***
Кемоно плавала в густом холодном сумраке. Мыслей не было никаких — она совершенно вымоталась, вычерпала себя до дна. Последние несколько суток её мутный страдающий разум терзался видениями, беспорядочными жгучими мыслями; Моретсу но то с жестокой объективностью рисовала собственный омерзительный облик, то тонула в волнах неконтролируемого бурлящего гнева, обжигаемая всплесками огненной чакры, то мерзла в непроглядном одиночестве. И теперь она наконец провалилась в полудрёму, пустую и такую желанную. Сначала ей не снилось ничего, но потом из мглы стали проступать не сновидения, но смутные обрывки воспоминаний. Старые события, от которых Кемоно давно отрешилась, которые старалась выбросить из головы и скормить забвению, — дни Первой Всеобщей. Неспособная на сильные эмоции сейчас, она перебирала осколки минувшего с лёгким интересом, ни за что не цепляясь, пропуская всё через себя. Это было похоже не бред, но на бред освежающий. Кемоно проваливалась в сон всё глубже, пока перед глазами вдруг не вспыхнуло что-то странное — событие, в котором она, очевидно, участвовала, но которого вовсе не помнила. …Большое помещение со стрельчатыми окнами, в которые заглядывает полная красноватая луна. Посредине — широкий длинный стол из тёмного мрамора, его почти целиком занимает карта с расставленными поверх фигурками демонов, драконов и людей. На первый взгляд они расположены хаотично, но знающий глаз мгновенно различит фронты Первой Всеобщей войны. Вокруг стола собрались такие личности, что весь Малый зал совета наполняет удушливое месиво могучих аур, разных оттенков безумия, то острых, то давящих присутствий, кривых оскалов и полыхающих глаз. Сегодня аншлаг, прибыли все двенадцать генералов: хвостатые от Первого до Девятого и троица сильнейших — Чёрный, Белый и Алый. Над столом висит тихое гудение голосов. В основном говорит Восьмой, угрюмо щуря белые глаза без радужки на карту. Иногда его дополняет Четвёртый, а их обоих периодически перебивает Вторая своими едкими вопросами. Кемоно её поддерживает громким фырканьем и демонстративными смешками — ей тоже ни в какую не нравится план затяжной войны. Наконец Восьмой не выдерживает и тыкает в сторону Моретсу но пальцем, но смотрит при этом на Девятого: - Что она тут вообще делает? Девятый генерал отрывает скучающий взгляд от потолка, без интереса оглядывает Восьмого, а потом вдруг медленно растягивает губы в ухмылке. Вытягивает из-за пояса туго скрученный рулон пергамента и передаёт его Гьюки через стол. Тот недоверчиво косится на довольного жизнью Кураму, но свиток всё же разворачивает. Кемоно успевает разглядеть угол карты континента. Брови Восьмого приподнимаются, уголки губ вздрагивают. - А, ну да. Вторая, не удержавшись, заглядывает ему через плечо, забавно моргает, а потом прикрывает рот ладошкой, чтобы скрыть хихиканье. Заскучавшее собрание оживляется, наблюдая эту пантомиму. Кемоно хмуро поглядывает на Кураму. Видя всеобщий интерес, Восьмой разворачивает карту к остальным, выдержав угол так, чтобы Моретсу но не видела изображение. Генералы обмениваются насмешливыми взглядами. Кемоно плавным движением отталкивается от стенки, огибает стол, специально вплотную подходит к Восьмому сбоку, щеря зубы в нарочито ласковой улыбке, и вцепляется пальцами ему в плечо, другой рукой вырывая карту. Поворачивает её к себе, вглядываясь в знакомые очертания материка. Ну конечно. Вот ведь чертяка, а. Фронты, переходящие из рук в руки территории, осажденные города — вообще все места боевых действий обведены чёрной тушью в одну огромную зону. Через неё идет крупная надпись "ПЕПЕЛИЩЕ". Кемоно буравит карту взглядом, потом поднимает глаза на Девятого, который укоряюще смотрит на Восьмого. В комнате стоит оглушительная тишина. Курама минуту молчит, потом нагло усмехается и разворачивается к Кемоно. - Не согласна? Кемоно с рыком швыряет карту через стол. В полете она сворачивается в рулон и бьёт Девятого генерала по макушке. Первый начинает