Одиннадцать хвостов

В Кумо она была очень одинока. Её сила была её проклятием, и в худшие дни оконное стекло покрывалось инеем от одного её прикосновения. Родителей своих Юки почти не помнила, только смутно снились ей иногда ласковые женские руки, бережно поправляющие одеяльце. Как отец и мать погибли, где и от чьей руки – Китаказе никогда не интересовалась, просто приняв их отсутствие как данность. В детском доме к ней относились так же, как к остальным, но всё равно выдерживали какую-то дистанцию. В семь лет всё изменилось. В первый же день в Академии какой-то мальчуган решил пристать к тихоне в растянутой белой кофточке. Подошёл на перемене, вцепился в серые волосы, резко дёрнул назад. Малышка Юки испугалась боли, отшатнулась и с силой ударила рукой назад: размахнувшись, открытой ладонью, чтобы только вырваться. Чужой высокий вопль ударил по ушам так резко, что она — тогда ещё просто Хаяши Юки — сама вскрикнула и шарахнулась в сторону. Обидчик катался по полу, прижимая к груди странно неподвижную иссиня-белую руку. Остальные ученики, сбившиеся было в кучку, чтобы понаблюдать, с перекошенными лицами отступили. Юки сначала и не поняла, что произошло. Лишь после того, как взволнованный учитель поднял воющего одноклассника, она поняла, что рука у парнишки просто проморожена до кости. Её затрясло. Юки беспомощно прижалась к стене спиной, ошарашено разглядывая свою худую ладошку. Она же не хотела, совсем не хотела чего-то подобного! Ей не нравится делать другим больно! Она же такая слабая, она же просто хочет найти для себя укромное тёплое местечко, которое сможет назвать домом! Так откуда… Юки вскинула голову, затравленно оглядываясь. Одноклассники смотрели на неё широко раскрытыми глазами со всех сторон, в их взглядах сквозил ужас. Сенсей хлопотал над пострадавшим, но всё время держал её в поле зрения и — Юки это отчетливо видела — наблюдал за ней с холодной настороженностью, словно ждал атаки. Так откуда у неё эта проклятая сила?! Сила исчезать никуда не собиралась. Наоборот, она росла и показывала себя всё ярче и ярче. Юки могла покрывать снежинками раскаленную на солнце крышу, выращивать сосульки на школьной доске, заставлять капли дождя течь по стеклу вверх. Это получалось у неё непроизвольно, непокорная мощь реагировала на её настроение. Временами Юки даже нравилось это: слышать тончайшую музыку воды и ветра, разбирать по частям неясные мелодии, звать их и получать отклик. Стихия любила Хаяши Юки, и Юки не могла не любить её в ответ. Но гораздо чаще она ненавидела свою способность. Одноклассники больше не пытались конфликтовать с ней в открытую, держали дистанцию, смотрели исподлобья, шептались за спиной. Руку тому мальчишке спасти смогли, но мышцы уже никогда не смогли бы работать как прежде. Тем не менее, он всё равно упрямо продолжал учиться в Академии и даже держался в пятерке лучших. И это только усиливало напряжение. Юки почти руками могла его потрогать. Ей часто портили учебники, крали бенто, подменяли листочки на контрольных — в общем, всячески старались выжить её из Академии. А она рисовала на окнах по утрам морозные узоры, играла в снежки под палящим летним солнцем и писала стихи струями воды. Одиночество тяготило её, но она никак ему не препятствовала — какой смысл? Юки знала, что её ненавидят, знала, за что именно ненавидят, и прекрасно понимала, почему это не изменить. Что уж там, она сама себя боялась. У того паренька, которому Юки заморозила руку, были две сестры-близняшки годом его старше. С ними она познакомилась заочно, когда они столкнули её с узкого каменного бортика, где она сидела с книжкой, в резервуар для сбора влаги. Полный, между прочим. Юки не успела даже закричать — только нелепо взмахнула руками и мельком увидела чужие испуганно-злые глаза. Себя она осознала только через несколько мучительных мгновений, поняв, что