Звёздная пыль в волосах

      Папу никто не вернёт. Их силами сделать хоть что-нибудь невозможно.       Это одна из немногих вещей, которые Рёкен понимает чётко и ясно после первого же контакта старших с папиным восстановленным разумом — гораздо чётче, чем понимал, что делает, набирая в восемь телефон службы спасения дрожащими пальцами.       Папа не просто в коме — папа заражён вирусом, блокирующим нейронные связи мозга. В описании того, что с ним, можно использовать ещё очень много медицинских терминов, которые с лёгкостью воспроизведёт Кёко и с которыми сам он не совладает... Да и не надо, в общем-то, потому что вывод из этого будет всё равно один: в одиночку им всем не справиться.       Им даже вместе не справиться: нужно самое прогрессивное оборудование, нужна не просто горстка специалистов с сомнительной экспериментальной базой и подмоченной репутацией, но целая команда профессионалов; нужны ресурсы целой мегакорпорации. Учитывая, что единственная известная Рёкену корпорация подходящего профиля и заразила папу, — они не справятся.       Папу никто не вернёт.       Поэтому путь, который они все выбирают, совсем другой: они решают надеяться лишь на себя, раз уж неоткуда ждать помощи. Они решают, что с этого дня они не столько семья, сколько Рыцари Ханой. Они решают не жить прошлым и не ставить прежних идеалистичных целей, концентрируясь вместо этого на более острых проблемах.       Ни шесть поломанных жизней, ни три разрушенные судьбы и профессиональные карьеры папу никому не вернут — но он может либо отдать всего себя до последнего вздоха на то, чтобы то же самое не произошло в один прекрасный момент ещё с миллиардами, либо остаться сломанным.       Он выбирает первое. Он выбирает одиночество и смерть — и долг, который её сильнее.       Дверца стеклянной клетки, которую он сам за собой закрывает, не хлопает — лишь звенит, как полузадушенные всхлипы теряющего сознание Шестого.       Рёкен знает: ему никогда не избавиться от этого звона — но, если он правда сможет стать Револьвером, забыть этот звук в решающее мгновение будет гораздо, гораздо проще. ***       После дуэли с Плеймейкером, —- смешной до того преградой, самоуверенным мальчиком, дурнем, который не знает, в какую жестокую ввязался игру, и потому врагом, — стеклянная клетка, в которой он не мог сделать даже вдоха, оправданно герметичная и знакомая, клетка, в которой он был так долго и думать о жизни без которой он просто не может…       ...сыплется хрусталём.       Рёкен неверяще пытается собрать её заново.       Режется об осколки.       Если они всегда были одни, если им неоткуда ждать помощи, если из всех возможных выборов им доступен только один, — ненависть и забвение, — о чём же тогда пытался в этой дуэли сказать Шестой.       Если он единственный, кто может нести на себе всю тяжесть этого груза, способно ли чужое прощение облегчить его хотя бы немного.       Как ему действовать, если он знает, что где-то по Ден-сити ходит его Шестой — только найди, объясни и попроси протянуть руку помощи.       Что Рёкен должен делать, если поверить ему почти нестерпимо хочется.       Рёкен не решается не то что задать себе эти вопросы — даже придать им хоть какую-то форму.       Но всё же медлит с решением. Потому что что-то внутри него бьётся и хочет недостижимого, того, дороги к чему он сам для себя закрыл многие годы назад, что-то внутри него подскакивает из подреберья к самому горлу и заставляет верить, — как бы ни была эта вера иррациональна.       Кажется, семилетний мальчик внутри него, невероятно глупый, легкомысленный и любящий полевые цветы, называет это "живёт".       Рёкен не учитывает одного — он медлит преступно долго.       Армагеддон застаёт его совсем не готовым.       Откуда-то, — то ли из клоаки Линк Врейнс, то ли из глубин его души, — прорывается Башня Ханоя.       Но, открывая глаза и зная, что папу теперь уже точно никто не вернёт, он понимает отчётливо, как он может доказать свою верность.       Он сделает правильный выбор — первый за очень, очень долгое время.       Он умрёт Револьвером. _____________________________________       Через несколько месяцев длиною в жизнь, глядя в глаза убийце своего отца, он делает правильный выбор. Второй раз в жизни, почти через одиннадцать лет после того, как делает первый: спасти Шестого.       Он умирает Рёкеном.