Излом

Гай ушёл в семь утра по корабельному времени. Встал, тихо собрался и выскользнул за дверь. Он видел, что Мимея тоже проснулась, но усиленно делает вид, что ещё спит. Удивляться нечему — ночь закончилась, и наваждение растаяло. Профессорша пришла сюда к Рики, а Гай случайно попался по дороге. Замена — что тут непонятного? Ей было страшно одной, ему тоскливо без Рики: немного тепла друг для друга — не более того. Конечно, он совсем не жалел о том, что произошло. В конце концов, хороший секс ставит мозги на место лучше любого психоаналитика, а с Мимеей у них всё получилось просто чудесно. Но он всего лишь дублёр, и это отравляло всю прелесть произошедшего. Клочок белой бумаги, аккуратно сложенный конвертиком и прилепленный к двери текстом внутрь он увидел на дверях своей каюты сразу. Это была записка: «Нет, я искала именно тебя, Гай. Сразу догадалась, где ты можешь предаваться страданиям. Нет, ты не замена, ты мне давно нравишься». И ниже, вместо подписи, отпечаток губной помады — след поцелуя. Записка, понятное дело, висела тут со вчерашнего вечера. Мимея всё ещё была в каюте у Рики. — Психологша, — довольно проворчал Гай. В душе вдруг воцарился мир и покой, Рики и чудовище странным образом отодвинулись на второй план, всё стало казаться не таким уж мрачным. В конце концов, нельзя быть постоянно на взводе, ни к чему хорошему это не приведёт. Стоит немного расслабиться и переключиться. Девчонка не стеснялась брать то, что ей хочется, а хотелось ей именно Гая, и это грело, почему бы и ему не попробовать отвлечься? Вчера психологша вымотала его так, что куда тем гардианским инструкторам на полосе препятствий, а с утра, как ни странно, Гай чувствовал себя в отличной форме и морально, и физически. Знакомство стоило продлить, тем более что Мимея, судя по всему, тоже осталась им довольна, поэтому... Гай блаженно тёр себя мочалкой под тёплыми струями душа. Сейчас он обсохнет, оденется и пойдёт завтракать — есть хотелось зверски. И, может быть, профессорша тоже придёт в столовую, тогда они сядут за один столик, немного поболтают о всякой незначительной ерунде, а потом он пригласит её вечером к себе. *** Когда Рауль первый раз на «Керессе» открыл глаза, а Катце так отчаянно и неосмотрительно заглянул в них, сразу понял, что его прихватит. Единственное, чего он не ожидал, что будет так жестко. Крыша съедет основательно, и если что-то не предпринять, то эта тяжёлая болезнь с ним надолго, если не навсегда. Дело даже не в том, как выглядел Рауль, хотя Катце никогда не встречал такого красивого, умного, интересного, такого тонко чувствующего, понимающего, а-а-ч-чёрт! Доктор Ам был само совершенство! Катце — давно не наивный мальчик, секс у него был регулярно ещё с колледжа: для удовольствия и всегда по взаимной симпатии — отказывать себе он не привык, и раньше ему везло: интересные в этом аспекте люди обычно оказывались совсем не против близкого знакомства. В студенческие годы Катце часто менял партнёров, не желая и не ища стойких привязанностей. Позже ему захотелось отношений — более длительных, глубоких связей. Мужчины, женщины... Последние годы в основном мужчины. Он искренне старался, но дольше нескольких месяцев выдержать не получилось ни разу. Причина этого была ему известна и неутешительна. Хорошо, когда ты точно знаешь свои заскоки, плохо, что сделать всё равно ничего не можешь. Он давно заметил, что мало-мальски длительные отношения завязывались у него только с теми, кто умел думать. И не просто думать, а мыслить трезво, оригинально и лучше, чем он. Диагноз Катце поставил себе сам и довольно давно — сапиосексуализм, крайняя стадия. Отнюдь не болезнь, и в нынешней картине мира, в которой накачанные бицепсы и умение драться отошли на второй план, а жизненный успех зависел от того, как работают у человека мозги, явление более чем распространённое. Чтобы чувствовать себя по-настоящему счастливым в паре, Катце должен был найти не просто умного партнёра, а одаренного, талантливого, такого, который способен восхищать. Но с возрастом, а точнее, с опытом и по мере собственного совершенствования, критерии повышались, и теперь такие люди встречались на жизненном пути всё реже. У деда, с которым на любую тему можно было говорить без проблем, оказывается, всё обстояло примерно так же. Старший повеселился и сказал, это наследственное, а потом добавил, что не видит в сапиосексуализме ничего плохого. «Великое счастье — найти, любить и служить тому, кого считаешь достойным твоей преданности». Преданность... Дед, конечно, прав. Есть люди, которые родились, чтобы стать первыми, но кто-то должен стоять у них за спиной, в любой момент готовый прийти на помощь. Катце такая роль вполне устраивала. Чтобы обрести счастье и покой, ему нужно было найти объект любви и уважения, которому захочется добровольно