истерически хихикать, и Вторая от души выдает ему оплеуху. Алый насмешливо скалит жёлтые клыки и что-то говорит Чёрному, но Курои предпочитает проигнорировать Куму. Кемури вообще, кажется, плевать на происходящее — он стоит к собранию вполоборота и скучающе смотрит в окно. Их троица как сильнейшая предпочитает не участвовать в общем бардаке. - А вообще мне понравилась идея, — вдруг говорит Вторая. - Мне тоже по душе, — вскидывает руку Третий. Восьмой от возмущения приоткрывает рот. Это противоречит всему, о чём он распинался тут последние полчаса. - Да у тебя её нет, — рычит он Исобу. Белый генерал бросает страдальческий взгляд на Курои и тихо говорит: - Сейчас начнётся. Чёрный усмехается, Алый громко фыркает. Остальные девять генералов начинают громкий спор, переходящий на личности и оскорбления. Кемоно, которая, как выяснилось, тут находится только по той причине, что её лучше держать на глазах — во избежание очередного дотла сожженного рубежа — вливается в дискуссию так яростно, что Четвёртый, Шестой и Восьмой генералы тут же пасуют и выстраиваются вдоль стенки. Девятый только довольно щерит клыки. Дверь распахивается с такой силой, что по стене, в которую она врезается, идут трещины. На пороге — Акуму, мрачная и разъярённая, с полыхающими алыми глазами и совершенно жуткой усмешкой. - Кто? — гремит она вопросом. Собрание замолкает разом. Кемури разворачивается всем корпусам, и все трое — Алый, Белый и Чёрный генералы — невольно смыкают строй, потому что мёртвая беснующаяся аура Длани Праха вызывает подсознательную готовность драться за свою жизнь. Первый генерал Шукаку безвольно сползает по стенке вниз, Вторая нервно сжимает кулаки и отступает ближе к Четвёртому и Седьмому — им в какой-то степени привычно работать в тандеме. - Кто? — снова рокочет Акуму, уничтожающим взглядом охватывая собрание. Третий и Пятая отходят к самому окну, причём последняя, кажется, уже готова прыгать. Шестой бледнеет так сильно, что его худая шея отражается в обсидиановой стене белым пятном. - Какая сволочь позволила себе сунуться в нижние галереи? Собрание ошеломлённо переглядывается. Вход туда закрыт всем, даже Главнокомандующему, и бродить по тем тёмным холодным коридорам имеет право только Акуму. Никто ещё не смел нарушить это неписаное и даже ни разу не озвученное табу, потому как Длань Праха в гневе лишь немного безобиднее разъярённого Бога Красной Луны. - Кто-то спускался в Некрополь? — несмело интересуется Кемури. Акуму сжимает губы в тонкую белую линию и слегка кивает. В глазах у неё — ад. О том, что именно находится в этом запретном и легендарном месте — в Некрополе — не знает никто из генералов. Тайна открыта только Тёмному, Длани Праха и, может быть, Шинкиро. О наличии его как такового осведомлена лишь их чертова дюжина и ещё несколько могучих демонов, но все они даже название стараются лишний раз не произносить, не то что рискнуть и проверить. Об этом думает всё собрание, пока Акуму медленно и угрожающе складывает руки на груди. Она готова убивать. И тут в тишине раздаются два резких шага. - А что, нельзя? — хлестко бьёт звонкий голос. У Второй непроизвольно округляются глаза, Четвёртый тихо охает, а Шукаку на полу закрывает голову руками. Курама с выражением полного отчаяния на лице прижимает ладонь ко лбу. Кемоно стоит прямо и нагло смотрит прямо в глаза Длани Праха. Акуму, кажется, даже поражена на мгновение, но потом её лицо снова превращается в бесстрастную керамическую маску. Демоница начинает медленно поднимать руку, словно не зная, сразу ей убить нахалку или сначала врезать ей по лицу. На плечо Кемоно ложится знакомая тяжесть чужой ладони, и Курама встает рядом, так привычно близко к ней, плечом к плечу. Он совершенно серьёзен, чуть скалит зубы в предупреждающем оскале. Кемоно бросает на него мимолетный благодарный взгляд и снова оборачивается к Акуму, вызывающе усмехается. Теперь даже трое сильнейших смотрят на них с удивлением — надо быть окончательно