вовсе не тонет. Моргнула, огляделась и замерла. Юки сидела в мягком сугробе прямо посреди резервуара, который покрылся льдом в четыре пальца толщиной. С противоположного конца доносились вопли и ругань, а девчонки, столкнувшие её, замерли у края чаши, парализованные ужасом. Юки растерянно смотрела на них, нервно перебирая враз замерзшими пальцами снег. - Т-ты, — выдохнула одна. — Ты п-просто… - Монстр! — завизжала вторая, и они обе бросились бежать. Не отдавая себе отчета, Юки протянула руку следом, слепо пытаясь ухватиться за воздух. Я-я… я же не… Вдруг подчинившись её движению, лед взметнулся вверх ломаным торосом, оглушая её скрежетом и визгом трещин. Больше никто не смел её тронуть. Лед не таял под техниками Огня, не трещал под ударами Райкаге, только истончался потихоньку под лучами палящего солнца. Скрытое Облако четыре дня сидело почти без воды. Юки всё чаще ловила себя на мысли, что она чьей-то незримой могучей рукой оторвана от реальности и выброшена в вакуум, холодный, пустой и тёмный. На мир она смотрела словно из-за толщи стекла. И если раньше Юки жалась к его поверхности, гладила ладонями, ища трещину, за которую можно было бы уцепиться, то теперь она отступила и просто равнодушно смотрела на текущую мимо жизнь. Она старательно училась, но не обращала внимания на скупые похвалы учителей, которые ненавязчиво пытались избегать её. Коротая время, Юки всё дальше уходила от деревни, поднималась выше линии снеготаяния и долго блуждала среди вечных заносов, перебирая серебристые снежинки и задумчиво улыбаясь. Здесь ей было спокойно, пусть и одиноко. В груди болело не так резко, когда она оставалась наедине с разреженным ледяным воздухом и близким куполом неба. Когда Юки исполнилось девять, в её жизни появилась Иноэ-сан. Иноэ-сан была высокая, стройная и по-молодому дерзкая. Немного смуглая — куда светлее рядовых жителей Кумо — с шикарной гривой темных волос. В свои девятнадцать с копейками она уже была джонином Кумо и числилась в книге Бинго у половины мира. У Иноэ-сан были смешливые серые глаза, небольшая горбинка на носу и совершенно потрясающая улыбка. Куноичи однажды просто подошла к Юки, присела рядом и положила руку ей на плечо. Контакт с чужим тёплым телом, ощущение веса ладони другого человека, неожиданное и такое нужное одобрение вышибли из Юки воздух. Мир закружился, небо начало куда-то опрокидываться, а Юки могла только рвано дышать и круглыми глазами смотреть на незнакомую девушку. Боже, когда она в последний раз ощущала чьё-то прикосновение?.. Иноэ-сан учила её всему, что знала. Она совсем не боялась силы Юки, скорее с ребяческим восторгом следила за её развитием. Юки только через пару месяцев осмелилась спросить у неё, как она умудряется подавлять страх. Иноэ-сан её поразила ещё больше: она тихо рассмеялась и легонько растрепала ей волосы: - Ты такая забавная, Ю-чан. Это же потрясающе! То, что ты можешь, — потрясающе! Иноэ-сан много говорила с ней, таскала по самым красивым местам, покупала сладости, дарила подарки и журила за провинности. Как-то раз она вообще ворвалась в полутемную пыльную квартирку Юки, заохала, упёрла руки в боки — и Юки поняла, что попала. После двухдневной генеральной уборки и мелкого ремонта квартира стала куда уютней и светлей, а потом, когда Иноэ-сан заявилась к ней с вещами, и вовсе перестала быть тихой. Иноэ-сан была бесклановой сиротой с выдающимися способностями, которая могла в бараний рог свернуть почти любого обидчика (ну, по мнению Юки). Так что никто её не останавливал, не лез с советами и нравоучениями. Деревня просто косилась с недоумением на эту странную парочку, но никаких поползновений не предпринимала. А Юки впервые начала улыбаться каждый день и поверила, что высшая сила, высшая справедливость всё-таки есть, потому что иначе откуда бы у неё взялась такая потрясающая старшая