Звёздная пыль в волосах

      Может, ты и не помнишь уже, но сейчас ты улыбаешься и протягиваешь руку как десять лет назад. Только улыбка тусклая, а глаза наоборот — яркие хризолиты, горят зелёным огнём, желанием пересилить всё, что бы ни встало на твоём пути…       Я смотрю — и снова чувствую, будто мне восемь и я обычный ребёнок, играющий в Дуэльных Монстров. Который, кажется, нашёл друга по интересам, соперника для сражений, — а улыбка у него такая светлая, что не получается не улыбаться в ответ. И рассвет такой розово-золотой, ласковый, тёплый…       Не то что стерильная белизна твоей бывшей тюрьмы. Твоего кошмара. Того, что использовало тебя — и выплюнуло, ненужного, сломанного, так и не исцелившегося за прошедшие десять лет.       Ты же понимаешь, что я виноват в этом?       То, что ты смотришь с надеждой и протягиваешь ко мне руки, ясно даёт понять: нет.       И вместо того чтобы начать переубеждать, спорить и пререкаться, я готовлюсь отвечать тебе действиями, не словами. Я разрушу то немногое, что осталось от этого мира; я сожгу не дотла — не останется даже пепла.       Даже не смотри на меня так, моя зеленоглазая вина, Фуджики Юсаку, Плеймейкер; от меня не спасти.       Я — это смерть.       Из-за меня этот мир опустел. Из-за меня от десятков, сотен тысяч пользователей Линк Врейнс в сети — и в живых одновременно — остаётся лишь двое. Весь цветной, искрящийся радостью мир сейчас сжался в одну пульсирующую алой болью точку: ты, твой Игнис, я, — а вокруг разрастается, готовясь взорваться, Башня Ханоя.       Мальчика, к которому ты так тянешься, здесь никогда не было: пока я пытался достигнуть своей цели, он обычно дремал расслабленно в своём компьютерном кресле, он не думал, не знал; но сейчас я позволю ему помнить о тебе. Улыбнуться, глядя в твои глаза, хотя бы объявляя последнюю атаку, хотя бы на пороге гибели этого мира.       Твоей и моей.       А ты всё пытаешься дотянуться. И делаешь вид, что есть смысл замкнуть круг там, где единственная действенная стратегия — его разорвать. Будто из того, что у нас осталось, может получиться что-то новое, пусть и иное, что-то необречённое, что-то... светлое.       Восьмилетний мальчик внутри меня верит шестилетнему — но я понимаю, что не на что будет надеяться, когда не останется даже пепла.       Прости, моя зеленоглазая вина. Меня тебе не пересилить. Этот мир не спасти, — но ты для чего-то делаешь невозможное и продолжаешь стоять на его защите.       — Револьвер, моё сердце всегда было одиноко.       Не проси о пощаде, не говоря и слова мольбы. Не пытайся связать воедино то, что перестанет иметь смысл в ту же секунду, когда будет связано, не открывай свою душу, будто бы ожидая, что я откроюсь в ответ, не делай вид, будто правда веришь, что говоришь с тем, кто дал тебе эту силу, не обещай, что мы ещё создадим своё будущее…       Нас с тобой не спасти.       Впрочем, ты всё равно попробуешь.       Но когда не получится — не бойся, моя зеленоглазая вина; ты не останешься больше одиноким, потому что мы умрём здесь и сейчас.       Вместе.