отдать душу, и Рауль Ам для этого подходил просто идеально. Как назло, в придачу к мозгам, Рауль обладал такой сногсшибательной внешностью, что походы в душ после каждой встречи с ним Катце уже воспринимал как что-то обычное. «Ну не будь такой бесчувственной сволочью, златовласка. Я же себе водянки на руках натру, доктор Ам, светило ты научное!» Он хотел Рауля так, как никого никогда раньше, а тот не оставлял его в покое даже ночью и регулярно снился: голый, прекрасный, лежащий у Ходжо на операционном столе, он смотрел на Катце зелёными невозможными глазами из-под полуприкрытых век и позволял трогать, гладить, ласкать свои самые прекрасные места. А Катце и не терялся. Пусть хоть во сне, но он получит то, чего так яростно желал. Потому что поговорить с Раулем о своих чувствах у него, обычно всегда привыкшего кардинально решать подобные вопросы, душевных сил не хватало. Он давно приучился не врать самому себе и понимал, что элементарно боится отказа. Особенно после того, как Рауль рассказал, кто он. Как ни странно, но факт, что доктор Ам — не совсем человек, Катце пережил легко. По сути, ему было глубоко и окончательно похрен, как сказал бы Демон. Не-человек — и чёрт с ним, Рики с Ясоном же это не мешает! Лишь бы только согласился, а там — разберемся. Пока доктор Ам совсем не возражал, чтобы Катце находился рядом, и даже, как ему казалось, радовался его визитам: поддерживал беседу и интересовался его мнением. В эти моменты Катце ощущал такой прилив положительных эмоций, что легко мог впасть в состояние эйфории. Получить сабспейс просто от беседы — это, конечно, очень забавно, однако, как оказалось, с Раулем вполне возможно, достаточно послушать его тихий ровный бархатный голос с чуть заметными нотками хрипотцы, и выброс эндорфинов гарантирован. Катце посмеивался над собой, но бороться с этим даже не пытался. В конце концов, почему не получать от жизни хотя бы то удовольствие, которое доступно? Ведь никому хуже он этим не делал. А если бы Рауль ещё и обратил на него внимание как на мужчину... Воображение у Катце работало отлично, он почти физически ощутил, как Рауль властно проводит рукой по его спине, как жёстко, требовательно целует шею, как опрокидывает на кровать и широко разводит его согнутые в коленях ноги... Если бы Рауль только пожелал! Катце позволит ему делать с собой всё, всё, что он захочет, всё, что придёт ему в голову! Доктор Ам вёл себя приветливо, вежливо, но в поведении, увы, не было ни намёка на сексуальный подтекст. Твою же мать! Катце глухо застонал и расстегнул ширинку брюк. «Почему бы вам не выебать меня, господин Ам? В любой позе, на выбор, не стесняйтесь! — Катце захватил в ладонь возбуждённый член. — Только скажите, и я раздвину ноги так, как вам нравится. Р-р-рауль, монстр бессердечный. Ну трахни же ты меня, наконец, сволочь бездушная!» Звук сирены ударил по нервам, как ток, Катце широко распахнул глаза. Лабораторный отсек, пятый уровень. Опять! Эрекции как не бывало. Катце рывком застегнул ширинку, схватил со стола «Глок-18» и кинулся в коридор. *** Тревожный сигнал грянул как раз тогда, когда Гай совсем расслабился под тёплыми струями воды, и от неожиданности он подскочил на месте. Чёрт! Только что всё было так хорошо! Снова лабораторный сектор, снова пятый уровень и схема три. Какого же хрена случилось? Там капитан, Манон в криокамере и... Мимея! Она с утра собиралась колдовать над трупами Эрика и Дирка, которые гардианцы наконец притащили из товарного модуля и положили в холодильник. Гай наскоро и плохо вытерся, натянул одежду на мокрое тело, а потом рванул по коридору так, как не бегал никогда. Конечно, стоило захватить с собой что-то посерьезней «Тек Z-10». Ничего, сойдёт, он боялся потерять хотя бы секунду, но в коридоре перед сектором всё-таки первым не оказался. Впереди него мчался рыжий доктор, опасно размахивая на бегу зажатым в руке пистолетом. — Стой! Стой, мать твою! — заорал ему в спину Гай, но тот даже не оглянулся. Тогда он догнал Катце в два прыжка и откинул за спину, стараясь сделать это как можно аккуратней, не причинив серьёзных повреждений. Если в секторе орудует зверь, то гражданский, даже с пистолетом — стопроцентный труп. — Уровень пять! За мной или никак! — на бегу заорал Сержант. Согласился Катце или нет — он смотреть не стал. Двери буфера перед сектором разъехались в стороны, как раз когда он добежал до них. На входе стояла бледная до синевы, но вполне живая Мимея. Схватить её, крепко прижать к груди - собственная реакция стала для Гая полной неожиданностью. Он облегченно выдохнул. — Это я включила тревогу, — подтвердила Мимея его догадку, аккуратно высвобождаясь из объятий. — Ты меня задушишь... Пришла, всё открыто, и прямо на входе... Первый труп лежал действительно сразу за дверью, за постом Джиксов, и это оказался как