сестра? Высшей справедливости всё-таки не было. В двенадцать лет Юки выпустилась из Академии с лучшим результатом, по способностям дотягивая до опытного генина, а с использованием генома — и вовсе до среднего чунина. Вот тут-то всё и пошло наперекосяк. Юки как-то не задумывалась о том, что думает о ней руководство деревни. А оказалось, что стоило бы, ох, стоило бы. Совет джонинов видел в ней угрозу. Иноэ-сан исключили оттуда после того, как она категорично выступила в защиту Юки, и она больше ни разу не появилась ни на одном заседании. А деревня между тем с опаской следила за нарастающей мощью девочки с серыми волосами и грозовыми глазами. Никто не забыл, как она в мгновение ока заморозила целый резервуар и как крепок был её лёд. В конце концов, Скрытое Облако решило, что содержать такую нестабильную боевую единицу при наличии джинчурики — слишком накладно. На третий день после выпуска Юки и Иноэ-сан включили в группу, отправленную на миссию ранга В. Крупная банда нукенинов бедокурила в стране Молний, вырезала караваны и целые поселки. Задачей шиноби было максимально быстро и тихо их уничтожить, используя свежие разведданные. Ложные, как выяснилось. Скрытое Облако сознательно исказило информацию, отправив вместе с Юки ещё девять жизней на заклание. В тот день Юки впервые встретила красные облака — и люто их возненавидела. В долине, среди обугленных остовов домов и трупов, их отряд встретил высокого парня с зачёсанными назад седыми волосами, малиновыми глазами, серебряным кулоном на голой груди и громадной косой с тремя алыми лезвиями. Он оглядел их с каким-то жутким весельем, приветственно взмахнул своим жутким оружием и бросился в атаку. В тот же миг их миссия приобрела ранг А++. Отряд Кумо состоял из трех генинов, за вычетом Юки, четырех чунинов, Иноэ-сан и хмурого командира-джонина. Юки искренне полагала, что это действительно мощная ударная сила и никакой нукенин не сможет справиться со всеми разом. Мир шиноби ещё ни разу пока не скалился ей в лицо по-настоящему, поэтому смерть на миссии казалась чем-то далеким и невозможным. Впрочем, жизнь исправила эти её заблуждения. Двое генинов погибли почти сразу, за ними последовал чунин. Ещё один получил царапину и стал жертвой Ритуала. Бессмертное чудовище, брызгавшее во все стороны бранью, восторженными воплями и кровью, совершенно не боялось боли, радостно общалось с ними и представилось Хиданом из Акацуки. Юки попыталась вмешаться, но тут же была откинута в сторону Иноэ-сан. Она впервые видела у своей старшей сестры такое напряженное и серьёзное выражение лица, выступивший на висках пот и нервно стиснутые вокруг рукояти клинка пальцы. Иноэ-сан сказала ей тогда: - Этот враг тебе не по зубам. Так что, пожалуйста, пожалуйста, позволь мне защитить тебя, — Иноэ-сан сжала её плечи и твёрдо заглянула в глаза. — Запомни: шиноби — обычные люди, и с монстрами им не тягаться. Но если у них есть что-то дорогое, что хочется защитить, они могут стать гораздо сильнее любого чудовища. Потому что победа для них — это единственный выход. Так что не вмешивайся в эту битву — и живи, тебе ясно? Живи во что бы то ни стало! И за меня тоже. Иноэ-сан толкнула её в сгоревший дом и вернулась в схватку. Юки могла только стискивать кулаки и огромными глазами смотреть, как они сражаются. Командир и Иноэ-сан наседали на Хидана, но ему всё было нипочём. Он выл от восторга, получая новые раны, сквернословил и хохотал, призывая своего кровавого бога. Юки слушала эти вопли, дрожала и изо всех сил верила в Иноэ-сан и Кумо. Но Скрытое Облако оставило их обеих. Когда Иноэ-сан оказалась зажата в угол, а последний генин лишился головы под сокрушительным ударом косы, командир отряда огляделся, не увидел Юки рядом — и вскинул руку, подавая сигнал к отступлению. Трое оставшихся чунинов отошли мгновенно, и уже через десять секунд