свихнувшимися, чтобы бросать вызов Длани Праха. Акуму смотрит на них с лёгким оттенком интереса, потом вдруг приподнимает уголок губ. Кемоно не уверена, улыбается она или щерит клыки. - Что ж, ладно. Скажи своему братцу спасибо, Вестница Войны, я оставлю тебя в целости и сохранности. Заберу только воспоминания. Мимолетное движение вперёд — и она уже касается кончиками пальцев лба онемевшей Кемоно. У той стремительно темнеет в глазах, ноги подкашиваются, но её успевает подхватить Курама. Уже проваливаясь в пустую мглу забытья, Кемоно слышит жёсткий голос Акуму: - Кто заикнется об этом происшествии — покойник. Мгла смыкается окончательно… Кемоно открыла глаза, возвращаясь в реальность. Она лежала на боку, подтянув к груди ноги, посреди дорогого ковра, усыпанного осколками стекла, каменной крошки и обрывков бумаги, в своей комнате, разгромленной основательно и со знанием дела. Собственно, она сама и бесновалась здесь несколько часов назад, так что покои Вестницы Войны лежали в руинах — даже на стенах остались длинные царапины и копоть. Но сейчас сознание было кристально ясным. Кемоно не чувствовала такого удивительного спокойствия уже лет пятьсот. Она медленно перевернулась на спину, раскинула руки в стороны, глубоко и свободно вздохнула. Видимо, тогда Акуму запечатала её воспоминания какой-то прочной ментальной закладкой. Длань Праха обладала достаточным для этого могуществом, но Кемоно тоже была сильной демоницей, поэтому чувствовала на подсознательном уровне чужое вмешательство и бесновалась от этого всё больше и больше. Вот почему её разум мерк в последнее время — душевные терзания пошатнули закладку, и она начала трещать под натиском безумия, пока оно совсем её не разъело. Кемоно протянула руку к потолку. Тонкие бледные пальцы на фоне тёмного свода казались совсем слабыми, но Моретсу но чувствовала в венах обновленную силу, ровный жар которой был куда опаснее давешнего огненного шторма. Губы Вестницы Войны медленно растянулись в расчётливой усмешке. Так вот оно что. Интересно, Акуму, очень интересно.***
Постоянно присматривать друг за другом не удавалось. Кьюби и Ниби не могли долго находиться в подсознании своего джинчурики: Лис был востребован как главный эксперт по демонам и постоянный боец отряда Учиха, а Наруто дергали по военным советам, переговорам, заседаниям и передовой. Некомата тоже разрывалась. Армия шиноби медленно, с боями продиралась вперёд, раз за разом налетая на вражеские заслоны, вгрызалась в позиции, цеплялась за каждую прореху в обороне демонов, постоянно подтягивала резервы, но всё-таки шла на запад. Страна Камня осталась позади, впереди лежало Княжество Холмов. Впрочем, название было не столь важно — демоны всё равно подчистую вырезали население и камня на камне от городов не оставили. Видимо, тут они разогревались, прежде чем войти на территорию Великих Стран. Обугленные поля и голые остовы домов наводили тоску. Некомата страдальчески морщилась и отводила глаза, чтобы не видеть запустения. Запах гари давно растворился в воздухе, пепелища остыли, но печать смерти и разрушения всё равно лежала обнаженной на руинах мира. Пусть он был хрупкий, этот мир, пусть проблемный и несправедливый, но это всё-таки был мир. Ниби сопровождала один из обозов — кажется, медикаменты — и имела возможность перевести дух и оглядеться. Холмистая местность с её плавными подъёмами и спусками располагала к размышлениям, но не конкретным, а скорее вяло-абстрактным. Ему хуже, чем тебе. «Да ничего подобного!» — мысленно взорвалась Некомата. Она всё никак не могла смириться с тем, что произошло. Кемоно, эта пугающая огненная стерва, внушала ей отвращение и вызывала глухую ярость одним своим видом. Ниби её ненавидела, ненавидела по-настоящему, до черноты в глазах. Именно Вестница Войны впервые принесла с собой дым пожарищ, именно она впервые пустила кровь и причинила боль, она первой из демонов едва не убила их джинчурики, она, в конце концов, объявила им Вторую