раз кто-то из них. Грудная клетка у гардианца была разорвана почти посередине. В страшной ране торчали обломки рёбер и почти оторванный кусок грудины. Кровавый след на полу говорил: парень ещё пытался ползти — скорее всего, чтобы нажать сигнал тревоги на панели у входа. Кровавые отпечатки пальцев на стене — пробовал дотянуться, ему не хватило совсем немного. Джуд ворвался в открытую дверь ураганом и остановился, как вкопанный: — Бобби?! О господи! Сегодня не его дежурство. Как он здесь оказался? — А чьё? — в дверь скользнул Рики в бронике и с миниганом. Это хорошо, с Демоном и его любимым пулеметом за спиной Гай ощущал себя намного комфортней. — Монти, — Джуд опустился перед трупом на колени. — Сейчас в наряде должен быть Монти, перед ним — Эван. Эти двое нашлись буквально тут же. В оперблоке рядом с реанимационной кабиной Кугера, в боксе, где когда-то лежал длинноволосый блондин. Оба были мертвы. Монти — без штанов и белья, в одной разорванной, окровавленной форменной футболке. Его живот был неровно вспорот, внутренности вывалились на пол. Такое ощущение, что его сильно дёрнули за ногу, вырвав её из сустава и выкрутив, предварительно придержав гардианца за плечи. В страшной зияющей ране в паху виднелась головка бедренной кости. Эван выглядел совсем целым, по крайней мере, крови почти не было видно, но это оказалось иллюзией. Это был уже не человек, а мешок с поломанными костями. Будто кто-то взял его за ногу и очень сильно с размаху ударил об пол. — Внутренности целы, в смысле, они на месте… Все части тел на месте, — сообщил Катце. — Спугнули, скорее всего, — он нагнулся, поднял что-то с пола и показал Гаю брючный пояс гардианского образца, разорванный на две части. — Это его, — указал он на Монти. — Да какая разница? — Гай досадливо махнул рукой. — Может, и никакой, Сержант, — Катце задумчиво вертел в руках обрывки. — Может, и никакой. Только вот его одежда, — он ткнул пальцем куда-то за спину. Одежда Монти действительно аккуратно висела на отключённом медицинском мониторе. — Получается, он разделся, повесил вещи, вынул пояс из брюк... А потом этот пояс каким-то образом порвался? Гай неопределённо пожал плечами, он не совсем понимал, что хочет от него Катце. Одежда стопочкой? Понятное дело, решили парни развлечься втроем, развеять скуку. Развеяли, блядь! — Кугер и Манон в норме, — вернулся и сообщил Рики. — Нет никаких следов чьего-либо присутствия возле криокамер. — Отлично, — Гай кивнул. — Мимея, детка, ты никого не видела, когда пришла, но, может, что-то показалось необычным? — Куда уж необычнее, — невесело хмыкнула девушка. — Эти ребята — не чета покойному профессору Ходжо и его помощникам. Это гардианский спецназ, и если тварь смогла справиться с ними… — Успокойся, детка, — попросил Гай. — Ребята были заняты, — он сделал многозначительную паузу, — могли вовремя не среагировать, — Сержант усердно старался, чтобы голос звучал уверенно, но сам себе нихрена не верил. — Смерть, судя по всему, наступила не больше часа назад. Не понимаю, — Катце становился всё задумчивее. — Скорпеораптор должен был за столько дней сильно проголодаться. Почему он не объел трупы? — Ты сам сказал — спугнул кто-то, — Рики вдруг показал на лежащий в углу технический плазменный резак. — Это тут было? — Нет, — Катце наклонился, с интересом рассматривая находку. — Видимых следов крови и другой органики на инструменте нет, но вчера этой штуки здесь не лежало. Я вечером заходил проведать Кугеров, знаю точно. — Джуд, — окликнул Рики молча стоящего на коленях перед мёртвыми Джиксами их командира. — Извини, но ты не знаешь, почему они оказались тут втроём? — Не знаю, — задумчиво пожал плечами Джуд. — Сам всё время думаю. Могли в гости заскочить, скучно ночью одному. Роби на втором входе ничего не слышал — я с ним связался, Фрэнк спал и тоже ничего не знает. В лаборатории больше никаких тел, никаких дырок в стенах. — Отсюда вывод, — обобщил Гай. — Тот, кто сделал это, вышел в те же двери, через которые мы вошли. Видеонаблюдения в лаборатории нет, но дальше — коридоры жилого сектора. Они и пост в буфере просматриваются камерами. — Я сразу посмотрел, — махнул рукой Рики. — Все камеры просто отключили два часа назад. И это сделано с пульта, — он показал на панель у входа в буфер. — Отсюда. Гай пожал плечами. Его теория подтверждалась. Парни просто не хотели делиться личным, вот и отключили на время камеры. Странно, конечно, что на посту, а не в каюте... — Странно, — как будто озвучил его мысли Катце. Он так и вертел в руках разорванный ремень. — Всё более чем странно. Потому что два часа назад Монти и его друзья были ещё вполне живы. — Чудовище не в торговом модуле, — озвучил Рики напрашивающийся неутешительный вывод. — Мы еще раз планомерно обыщем все жилые и эксплуатационные помещения и коридоры «Керессы». Все