Иноэ-сан оказалась один на один с Хиданом. Тот безумно оскалился, вскидывая косу. Юки даже оттуда чувствовала его убийственные намерения. Она больше не могла на это смотреть. Свои оставили их, так что сражаться они должны вместе! Юки бросилась к Иноэ-сан — точнее, хотела броситься, но ноги остались неподвижны. Юки почти взвыла, когда поняла, что Иноэ-сан тогда, схватив её за плечи, незаметно направила импульс тока по её телу, устроив ей легкий паралич. Погодите-ка, так она знала?.. Юки могла только смотреть, как отчаянно и яростно бьётся Иноэ-сан, как сыплет техниками, как мощно атакует, как изящно уклоняется от пляшущей косы. Она была прекрасна как никогда. Может быть, потому что Юки первый раз видела свою старшую сестру в настоящем бою. А может, потому что Иноэ-сан танцевала последнее стремительное танго со своей смертью. Юки помотала головой и прижала руки к груди. Голос у неё отнялся, но она верила, так страстно и наивно верила в чудо, верила, что Иноэ-сан выстоит. Но высшей справедливости всё-таки не было. Коса разрубила Иноэ-сан почти напополам, от правого плеча до левого бока. Лезвия вспороли плоть, поднимая фонтаны крови, вывернули белые обломки рёбер. Юки очень чётко помнила тот удар, каждый миг вставал у неё перед глазами в сокрушительной чёткости линий. Иноэ-сан только приоткрыла в беззвучном крике рот и опрокинулась на спину, нелепо взмахнув руками. Взгляд у неё лихорадочно метнулся к небу и остановился в вечной неподвижности смерти. Хидан брезгливо разглядывал тело, распростёртое перед ним. А Юки, беспомощно наблюдавшая за ним из руин сгоревшего здания, больше всего хотела взвыть в голос, жутко, страшно, по-звериному, чтобы только выплеснуть, вытолкнуть, вырвать это горячее и стонущее чувство из груди, чтобы это накрыло ублюдка с головой, спалило его, смяло ему все кости. Но горло сдавило спазмом, проклятые ноги ещё не двигались, а глаза наполнялись горячими солёными слезами, отчего взгляд плыл и терялся. Но чёткими стояли посреди этого хаоса красные облака на чёрном фоне, калёным железом через сетчатку выжигая контуры в её памяти. Юки смахнула слёзы тыльной стороной ладони и упрямо поползла вперёд, подтягивая безвольные ноги. Бесполезно. На одних руках через груду балок обвалившейся крыши она перебраться не могла. Хидан выругался, посетовав, что девчонка оказалась слишком вертлявой и у него не получилось провести Ритуал. Потом закинул косу на плечо, даже не потрудившись стереть с неё кровь, и пошёл прочь, насвистывая какой-то похабный мотивчик. Когда Юки сумела встать на ноги и выбраться на дорогу, тело Иноэ-сан уже остыло. Она так и лежала, раскинув руки и с отчаянной мольбой глядя в небо пустыми, мёртвыми глазами. Вокруг по пыльной брусчатке расползлось бурое липкое пятно. Юки опустилась на колени, трясущимися пальцами закрыла серые глаза, искры которых когда-то вдохнули в неё жизнь. Ей было только двадцать два года. Вся жизнь — пусть и полная опасностей — была у неё впереди. Иноэ-сан любила её, эту жизнь, и заставила Юки полюбить её тоже. Больше у Юки ничего не было. И не будет ничего. Куда ей идти? Что ей делать без Иноэ-сан? Всё в один миг потеряло смысл. Юки стояла на коленях, запрокинув голову, и смотрела в равнодушное голубое небо. Мир не изменился. Мир продолжал стоять, дышать и жить, и гибель Иноэ-сан его не затронула. Её смерть оказалась катастрофой только для одной маленькой девочки с серыми волосами и грозовыми глазами. Юки вытянула из подсумка кунай, завороженно глядя на блики в холодной стали. Выход был только один, выход был очевиден. Юки развязала шнуровку на шее, распустила её, обнажая кожу. Прощупала, отыскивая сонную артерию и бьющийся пульс. Руки не тряслись, внутри всё выгорело в одно мгновение, оставив только холодную сосущую пустоту. Юки хотелось вырезать её из груди. Она сглотнула, медленно выдохнула и