавита на лист бумаги. Меропа умилялась, — как он похож на Томми. С каждым годом прослеживалось больше схожести, в каждом жесте маленький Томми мелькал все более отчетливо. — Завязываем с нашим хулиганством? — Мг, — Лили делано насупилась. — Нет уж. Не представляю, что бы со мной было без тебя. Мне до сих пор кажется, что это какой-то сон. Иллюзия. Кажется, что скоро я проснусь… но я не могу проснуться… Меропа задумывалась над пробуждением столь же часто. Она чувствовала это где-то далеко — растущую угрозу, утверждающую власть в ее сознании. И незадолго до Хэллоуина, ее будто молнией поразило. Шесть лет минуло, а проливной дождь, в точности, как тогда, застилал беспросветным полотнищем окрестности пригорода. Ведьма очнулась на лужайке, возле дома номер четыре, в Литтл-Уингинге. И она должна была отправиться в другое место. Но куда? Ментальный тоннель затягивал, но не выводил к конечному пункту. Она должна быть с Томми. Еще одним Томми. Она знала все вариации Томми, но как же ее мальчик? Тот, старый мальчик, заблудший, раненный и жестокий… злой и ненавидимый всеми… Мама последует за ним, насколько бы разбитой ни была его душа, покрытая угольно-черной ненавистью ко всему миру, окропленная кровью десятков или сотен жертв… мама будет любить его, даже если будет очень больно. Мама простит, даже непростительное. Мама охранит его от смерти, даже когда все вокруг пожелают ему казни. — Почему ты здесь? — Лили прошла сквозь дверь, вылетая под дождь за крыльцо. Догадка искажала черты Лили, пока Меропа молча смотрела на ее желто-красные в тусклом свете уличного фонаря, прилизанные дождем, волнистые волосы. И все, чего бы хотелось в данный момент, — подойти и обнять девушку, прижаться насколько возможно крепко, вдохнуть запах кострового дыма в ее локонах. — Это Волдеморт? — Его зовут Том Марволо Реддл. — Да к черту! Ты что… — Лили даже не злилась, она обреченно мокла. — Что ты чувствуешь? — Я чувствую, что он где-то далеко отсюда, как он двигается, и, кажется, его что-то гложет, ему тяжело, страшно. Потом, все это пропадает, опять пустота. На несколько минут опять тревога. Мне сложно объяснить. Это, словно компас внутри тебя. Компас, который ведет тебя к твоему ребенку, где бы он ни был. Ты поймешь, о чем я, когда Гарри поступит в Хогвартс… — Ты что… уйдешь? Лили шагнула ближе, сократив расстояние футов до пяти. Она тоже терзалась желанием обнять, схватить, не пустить свою… кем там была для нее колдунья, породившая убийцу? Но стена дождя между ними, будто сделалась осязаемой. — Я не знаю. — Можно мне с тобой? — Меропа не находила слов, она была опустошена. — Неужели ты… то есть, ты по-прежнему на стороне… Сама-Знаешь-Кого? Называю его так только ради тебя. Вообще, ты сторонник убийцы? — Мы говорим о Томми. О моем сыне. — Да. Об убийце моего. То есть, тебе плевать на это все, что здесь было все эти годы, и если он воскреснет ничего не изменится? Ты даже ничего не расскажешь о его бессмертии, ведь, ясно же, что он не успокоится… — Еще скажи, что все это, что здесь было, лишь для того, чтоб втереться ко мне в доверие? — Ты имеешь в виду нас? Думаешь, я вот это вот все затеяла, чтобы ты рассказала, что происходит с Волдемортом? И мне ради этого нужно было спать с тобой… о, ради Мерлина! Остановись, — просила она шепотом. — Не знаю. — Не знаю? — Лили прикусила губу. — Черт… так плохо. Ты, ты не можешь так думать… — она плакала. — Да, конечно, можешь. Ты можешь так думать. И можешь идти, если тебе надо…