ненужные закроем и законсервируем, сократим используемое пространство до необходимого минимума, который сможем контролировать. Нас стало меньше, поэтому не рисковать, работать парами. Мне не надо, чтобы вы ловили эту тварь, — обратился он к уже собравшимся в полном составе гардианцам. — Основной приоритет — все должны остаться живы. Джуд согласно кивнул и поднял голову. В отсек, как всегда величественный, вплыл Ясон Минк: — Рики прав. Наша задача — целыми долететь до Амои. Там решатся все вопросы — я это гарантирую. Гай досадливо сплюнул на пол и отвернулся. Длинноволосый очень раздражал, но идиотом он уже побыл, и больше не хотелось. Мимея смотрела предостерегающе, чуть испуганно, и Гай не выдержал, улыбнулся. Переживает за него, психологша, опасается, что сорвётся. Зря боится. Прошлой ночью вся дурь из него куда-то улетучилась, детка вытрахала из него заскоки и всю злость до стерильных мозгов. Вспомнив вчерашний разговор с Мимеей, Гай понял — он совсем не рад, что оказался прав... Сержант ещё раз посмотрел на лежащие на полу изуродованные тела: чем все это закончится — известно одному богу. *** Странному мучившему его чувству Катце названия не находил. Он пытался анализировать причину скрытого беспокойства, которое в последнее время стало почти нестерпимым, и ощущение было необычным. Как будто ты сам себе завязал глаза и теперь пытаешься на ощупь определить, что взял в руки: вот оно — осязаемо, вполне реально и объёмно, но чтобы сделать окончательный вывод, надо... просто снять повязку — так бы сказал Рауль... Рауль! Тревога подняла на ноги всех. Даже Ясон Минк соизволил появиться, хоть и не сразу, но доктор Ам не пришёл! Чёрт! Катце яростно тыкал в кнопку вызова на коммуникаторе. Звонок проходил, но трубку никто не брал. — Демон, Рауль не отвечает! — ему показалось, что он почти выкрикнул это, а может, так оно и было — все вокруг сразу замолчали. — Он у себя, — показал Сержант на огонёк, горящий на плане корабля в перкоме. — В бывшей каюте старпома. Катце уже выскочил в дверь. — Люк, Норрис, — махнул Рики Бизонам, — за мной! Дверь в каюту Рауля оказалось открытой, и Катце влетел туда, не сообразив, что это опасно. Доктор Ам сидел на полу, прислонившись спиной к стене, с закрытыми глазами. Волосы его были мокрыми. Кое-где на одежде проступали пятна странного, чуть синеватого оттенка крови, но, к счастью, их было немного. — Рауль! — Катце рухнул перед ним на колени. Он задыхался, но скорее не от сумасшедшего бега по коридорам, а от пожиравшего сознание ужаса. Рауль открыл глаза: — Всё нормально, — голос был едва слышен. Глаза снова закрылись. Из разбитой губы по подбородку потекла струйка крови, обновив старый след. На скуле у доктора Ама красовался большой багрово-фиолетовый кровоподтёк. Рубашка была разорвана на груди, и над ключицей виднелся ещё один кровоподтёк, раза в два больше. — Рауль, что случилось, Рауль?! — Катце аккуратно потряс его за плечи. Доктор Ам скривился и тихо зашипел: — Не тряси меня, больно. Всё почти в норме, — через минуту тихо повторил он. — Серьёзных повреждений нет. — Тогда мы переложим вас на кровать, доктор Ам, — Рики махнул Бизонам, и они, аккуратно подняв тяжёлое тело амойца, перенесли его. Рауль выглядел плохо: очень бледный и такой слабый, что на ногах сам стоять не мог, но хоть, слава богу, в сознании. — Кто на вас напал? — Рики замялся. — Я прошу прощения, доктор Ам, но, скорее всего, время не ждёт. Я должен получить ответ сейчас. — Не знаю, — Рауль, казалось, был несколько заторможен. Говорил с трудом, глухо и странно растягивал слова. — На меня напали. Сзади. Я ничего не видел, а очнулся в коридоре возле своей каюты. Поднялся, смог открыть дверь, войти и снова вырубился — наверное, в душе, потому что волосы мокрые. Но я не помню. — Где на вас напали? — Я... Я не помню, — Рауль болезненно сморщился, медленно, как во сне, поднял руку и коснулся указательным и средним пальцем разбитой губы. — Когда? Доктор Ам задумался, но потом осторожно покачал головой: — Я, наверное... Потом, — он опять прикрыл глаза. — Катце? — Да, я помогу доктору Аму. Если он что-то вспомнит — сразу сообщу, — пока Катце мчался по коридорам, он успел себе напредставлять такого, что сейчас, когда выяснил, что Рауль жив, испытывал настоящее счастье. *** Гардианцы занялись прочёсыванием помещений жилого сектора, той части, в которой осталась целой система видеонаблюдения и которую решили оставить для проживания экипажа и пассажиров. Проклятую лабораторию законсервировали, пациентов перевели в медпункт к Котовски. Сделать так, как хотелось, не вышло — кают не хватало. Но Скарлет вдруг сообщила, что её вполне устраивает большая кровать в каюте Джуда, так что до порта она как-нибудь потерпит. Тот не возражал, пожал плечами и пробурчал что-то о скорпеорапторах в своей постели, но