поднесла кунай к горлу. Прикосновение холодной стали к коже заставило её вздрогнуть, но не отступить. В голове было звеняще пусто. …и живи, тебе ясно? Юки моргнула, рука замерла, на шее появился тонкий порез, на котором тут же выступили бисеринки крови. Живи во что бы то ни стало! По спине пробежалась холодная дрожь, зрачки судорожно дёрнулись, глаза забегали из стороны в сторону по сожженной деревне, по телам убитых, по бледным пальцам Иноэ-сан. И за меня тоже. Юки с отвращением отшвырнула кунай в сторону, схватила Иноэ-сан за руку, испугавшись на секунду холода, поселившегося у неё под кожей, стиснула ледяную ладонь в своих и зарыдала, сжимаясь в комочек на залитой кровью брусчатке. Она не смогла бы сказать, как долго пролежала на холодном камне. Просто в тот момент, когда мертвенное оцепенение спало, вокруг было уже темно, а Юки не смогла даже пошевелить рукой без тянущей боли в затекшем теле. С большим трудом она села, потерянно оглядываясь. Что делать? Куда идти? Бессмысленно было задавать себе эти вопросы, потому что ответов на них она не знала. Юки похоронила Иноэ-сан на окраине этой уничтоженной безымянной деревни, голыми руками выкопав могилу. Закончила она только к следующему вечеру и совершенно выбилась из сил. Не было ни воды, ни пищи, сорванные ногти саднили, в онемевших руках пульсировала боль, ноги подкашивались. Воспользовавшись остатками чакры, она нацедила немного влаги из воздуха, вымыла ладони, умылась, потом жадно напилась. Вода была ледяная, жгла горло, от неё судорогой сводило челюсти, но это было то, что надо. Апатия впиталась Юки в кости, потушила упрямый грозовой взгляд, так что даже эта толика бодрости была не лишней. Потому что Юки не собиралась сдаваться без борьбы. Живи во что бы то ни стало! «Я выживу, — зло сказала себе Юки. — Выживу!» В Кумо она не вернулась. Ей было абсолютно плевать на родную деревню, на неё не хватало даже ненависти — вся она уходила на того ублюдка в плаще с красными облаками. Думая о нём, Юки мелко вздрагивала от бессильного бешенства, и эта злоба тоже прибавляла ей сил. Юки скиталась по горам в одиночестве больше трех месяцев, неделями перебивалась только водой, потому что охота не всегда была успешной. Временами приходилось спать на голых утёсах под ударами ледяного ветра, давиться сырым мясом, потому что не из чего было развести костёр. Юки выживала, хотя проще было лечь уже и сдохнуть, выживала, скрипя зубами и плача по ночам, выживала, сдирая руки и ноги в кровь. Наконец горы привели её в закрытую со всех сторон долину, на дне которой покоился древний мёртвый город. Юки шаталась по чёрным от копоти улицам, излазила окраины вдоль и поперёк, всё больше смелея и приближаясь к центральным районам. Умом она понимала, что надо бы уходить, что ловить здесь вообще нечего, но что-то держало её в этом царстве смерти, где живых не было уже много сотен лет. Как оказалось, в последнем своём суждении она ошиблась. В то утро Юки уже шла по широкой улице, одной из главных, разглядывая остовы особняков по её сторонам. У одного из них она остановилась — острый солнечный блик на чём-то привлек её внимание. От здания остались только стены и колоннада, крыша провалилась внутрь, маленькие башенки по углам особняка тоже были разрушены. Камень был сер и покрыт пылью, блестеть здесь явно было нечему. Но Юки была уверена, что видела — пусть только краем глаза, пусть только мгновение — острую белую искру, которая бывает на металле в солнечные дни. Внутреннее чутье мешало ей приблизиться к дому, что-то подсознательно намекало о каком-то несоответствии. Любопытство подталкивало узнать, что же всё-таки там такое. Юки было только двенадцать лет, она почти одичала в горах, и у неё ничего не осталось. Почему бы не попробовать? В особняк она всё-таки не пошла, потому как стены выглядели совсем ненадежными, а смерть