Не такой, как все

Каору мог бы подумать, что парень, с которым он столкнулся вчера на улице, был самым обычным прохожим, уличным музыкантом или кем угодно. Он мог бы забыть о нем как о чем-то несущественном, но эта короткая встреча врезалась в память и крепко там засела. У парня был тот самый кофр с гитарой (и Каору очень хорошо разглядел его, когда обернулся в последний раз), и если его внешнее сходство с Кё можно было списать на чистое совпадение, то его голос и манеры можно было узнать из тысячи. К тому же то, что он сказал – это были явно не те слова, которые можно было услышать от случайного прохожего. Все стрелки указывали во вполне определенном направлении. Все было предельно очевидно, но отсутствие четкого однозначного ответа создавало чувство неопределенности в вопросе, который, кстати говоря, Каору никоим образом не касался. Устав мучить себя подобными загадками, Ниикура решил спросить Кё напрямую, пусть даже для этого пришлось пренебречь некоторыми правилами приличия. Каково же было его удивление, когда, начав, наконец, аккуратно подводить Кё к интересующей его теме, Каору увидел в глазах коллеги чистое и ясное недоумение. Он с завидной ловкостью соскакивал с темы и каждый раз изображал такое искреннее непонимание, что теперь не могло быть никаких сомнений. Каору наивно полагал, будто убедившись, что этот парень был не просто случайным прохожим, он тут же забудет о нем и оставит Кё и его личную жизнь в покое. Так бы оно и произошло, если бы Нимура дал однозначный внятный ответ, а не увиливал от него как уж на сковородке. Подобные маневры превращали спокойное желание Каору получить ответ в некую необходимость. И теперь дело было не столько в желании узнать правду, сколько в стремлении заставить человека отвечать на вопрос. Когда от Каору отмахивались как от назойливой мухи, а то и вовсе, как сейчас, делали вид, что его не существует в природе, это болезненным образом задевало его львиное самолюбие. Как правило, такие ситуации разрешались прямым столкновением лоб в лоб, и Кё верным шагом вел Као к этой крайности. Нужно было только поймать Ниимуру так, чтобы никто не смог дать ему улизнуть от разговора. Вскоре такой случай представился. Ближе к концу дня, улучив момент, когда Кё выйдет покурить, Као подождал пару минут и пошел за ним следом. В это время в курилке редко можно было встретить кого-то еще, лучшей возможности и не придумаешь. Когда Каору вошел в курилку, Кё даже не обернулся, но весь напрягся, и напряжение это чувствовалось во всем – в его ссутуленных плечах, в неподвижной позе, даже в том, с каким нажимом он выдыхал дым. Каору не спешил лезть к вокалисту с расспросами, сперва закурил и уселся в кресло, закинув ногу на ногу. Он сделал глубокий вдох и медленно выдохнул дым вверх, затем привстал и подтянул к себе пепельницу. Кё бросил на него беглый взгляд. - Долго бегать будешь, Кё-кун? – спросил он, наконец, и стряхнул пепел. - Я могу просто послать тебя нахуй, если ты не понимаешь намеков. – Спокойно ответил Кё. За сегодня Каору уже порядком его достал. - Ну, зачем же сразу посылать, я хочу узнать то, что меня интересует, а ты впадаешь в крайности. - Извини меня, но в крайности здесь впадаешь только ты. - Я просто хочу знать, что произошло, вот и все. А ты ведешь себя как ребенок – закрыл глаза и думаешь, что тебя не видно. Кё выдохнул остатки дыма и затушил окурок. - Ну, если ты обладаешь хотя бы зачатками логики, а ты ими, несомненно, обладаешь, ты наверняка уже догадался обо всем сам. Так какого лешего тебе от меня надо? Каору молча сделал затяжку и выпустил дым в потолок, задумчиво глядя на серые облачка, растворяющиеся в воздухе. Он был доволен, наконец-то получив словесное подтверждение своим догадкам. - Подожди, Кё, – сказал Каору, когда Кё уже собрался уйти. Вокалист остановился у двери, повернув ручку, но еще не успев открыть дверь. - Что? - Сколько ему? - Девятнадцать. – Бросил вокалист, и дверь за ним захлопнулась. *** На этом Каору и успокоился, мысли о Макото отпали сами собой, как нечто пройденное и более не интересное. Однако для Кё это оказалось лишь самым