выглядел скорее довольным, чем наоборот. — А ты можешь переселиться в мою, — предложил Рики Мимее, слегка скосив взгляд на бесстрастное лицо своего амойца. — Я всё равно там редко появляюсь. — Нет, спасибо, — Мимея хитро улыбнулась и бросила из-под падающей на лоб чёлки осторожный взгляд на Сержанта. — Меня уже Гай пригласил. Гай, который никого никуда не приглашал, от неожиданности резко повернулся и в недоумении уставился на девушку. А психологша совсем не испугалась, посмотрела с весёлым вызовом и вдруг показала ему острый кончик розового языка: — Ты же приглашал меня, солдат? — Да, женщина, и ты это прекрасно знаешь! — Сержант сурово сдвинул брови, демонстрируя весёлое негодование. Он же и сам хотел, всё правильно. Просто профессорша его немного опередила. А Рики улыбался Ясону. Казалось, что ему всё равно. *** Катце принёс от Котовски те медикаменты, которые попросил Рауль, помог ему снять разорванную одежду, тихо млея от случайных прикосновений к чуть золотистой тёплой коже. Рауль уснул, а Катце отправился к себе. Мысли в голове скакали, как шарики для пинг-понга — всё стало совсем непонятно. Кто мог напасть на доктора Ама и зачем? Конечно, это не скорпеораптор, иначе Рауль бы в живых не остался, а характер повреждений... его избили, и это, без сомнений, был человек. Кровоподтёки на теле, разбитая губа, синяки на бёдрах и шее... Его душили. Содранная на запястьях кожа. Стоп! Ремень! Связали руки! Рауль не помнил, где и когда на него напали. Это могло быть... ! Джиксы, так их и растак! Катце давно не нравились взгляды, которые те бросали в сторону его амойца, но он считал, что это говорила ревность. Значит, не показалось. Катце еле смог сдержать себя, чтобы не рвануть назад, к Раулю. Ему нужно было знать точно... Но тот сейчас спал. «Ты должен успокоиться, Катце. Всё не так просто, всё совсем не так! — руки задрожали. — Трое здоровенных наёмников, профессиональных солдат и убийц, полуголый Монти, аккуратно висящая на стуле одежда и... разорванный ремень. Мать твою! Мать твою, да открой же глаза! Со своей любовью ты превратился в тупое ревнивое земноводное». Он заставил себя сесть. Вот же оно... Волосы у Рауля мокрые, а одежда почти сухая, но порванная. Маловероятно, что он снял её, вымылся и потом надел. В его состоянии, скорее, встал бы под душ прямо в одежде или переоделся потом в чистую. Нет, конечно, это не факт, мог и старую натянуть, но для Катце это стало последней каплей. Зачем Рауль мылся? Или он в тот момент не соображал, что делает, или… Ему надо было что-то смыть с тела, старую одежду он уничтожил, а новую разорвал, чтобы не возникло вопросов, почему старая отправилась в утилизатор. Ноги налились свинцом. Как минуту назад он не мог остановиться, так сейчас не мог заставить себя подняться. Быстро вращающиеся вокруг своей оси и друг вокруг друга картинки в голове остановились. Катце закрыл глаза и, мысленно протянув руку, взял первую: профессор Ходжо — генетик, биотехнолог, специалист по созданию монстров-перевёртышей для военно-промышленного комплекса Шинра. Евгеник, работает с генмодифицированными организмами. Пускается в сомнительную, дурно пахнущую авантюру, в которую компания вкладывает бешеные средства и ресурсы... Зачем? Корабль-чужак. Нет, неправильно. Яхта класса «круиз» с Амои, о которой известно очень мало. «Я не человек, Катце, но мозг у меня определённо человеческий...» Ходжо, мёртвый, со свёрнутой шеей, трупы учёных, лежащий без сознания Ясон... Ясон?! Чёрт, он видел это с самого начала, просто не понял, что видит. Всё случилось слишком неожиданно и было так дико, что он никак не мог заподозрить. Катце поднялся и, словно в полусне, медленно побрёл в лабораторный отсек. Там кипела работа. Пациентов переводили в медпункт, и меддроиды на гравиплатформах перевозили необходимое оборудование. Но Катце нужно было не это. Первый бокс. Когда той ночью он пришёл сюда с Бизонами, Ясон лежал пристёгнутый к операционному столу ремнями безопасности за шею, щиколотки, запястья и через грудь. Они и сейчас болтались на своём месте — обрывки ремней в металлических фиксаторах. Кевларовых ремней. Катце сел прямо на пол. «Скорпеораптор... Скорпеораптор, мать вашу... Рауль знал, что я работал в джексонианских лабораториях, и скормил мне эту приманку на раз. Знал, что поверю». От отчаяния хотелось рыдать и кричать одновременно. Вот и ответ, кто улетел на десантном модуле. Никто не улетел. Вы отправили объект «три» в самостоятельное путешествие, господин Минк. Автопилот — всё просто, как же я раньше не догадался? Ну и чёрт бы с ним, господин Минк, только погибло семь человек. Семь, Ясон Минк, или как вас там?! Катце подошёл к бытовому утилизатору, отключил его и снял верхнюю панель. Экспресс-анализ занял пятнадцать минут, а образцы крови погибших сотрудников хранились