Звёздная пыль в волосах

      Я знаю, что значит вина.       Вина — это боль, от которой не убегают. Её забывают, как будто бы вовсе не было, лишь изредка вспоминая о ней с собою наедине, — так делает Геном. Её загоняют на самую грань сознания и думают, будто бы ничего нет важнее цели, — так делает Фауст. Вину затыкают попытками отдавать любовь, попытками искупления, — так, кажется, делает Байра.       А я каждый день вижу свою вину в зеркале.       Мне нечего делать с ней.       Я ничего не сделаю с тем, что расколотый мир Шестого — на моей совести.       Мне не изменить того, что кроме Шестого были Первый, Вторая, Третий, Четвёртый, Пятый…       То, что они страдали полгода, — только моя вина.       Они страдали полгода из-за того, что я пытался забрать себе по частям их невыносимую боль. И если спал — то видел кошмары; и если слышал голоса — их отзвуком были крики; и если видел лица — вместо них были гримасы боли.       Лишь после того, как отца забрали, я начал осознавать, что от моего молчания никому из них не стало лучше: неделимое не могло быть разделено, особенно — мною.       Как бы я того ни хотел.       Об этом мне рассказал Спектр, поднимая однажды светлые глаза и шепча восторженно:       — Я не знал этого, господин Рёкен, но если вы были всё это время с нами — всё не было напрасно.       И пропасть разверзлась: о том, что кто-то был рядом, что кто-то хотел помочь, но не думал, что мог, безумно переживал, знают лишь двое.       Из шестерых.       В девять лет мне кажется, что этим осознанием вина выпускает в меня свои когти, — но нет. Она лишь устраивается поудобнее, топчется на коленях, мурчит нежной ручной кошкой.       В одиннадцать лет она кусает то ли в горло, то ли в сердце: папа возвращается ко мне.       Мёртвый.       В тринадцать лет она ласково сжимает меня когтями и больше не отпускает никогда-никогда, не даёт вздохнуть ни секунды: я узнаю, что всё, что я считал своим искуплением, рискует превратиться в Армагеддон.       И с этого дня Когами Рёкен, можно сказать, мёртв: я больше не вижу его в зеркале.       Остаётся только конченый идиот, который виноват, виноват, виноват во всём!..       Но папа говорит, как всё можно сделать правильно, — и остаётся только его Идея. ***       Я знаю, что значит вина.       Вина — это Геном, который всё отрицает и, переставая существовать, ехидно улыбается смерти.       Вина — это Фауст, который боролся чуть дольше чем до последнего и всё поставил на кон ради достижения цели.       Вина — это Байра, которая, кажется, наконец-то нашла покой в своём искуплении.       Вина — это Револьвер, который должен всё закончить, даже не считаясь с потерями.       Вина — это тот факт, что я, Когами Рёкен, понимаю отчётливо: с Башней без вариантов умрёт отец, а за мной последует Спектр.       Вина — это боль осознания, что я единственный человек, способный всё это по-настоящему прекратить.       — ...твоею силою, сын мой, Ханои спасут этот мир…       Наверное, я эгоист: я больше не хочу никого спасти.       Я просто хочу, чтобы мне перестало быть больно.