Exitus letalis

— В смысле сбежала?! Мировая, вышагивающая до этого туда-обратно, остановилась перед Дашей и пораженно на нее уставилась. Ситуации, подобные случившейся парой часов ранее, попадали под категорию SOS, и Наташка приехала почти сразу после звонка подруги. Рассказ вышел не особенно долгим, а с упущением детальных подробностей и вовсе уложился в пятнадцать минут. Лицо Мировой по ходу менялось несколько раз, от «Я так и знала!» до «Какого черта?». Разумовская сидела в кресле с поджатыми под себя ногами и гладила устроившегося на груди Бегемота Борисовича. Тот довольно урчал, не показывая ни малейшей заинтересованности в рассказе своей хозяйки. — Я ни хрена не понимаю, Наташа, — безнадежно произнесла Даша, задумчиво глядя в одну точку. — Тебе нужно с ней поговорить. — Чего? Вот еще! — Она перевела на подругу возмущенный взгляд. — У меня вообще нет желания с ней больше разговаривать. Мировая опустилась на стул и внимательно посмотрела на Разумовскую. Она долго молчала, разглядывая хмурое лицо напротив, и о чем-то размышляла. — То есть ты собираешься оставить все как есть? У тебя же к ней чувства, Даша. Я тебя такой, как сейчас, не видела… — она на секунду задумалась, — да никогда я тебя такой не видела. Даже с Лебединской. — Ну, возможно, Екманян и правда мне нравится, — недовольно признала Даша, устремив взгляд в окно и начав с преувеличенным интересом разглядывать севшую на ветку дерева ворону. В комнате воцарилась тишина. Разумовская, чувствуя буравящий ее взгляд, не выдержала и повернулась. Мировая смотрела на нее с веселой усмешкой, говорящей: «Я все про тебя знаю». — Что ты так на меня смотришь? — Нравится? — Наташа заулыбалась еще сильнее. — Да ты в нее влюблена просто по уши. — Ничего подобного. — То есть сначала она на протяжении многих месяцев вызвала у тебя сильные эмоции одним своим существованием. А сегодня в ее присутствии ты настолько забыла обо всем и перестала себя контролировать, что вы занялись жарким сексом в открытом кабинете прямо в университете? Просто потому, что она тебе нравится? Скепсис на лице Мировой жутко раздражал. Еще сильнее раздражало то, что она, как и всегда, была права. Даша молчала, ответить ей было нечего. В первую очередь назвать вещи своими именами было страшно даже самой себе, потому что ощущение обреченности и уязвимости наваливались неприятной тяжестью. — Впрочем, — продолжила Наташа, — это наводит на мысль, что ты ей тоже, так сказать, очень сильно нравишься. — Может, это просто физическое влечение? — А ты бы хотела, чтобы так и было? — В глазах подруги заплясали хитрые огоньки. Разумовской было хреново. Ей было сложно, непонятно, а еще очень обидно. И наверное, даже больно. Она сама не ожидала, что поведение Анны ее так сильно заденет. Чего, казалось бы, можно было ожидать? Стремительный уход вполне укладывался в остальной образ стервозной суки. Но перед этим было слишком много эмоций с ее стороны. Искренних и живых. — Да невозможно так трахаться, когда ничего не чувствуешь! — Даша сама не заметила, что последняя фраза из всей ее цепочки размышлений сорвалась с губ. — Ты сейчас про себя или про нее? — Про обеих. Черт, — Разумовская вздохнула, — но я не стану с ней разговаривать. Еще бегать за ней не хватало. В конце концов, так себя нельзя вести. А еще, может, оно и к лучшему, если все закончится, не успев начаться? Вдруг все это превратилось бы в изматывающий вынос мозга и было бы еще хуже? — Ты боишься, — Наташа произнесла это утвердительно, — но при этом очень сильно хочешь. А с учетом того, что твоя Екманян… — Никакая не моя, — сердито перебила Даша. — …очевидно, тоже заинтересована, ты боишься еще сильнее. Ведь тогда придется сближаться, впустить в свою жизнь другого человека и перед ним открываться, — Мировая невозмутимо продолжила свою мысль, — но ведь это стоит того, чтобы рискнуть. Один раз живем, Дашка. Разумовская не выдержала, нащупала у себя за спиной подушку и запустила в подругу. — Бесишь. Наташа ловко поймала ее и запустила назад. Уснувший на Даше кот вздрогнул, возмущенно мяукнул и соскочил с ее коленей на пол. — Это потому, что я права? — Мировая