в базе данных. «Скорпеорапторы, господин Ам, жрут за один приём четыре, ну, максимум, шесть килограммов мяса. А наш экземпляр заглотил больше десяти, по скромным подсчётам, и не лопнул. Потому что желудочно-кишечный тракт у убитых научников, чьих внутренностей не досчитались, обязательно содержал пищевые массы. Не велика ли погрешность? Конечно, вы бы, доктор Ам, не допустили такую ошибку, но вот ваш друг — он не в курсе. А я гадал, почему в трупах не обнаружено яда скорпеораптора». Мелкие несостыковки теперь укладывались в общую схему. Система слежения, казалось, была повреждена случайно, но так «удачно», что сразу погорели камеры во всем отсеке. Скорпеораптор, удивительно хитрый и умный зверь, умудрился обойти сложные ловушки гардианцев, и Рауль... доктор Ам. Сука-Ам, который залез ему в душу так, что Катце перестал соображать и совсем растерял мозги в амойских штанах! Ведь он поверил! Поверил, что Раулю стало плохо в лаборатории, когда он осматривал трупы научников, и сейчас — в каюте. А Рауль просто ломал комедию. И если бы Минк не допустил столько промахов... Если бы тогда Катце сразу догадался взять на анализ кровь, которой был весь перепачкан лежавший без сознания Ясон... Но он решил, что это кровь Ходжо, и просто смыл её. Вам нужно было в душ, господин Ам, очень срочно надо было в душ, чтобы смыть с себя алую кровь, кровь Джиксов. Столько глупых ошибок, а всё из-за того, что он не научился сдерживать своих чувств, позволил Раулю увидеть свою слабость и воспользоваться ею. Катце поднялся. Сердце ощутимо и не фантомно болело. Больше всего на свете хотелось вот так прямо сейчас взять и сдохнуть на месте. Чтобы больше ничего не чувствовать, чтобы не думать и не понимать. Ну что ж, оружейный арсенал на корабле от посторонних не закрыт. Нет здесь посторонних и опасных, а скорпеораптор стрелять не умеет. Зато неплохо умеет доктор Катце. Главное, не встретить никого по дороге, чтобы не пришлось объяснять, зачем ему ручная плазменная пушка. Это его ошибка, он ее сам и исправит. *** Когда он зашёл в каюту старпома, Рауль уже встал. Он стоял спиной к входу и смотрел в иллюминатор. Босой, в брюках, которые одолжил у Катце — они были ему чуть коротки — и без рубашки. Золотые волосы уже в полном порядке мягко струились до бёдер. Конечно, доктор Ам слышал звук открывающейся двери, но даже не повернулся: — Догадался. Катце молча щелкнул предохранителем BFG-9000, запуская боевой режим. — Я знал, что ты поймёшь рано или поздно. Интересно, что стало последней каплей? — Мокрые волосы и ремень, — Катце сглотнул. — Порванный ремень и следы на твоих запястьях. Рауль тихо засмеялся, но поворачиваться не стал: — Я думал, сообразишь раньше. Ясон допустил много ошибок, но его извиняет, что он был тогда не в лучшей форме. Ходжо с ним не церемонился. — Он убил профессора и шестерых сотрудников, — Катце поднял дуло плазменной пушки. — Двое сошли с ума. А ты... Ты убил ещё троих. — Тогда стреляй, Катце. Стреляй, зачем ты медлишь? — Рауль повернулся и развёл руки в стороны. Холод его взгляда обжигал. Теперь перед Катце стоял не Рауль, не доктор Ам. Это был кто-то другой — чужой, опасный и пугающий. Родной брат ледяной твари, которая называет себя Ясон Минк. Дуло BFG смотрело Раулю в грудь, по такой цели промахнуться было невозможно: кто знал, как лупит эта штука, в успехе мог не сомневаться, неважно, какой у тебя враг, перед таким оружием все равны — скорпеораптор это, человек или амойское чудовище. — Почему вы убили их? — Катце должен был знать. Хотя бы в конце. Это казалось правильным. — Какой ответ ты хочешь услышать на свой вопрос, человек? — холодно поинтересовался тот, кто ещё недавно был доктором Амом... Раулем. Он смотрел на Катце спокойно, будто читал лекцию за кафедрой или стоял с бокалом вина в фуршетном зале. В голосе читались горькие нотки пренебрежения и высокомерия, как будто... как будто Рауль в нём разочаровался. — Например, «мы были голодны»? Подходит? Или «мы злобные твари, одержимые манией убийства»? Можно «нам просто не нравились все эти люди» или «мы мстим за...». Не знаю, за что. Придумай сам. Выбирай, Катце, что тебе нравится больше, и давай, ради Юпитера, закончим затянувшуюся прелюдию. Ты пришёл убить меня? Не стесняйся. Или человеку проще выстрелить, когда его толкают под руку этологическая нетерпимость и ксенофобия? Тебе стоит только попросить. У него действительно был длинный хвост, как у скорпеораптора, и сильные задние ноги, но на этом сходство заканчивалось. Три пары глаз, как говорил Кирие, и мощная, похоже, хитиновая буро-зелёная броня из плотно прилегающих друг к другу сегментов. Существо, в которое превратился доктор Ам, казалось, было крупнее исходной формы, а зубы... зубы были очень внушительными. Где-то на этом месте Катце понял, что он идиот. И даже не потому, что