началом. Вечером, ближе к ночи, когда он только вышел из душа с полотенцем на плечах, его внимание привлек звук вибрации в сумке. Во время репетиции все телефоны ставились на беззвучный режим, и Ниимура часто забывал переключить его обратно. Наконец откопав мобильник, он уставился в экран, как великую тайну бытия осознавая четырнадцать пропущенных вызовов. В тот же миг в голову начало закрадываться беспокойство – что-то случилось. От этого ему еще меньше хотелось знать, от кого были все эти вызовы. Хотя, если ему позвонили четырнадцать раз, значит, позвонят и пятнадцать и двадцать, и будут звонить до тех пор, пока он не возьмет трубку. Ответить на звонок было единственным способом остановить это безобразие и избавить себя от навязчивых мыслей. Кё собрался уже нажать на иконку вызовов, чтобы узнать, кто его так сильно хочет, как телефон зазвонил прямо в его руке. «Савада Амайя» - прочитал он, раздраженно выдохнув носом, и ответил на звонок. - Ну, наконец-то! – На том конце раздался резкий женский голос, и Ниимура поморщился. - Я весь день тебе названиваю, у тебя вообще совесть есть? Осталась еще? - Ая, давай ты не будешь орать. – Сказал он с нажимом, будучи явно не в настроении выслушивать истерики. - Тебя никогда ничего не волнует! Лишь бы в покое оставили, до других и дела нет! - Что ты хочешь? – Кё начал бродить по кухне, чтобы дать выход эмоциям куда угодно, только не в трубку. - Где Макото? – наконец сказала она. – Ты в курсе, что он завалил вступительные экзамены в универ? - Ая, откуда мне знать, где Макото? «А уж тем более про экзамены», - добавил он про себя. - Что? Я думала он с тобой! На звонки не отвечает, как сквозь землю провалился. Подожди, ты разве не виделся с ним? - Три дня назад. С чего ради ему быть со мной, ты же знаешь, он меня ненавидит… - Три дня?! – Перебила его женщина, постепенно впадая в истерику. – Тоору, ты должен найти его! - Так, я не должен… - Немедленно! – Госпожа Савада заорала в трубку так, что Кё пришлось отодвинуть телефон от уха. – Вдруг с ним что-то случилось! - Я скажу тебе, что случилось, - Кё не выдержал и повысил голос, – он завалил экзамены и теперь боится попадаться тебе под руку! Как будто ты его не знаешь! - Это все ты со своим дурным влиянием, что теперь прикажешь с ним делать? Завалил экзамены, и ради чего? Чтобы заниматься своей бездарной музыкой! Он никогда не повзрослеет, так же, как и ты! Господи! Позвони ему, может тебе он ответит… Коротко свалив на Кё все, что накипело, Амайя бросила трубку. Она знала, что если он не успеет с ней поспорить, то, скорее всего, сделает так, как она скажет. И оказалась права. Кё уселся на подоконник и раздраженно потер переносицу, готовясь битый час выслушивать протяжные гудки, но Макото взял трубку сразу же, как только услышал звонок. - Тоору? – Голос звучал удивленно. - Ты где шляешься? – Кё решил перейти сразу к делу. - Мне твоя мамка только что весь мозг исцарапала. - А… - Протянул Макото слегка разочарованно. – Я на Сибуе. - Где конкретно? - Цутая, где Старбагс. А тебе зачем? - Где ты ночуешь? – Продолжил допрос Кё. - В гостинице, я не пойму что тебе надо. - Деньги откуда берешь? - Стритую. - Чё? – после секундного молчания переспросил Ниимура. - Играю на улице. Музыку. За деньги. – Раздраженно объяснил Макото. – Ты же гитару подарил мне. Не пропаду. - Значит так, сейчас… - Кё посмотрел на часы, - четверть десятого, через час чтобы ждал меня возле Хатико. - Что?! - Что? - Что, да я тон твой повелительный не понимаю. Ты мне кто вообще? Я сейчас в Старбагсе, и через час я тоже буду в Старбагсе, и если тебе приспичило спустя двадцать лет меня повоспитывать, то не хочу обламывать, но уже поздно. - Макото, - сказал Кё неожиданно спокойным голосом, прикуривая сигарету, он слишком устал сегодня, чтобы поддаваться на провокации, - не выёбывайся, ладно? *** Через час с лишним Кё уже был на Сибуе. Черт знает, на кой он сюда притащился, но забрать Макото с улицы и держать его за шкирку около себя казалось ему единственным решением сразу нескольких проблем. Он чувствовал, что так будет лучше для всех, в том числе для него самого. Нельзя сказать, что, не будучи даже толком знаком с Савадой и собственным сыном (хотя он знал Амайю лишь немного дольше, чем его), он испытывал чувство вины перед ними. Скорее, им двигало желание побыстрее устаканить ситуацию хотя бы до тех пор, пока он не сможет серьезно за нее взяться. Он был сильно занят на работе, и у него не было ни сил, ни желания посвящать все свое свободное время решению подобного рода проблем. Оставив машину, по доброй традиции, в квартале от главной улицы, Кё пришел к станции метро. Он стоял на перекрестке в толпе людей, наискось от Сибуя 109, и ждал зеленого света. После всевозможных гастролей по заграницам, светофоры в Японии стали казаться ему мучительно долгими, но таковы были правила его родины, которым он привык подчиняться. Толпы людей, словно всемирный потоп, наводнили знаменитый перекресток, как только загорелся зеленый. Кё направлялся в сторону Цутая. Он был не в настроении воевать с Макото за то, чтобы назначить место встречи. Пацан не хотел слушаться, Ниимура понимал, что излишнее давление вызовет еще больше упрямства с его стороны. Ну и ладно, что плохого в том, чтобы прогуляться по Сибуе ночью? В конце концов, на улице уже стало свежо и дышалось легко, а толпы народа не были такими большими, как днем, когда приходилось практически расталкивать людей, чтобы пройти. В Старбагсе было не много людей, и разыскать среди них Макото не составило труда. Он сидел вполоборота ко входу, рядом стоял кофр, на столе были раскрыты какие-то тетради. На его голове покоились наушники, в одной руке он держал большой стакан с кофе, в другой – карандаш, и водил им по листам бумаги, беззвучно шевеля губами. Тоору не спеша купил себе кофе и подошел к столу, за которым сидел Макото. Заметив Кё, тот остановил музыку, торопливо скинул наушники на шею и закрыл тетрадь, в которой Ниимура, к своему удивлению, успел заметить нотную запись, а не дилетантскую табулатуру. Неужели все было так серьезно? Кё не стал спрашивать разрешения, и молча сел напротив. Он не смотрел на Макото – сперва как следует размешал кофе, попробовал его, облизал губы, и лишь потом поднял взгляд. Парень наблюдал за ним, ожидая реакции. - Знаешь нотацию? – Произнес, наконец, Кё, кивнув на тетрадь. Он не совсем понимал, о чем будет говорить, потому что не совсем понимал, зачем он вообще сюда приехал. Это было спонтанное решение. - Пять лет музыкальной школы. – Пробурчал в ответ Макото, болезненно поморщившись. Он стал собирать тетради в сумку, видимо, желая избежать продолжения этого разговора. - Ая сказала, что ты завалил экзамены, – наконец произнес Кё. - Да… - безразлично ответил парень. - Надеюсь, ты это не специально? На самом деле Кё ни на что не надеялся, ему было все равно, специально или не специально его сын провалился. Он просто это сделал, и ругаться по этому поводу сейчас казалось просто глупо. - Она хочет, чтобы я стал экономистом, – грустно ответил Макото, вертя в руках пустой стакан, – чтобы работал в банке, как она. Ей кажется, что это правильный выбор, потому что она не знает ничего другого. Я с ней не согласен. - Думаешь, если ты станешь музыкантом, тебе не придется работать? Музыка задолбает тебя еще раньше, чем твое имя появится в каком-нибудь низкопробном журнале для малолеток. - Не нужно меня пугать, - без каких-либо эмоций ответил Макото, - я уверен, тебе говорили то же самое раньше. Тебя же это не остановило. - Знаешь, за пятнадцать лет в шоубизнесе я повидал столько прогоревших проектов, что и сосчитать не возьмусь. Вот теперь я понимаю, как безнадежна была наша затея. До сих пор в дрожь бросает от одной мысли, что не окажись мы на нужном месте в нужное время – попали бы на свалку к остальным. А ты что собираешься делать? - Не спрашивай. Я не хочу говорить об этом. - Но ты же знаешь, нужно что-то решать. Ты не можешь болтаться, как сам знаешь что в проруби, рано или поздно мать перестанет тебя содержать. Это заявление вызвало в душе Макото бурю негодования. Где он только не подрабатывал за свою короткую жизнь – если бы его попросили рассказать об этом, он не вспомнил бы и половины из всех этих мест. То, что Кё только что назвал его ребенком, беспомощным без маминого кошелька, сильно ударило по его самолюбию. - Почему ты так печешься о моем будущем? - начал заводиться он, - Или боишься, что я начну тебя напрягать со своими проблемами? Уж не переживай, я сам разгребусь. - Слушай, - Кё чуть было повысил голос, но Макото его оборвал. - Нет, ты слушай. Тебе было все равно, где мы жили, как мы жили, и жил ли я вообще. Ты денег ей дал и исчез, даже не удосужился поинтересоваться, все ли у нее в порядке, нужна ли ей помощь… - Она бы все равно ничего от меня не взяла. - Не важно! Оправдания твои… слушать противно. Я не собираюсь отчитываться перед кем-то вроде тебя, так же как и слушать эти увещевания. Не получится из меня музыканта – так тому и быть, найду себе другое место… И чего вообще вы все так паникуете из-за этого? Раз оступиться не смертельно, не буду музыкантом, не буду банкиром, так и что теперь, со счетов меня списывать? Макото говорил быстро, четко и экспрессивно, этим он пошел в мать. И даже то, что он говорил вполголоса, дабы не смущать посетителей кафе, не сделало его речь менее гневной и убедительной. Кё смотрел в окно, молча слушая его монолог. Ему нечего было ответить. Если хорошо подумать, пытаться наладить контакты с отцом, который бросил тебя на произвол судьбы, и даже хотел от тебя избавиться – не слишком типичное поведение для ребенка. Большинство людей, оказавшихся в такой ситуации, ненавидят своих родителей, считают себя несчастными, брошенными и обделенными… Макото не был похож на обиженного жизнью страдальца. Исключение, или же он просто пытался извлечь из этого какую-то выгоду? Кё неожиданно поймал себя на том, что подобного рода мысли вызывают у него отвращение. Может ли это быть правдой? Может ли быть так, что мальчишка просто ищет подспорья на пути к славе? Он много таких повидал, и знал, что эти ребята готовы пойти на всё, лишь бы получить пропуск наверх. Кё предпочитал держаться от этих людей в стороне, а Каору, к примеру, не брезговал этим воспользоваться. Но был ли его сын одним из них? Кё решил подумать над этим на досуге, а заодно он сразу определился для себя, что не собирается помогать Макото в достижении его целей. - И все же, – сказал Тоору, когда Макото закончил ругаться, – раз я тебе так противен, зачем ты каждый год хочешь со мной видеться? - Потому что я хочу знать своих родителей. – Коротко ответил тот. – Обоих. - Да неужели? Когда человек кого-то ненавидит, он не ищет встречи. - Не льсти себе. Повисла короткая пауза, Кё непонимающе посмотрел на Макото. - Я не ненавижу тебя. Пока ты не давал мне повода. - То есть то, что я дал ей деньги на аборт и бросил вас – повод не достаточно веский? – Кё осознал, что сейчас практически не улавливает ход мыслей Макото. Только что он упрекал его, небезосновательно, во всем, на чем свет стоит, а теперь пошел на попятную? Как бы ни хотелось верить в обратное, но, похоже, Кё был прав в своих рассуждениях. Что ж, это было не просто отвратительно, но еще и уязвляло. Парень криво ухмыльнулся уголком губ и пожал плечами. - Я рад, что она тебя не послушала. После недолгой паузы, на протяжении которой Нимура думал об этом, глядя в окно, он снова заговорил: - Я хочу забрать тебя сегодня. - Ты хочешь? – Недоверчиво уточнил Макото. - Может быть мама? - Нет, я. – Кё сунул руку в карман, проверяя, есть ли у него с собой сигареты. Кажется, они остались в машине. – Что ты об этом думаешь? Макото пожал плечами. - Поживешь у меня пару дней, - с неохотой сказал он, сама мысль о том, что посторонний человек будет жить в святая святых – его квартире, была ему неприятна. – Мать будет спокойна, и тебе не надо будет играть на улице. Как будто внутренние проблемы семьи Савада его как-то волновали. Интересно, насколько убедительно это прозвучало для Макото? - Можешь не беспокоиться, я и так не буду этим заниматься. Я уже нашел работу. - Какую еще работу? - Вторым помощником звукорежиссера. В клубе. - И добавил, будто оправдываясь. - Хочу попробовать, вдруг понравится. Кё переварил информацию и одобрительно кивнул. По крайней мере, эта работа могла принести ему хоть какой-то опыт. Из этого вытекало логичное предположение, что его сын не собирается возвращаться к матери в Хиросиму. - Так ты пойдешь? - Если ты думаешь, что так надо… - Снова пожал плечами Макото. – Хотя это не кажется мне хорошей идеей, сомневаюсь, что тебе в квартире нужен посторонний человек. Пусть даже ненадолго. - Я переживу. - Ладно. - Согласился тот. – Но я хочу уточнить кое-что сначала. Ты меня не знаешь, ты думаешь, что я маленький – может быть ты и прав, я не считаю себя взрослым. Но я уже не беспомощный. И я не боюсь оказаться на улице. - Я понял, к чему ты клонишь, - кивнул Кё. Макото красноречиво намекнул, что не стоит и пытаться шантажировать его крышей над головой, – значит, забираем твои вещи и едем ко мне. - У меня все с собой. – Парень поднял с пола свою сумку, демонстрируя ее Кё. - Остальное у друга оставил. - Отлично. Тогда пошли. Ниимуре хотелось побыстрее вернуться домой. По дороге на парковку и в машине они почти не разговаривали, обмениваясь лишь незначительными короткими фразами. Кё позвонил Амайе, сказал, что сын с ним, и что он побудет в Токио еще какое-то время. Какое именно время Макото побудет в Токио, Кё уточнять не стал, чтобы не наделать себе лишних проблем. В машине Макото чувствовал себя не очень уютно, но это не помешало ему стащить сигарету из пачки, которая валялась между сиденьями рядом с ручником. Он щелкнул зажигалкой и закурил, затем нажал на кнопку, которая должна была открыть окно, но оно и не подумало открываться. Макото попытался нажать сильнее, опять же безрезультатно, и вдруг почувствовал, что Кё на него смотрит. Тот неотрывно наблюдал за ним с тех самых пор, как он взял сигарету в зубы. - Ну что?! – С легким раздражением спросил Макото, взяв сигарету изо рта в руку, и выдохнул струйкой дым, - Расскажешь мне о вреде курения? Кё молча отвернулся, не желая вестись на провокацию. Зная о том, что его сын был астматиком и имел ряд осложнений после пневмонии, Ниимуре стоило некоторых усилий не сделать замечания по этому поводу. Загорелся зеленый свет, и машина тронулась с места. Макото собрался сказать что-то, как вдруг стекло с его стороны с тихим жужжанием опустилось. - Заедает оно. - Тихо ответил Кё на его немой вопрос, и положил правую руку, которой только что открыл окно, обратно на руль. - Открывается, только с моей стороны. Макото посмотрел на него с немым удивлением. В этот момент Кё вдруг жутко заинтересовали дорожные знаки. Откинувшись на спинку сиденья, парень отвернулся к окну. Он курил с таким наслаждением, будто не делал этого целую вечность, и Кё захотелось тоже. Блаженно прикрывая глаза, Макото выдыхал дым вверх тонкой струйкой, и наблюдал, как он растворяется в салоне, как его затягивает в окно. Когда они добрались домой, было уже начало первого. Вечер был безнадежно слит в трубу, и Кё, велев Макото располагаться как дома, но сильно не наглеть, вручил ему постельное белье и полотенца, отведя место в просторной гостиной. Сам Кё ушел в свою комнату и продолжил с того пункта дел, на котором остановился несколько часов назад, а именно – завалился спать. Макото спать не хотелось. Он побродил по квартире, выпил чая на кухне и вышел на балкон. Вид на район с девятого этажа был потрясающим, Кё очень добросовестно подошел к выбору квартиры. Все было так, как хотел только он, и как ему было удобно, начиная с планировки и заканчивая мебелью, количеством лампочек в потолке и высотой выключателей. Чувствовалось, что всё это, от начала до конца, он выбирал сам, и из этих пустых квадратных метров создал для себя настоящее убежище. В квартире совершенно точно была звукоизоляция, потому что ниоткуда не доносилось ни шороха, эту ватную тишину не нарушало даже тиканье часов. Весь мир снаружи просто не существовал для ее хозяина. Как это было на него похоже: изолированная от всего мира обитель, полная странных вещей, запах старой мебели и уют, какого Макото не ощущал никогда прежде в своей жизни. Место, в котором Тоору, безусловно, нравилось находиться, которое не хотелось покидать, и в которое хотелось возвращаться.