A Thousand Years

Лиен встает с кровати и дрожащими руками открывает дверь. Сейчас ночь, все спят, это ее единственный шанс, она должна им воспользоваться. Аккуратно пробежав мимо охранника, и, не подав признаки своего пребывания тут, девушка подошла к лестнице. Она находится на шестнадцатом этаже, крыша — на двадцать втором. Поднявшись по лестнице вверх, она открывает дверь. Лиен стоит на краю крыши, смотрит на мерцающий в огнях город и думает обо всем, пока ветер развевает ее волосы. Девушка опускает руки на свой пока еще не видневшийся живот и тихо шепчет, плача. — Мой малыш, мой маленький Юнли… Прости меня, но у меня нет другого выхода. Папочка нас не любит и рано или поздно убьет, а я… — она тихо шмыгает и вытирает слезы с щек тыльной стороной руки, — а я не смогу нас защитить. Прости меня, малыш, прости меня, мой сыночек. Я уже так сильно люблю тебя, но нам с тобой просто не повезло. Тебе — потому что появился не в то время и не в том месте, а мне — потому что влюбилась в Хосока. Но знаешь, малыш, я никогда не пожалела и не жалею даже сейчас. Мы провели много времени вместе, я была счастлива, потому что он говорил, что любит… И знаешь, — Лиен закрывает глаза и поднимает лицо к небу, — даже если это была просто игра с его стороны, я все равно его люблю. Люблю больше жизни, своей и, как бы ужасно это не звучало, но даже больше твоей жизни. Я просто не смогу жить без моего милого и любимого Хоби. Если бы тебе было чуть больше, например месяцев восемь, я бы родила тебя и только потом уже… — девушка распахивает глаза и качает головой, — хотя нет. Даже тогда я бы не дала тебе родиться. Потому что ты бы остался один. Знаешь, тебе только месяц, а я уже знаю, что ты мальчик. Что ты мой маленький Юнли. Хосок был бы против этого имени, — мягко, сквозь слезы улыбнулась девушка. Вдруг, Лиен почувствовала толчок в животе. Ее глаза округлились и она сильнее прижала руки к животику. — Это же невозможно, да, Юнли? Ты ведь еще слишком мал, чтобы давать мне такие знаки, — Лиен вздохнула полной грудью и посмотрела вниз. — Наш час пришел, малыш. Надо сделать это. Она смело шагнула в пропасть. Пока девушка летела, она не отнимала руки от живота, а в голове прокручивались, как на кассете, все ее счастливые моменты с Хосоком. — Прощай, любимый…

***

— Чонгук?! — машина не успела подъехать, как Джин выскочил из нее и понесся в дом — ЧОНГУК! Из спальни донесся громкий крик и рыдания. Все быстро понеслись туда. Как только они переступили порог комнаты, то сразу же замерли. На кровати лежал весь бледный Тэхен, около него сидел Чонгук. Он держал любимого за руку, зажимая рукой рот, и отчаянно пытаясь не рыдать. Но получалось очень плохо. — Чонгук, мы тут, что случилось, ответь мне! — Юнги схватил брыкающегося Джина за руку, и, кивнув Намджуну, передал его последнему. — Гукки. Успокойся и расскажи все, — вампир медленно подошел к Гуку и сел рядом с ним, прижимая к себе. — Он не просыпается. Его тело холодное. Он не дышит. Он ничего не говорит! — у Чонгука была жуткая паника, он не мог успокоиться, но по крайней мере, он больше так сильно не рыдал. — Успокойся. Ты уверен, что он ничего не пил и не ел? — спросил Юнги, продолжая гладить его по спине. — Ну… мы когда проснулись, у нас было еще несколько часов до превращения и… Тэхен заказал еду. Он ел суши и запивал соджу. Это все. Я не ел, — всхлипнул Чонгук в плечо Юнги. — Так, хорошо, — Юнги пытался разобраться во всем, но кажется он уже начинал понимать, что происходит. — Чонгук, ответь мне одну вещь: как он чувствовал себя после пробуждения, до еды? — Да нормально… он смеялся и сказал как сильно любит меня… я… мы… он… — по щекам Чонгука начали катиться слезы и из его груди вырвался стон боли. Все вампиры почувствовали эту ауру боли и утраты. Вампиры — не бездушные существа, они порой чувствуют сильнее, чем обычные люди. И выражают свои чувства сильнее. Особенно если дело касается их истинной пары. Чонгук прекрасно понял, что Тэхена больше нет, но не хотел сам себе в этом признаваться. Намджун поежился и прижал плачущего Джина к себе ближе, а Юнги кинул пару взглядов на Чимина, не прекращая обнимать Чонгука. — Чимин, — голос Юнги дрожал, — проверь пожалуйста коробки от еды. Возьми все, вплоть до слюней. Нужно сделать экспертизу, мне кажется я знаю в чем дело. Чонгук поднял голову и посмотрел неверящим взглядом на старшего. — Знаешь? Еда… Его отравили? — Юнги кивнул. — Он умер? — Юнги снова кивнул и опустил голову. — Что? Намджунни, Джинни, он же не… Нет, правда же? — Джун тоже кивнул и опустил голову. — Нет! Этого не может быть! Тэхен, нет! Чонгук вскочил с пола и прижал к себе тело истинного. — Нет! Этого не может быть! НЕТ, ТЭХЕН, ТЫ НЕ ИМЕЕШЬ ПРАВА МЕНЯ БРОСАТЬ! ТЫ ОБЕЩАЛ! — по его щекам текли слезы, а из груди вырвался громкий вой. — Ты не умер! Ты сейчас проснешься. Да, ведь? Проснись, пожалуйста, обещай, что проснешься. Вот прямо сейчас, откроешь глаза и посмотришь на меня. Тэхен? — от этого жалобного «Тэхен», Чимин не сдержался и осел на пол, закрывая лицо руками. Юнги подбежал к нему, обнимая и прижимая к своему сердцу. Он пытался скрыть слезы, ровно как и Намджун. Им нужно быть сильными, но… это так трудно. — Тэхен, ты слышишь меня? Скажи что слышишь! Мне итак тяжело, я просто не справлюсь без тебя. Не смей… Тошечка… Малыш… нееееет… Юнги поднял голову, услышав громкий удар об пол. Чонгук потерял сознание от внутренней боли. Намджун и Юнги аккуратно отошли от своих все еще рыдающих пар и, подняв Чонгука на руки, положили его на кровать рядом с Тэхеном. — Джинни, пошли, — Намджун поднял свою пару на руки и понес к дивану. — так должно было случиться, Джин. Мы не смогли его уберечь… — Чиминни, мы докопаемся до правды, обещаю…