под грудой камней в мёртвом городе казалась вообще абсурдной. Поэтому Юки выбрала осколок кирпича побольше, подняла, взвесила на ладони. «В самый раз!» А потом она размахнулась и, направив в руку чакру, швырнула булыжник изо всех сил. Камень перелетел через стену, скрывшись из виду, и гулко обо что-то ударился. Звук был определенно металлический, но в нём отозвалось что-то странное, низко-утробное. Юки напряглась, подтягивая кулаки к груди. До неё наконец-то дошло, что было не так с домом. Крыша особняка провалилась, так что всё помещение должно быть пронизано светом, но узкие окна зияли тёмными провалами на потрескавшихся стенах, словно внутри было что-то огромное. И это огромное зашевелилось, пустив по улице низкий гул и заставив задрожать землю. У Юки отнялись ноги, а в голове только стучало обрывочное «Дура, дура, ну что за идиотка!». В этот момент из особняка начала подниматься целая гора блестящего ртутно-чёрного металла, в котором бешено играло солнце. Юки запрокинула голову, а громада всё росла и росла, отбрасывая на неё гигантскую чёрную тень. Медленно развернулись громадные чёрные крылья, закрывая собой полнеба, — Юки видела, как мощно и ритмично двигаются мышцы необъятных плеч, видела шипастый костяной гребень, идущий по позвоночнику. Громада начала к ней разворачиваться. Особняк обрушился окончательно, оглушая Юки грохотом и скрежетом. В облаке каменной крошки необъятное окончательно развернулось. Сначала взгляд Юки упёрся в широкую грудную клетку, метнулся от одной колонноподобной передней лапы к другой, от плеч переполз на мощную длинную шею, гордо изогнутую дугой, и только потом добрался до колоссальной треугольной головы. Юки завороженно смотрела на солнечные блики на кончиках молочно-белых тяжёлых рогов, на огромную щель пасти с загнутыми клыками, на трепещущие ноздри, над которыми повисли струйки дыма. И наконец её взгляд упёрся в громадные янтарные глаза, наполненные кипящей лавой и огнём, рассечённым узкими чернильными зрачками. Громада, закованная в ртутно-чёрную чешую, шевельнула крыльями и громко протяжно выдохнула. Даже этот вздох отозвался в необъятной груди низким рокочущим гудением. - Дракон, — медленно произнесла Юки. — Ну ни фига себе. А потом заорала. Гигант моргнул и даже будто поморщился от протяжного переливчатого фальцета — Юки, надо сказать, демонстрировала неплохие вокальные данные для своих двенадцати лет. Вообще, она раньше никогда не кричала перед лицом опасности. Просто Юки уже устала убегать и сражаться, горы вытянули из неё все силы, и физические, и моральные. А колоссальный зверь, словно вышедший из какой-нибудь древней легенды, оказался контрольным в голову её выдержки. Юки почувствовала, как к горлу подкатывает истерика, и у неё совершенно не было возможности ей сопротивляться. Поэтому Юки просто осела на землю, подчиняясь резкой дрожи колен, и уронила руки. Слёзы по лицу потекли непроизвольно, в них мешались шок, боль и дикая истеричная веселость. Ну надо же, какая встреча. Юки-то предполагала, что смерть — это дистрофичная бабка в чёрном плаще и с фермерским инвентарем на плече, а не вот это вот необъятно стальное. Обветренные бледные губы сломала кривая полубезумная улыбка. Не, ну эта чёрная громадина действительно выглядела бы забавно, если бы попыталась взять в лапы обыкновенную косу. Она даже за зубочистку не сойдёт. Гигант внимательно посмотрел на неё, потом отступил на два шага, сразу отодвинувшись почти на квартал, и медленно опустился на землю, укладывая голову прямо напротив Юки. Громадная закрытая пасть оказалась в какой-то паре метров, и Юки теперь отчётливо видела стыки мелких чешуек на драконьей морде перед ней. Дракон медленно, осторожно выдохнул, и Юки окатило волной тёплого воздуха, слегка пахнущего горьковатым дымом. Только сейчас она поняла, как же сильно замёрзла. Дракон выдохнул