Exitus letalis

Дарья закончила вскрытие и включила кран, чтобы помыть инструменты. Она исподтишка наблюдала за Ветровым, который стоял за соседним секционным столом и объяснял ординатору, как правильно делать разрез на легком. Тот не очень уверенно держал нож, а все движения выходили скользящими. — Женя, дави сильнее, ему уже не больно, — в своей обычной манере комментировал Дмитрий Сергеевич, — если не возражаешь, я тебе покажу. Парень был слегка растерян, но явно не возражал, и заведующий обхватил его руку, держащую нож, своей и с силой провел по легочной ткани. — Вот так, ты одним движением должен полностью рассечь орган. Разумовская изо всех сил сдерживала себя, чтобы не начать злорадно хихикать. К счастью, маска скрывала ее расплывшиеся в непроизвольной улыбке губы. Перед выходом из секционной она повернулась и хитро посмотрела на заведующего. Тот очень быстро отвел взгляд и снова обернулся к Евгению. Какая-то часть души патологоанатома необъяснимо тяготела к романтике суровой и не очень любви между мужчинами. По настроению она даже читала слэш-фанфики на фикбуке, о чем знала только Наташка. Но последние недели никаких выдуманных историй и не требовалось, потому что совершенно непонятная, но очень интригующая картина разворачивалась на глазах у всего патологоанатомического отделения тринадцатой больницы. Женя оказался сообразительным, веселым, но спокойным парнем. Большую часть времени он молча сидел в своем углу, уткнувшись в компьютер, и с высунутым от усердия кончиком языка стучал по клавишам. Чуть ли не каждые полчаса бегал в кабинет к Ветрову, отдавая на проверку свои первые вымученные протоколы. Или сосредоточенно смотрел в микроскоп, изучая фрагменты органов из принесенной аутопсии, а потом отрывался, чтобы пролистать несколько разложенных вокруг книг. Дмитрий Сергеевич тоже зачастил в ординаторскую, принося Евгению очередное стекло с советом внимательно его изучить и предположить диагноз. А когда мужчина наклонялся над микроскопом парня, чтобы выставить нужное поле зрения, тот даже не отодвигался, отчего их плечи соприкасались между собой. Остальные обитатели ординаторской в это время с нарочито серьезным видом изображали бурную рабочую деятельность, скрывшись за своими компьютерами и микроскопами. В действительности же вся их выдержка уходила на то, чтобы не начать переглядываться между собой и откровенно ржать. — Я скоро не смогу выдерживать это напряжение, — резюмировала Марина, когда Пуйто в очередной раз покинул кабинет, — им бы уже номер снять, что ли. — А мне уже давно не было так весело, — хмыкнул Игорь Валерьевич, — и наш Сергеич подобрел, вы не заметили? Я ему протокол с недельной задержкой сдал, а он даже не прокомментировал это никак. Даша промолчала, не желая обсуждать Ветрова. Всегда нужно было искать баланс, потому что ее отношения с заведующим были несколько ближе, чем у коллег. Но мысленно она полностью с ними согласилась. Время близилось к обеду. Разумовская погладила урчащий живот и с тоской произнесла: — Есть хочется, а я обед с собой сегодня не взяла. До столовки, что ли, сходить? — Ты же буквально вчера говорила, что там вся еда пропахла тушеной капустой и есть ее невозможно, — скептично нахмурился Игорь Валерьевич. — А я за шаурмой собирался сгонять как раз, — произнес за спиной у девушки вернувшийся в ординаторскую Женя, — может, вам тоже взять? — Ты просто золото, — Разумовская обрадованно улыбнулась, — попроси только без перца, пожалуйста. — Будет сделано! Пуйто накинул кожаную куртку прямо поверх хирургички, переобулся и быстрым шагом направился к выходу. Позже все собрались на обед в тесной комнатке, выделенной под приемы пищи. Даша протиснулась к стене и уселась за скрипучий стул, который каждый раз намеревался испустить последний отчаянный писк и рассыпаться на щепки, но каким-то образом продолжал держаться. Девушка с предвкушением развернула пакет и с нескрываемым наслаждением откусила большой кусок шаурмы. — Это пища богов, я серьезно, — довольно произнесла Разумовская. — Тогда, Дашка, выходит, ты богиня? — Игорь Валерьевич засмеялся. Перед ним в нескольких контейнерах были разложены суп, второе и салат, приготовленные заботливой женой и принесенные из дома. Он щедро посыпал все красным перцем, отчего Дарья каждый раз мысленно содрогалась. Марина вытащила из микроволновки кусок отварной куриной грудки и с тоской поставила перед собой. Она грустно переводила взгляд с Даши на ординатора, которые уплетали слишком калорийную для нее уличную еду. Кошкина вечно сидела на диетах и теперь обреченно ковыряла вилкой в курице. Она была из тех женщин, которые уверены, что после тридцати устроить личную жизнь практически невозможно, особенно если за плечами развод и двое детей. И теперь больше всего надежд возлагала на свою внешность. Заверения Разумовской, что она огонь и это мужики должны выстраиваться перед ней в очередь, женщина упрямо игнорировала. Последним на кухню вошел Ветров. Он поставил на стол принесенные из столовой контейнеры с едой и подозрительно посмотрел сначала на Женю, а затем на Дашу. — Ага, вы тут, значит, шаурмой объедаетесь, а я как дурак в