довольно улыбнулась. — В любом случае ты можешь ведь дать себе время, чтобы побыть со всем этим. — У меня есть подозрение, что ты говоришь словами своего психолога. — Разумовская фыркнула. — Слова людям не принадлежат, дорогая. Но вообще я бы в себя после Ритки куда дольше приходила, если б не терапия. Может, и от Жени бы своей убежала, и столько кайфа упустила. Наташа явно задумалась о чем-то своем, потому что на ее лице расплылась довольная мечтательная улыбка. А Даша поймала себя на том, что по-белому завидует. И это ощущение породило еще больше противоречивых мыслей и сомнений. Может, подруга и правда была права? — В любом случае я не знаю, как давать себе время, когда мы с ней снова увидимся уже послезавтра, потому что пары никто не отменял… Внезапно зазвонивший телефон не дал Разумовской закончить предложение. Увидев на экране временами до зубовного скрежета раздражающую членистоногую фамилию, она обреченно возвела глаза к потолку и ответила. Поздние звонки завуча не особенно удивляли: когда Пауковой что-то требовалось, такие вещи, как пространство и время, становились для нее незначительными пустяками. — Добрый вечер, Надежда Дмитриевна. — Дарья Александровна, здравствуйте, — деловито зазвучал в трубке немного дребезжащий голос, — спешу донести до вас информацию, что в эту субботу всех студентов сняли на конференцию, поэтому занятий не будет. Можете не приходить. «Спасибо, блядь, что разрешаете». — Поняла вас, хорошо. До свидания. Отключившись от разговора, Даша посмотрела на Мировую, а затем сквозь невеселый смех произнесла: — А нет, Наташка, прикинь, пары отменили. *** Всю следующую неделю Разумовская пребывала в раздумьях. Все они сводились к Екманян. И к тому, что она принципиально не хочет идти на контакт первой, с какой бы стороны она ни вертела эту мысль. Ей было обидно, она злилась, она ничего не понимала. Но хуже всего было ощущение уязвимости и беззащитности. От представавшей в голове картинки, как она подходит к Анне и пытается завести разговор, у Даши внутри все сжималось от паники. Ведь тогда она покажет, что ей не все равно, откроется — без малейшего представления, что получит на это в ответ. Разумовская так глубоко задумалась, что вздрогнула от неожиданности, когда лаборантка поставила ей на стол планшетку с аутопсийными стеклами. Порадовавшись возможности отвлечься, Даша придвинула ее к себе и положила первое стекло на предметный столик микроскопа. Та самая непонятная «шарада» имела все шансы на разгадку. Что делать с шарадой «трахни меня на рабочем столе, а потом я молча сбегу» было непонятно, а потому Даша решила разгадывать загадки по очереди. Она начала рассматривать через окуляры стенку кишки в месте перфорации, двигая стекло то в одну сторону, то в другую. Чем дольше она рассматривала гистологическую картину, тем четче звучала у нее в голове на повторе одна и та же мысль: «Че за хрень?» Собственно, именно эта фраза описывала все происходящее в жизни Разумовской в принципе, но сейчас вопрос носил вполне прицельный характер. Даша взяла предусмотрительно промаркированное стекло с головным мозгом. Изучив мозговые оболочки под разными увеличениями, она начала довольно улыбаться. Ситуация из «Че за хрень?» постепенно превращалась в «Ничего себе, какая хрень!». Досмотрев остальные препараты, она сгребла все стекла назад на планшетку и, подхватив ее, направилась в кабинет к Ветрову. Тот, как обычно, с несчастным видом раскладывал по стопкам истории болезней. — Дмитрий Сергеевич! — Разумовская с торжественным видом положила перед ним аутопсию. — Помните, на прошлой неделе у меня был случай с непонятным менингитом и перфорацией кишки? Заведующий поднял на нее осоловелый взгляд. — Боже, Даша, сколько эмоций по поводу трупа. Что там такое? — Вот! — Она протянула ему несколько самых показательных стекол. Ветров взял первое попавшееся, глянул в микроскоп, а затем удивленно посмотрел на Разумовскую. Остальные препараты он просмотрел внимательнее, периодически с интересом хмыкая. — Серьезно? — В его голосе звучало облегчение вперемешку с тонкими нотками иронии. — Всего лишь генерализованный туберкулез, офигеть просто. А в легких из-за пневмонии единичные гранулемы я визуально не рассмотрела. — Даша уселась на диванчик с довольным видом. — Ну, поздравляю со сложившимся пазлом, что еще сказать. Только расходку придется ставить. — Да и ладно, первая категория, — она пожала плечами, — это ж пустяки. Даша вернулась в ординаторскую и всучила планшетку скучающему Пуйто, чтобы он сильно не расслаблялся. Тот с интересом принялся за изучение случая. Хотя бы одна загадка была разгадана. *** Когда субботним утром Разумовская припарковалась возле университета, до занятия оставалось еще пятнадцать минут. Заходить на кафедру раньше начала занятия не хотелось. Она даже была готова опоздать, рискуя навлечь на себя гнев Пауковой, лишь бы наверняка не пересечься случайно с Екманян. Взяв в кофейне свой обычный кофе, Даша направилась к старому раскидистому дубу, чтобы покурить. Сейчас его голые ветки практически ее не скрывали, но было плевать. Она медленно тянула сигарету, пока в наушниках играла очередная песня Empathy test, и заслушанные уже, казалось бы, до дыр строчки воспринимались совершенно по-новому. And now she wakes up every day and she invites All of my demons to play… Разумовская чертыхнулась и переключила песню. Заиграло что-то нейтрально незнакомое, однако спокойствия это не принесло. До начала занятия оставалось три минуты. Она с досадой отправила в урну окурок и направилась к своему персональному эшафоту хорошо знакомой дорогой. Когда Даша с силой потянула на себя тяжелую дверь и оказалась в кафедральном холле, в ушах играла медленная тревожно-драматичная мелодия, и на мгновение она ощутила себя героиней третьесортного малобюджетного сериала. Но эта мысль быстро вылетела из головы, потому что в полумраке плохо освещенного кафедрального коридора навстречу Разумовской шла Анна. Now I'm a nervous wreck again And still we all have to pretend We're fine. На короткий миг Екманян неуверенно замедлила шаг, но затем застучала каблуками, звук которых не могла перекрыть играющая в наушниках музыка в прежнем темпе. Даша молча прошла мимо, скользнув по ее фигуре равнодушным взглядом, и вскоре скрылась в пустой преподавательской. *** В течение рабочего дня Разумовская избегала встречаться с Анной всеми возможными способами. Ей не хотелось показывать свои эмоции, а сохранять невозмутимый вид вышло бы не дольше пары минут. На перерывах она отсиживалась на кухне, предусмотрительно устраивая их в разное время с группами Екманян. Между парами зачем-то пошла в университетскую столовую, хотя аппетита не было совершенно, не говоря уже о сомнительного качества бурде, которую там пытались выдавать за полноценную сбалансированную пищу. Во время занятий с легкостью получалось погрузиться в разбор очередной темы вместе со студентами и не думать ни о чем, кроме патологий и механизмах их развития. На этой неделе по удачному стечению обстоятельств как раз разбирали туберкулез, и Даша с удовольствием рассказала детям про недавний клинический случай. Время неукоснительно близилось к завершению последнего в этот день занятия. Разумовская нервно бросала взгляд на часы. Паукова то и дело расхаживала по коридору из одного кабинета в другой с какими-то определенно очень важными делами, что не давало возможности отпустить студентов пораньше. В положенное время она закончила занятие и с мрачной решимостью направилась в сторону преподавательской. В конце концов, она взрослый человек, нет объективного повода так напрягаться. А то как взвинченная первокурсница с дрожащими коленками. Так не пойдет, решила Даша. Она сейчас спокойно зайдет в кабинет, очень быстро переоденется и стремительно покинет кафедру. Очень по-взрослому. Когда Разумовская открыла дверь и вошла внутрь, она замерла в растерянности, обведя взглядом пустую комнату. Легкий укол разочарования и досады по этому поводу был проигнорирован. Даша успела отправить в шкаф халат и надеть кожанку, когда у нее за спиной со скрипом открылась, а затем закрылась дверь. Знакомый голос, в котором вместо привычных саркастических ноток слышалась легкая неуверенность, произнес: — Поговори со мной. Пожалуйста.