совсем не испугался, когда Рауль вдруг почти мгновенно стал этой тварью, а потому, что понял — ему теперь всё равно. Просто совершенно наплевать, и всё тут. Он не выстрелит. Не выстрелит ни за что. Даже если Рауль сейчас станет рвать его на куски. — Не могу. Я не могу, — Катце нервно рассмеялся. — Жри, чёрт с тобой. Он положил пушку к своим ногам и пнул так, что она отлетела под кровать, сел на пол, сжался и спрятал лицо в ладонях. — Жри. Может, подавишься, — он замер. Полное безразличие, охватившее его, пугало. Какая разница, что будет дальше? Какая разница теперь — жить или умереть, если ничего хорошего в этом мире для него больше не будет? Он ожидал чего угодно: боли, звериного рыка, полёта в стену — только не чутких пальцев, которые пробежали по лицу, крепко, но совсем не больно взяли за волосы и потянули назад, заставив поднять голову. — Я не ел их, Катце, что за глупости? — обида в его голосе слышалась так явно, что Катце вдруг громко и болезненно рассмеялся. Из-под опущенных век предательски потекли слёзы. Он не плакал с детства, не помнил, когда был последний раз. Не плакал, даже увидев в иллюминатор быстро уменьшающийся шар Архипелага Джексона, но тут просто не мог сдержаться. — Что с тобой? Тебе плохо? Катце? — видимо, такая реакция удивила Рауля. Катце замотал головой. Нет, ему было не плохо, ему был полный пиздец. Он знал, что перед ним стоит прежний Рауль, но заставить себя открыть глаза не мог. — Я знаю, ты — вегетарианец, — болезненный приступ смеха скрутил его поверх льющихся слёз. — Ты не ешь мяса! И твой друг тоже. Не ел. Он выбросил их внутренности. В утилизатор. Вспорол животы... вытащил чёртовы кишки... и засунул их в утилизатор! Чтобы мы подумали... А ты соврал мне! Про джексонианского раптора! «Истерика. У меня истерика», — Катце наконец открыл глаза и в ужасе уставился на Рауля. Слёзы текли по лицу, воздух вокруг вдруг загустел, стал тягучим и вязким, он задыхался. Пощёчина обожгла резкой болью, голова сильно мотнулась в сторону, и тут же прилетело с другой стороны. Катце громко всхлипнул и заткнулся, не сводя с Рауля широко распахнутых глаз. Тот молчал. Смотрел строго, пронзительно, взгляд колол почти физически. Катце медленно выдохнул и вдохнул, приходя в себя: — Мне всё равно, почему ты их убил. Мне всё равно, ел ты их или нет. Ты их убил. И... у тебя штаны разорвались. Он тяжело поднялся, с трудом заставляя двигаться вдруг ставшее непослушным тело, подождал, пока откроется дверь, и вышел. Рауль его не остановил. *** Катце курил. Сильно подташнивало — ожидаемый отходняк после избытка адреналина в крови — но всё равно очень хотелось кофе. Удивительно, зависимость такая сильная, что даже чудовища не помеха. Он нервно хихикнул и тут же обозвал себя идиотом. Встать и нажать кнопку кофеварки сил не хватало. Он получил ответы, оказался прав, но радости никакой не испытывал. Рауль, его мечта, его сладкая грёза, оказался монстром. Нет, то, что он мог трансформироваться, волновало не так сильно — в конце концов, на Архипелаге Джексона он видел и не такое. Оглушало понимание: доктор Ам — хладнокровный убийца. Разорванные, окровавленные тела гардианцев — эта картина останется в памяти навсегда. «Зачем? Зачем ты сделал это, Рауль?» Нет, Катце совсем не жалел, что не выстрелил. Вот так взять и всадить плазменный заряд в живое тело — это не для него. Он не убийца. Нет? «Не убийца, Катце? — спросил кто-то внутри пустой черепной коробки голосом барона Бхарапутра. Вы опять пытаетесь врать себе, Катце? А я ведь надеялся, что излечил вас от этой пагубной привычки раз и навсегда». Катце сжал пальцами виски, голова раскалывалась от боли. Конечно, убийца — это не только тот, кто целит тебе в живот, кто нажимает на спусковой крючок. Чистыми твои руки уже никогда не будут, Катце. Они в крови по локоть, а то и по самые плечи. Но стало ли это знание для тебя сюрпризом тогда? Догадывался, обо всём ты догадывался. Считай, знал, поэтому и полез в секретные файлы барона Бхарапутра. Был практически уверен, что найдёшь, убедишься — все проекты, теоретическую часть для которых ты разрабатывал, очень активно осуществлялись на практике в лабораториях Дома. «Неужели? Неужели вы не знали об этом, Катце? Да ну, не может быть! Ай-ай-ай! Кого вы обманываете?!» — голос барона Бхарапутра звучал издевательски. Кровь из рассечённой щеки заливала рубашку и пол. «Бросьте, Катце! Если вы хотите стать действительно великим учёным, выкиньте из головы всю эту ерунду: мораль, этику, патриотизм, а особенно — гуманизм и религию. Иначе просто не останется места для главного». Тогда у него крышу рвануло по полной, а ведь по сути оказалось, что барон прав. Почти прав. «Мы те, кто мы есть, Катце. Не стоит обманывать себя и стыдливо прятать глаза, — Рауль вопрос решил для себя давно. — Ты проводишь грань там, где считаешь нужным. Научная этика — не отказ от процесса познания, а поиск разумных путей. Тезис о ценностной нейтральности науки — пустой звук, когда дело касается твоей индивидуальности. Это идеологическое прикрытие для учёных, позволяющее эксплуатировать их открытия в любых, даже самых неприглядных аспектах. "Чистого познания" не бывает, и твоя позиция "я всего лишь учёный" до боли копирует печально известное "я всего лишь солдат". Если ты не мыслишь себя вне науки, придётся делать выбор, Катце. Всё время, с каждым шагом вперёд и с каждым новым проектом». А тогда... тогда барон быстро объяснил ему, кто он есть и чего стоит — такой же монстр, как и те, что работают с его теоретическими выкладками в лабораториях. «Ты такой же, как они. Такой же, как все мы, и даже хуже. Потому что хочешь остаться чистым, корчишь из себя святого, задираешь нос, стыдливо отводишь взгляд, делая вид, что вдруг ослеп, а ты такой же — да! Только ещё и трус!» Барону было очень смешно, а Катце тогда впал в ступор и совсем ничего не мог произнести, только судорожно вжимал ладонь в располосованную стеком кожу на щеке, размазывая кровь. «А хочешь оказаться там? — барон ткнул своим оружием в сторону экспериментального корпуса. — Попробовать на своей шкуре собственные разработки?» Катце мотал головой, кровавые капли падали на дорогое покрытие. Барон смеялся. Может быть, поэтому он остался жив — паяц, возомнивший себя великим учёным. «Думай, Катце, думай хорошенько! Ты сам выбрал этот путь, и обратной дороги у тебя нет. Или ты работаешь на меня, или работают с тобой». Он знал, что барон не разменивается на пустые угрозы, и согласился. Конечно, за ним следили. Они следили за всеми, кто представлял хоть мало-мальскую ценность для Дома. Ему вдруг стало всё равно. Три дня он беспробудно пил, попробовав всё, что предлагалось в кварталах развлечения Архипелага, закидывался какими-то таблетками и без разбора колол себе в вены то, что приносили обрадованные щедростью клиента пушеры. Шрам на щеке сильно болел и почти всё время слегка кровоточил — прекрасный повод всыпать в себя ещё горсть какой-нибудь дури. Ему хотелось забыть. Забыть — или накрайняк сдохнуть. Во втором он почти преуспел. Через трое суток, когда его, полумёртвого, обдолбанного так, что он даже не понимал, где находится и что происходит, опять притащили к барону. Катце решил, что это конец. Барон брезгливо оттянул ему веко, посмотрел в тёмный, расплывшийся во всю радужку зрачок — тот на свет уже не реагировал, — и отправил в медблок. Там Катце привели в чувство, жёстко, но очень действенно, а потом провели специально для него экскурсию по всем этажам лабораторного корпуса. После чего ещё раз откачали, вкололи снотворное, успокоительное и отправили спать или думать — на его усмотрение. А на следующий день Катце стоял на коленях, просил прощения и целовал туфли своего хозяина. И ему было плевать на честь, достоинство и прочую чушь, их он расплескал по полу вчера в экспериментальных секциях. Потому что ночью потеющий от страха охранник передал привет от Джадда Кугера. "Кересса" будет стоять в порту ещё пять дней, но если тебя посадят под арест — всё! Штурмом взять дом Бхарапутра твои друзья не смогут». Поэтому Катце валялся в ногах у барона, клялся в вечной преданности и даже не старался прилагать особых усилий — всё и так выглядело очень правдоподобно. Осознал. Был идиотом. Будет работать. Никаких проблем не доставит. Очень хотелось вцепиться барону в глотку, но жить хотелось ещё сильнее. Жить... Рауль защищался. От неожиданно пришедшего понимания Катце вздрогнул, ткнул себя сигаретой в руку и зашипел от боли. Идиот! Он так зациклился на своей любовной трагедии и так обиделся на обман, что не понял главного. Порванный ремень и следы на теле! Неважно, что хотел смыть с себя Рауль — чужую кровь или отметки насильников. Они раздели и связали его, они принесли резак. Рауль сопротивлялся, он тоже хотел жить... Если бы Катце мог вот так — вдруг превратиться в клыкастого убийцу, с каким удовольствием он откусил бы барону голову, чтобы тот наконец прекратил смеяться, а главное — говорить. А Рауль обиделся. Обиделся, потому что думал — Катце во всём разобрался, всё понял, но посчитал, что жизнь искусственно созданного организма не стоит жизни человека. Даже насильника. «Твою мать. Почему я такой кретин?» Удариться головой о стену, и желательно раза три подряд, хотелось безудержно, он еле сдерживался. Нет, так дальше не пойдёт. Катце заставил себя встать, сделал кофе и почти залпом выпил обжигающий горький напиток. Желание вернуться и извиниться было непреодолимым. Сейчас он успокоится, умоется, переоденется, подумает, а потом... Потом пойдёт к Раулю и всё объяснит. А если тот не станет слушать и выкинет его из каюты, то Катце поселится у него под дверью.