столовку поперся за салатом с тараканами. — Дмитрий Сергеевич, я хотел вам предложить, но вы уже ушли, — разочарованно произнес ординатор. — Да ладно, это когда мне было чуть за двадцать, я тоже мог есть всякую дрянь, а кубики на прессе никуда не исчезали, — заведующий манерно закатил глаза, опускаясь на стул рядом с Пуйто, — теперь это небывалая роскошь. Ветрову, конечно, было далеко до фанатичности Марины, но за своим весом он тщательно следил, ходя на тренировки по три раза в неделю и сдерживая себя в порывах навернуть чего-нибудь жирного. — А по-моему, вы в отличной форме, — непринужденно отметил ординатор. От взгляда Даши не скрылся лукавый огонек, промелькнувший в глазах Ветрова, но тот быстро придал лицу нейтральное выражение. Боковым зрением Разумовская заметила, как Кошкина и Симоненко (Игорь Валерьевич) обменялись веселыми взглядами. — Спасибо, Женя, но в моем возрасте для этого приходится прилагать усилия. — Мужчина с безысходностью во взгляде зачерпнул ложкой суп. Даша очень любила время обеда в отделении. Какими бы делами ни были заняты врачи, все ставилось на паузу, и они все вместе собирались на крошечной кухне. Здесь можно было по-настоящему отдохнуть и зарядиться энергией от веселых и непринужденных разговоров. Обсуждать работу тоже было обычным делом. Как однажды сказал Игорь Валерьевич: «Если нет вещей, способных лишить тебя аппетита, значит, ты патологоанатом или хирург». «Или акушер-гинеколог», — мысленно добавила Разумовская. Ветров обычно жаловался на руководство больницы и огромные объемы операционного материала, с которым четверо врачей едва справлялись. Недовольно ворчал на клиницистов, если те слишком поздно приносили истории или писали неправильные диагнозы. Марина бодро подхватывала обсуждение врачей, заглядывающих иногда из других отделений, и не лишала себя удовольствия о них посплетничать. Откуда она знала так много пикантных подробностей, для всех оставалось загадкой. Обычно угрюмый и молчаливый Симоненко редко, но, как говорится, метко, вставлял к месту колкие замечания, от которых все дружно покатывались со смеху. Сама же Разумовская делилась кафедральными байками, жаловалась на Паукову и пересказывала перлы, которые временами выдавали студенты на занятиях. Женя пока не освоился окончательно и чаще молчал, слушая всех по очереди. Отнеслись к новому члену коллектива все благосклонно, особенно когда поняли, что никому из них не придется его курировать. Тем не менее охотно помогали, если тому была нужна помощь, советовали литературу и снабжали стеклами с интересной патологией. Даша, вспоминая себя в самом начале интернатуры, подозревала, что у бедного паренька взрывалась голова от нереального объема информации, которую он получал со всех сторон. Но тот мужественно держался, не жаловался и читал книги. Большинство вопросов, которыми он временами заваливал всех врачей по очереди, были по существу, и работать с ним в целом оказалось приятно. А с учетом того, что отделению нужен был хотя бы один новый врач на место ушедшей на пенсию бывшей коллеги, все патологоанатомы мысленно скрещивали пальцы в надежде, что Женя останется здесь работать. После обеда все дружно отправились в курилку — традиционное завершение обеда. Разумовская, первая выглянувшая с лестницы в коридор, краем глаза заметила мелькнувший пушистый черный хвост. Кот Борис сегодня явно стеснялся. Девушка уселась на скамейку и щелкнула зажигалкой. Рядом с ней опустилась Кошкина, одной рукой поднося к губам сигарету, а другой листая ленту инстаграма в телефоне. К обшарпанной стене неподалеку друг от друга прислонились Дмитрий Сергеевич и Женя. Заведующий затянулся тонкой длинной сигаретой и неспешно выпустил струйку дыма. Ординатор достал из кармана костюма вейп, и вскоре сероватый сигаретный дым смешался с густыми клубами сладкого пара, окутавшего всю курилку. Интереснее всего во время перекура было наблюдать за Симоненко. После обеда он обычно звонил жене. И Разумовская не переставала поражаться, как кардинально он менялся во время каждого телефонного разговора. У всегда хмурого и немногословного Игоря Валерьевича, глядящего на всех исподлобья, — как только он слышал голос жены, моментально открывался взгляд и менялся до неузнаваемости голос. — Привет, Котик, — очень мягко и ласково произнес он, поднеся к уху телефон, — как твой день? Как настроение? Обед был очень вкусным, спасибо тебе… Ну ладно, пойду работать, пока, Зайчик. Даша не могла сдержать улыбки всякий раз, как, в общем-то, и остальные коллеги. — Ну что, работяги, день еще в самом разгаре, — с вымученным энтузиазмом произнес Ветров, отправляя окурок в жестяную банку, — у вас у всех на столе лежат подарочки. Марина мрачно уставилась на заведующего, понимая, что им всем дали по вскрытию. — Дмитрий Сергеич, ну с утра же уже все вскрыли по одному. — А что я могу поделать, — тот развел руками, — люди не по заказу умирают. — Надеюсь, у меня не тот случай с перфорацией язвы и кучей операций, про который он упоминал сегодня, — недовольно пробурчала Кошкина, когда Ветров вышел из курилки. Врачи разошлись по своим рабочим местам, вновь погружаясь в бездну работы.