Exitus letalis

Разумовская в одиночестве сидела на кафедральной кухне, прижав ко лбу холодную бутылку минералки. Головная боль, игнорируя выпитую таблетку, не желала униматься. Сейчас девушке уже не казалось такой хорошей идеей пойти на рабочий мини-корпоративчик в пятницу, когда на следующий день группа педиатров должна была сдавать контрольную. У всех остальных утро субботы было свободным, и по итогам голосования Даша осталась в меньшинстве. Радовало лишь то, что утренняя группа лечебников отстрелялась еще неделю назад, а грядущее занятие было последним в осеннем семестре. По-хорошему, попойку в баре корпоративом можно было назвать с большой натяжкой. Ветров, трое врачей и ординатор Женя просто напились, поднимая по несколько раз бокалы за то, чтобы в новом году было поменьше работы или побольше врачей в отделении. Даша подозревала, что желание это было весьма наивное, но мечтать никто не запрещал. В памяти один за другим возникали смешные и яркие моменты прошлого вечера. Как Марина на пару с Симоненко отплясывали под бодрые, приевшиеся за много лет новогодние песни. Или как уже хорошо поднабравшийся Дмитрий Сергеевич случайно вместо бокала пива заказал целую пивную башню и потом усердно пытался споить Женька. Тот, впрочем, сильно не сопротивлялся. И чем пьянее становился ординатор, тем слабее он контролировал свою мимику, и в итоге ни от Даши, ни от Кошкиной и Игоря Валерьевича не скрылся его полный обожания взгляд, которым он практически пожирал заведующего отделением. Сама Разумовская всех смешила своей хмельной неуклюжестью и тем, как по многу раз признавалась всем в любви и говорила, как счастлива быть со всеми ними в одном коллективе. Сценарий был не новый, и все давно привыкли к тому, что обычно весьма сдержанная Дашка становилась теплой и душевной лишь после нескольких коктейлей. Только Пуйто смотрел на нее удивленно, но, после того как та его заобнимала во внезапном порыве, тоже принял ситуацию как данность. Патологоанатом хотела улыбнуться, но лицо исказилось в кислой гримасе оттого, что висок пронзило особо острым уколом боли. Открутив крышку, она сделала несколько жадных глотков солоноватой газированной воды. За этим занятием ее застала Екманян, внезапно появившаяся на пороге кухни за резко распахнувшейся дверью. Судмедэксперт иронично усмехнулась, разглядывая открывшуюся перед ней картину: взъерошенная Разумовская, с усталым и хмурым лицом, в небрежно расстегнутом халате, обнимала бутылку минералки, словно любимое чадо. — Я думала, такие веселые вечера могут позволить себе только беспечные студенты, — не скрывая сарказма, произнесла Анна. Здороваться в ее привычку не входило в принципе, это Даша успела понять достаточно давно. — Завидуешь? — Ага, черной-пречерной завистью. Разумовская наблюдала за судмедэкспертом, которая неспешно прошла мимо нее на своих неизменных шпильках, звук от которых отзывался в голове болезненным эхом. Девушка помимо воли поморщилась. — Как ты собираешься выдержать еще сегодняшнее сборище на кафедре? — Екманян, отвернувшись, открыла шкафчик и достала пачку кофе, турку и кружку. Тон ее голоса по-прежнему оставался где-то между иронией и злорадством. О планах собраться в последнюю перед новым годом субботу всей кафедрой Даша прекрасно помнила, но старалась об этом не думать. Решить, что сможет без труда осилить два корпоратива подряд, было еще более опрометчивым, чем напиваться перед рабочим днем. Когда-то давно подобные авантюры были обычным делом, но теперь девушка с досадой понимала, что возраст, видимо, берет свое. — Стоически, судя по всему, — пробурчала патологоанатом. Анна тем временем начала варить кофе на крошечной одноконфорочной плитке. Запах заполнил всю кухню, и, к удивлению Разумовской, вместо того, чтобы поднять приступ тошноты, наоборот, улучшил ее самочувствие. Разговаривать особо не хотелось. И, пока Екманян варила свой кофе, Даша раздумывала о том, не выставить ли сейчас студентам оценки автоматом по текущим и отпустить восвояси. Мысль была очень уж соблазнительной. Но по отношению к другим группам, которые отвоевывали свои четверки и пятерки с боем, это было нечестно. В итоге компромиссом стало решение поставить просто так тройки тем, кто на них согласен, а оставшихся опросить как положено. Лепить «неуды» девушка