Всеобщую! Она! Не кто-то из генералов и даже не сам Бог Красной Луны. Её пылающие глаза временами ещё снились Кошке. Нет, она сама всё же была демоницей, но в ней не было того страшного кровожадного надлома, не было кривых безумных оскалов, не было полыхающих звериных глаз. Поэтому Кемоно она не понимала и действительно опасалась. То, что Кьюби сумел с ней справиться, впечатляло само по себе, хотя в силе своего… Ниби мотнула головой, сжав зубы, и вернула мысли на нужные рельсы. Так вот, в силе Девятихвостого она не сомневалась. Он всегда был удивительным бойцом. Но вот смириться с тем, чем кончился их поединок, Мататаби не могла. У неё это просто в голове не укладывалось. Как Курама мог её пощадить? Ты знаешь, почему он так поступил? Некомата не знала. Лис подошёл к ней сразу после прорыва осады, когда Вторая армия бросилась бежать, когда неясно ещё было, уцелел ли Удзумаки после его грандиозного падения в обнимку с Белым генералом. Он остановился рядом, непривычно тихий, почти подавленный, заглянул в глаза и тихо произнёс: «Я одолел Кемоно». И прежде чем Ниби успела с визгом — нонсенс! — повиснуть у него на шее, он закончил: «Но я её не убил. Она ушла». Мататаби хорошо помнила собственный минутный ступор, потом коброй вскинувшуюся ярость, больную, усталую и отчаянную, больше похожую на истерику. Некомата не знала даже, сказала она ему что-нибудь или нет. Кажется, Лис хотел объясниться, но Ниби не стала его слушать — гнев застилал ей глаза. Она не поняла, в какой момент начала замахиваться, но до сих пор могла ощутить резкую боль в ладони, когда та со всей силы врезалась в щеку Девятихвостого, отбрасывая его голову в сторону. Так что нет, Ниби не знала, почему Кьюби оставил Вестнице Войны жизнь. Может, стоит спросить? Помнится, звук удара был громкий и звонкий, как выстрел. Курама не стал блокировать, даже не попытался увернуться. Ниби, конечно, и до этого колотила Лиса почем зря, но пощечина — совсем другое дело. Для демона это и выражение презрения, и оскорбление чести, и откровенный намёк на вражду. Даже генералы, приструняя жестокостью своих подчиненных, никогда не били вот так: наотмашь, по лицу, открытой ладонью. На короткое мгновение Таби даже решила, что Кьюби должен сейчас ударить в ответ, и с мрачным удовлетворением приготовилась к драке. Кьюби не ударил. Он просто, закусив губу, вздрогнул всем телом и посмотрел ей в лицо долгим взглядом, в котором не было вызова, угрозы, обиды или злости. Нет, в алых глазах стояла всепоглощающая боль, такая мука, словно Ниби только что воткнула ему в грудь раскалённый клинок и поворочала им в ране. Некомата даже растерялась на мгновение, но океан чувств в зрачках напротив вдруг отрезало стальным заслоном напускной невозмутимости. Лис прошёл мимо неё, постаравшись не задеть плечом, а Ниби даже не оглянулась, зыркнув на открывшую было рот Юки, которая стала невольным свидетелем этой мерзкой сцены. Спросить? Ну уж нет, Некомата не станет первой ползти к нему на брюхе. Он сам выбрал сторону. Не её вина, что он об этом жалеет. Не её вина, что ему так больно. Таби. Кошка глухо зарычала, вцепившись пальцами в волосы и напугав ирьенинов из Кири. Её рвали противоречивые эмоции, хотя раньше она неплохо держалась. Держалась подальше от этой рыжей сволочи. И не собирается прекращать, между прочим. Таби. «Ар-ргх, Удзумаки, — мысленно взвыла Ниби, постаравшись не испугать спутников ещё больше. — Я тебя, конечно, люблю, но ты даже не представляешь, до чего меня иногда бесишь. Три фразы, всего три фразы! Как ты вообще это сделал?» Она торопливо, боясь передумать, вытащила за цепочку серебристые крылья, сжала их в кулаке и представила лицо Курамы. То, как легко и быстро воображение вывело строгие черты лица и прищур глаз, взвинтило её ещё больше. - Кьюби, — окликнула она шёпотом, и сама поморщилась от того, как резко, непривычно и грубо прозвучало это обращение. - Да, — немедленно отозвался знакомый голос. - Ты где сейчас? - У переднего края. Зачищали с Наруто правый фланг от таких-то шестиногих тварей. Сейчас возвращаемся к основным силам, — Курама говорил сухо и по-деловому. — Наруто вызвала к себе Цунаде, я пока свободен. Ниби закрыла глаза и взмолилась дать ей сил произнести это. - Надо поговорить, — ну, где фанфары? Она сумела выдавить два чёртовых слова, самых сложных слова во Вселенной, приз на стол. - Где? — прохладно спросил Лис. Интересно, ей почудилась нотка волнения в его тоне? - Помнишь те три холма на левом краю? Ну, там ещё такой гребень из скал, — Ниби цедила слова с таким трудом, словно ей приходилось втаскивать десятитонные валуны по крутому склону. - Помню. - Ну вот. Рядом есть небольшая лощина с ручейком на дне. Давай там. «Боже, до чего тупой разговор выходит!» - Хорошо, когда? — спокойствие Курамы уже конкретно её бесило. - Через четверть часа, — рыкнула Ниби, тут же устыдившись грубости. Впрочем, Лис проигнорировал её тон, сказал коротко: - Понял, — и разорвал связь. Некомату охватило дикое желание швырнуть подвеску в кусты, но она удержала себя в руках. Глянула на затихших, как образцовые покойники, ирьенинов и кисло поинтересовалась: - Без меня справитесь? Ирьенины закивали болванчиками, и Ниби даже побеспокоилась за состояние их шейных позвонков. Она коротко взмахнула рукой, прощаясь со всеми сразу, и сорвалась с места. На душе было как-то мутно. Когда Некомата ступила в лощину, Кьюби уже был там: сидел на плоском камне у ручья, уперев локти в колени, и хмуро смотрел на воду. Пальцы его нервно перебирали тонкую алую цепочку, перекатывая двойные витые звенья. Цепочка была разомкнута и казалась крохотной блестящей змейкой. Ниби раньше не помнила у него этой вещи. Она мягко прошла вперёд, зелёные горбы холмов встали по бокам, отгораживая их от всего остального мира. Здесь было удивительно тихо, свежий низовой ветерок пускал по глади ручья мелкую рябь, тепло солнца ложилось лучами на плечи. Некомата остановилась шагах в пяти от Лиса, но разговор начинать не спешила, просто рассматривала его. Ниби с удивлением отметила про себя, что Девятихвостый немного осунулся, начал непривычно сутулиться. Черты лица обострились, стали жёстче и суровее, скулы теперь отбрасывали рельефные тени, вокруг глаз проступили едва заметные сизые круги. Багровые одежды запылились, потеряли былую яркость, как и волосы. Да и вообще, весь Кьюби как-то потускнел, посерел лицом, словно его что-то точило изнутри. Курама молчал, что уже само по себе было на него не похоже, перебирал цепочку и мрачно смотрел в землю. Кажется, он чувствовал себя настолько неуютно, что только уважение (а уважение ли?) к Некомате не позволяло ему уйти. Мататаби охватила всё это одним взглядом, и ей стало немного не по себе. Такого Девятихвостого она не знала. На людях он вёл себя совершенно по-другому. «Неужели он это из-за… меня?» — изумленно и даже почти испуганно подумала Ниби. Ему хуже, чем тебе. Похоже, Наруто был чёртовым прорицателем. Непонятно только, почему не мог обратить свой раздражающе мудрый взор на себя. Ниби сглотнула, прогоняя неожиданно сильную тоску, схватившую её за горло. Кьюби, услышав её, невольно выронил цепочку, наклонился за ней, ворча. Некомата сделала ещё шаг вперёд и тихо сказала: - Привет. Кьюби поднял на неё сумрачный, совершенно нечитаемый взгляд и медленно ответил: - Здравствуй. Некомате вдруг стало страшно неловко, словно в семнадцать лет, и она отвернулась к ручью. Всё это походило на отвратительный фарс, третьесортную трагикомедию. Сам Тёмный свидетель, Ниби никогда такого не хотела, считая, что у порядочных демонов подобной ерунды не бывает. И вот поглядите-ка, она стоит здесь, мучается, мечется, как героиня бульварного романа, и мужчина подходящий — таинственный красавец с тёмным прошлым, совершивший ошибку. Смешно до слёз. Они помолчали. Кьюби продолжал крутить в руках цепочку, наматывая её на палец, что с головой выдавало его волнение. Ниби, по-прежнему ощущая мучительную неловкость, смотрела в сторону. - Кьюби, — заговорила она наконец, и Лис коротко вздрогнул. — Так не может продолжаться дальше. «Более банальную фразу придумать просто невозможно», — тут же промелькнула едкая мысль. Мататаби попробовала абстрагироваться от вывертов её расшатанной психики и сохранять спокойствие. Даже если у них с Кьюби всё рухнуло, это блюдо нужно подать холодным, уж ей ли — Душе Мести — не знать? - Я хочу во всём разобраться. Кьюби неуловимо скривил губы в больной усмешке, но тут же вернул лицу бесстрастное выражение. - Спрашивай, — просто сказал он. Покорность в его голосе снова всколыхнула в Некомате мутную злость. - Почему ты оставил Кемоно жизнь? — прямо спросила она, бросив на него короткий взгляд. Кьюби замер на мгновение, а потом как-то разом поник. У Ниби дрогнуло сердце. - Мне нечего сказать, — на выдохе произнёс Курама после продолжительного молчания. Мататаби не поверила своим ушам. - Что? Он поморщился, словно у него открылась рана. - У меня нет достойного оправдания. Ниби едва удержала поднявшуюся в ней бурю. Эмоции, противоречивые, огненно-яркие, беспорядочные, штормовым морем бесновались в гранитных берегах её самоконтроля. Некомата стиснула зубы, сжала кулаки и уже развернулась, чтобы уйти, как внутри что-то протестующе взвизгнуло. Вопль был тоненький, жалкий, едва различимый сквозь грохот крови в ушах, но он всё-таки прозвучал. Это скулила её отчаянная, истерзанная, замученная любовь, взывая к остаткам здравого смысла. Да что ж такое-то?! Лис вёл себя как побитая собака. Или, скорее, как смертельно раненный волк. Им всё-таки нужно было разобраться. Ниби мотнула головой, глухо выругалась сквозь зубы и, круто развернувшись, стремительным шагом приблизилась к Кураме, нависая сверху. Он не поднял головы, даже не шевельнулся, но, судя по напрягшимся плечам, ждал удара. Мататаби снова ощутила болезненное отвращение к себе, сама не зная причины. Хотелось плакать. Она, протянув руку, взяла Девятихвостого за подбородок и заставила его поднять лицо. Глаза у Лиса были совершенно больные, тусклые, тоскливые. Он не пытался вырваться, даже взгляд не отводил, просто смотрел на неё с бессильной нежностью, совершенно ни на что не надеясь. - Не лги мне, — сдавленно сказала Ниби, едва справляясь с голосом. — Д-даже не смей мне тут. Наорал на Нару, а сам ничем не лучше. Ты хотел мне тогда что-то сказать, но я не захотела слушать. - А теперь? — тихо и хрипло спросил Курама, и Некомате казалось, что он покрывается трещинами прямо у неё в руках. Это было просто невыносимо. - Теперь хочу. Объясни мне. Кьюби прикрыл глаза, то ли собираясь с силами, то ли наслаждаясь её прикосновением. Потом нервно сглотнул, посмотрел на Кошку с такой отчаянной решимостью, словно собирался прыгнуть с обрыва. Некомата твёрдо держала его за подбородок, и в кончиках пальцев у неё бешено бился пульс. Курама давал ей последнюю возможность отступить, но Ниби не собиралась ей пользоваться. Не в этот раз. - Она моя сестра. Некомата моргнула. Как-то она не ожидала подобного поворота. Вот совсем, да. В голове стало пусто, искреннее изумление омыло её прохладой с ног до головы. Лис напряжённо всматривался в её лицо, ища ответ, но Ниби никак не могла взять себя в руки. - Что? - Кемоно — моя сестра. Ты разве не помнишь? Ниби помотала головой. Нет, она не помнила. Воспоминания о Первой Всеобщей к ней вроде вернулись, но были так перепутаны, смутны и сумрачны, что Кошка просто отложила этот пыльный клубок до лучших времён. Видимо, следовало всё-таки хоть немного поковыряться. Некомата подняла голову к небу, растерянно шаря взглядом в голубой пустоте. Лис мягко вывернулся из её захвата, повернулся к ней боком, совсем серый и опустошенный, сгорбив плечи. С камня он по-прежнему не поднимался, уступая ей высоту и признавая её превосходство. «Как пепелище», — подумала Ниби, бросив на него короткий беспомощный взгляд. - И это всё? — сорвалось у неё с губ. Кьюби съёжился ещё сильнее. Заметным усилием воли прогнал дрожь из голоса, сказал ровно, лишь слегка сглатывая окончания: - Я понимаю, что сделал. Нет никаких гарантий, что Кемоно не вернется на поле боя и не убьёт ещё кого-нибудь. Я знаю также, что за такое не прощают. Поэтому я… — он не сдержал дрожащего вздоха, — приготовил тебе прощальный подарок. Возьми его, пожалуйста, и больше я тебя не потревожу. Внутри у Ниби творилось что-то невообразимое. Глаза давно невыносимо жгло, и она вообще не представляла, как ещё сдерживалась. «Ку… Ох, Ку». Лис, не глядя на неё, протянул ей сомкнутую в изящный браслет алую цепочку. Она была кристаллизована из его чакры, Ниби теперь чувствовала это. Чтобы сделать нечто подобное, ему наверняка пришлось отдельно создавать каждое звено и потом перевивать их друг с другом. Долгая, сложная, ювелирная работа, на которую уходит очень много сил. И всё это на поле боя… По щекам у Некоматы потекли слёзы. Самоконтроль ни к чёрту, а. Курама держал руку вытянутой, а голову опустил ещё ниже, словно в поклоне. Пальцы едва различимо подрагивали, но в остальном он сохранял напускное спокойствие. Ниби ещё раз оглядела его всего, впитывая образ зрачками, и приняла решение. Она понимала, что пути назад не будет, что отменить ничего не получится, но выбор дался ей неожиданно легко. В конце концов, так не могло дальше продолжаться, это было слишком даже для них, демонов. К тому же, Некомата знала, что она не пожалеет. Никогда и ни за что. Она сделала ещё один шаг, огибая неподвижного Лиса и оказываясь прямо перед ним. Потом изящно опустилась на траву, усаживаясь у ног Курамы, и аккуратно положила голову ему на колени, прижимаясь щекой к бедру. Дыхание спёрло, кажется, у обоих. Мататаби прикрыла глаза, чувствуя знакомое тепло и постепенно расслабляясь. Волос её несмело коснулись дрожащие прохладные пальцы, осторожно зарылись в серебристые пряди и начали робко массировать затылок. Это была такая невероятная, просто ошеломительная нежность, словно Кьюби прикасался к её обнаженному сердцу. Ниби, чувствуя, что горячие слёзы хлынули уже потоком, протянула руки и обняла Лиса под коленями, прижимаясь теснее и сжимая в кулаках ткань. - Н-никаких прощ-щальных подарк-ков мне, пон-нял? — сумела проскулить она, всхлипывая. — Дурак! В честь примирения дари. В волосы ей зарылись уже обе лихорадочно дрожащие кисти, придавили к себе почти до боли, утыкая затылком в живот. Лис мелко трясся и, кажется, запрокинул голову. Ниби решила сделать вид, что не услышала короткого всхлипа и не поняла, что он плачет. Никогда в жизни ей ещё не было настолько тепло, легко и неловко одновременно. Курама вдруг сложился пополам, накрывая её собой и утыкаясь носом куда-то под лопатки. Руки его легли ей поперёк живота, вокруг взрывались звёзды. - Спасибо, — услышала Кошка сбивчивое. — Я тебя люблю. Кажется, в груди у неё теперь зажглось целое солнце. Она стиснула Лиса ещё крепче, чувствуя, как пылают от прорвавшихся изнутри лучей ошеломляющего счастья щёки, и прошептала в ответ: - А я тебя — ещё больше. Она ни за что бы не смогла от него отказаться.***
Саске, немного щурясь, смотрел в небо. Оно было высокое и чистое, это небо, с лёгкими редкими мазками перистых облаков, и выпуклый шар солнца ослепительной громадой занимал не меньше его половины. Выгнутые спины холмов постепенно сглаживались, становились совсем пологими. Учиха знал, что впереди колебания местности совсем сойдут на нет и ляжет во все стороны широкая серая каменная равнина, за которой крепостной стеной стоит первый хребет Закатных гор. Знал он и то, что основные силы демонов уже на той равнине, а те, кто здесь засели за гребнями и в лощинах, — это так, арьергард, чтобы враг не расслаблялся. Шиноби поступили так же. Небольшой авангард из постоянно сменяемых частей расчищал дорогу основным силам неспешным маршем, продвигавшимся вперёд. Кто бы там что ни говорил, а единство в их армии — в противовес орде Шиньяцуме — было не таким полным, как хотелось бы. