Exitus letalis

Субботнее утро на кафедре патанатомии было особенно тихим и неспешным. Дарья напрочь забыла о свободных по выходным дорогах и приехала в университет непривычно рано. В преподавательской, что была выделена специально для совместителей, кроме нее сейчас никого не было. Это действительно была редкость, ведь обычно в перерывах здесь всегда была суета: редко видящиеся коллеги делились новостями, обсуждали начальство, жаловались на студентов и просто болтали ни о чем. Разумовскую всегда забавляло, что, зайдя в комнату, можно было выхватить совершенно разные обрывки разговоров — от банального ворчания на Паукову до сетований на не взошедшую рассаду и рассуждений о совместимости людей по знаку зодиака. В кабинете стояло четыре стола, каждый из которых не принадлежал никому конкретному, и один компьютер с принтером на всех. С ним как раз и возилась Даша, безуспешно пытаясь достать зажеванный лист бумаги со списком группы. — Чтоб тебя! — девушка ворчала себе под нос. Она предприняла последнюю попытку разобрать принтер, но, решив, что ей слишком лень заморачиваться, вернулась назад на свое место. Пускай список пишут студенты, а уже к следующему занятию будет ведомость. Наверное. Разумовская опустилась на стул и потянулась, наслаждаясь уединением. До начала занятий оставалось еще пять минут, а значит, было время допить наполовину остывший чай, заранее принесенный с кухни. Но блаженная тишина развеялась слишком быстро. Из коридора послышался громкий стук каблуков, а спустя некоторое время дверь преподавательской открылась, и на пороге показалась Анна Артуровна. — Прохлаждаетесь?.. — Она прошла вглубь комнаты и небрежно кинула сумку на свободный стул. — Забыла, как вас?.. Дарью обдало терпким сладковатым ароматом парфюма, смешавшимся с еле уловимым запахом сигарет. — Проблемы с памятью уже в таком молодом возрасте? — Она с легким прищуром посмотрела на коллегу и неторопливо поднесла кружку к губам, сделав глоток. Брюнетка проигнорировала вопрос и прошлась по Разумовской беглым взглядом. — Смотрю, сегодня вы даже не похожи на среднестатистическую студентку фазанки из неблагополучного района. Одеваться на занятия действительно приходилось сдержаннее, под халатом на девушке были однотонная темно-зеленая рубашка и черные узкие брюки. И лишь туфли на тракторной подошве выдавали в Даше тягу к более грубому стилю в одежде. Разумовская тем временем разглядывала Анну Артуровну, направившуюся к шкафу снять верхнюю одежду. В черном плаще с поднятым воротником, ныне модной фуражке в стиле «милитари» и в ботильонах на высокой шпильке женщина больше всего, как решила Дарья, походила на героиню сомнительного БДСМ-фильма. Реплику касательно своего внешнего вида Даша пропустила мимо ушей. Пора было выдвигаться к студентам, но девушка не спешила вставать с места. Она бросила взгляд на бейдж своей новой коллеги, что прошла мимо нее в сторону компьютера. «Екманян Анна Артуровна, ассистент кафедры патологической анатомии», — прочитала Разумовская. Она не без удовольствия стала наблюдать за попытками женщины распечатать ведомость, решив промолчать о сломанном принтере. Спустя пару минут Анна бросила эти попытки и, прихватив с собой только ручку, направилась к выходу из преподавательской. — Вы уверены, что больше ничего не забыли? — бросила Дарья вслед Екманян. Та обернулась и одновременно вопросительно и раздраженно повела бровью. — Я думала, вы к студентам с кожаным хлыстом ходите. — Разумовская изобразила нарочито наигранную наивность и теперь смотрела на Анну, хлопая глазами. — Он у меня припасен только для особых случаев. Женщина бросила Даше последний испепеляющий взгляд и вышла из преподавательской. Ухмыльнувшись, Разумовская все-таки тоже поднялась со стула и направилась к своей группе. На полпути к учебной комнате ее телефон маякнул, извещая о новом СМС, что оказалось от Лебединской: «Увези меня сегодня куда-нибудь до самого утра?» «Куда угодно», — девушка быстро набрала ответ. Мысли о перепалке с Екманян моментально выветрились из головы, уступая место предвкушению вечера. *** Город заливали лучи предзакатного осеннего солнца. Машина Разумовской неслась по свободной от светофоров объездной дороге под сто километров, потакая своей хозяйке в желании наплевать на ограничительный режим. Мимо, мелькая, проносились встречные автомобили, а окрашенные теплым золотом дома лишь едва успевали подмигнуть отраженным в окнах светом, как тут же оказывались далеко позади. На соседнем сиденье в подставке стояли два картонных стакана с горячим кофе, компанию которым составлял крафтовый пакетик с сэндвичами и печеньем. Даше уже не требовалось уточнять у Лебединской, что классическому капучино она предпочитает лавандовый раф, который сносно готовят лишь в одной кофейне на весь город. Еда была прихвачена там же и теперь дразнила проголодавшуюся Разумовскую крайне аппетитным запахом. На лице девушки сама собой расплывалась довольная улыбка — вечер обещал быть прекрасным. Совершенно не хотелось думать о том, к чему в итоге все идет и как долго продлится этот период беспечных встреч. Зато хотелось раствориться в моменте, прочувствовать его каждым нервным окончанием, выкрутить эмоциональный рычаг на самый максимум, чтобы задыхаться от удовольствия, дрожать от нетерпения и желания. Дарья сбавила скорость и повернула на улицу, которая вела к дому Екатерины. Притормозив на переходе, она достала телефон и набрала женщине СМС, что подъезжает. Инфекционист только вышла из подъезда, когда перед ней остановился белый «солярис» Разумовской. Патологоанатом убрала кофе и еду с переднего сиденья, освобождая место Лебединской. Салон тут же заполнился легким запахом цветочных духов, вызывая приятный тянущий спазм внизу живота девушки. — Куда мы едем? — Катя с любопытством смотрела на Дашу. — В закат, — загадочно протянула та и продолжила смотреть на дорогу. Она выехала из двора, и машина помчалась навстречу заходящему солнцу. Вновь замелькали дома и встречные автомобили. Какое-то время они ехали в тишине, думая каждая о своем. Разумовская мельком посмотрела на Екатерину — лицо женщины выражало спокойствие. Она еле заметно улыбалась и чуть щурилась от солнечных лучей. — Значит, ты со мной до самого утра? — Даша нарушила царящее молчание. — Да, муж с дочкой поехали на дачу к его родителям, а у меня завтра дежурство, так что я здесь. — Обычно мне обидно за врачей, которым приходится работать мало того, что по ночам, так еще и по выходным, — хмыкнула Разумовская, — но не в этот раз. — Вот только о себе и думаешь! — Екатерина рассмеялась, совершенно не обижаясь на весьма эгоистичную, озвученную Дарьей мысль. — Я? Да никогда! — Даша в ответ адресовала женщине возмущенный взгляд, наигранно округлив глаза. — Ох, Дашка!.. — Лебединская снова рассмеялась. — Ну что-о-о? — Ничего, дорогая, ничего. Девушка не смогла сдержать жутко довольную улыбку от этого мягко произнесенного «дорогая». Было в интонациях Екатерины что-то такое интимное, будто бы так тепло и проникновенно она больше ни к кому не обращалась. Тем временем домов становилось все меньше, тротуары и автобусные остановки совсем перестали встречаться, уступая место густо растущим деревьям. Изредка встречались бродячие собаки, копошащиеся в мусоре у обочины. Солнце неспешно приближалось к горизонту, небо начинало розоветь, а лучи окрашивали в желто-лиловый оттенок все, до чего могли дотянуться. Дарья сбавила скорость и свернула на спрятавшуюся в кустарниках проселочную дорогу, что вела в лес. — Надеюсь, ты не оставишь меня здесь в черном полиэтиленовом пакете? — Лебединская подозрительно покосилась на девушку. — Сюрприз, — лишь таинственно прозвучало ей в ответ. — Заманила меня, значит, кофе и вкусняшками в лесную чащу, коварная. — Да, я такая, — Разумовская довольно улыбнулась во все тридцать два зуба, — но я уверена, тебе понравится. Екатерина все еще продолжала сверлить взглядом свою спутницу, что уверенно вела машину все глубже в лес по заросшей дороге, которая явно не часто встречалась с колесами автомобилей. Постепенно деревья начали редеть, а сквозь ветви стало проглядывать алое небо. Наконец березы и сосны остались окончательно позади. Дарья поставила машину на ручник и заглушила двигатель. — Ну все, приехали. Девушка с довольной улыбкой повернулась к Лебединской, но та во все глаза смотрела сквозь лобовое стекло на открывшийся вид. — Пойдем, снаружи еще красивее. — Даша опустила руку на плечо женщины, призывая ее выбраться из машины. Они оказались на краю старого, давно заброшенного карьера, с которого открывался действительно потрясающий пейзаж. Под ярким закатным небом раскинулась низина, сплошь покрытая зелено-желтым осенним лесом, который лишь в некоторых местах уступал место узкой речке с каменистым берегом. Вдали виднелись холмы, за которыми собиралось спрятаться заходящее солнце. Разумовская оставила Екатерину у обрыва и вернулась к машине. Она достала с заднего сиденья еду и пару предусмотрительно захваченных из дома пледов и поспешила назад к женщине. — Вот, небольшой пикник. — Даша постелила один плед и разложила их скромный ужин. Лебединская все еще завороженно смотрела вдаль. — Я же говорила, что тебе понравится. — Девушка опустилась на плед и потянула за руку Катю, чтобы она села рядом. — Даша, это невероятно! — Она наконец перевела на патологоанатома восторженный взгляд. — Меня сюда еще в детстве привозил папа. Про это место мало кто знает — сама видела, какая заросшая дорога. Он с меня давно взял обещание не привозить сюда всех подряд, чтобы со временем здесь не образовалась свалка с кучей кострищ. Сама знаешь, какими люди могут быть свиньями. — Значит, я не все подряд? — Екатерина лукаво улыбнулась. — Как видишь, — негромко произнесла Даша и отвернулась от Лебединской, переводя взгляд на раскинувшуюся под ними низину. — А где сейчас твои родители? Ты никогда про них не рассказывала. — Уехали на юг, когда вышли на пенсию, счастливы там в тепле. Я к ним приезжаю каждое лето. Ты не спрашивала. — Последнюю фразу Разумовская произнесла легко, давая понять, что ее это совершенно не обижает или расстраивает. Они с Катей действительно очень редко разговаривали на личные темы. Даше не хотелось задавать вопросы, потому что видела, как каждый раз инфекционисту тяжело обсуждать с ней свою семью. Причины же, по которым сама женщина не особенно вникала в жизнь Разумовской, были туманны. Может быть, боялась привязаться еще сильнее, а может, ей в сущности это было не так уж интересно, а недосказанность только придавала некую остроту их отношениям. — Такой красивый и яркий закат обычно перед сменой погоды, — задумчиво произнесла Екатерина, — ты не замечала? — Замечала. Завтра и правда похолодает, если верить прогнозу. Ты замерзла? У меня есть еще плед, если что. — Я думала, ты меня согреешь. — Екатерина хитро улыбнулась, вынимая из рук Разумовской стакан с кофе и притягивая ее к себе. Дашу уговаривать не пришлось, и она потянулась навстречу женщине, переплетая свои руки на ее талии. Девушка уткнулась носом в шею Кати, вдыхая кружащий голову аромат духов, едва прикусила горячую кожу и начала следом покрывать ее поцелуями, добиваясь едва слышного срывающегося с губ стона. Ее руки уже вовсю блуждали по телу Екатерины, забравшись под расстегнутую кожанку, задирая рубашку, подбираясь к пуговицам, медленно расстегивая одну за другой. Лебединская на секунду отстранила от себя Дарью, чтобы тут же снова притянуть к себе и впиться в ее губы, вовлекая в глубокий настойчивый поцелуй. — Хочу тебя. Прямо сейчас, — прошептала Екатерина, обжигая губы Разумовской горячим дыханием. — Идем в машину… тут все-таки… прохладно, — ответила девушка, продолжая после каждого слова прерываться на короткие поцелуи. — Значит, это тебя нужно согреть? — усмехнулась женщина. — Видишь, у меня даже мурашки, — и хитрая улыбка в ответ. Уже почти полностью стемнело, и только узкая полоска неба продолжала едва заметно алеть над горизонтом. Они сидели, вместе закутавшись в плед и допивая окончательно остывший кофе. — Увози меня в закат почаще? — Лебединская сильнее прижалась к Даше и лениво поцеловала ее в шею. — Только позови, — девушка тихо усмехнулась, — поехали уже ко мне? Я есть хочу, умираю. — Вот это аппетит у тебя, Разумовская! — Екатерина рассмеялась, с неохотой отодвигаясь от Даши и поднимаясь с земли. — Еще какой. — Патологоанатом так коварно улыбнулась в ответ, будто бы к еде эта фраза имела меньше всего отношения. Белый «солярис» Разумовской несся в сторону города по темной дороге. В салоне было тепло от работающей вовсю печки. Даша с трудом заставляла себя смотреть на дорогу, потому что ее взгляд то и дело притягивала до одури красивая женщина, что сейчас дремала на соседнем сиденье, закутавшись в плед.