особо не любила, потому что каждый из не сдавших студентов становился лишней головной болью на отработках. Из собственных мыслей Разумовскую вырвал голос Екманян, приложившей к уху телефон. — …У вас еще остались столики на вечер тридцать первого? …Отлично, тогда бронирую. — Назвав свое имя и номер телефона, Анна сбросила звонок. Ее лицо не выражало ничего конкретного, но Даше почудилась едва уловимая грусть со странной смесью облегчения. — Строишь планы на новогоднюю ночь? — как бы невзначай поинтересовалась патологоанатом. — Ну да, не дома же сидеть, — судмедэксперт непринужденно пожала плечами и поставила на стол кружку с терпким ароматным напитком, — а ты как собираешься отмечать? — Напьюсь под «Голубой огонек», скорее всего, — улыбнулась Разумовская, постаравшись скрыть за усмешкой досаду, — куда пойдешь? — Нашла в центре приличный ирландский паб, который будет работать. А ты, я смотрю, прямо светишься энтузиазмом. — Может, я просто не фанат этого праздника. — Даша сделала еще пару глотков минералки. Она ощутила жгучее любопытство, с кем Екманян собралась отмечать Новый год, но спросить не решилась. Анна тем временем достала из холодильника припасенный пакет апельсинового сока и щедро налила его в кофе до самых краев кружки. Разумовская наблюдала за этим действием с ужасом и непониманием одновременно. — Знаешь, я уже хотела удивиться, что ты пьешь не кровь девственниц, а какие-то обычные человеческие напитки, но нет, все по-прежнему на своих местах, — не скрывая сарказма, прокомментировала странный напиток Даша. — Ты сама-то хоть пробовала? — Анна с нескрываемым наслаждением сделала глоток. — Мне такое даже в голову не приходило. — А зря. — Екманян довольно улыбнулась. *** Со студентами получилось расправиться довольно быстро. Группа была слабая, и на тройки согласилась половина студентов. До общего сборища на кафедральной кухне оставалось чуть меньше двух часов. Вариант кафе или ресторана даже не рассматривался — собираться по любому поводу тут же, в стенах университета, было давней традицией. Здраво рассудив, что ехать домой нет никакого смысла, Даша решила ограничиться прогулкой на воздухе по территории меда, которую хорошо знала и любила со студенческих времен. От приятного морозного воздуха головная боль и тошнота прошли на удивление быстро, и девушка почувствовала себя человеком. Память еще хранила дразнящий запах свежесваренного кофе, и Разумовская направилась в кофейню неподалеку от университета, которую давно облюбовали студенты. Часто ей встречались там бывшие или нынешние третьекурсники, болтающие между собой или корпящие над конспектами. Фраза «Здравствуйте, Дарья Александровна!», доносящаяся из какого-нибудь угла, была обычным делом. Но в этот раз в зале почти никого не было. Видимо, перед праздниками все стремились как можно быстрее убраться подальше от универа. Разумовская взяла себе привычный латте с корицей — сладкий кофе ей в принципе казался извращением, потому что сахар портил весь вкус. Выйдя из кофейни, девушка направилась к давно полюбившемуся раскидистому дубу, спрятавшись за которым, можно было спокойно покурить. Перспектива попасться на глаза студентам ее не особенно волновала, но ради приличия блюсти образ порядочного преподавателя все же приходилось. После кофе и сигареты в сочетании со свежим воздухом последние отголоски утреннего похмелья окончательно покинули Разумовскую. Она с удовольствием сделала глубокий вдох. Жизнь снова казалось прекрасной. Вместе с начинающимися сумерками пошел пушистый снег, отчего пустынный в этот час сквер казался почти волшебным. Захотелось раствориться в моменте, насладиться тишиной. Даша любила замечать, как хорошо знакомое место становится совсем другим при смене погоды или времени суток. Можно было каждый раз открывать для себя новый кусочек вселенной. *** К тому времени, как патологоанатом, стряхивая с себя снег, зашла на кафедру, из кухни уже доносилась веселая болтовня, а по коридору тянулся запах мандаринов. Несколько преподавателей резали закуски, Екманян доставала из пакетов заказанную еду и расставляла на столе, Паукова суетливо бегала туда-сюда, раздавая непрошеные советы. — Надежда Дмитриевна, да присядьте вы уже и выдохните, мы все сделаем, — не выдержав мельтешения, спокойно произнесла одна из пожилых профессоров, которую напугать завучем было невозможно. — Нужно, чтобы все было как положено, — поджав губы, недовольно произнесла Паукова, но на стул все же опустилась. — Да ладно вам, Надежда Дмитриевна, это же праздник, никаких отчетов и планов, — поддержала профессора появившаяся на кухне Даша. — Ох, ну ладно, уговорили, — смирившись, вздохнула завуч. Когда приготовления были закончены, в помещении был настоящий аншлаг. Казавшаяся обычно достаточно просторной, сейчас кухня с трудом вмещала в себя весь педагогический состав кафедры. Припозднившись, пришел взъерошенный Пуйто, которого, как единственного, а потому дорогого ординатора, тоже оповестили о праздновании. — Чуть не забыл, продрых до обеда после вчерашнего, — выдохнул Женя, плюхаясь на стул рядом с Дашей. — Ты выспался хотя бы, аж зависть берет, — улыбнулась Даша. — Я сначала думал, идти или нет, но потом решил, что не могу пропустить это зрелище, — захихикал парень, — хотя самому пить не очень хочется. — Ты сильно не обольщайся, мы же в университете, так что вряд ли тут будет попойка, — хмыкнула Разумовская, — хотя… Кто знает. Постепенно все расселись по местам. С другой стороны от Даши оказалась та самая флегматичная профессорша, Екманян заняла место прямо напротив, рядом с ней села Паукова, а во главе уселся грузный заведующий. — Ну что, начинаем? — довольно потерев руки, произнес завкафедрой. — У меня есть тост. — Петр Иванович, уж если говорить тосты, то без крепких напитков как-то несолидно, — отозвалась слева от Разумовской профессор Думова, — мы с коллегами взяли на себя смелость и немного из кафедральной заначки и запаслись… Она кивнула одному из преподавателей, что ближе всех сидел к кухонным шкафам, и тот поднялся и начал доставать бутылки вина, мартини, водки… Дальше Разумовская перестала следить за его действиями и перевела взгляд на остальных коллег. Ситуация была знакомая и повторялась из года в год. Хитрые преподаватели специально прятали спиртное до последнего, потому что… — Алкоголь?! Прямо на кафедре?! — воскликнула завуч, задохнувшись от возмущения и даже делано схватившись за сердце. — Ну что вы в самом деле, Надежда Дмитриевна, — невозмутимо осадил ее Петр Иванович, в его глазах сверкали веселые искорки, — я сегодня разрешаю. Несмотря на всю свою строгость и маниакальное желание контролировать все вокруг, Паукова очень серьезно относилась к иерархии и авторитетам. С заведующим она никогда не спорила и все его распоряжения выполняла неукоснительно. — Да? Ну, раз вы так говорите, то хорошо, — женщина стушевалась и сжала губы, сдерживая недовольство, но через пару мгновений добавила, обращаясь к преподавателю, доставшему бутылки: — Мне тогда коньячку налейте, пожалуйста. Разумовская изо всех сил старалась сохранять спокойное лицо. Она в спехе дотянулась до порезанного банана на ближайшей тарелке и запихнула его в рот, чтобы хоть как-то скрыть распирающий ее смех. Пуйто словно бы случайно уронил вилку и полез под стол ее доставать, сложившись там пополам, его спина мелко тряслась. У сидящей напротив Анны вытянулось лицо и удивленно поползли вверх брови. Остальные собравшиеся тоже не знали, куда себя деть. — Господи, каждый год одно и то же, — тихо прошептала Думова Дарье в ухо, — ей самой не надоел этот спектакль? Патологоанатом не нашлась, что ответить, по-прежнему прилагая все силы, чтобы откровенно не заржать. Спустя несколько тостов, произнесенных всеми желающими (Паукова, подогретая коньяком, распылялась больше всех, отсыпая благодарности всем собравшимся за то, что смогли организовать такой замечательный коллектив), началась череда воспоминаний и баек от самых старших коллег. Даша больше с удовольствием слушала, чем что-то говорила сама. Она неспешно тянула бокал белого сухого, четко ощутив, что выпивки с нее пока хватит. — А никто не хочет выйти покурить? — спустя какое-то время у всех присутствующих поинтересовалась Екманян. — О, я с тобой пойду, — сразу отозвалась патологоанатом. Уже хотелось размяться и подышать свежим воздухом. Больше никто не отозвался. Скорее всего, им бы захотел составить компанию Женя, но он куда-то ушел. — Девушки! Я, конечно, крайне не одобряю ваши пагубные привычки, — укоризненно заявила Надежда Дмитриевна, по очереди глядя на поднимающихся из-за стола Анну и Дарью, — но не могу не отметить, как рада тому, что вы, наконец, нашли общий язык. Разумовская удивленно повела бровью, но отвечать ничего не стала. Если их постоянные перепалки с тонной сарказма можно было считать общим языком, то тогда, безусловно, они его нашли. Хотя искать-то особо и не нужно было. — У нас за судебкой есть курилка, чтобы далеко не ходить, — произнесла Екманян, когда они, одевшись, шли к выходу из кафедры. К вечеру на удивление стало еще теплее, а снег валил с утроенной силой. Анна, выпившая порядком больше одного бокала вина, шла на своих каблучищах, чуть пошатываясь. «Ну хотя бы на сапогах у нее каблук устойчивый», — отстраненно подумала Разумовская. Однако это не спасло брюнетку от скрытой под слоем пушистого снега наледи, и она поскользнулась, сделав неосторожный шаг. От падения ее спасла подхватившая рука Даши. — Кто-то там говорил, что каблуки — это продолжение ног? — усмехнулась патологоанатом. — Кто-то говорил, что ей все равно, если я упаду, — в тон ответила Анна, возвращая себе равновесие и освобождаясь от Дашиной поддержки. — Чтобы потом пришлось тащить тебя назад на себе? — Разумовская не осталась в долгу. Оставшийся путь до курилки они преодолели благополучно. — Паукова — это, конечно, кадр! — не сдерживаясь, рассмеялась Екманян и щелкнула зажигалкой. — Еще какой. С одной стороны, она меня напрягает жутко своим контролем, а с другой — без нее как будто кафедра уже и не кафедра, — выпустив дым, ответила Даша. — Ага, пустила корни до самого основания. Анна была расслабленнее обычного и куда больше улыбалась. Разумовская неосознанно засмотрелась на то, как она делает очередной медленный затяг, смыкая ярко-красные губы вокруг сигареты. — С кем ты собираешься отмечать Новый год в баре? — Вопрос вылетел сам собой, Дарья даже не успела осознать, что задала его вслух. Судмедэксперт пристально посмотрела на Дашу, словно раздумывая, что ответить. — Да ни с кем, — в итоге произнесла она, — решила, это хороший повод обзавестись новыми знакомствами. Патологоанатом снова, как тогда на кухне, заметила промелькнувшую на лице собеседницы грусть. Она уже собралась что-то ответить, как ее отвлек пиликнувший в кармане телефон. «Котик, у меня освободился вечер. Я приеду?» Называть Дашу Котиком было позволительно только Кате. Это даже было приятно и как-то тепло. А еще ей никогда было невозможно отказать. Все их встречи зависели только от расписания Лебединской, а еще от расписания ее мужа и ребенка. «Конечно. Давай через час», — она быстро набрала ответ. — Я, наверное, поеду, — убрав телефон, произнесла Даша. — Появились планы поинтереснее? — лукаво поинтересовалась Анна, все это время наблюдавшая за Разумовской. Та ничего не ответила. Докурив, они направились назад. — Постарайся не распластаться на дороге, ладно? Екманян закатила глаза и промолчала, что было ей не очень свойственно. Даша забрала из преподавательской вещи и уже направилась в сторону кухни, чтобы попрощаться с коллегами, когда ее окликнули: — Эй, Разумовская? — На Екманян было ее привычное ироничное выражение лица. — Чего? — Присоединяйся, если «Голубой огонек» надоест. Ну, на Новый год. — Я подумаю. — Патологоанатом удивленно посмотрела на Анну. *** Наблюдая из окна такси за мерцающими огнями ночного города, Даша раздумывала о своих чувствах и совершенно не могла их понять. Ей совсем не хотелось уходить с кафедрального застолья, которое сейчас, скорее всего, было в самом разгаре. Сколько новых историй о пьянках в голодные девяностые она пропустит? Что еще выдаст захмелевшая Паукова? Там было здорово, весело и легко. Но девушка ничего не могла с собой поделать. Она каждый раз бежала к Екатерине по первому зову. И была готова мириться с тем, что сама в их отношениях ничего не решала. Но впервые она испытывала смятение, бросив свои дела, а не безграничное предвкушение и восторг. Их встречи всегда были нерегулярными, и было страшно пропустить хотя бы одну, потому что следующая случилось бы неизвестно когда. А со всеми этими праздниками тем более. Даше было неуютно. В кого она превращается? Разве это независимость и свобода, которые всегда были для нее большой ценностью? Но от мысли, что можно было отказать, накрывала тревога и даже страх. Словно каждая их встреча могла быть последней.