ещё раз, и Юки почти непроизвольно подставила онемевшие пальцы, которые уже немного отогрелись. Из мышц постепенно уходило напряжение, поддаваясь забытому теплу, истерика улеглась, возвращая способность ясно мыслить. Чем бы ни было то, что сейчас лежало перед Юки, оно пока не собиралось её убивать. Юки подтянула колени к груди, потирая одну ладонь о другую, потом вытерла слёзы, размазывая по щекам пыль и грязь. До неё только сейчас дошло, до чего жалко она, наверное, сейчас выглядела: оборванная, чумазая, худая — кожа да кости, не больше — и измождённая, с тёмными кругами под пустыми тоскливыми глазами, которые на осунувшемся белом лице казались невероятно громадными, и свалявшимися в колтун волосами. Дракон лежал неподвижно, и Юки грелась в его дыхании, напряжённая, но недостаточно испуганная, чтобы лишить себя последнего тепла. Лишь через несколько — десятков? — минут Юки заметила, что янтарные глаза за ней наблюдают, беззлобно, спокойно, даже будто мягко. Взгляд был определенно разумен. Юки села на колени, нервно сжимая кулаки, потом осторожно поклонилась, стараясь не делать резких движений: — П-простите з-за беспок-койство. Собственный голос показался отвратительно высоким, был слабым и хриплым, а к концу фразы вообще оборвался. Ну ещё бы, сколько она им не пользовалась? Дракон выдохнул чуть резче, но это скорее было похоже на смешок, чем на рычание. Он чуть шевельнул головой, повёл плечами. - Извини, что напугал, — голос, низкий, рокочущий и бархатный, заполнил собою всё пространство, и Юки даже не сразу поняла, что он принадлежал дракону. — Но бросок, должен признать, был знатный. Юки против воли залилась краской — как же стыдно за собственное ребячество! — и склонилась ещё ниже, зажмурившись и пискнув: - П-простите! Зверь снова загудел резким выдохом, и Юки сумела идентифицировать смешок. - Не стоит, ты меня повеселила. Откуда ты пришла и зачем? Юки открыла рот — и не нашлась с ответом. Откуда она? Да чёрт его теперь знает. У неё нет ни дома, ни семьи, в горах приют найти не удалось, потому что сдерживать проклятую ледяную мощь она так и не научилась, а в любой деревне её тут же назвали бы демоном. Зачем пришла? Да ни за чем. Тащила куда-то свои жалкие останки, набрела на мёртвый город и задержалась. Теперь, похоже, придется тащиться дальше, хотя долго она определённо не протянет. Видимо, все мысли отражались у Юки на лице, потому что взгляд дракона неуловимо изменился, в нём появилась толика… печали? - Детёныш, как давно ты мёрзнешь, открытая всем ветрам, — и это был не вопрос. Юки вдруг стало так невыносимо тоскливо, одиноко и больно, так отчаянно тяжело, что в груди всё заныло и завыло. В одной этой фразе была вся её жизнь. Юки всхлипнула, быстро вытерла глаза, потом снова всхлипнула и, не в силах больше сдерживать бурю в себе, заплакала. Открыто, по-детски, тихо и жалобно, как котёнок. Дракон снова медленно выдохнул, её окутало теплом, и Юки вдруг подалась всем телом вперёд и прижалась к тёплой чешуе, обхватывая драконью голову в попытке объятия. Дракон не был против. Он только мягко загудел, прикрывая глаза, и спросил: - Как тебя зовут? - Моё имя Юки, — всхлипнула она, прижимаясь сильнее. — Просто Юки. - Меня зовут Китаказе Хосито, Огненный Властелин, — рокочуще произнёс зверь. — В тебе течёт наша кровь, детёныш, а жизнь испытала тебя достаточно, чтобы разбудить наш дух. Ты сильная, я чую в твоих жилах лёд и огонь. Он медленно выдохнул, словно что-то для себя решая. - Я предлагаю тебе своё имя и своё логово, детёныш. Тебе нужна стая, тепло и гнездо, и их я тоже предлагаю тебе, — Хосито внимательно и спокойно взглянул на неё, забавно сведя зрачки к переносице. — Решать тебе. Так как твоё имя? Юки прижалась к нему ещё сильнее, хотя это, казалось, уже невозможно, и улыбнулась сквозь слёзы. - Китаказе Юки. Моё имя — Китаказе Юки!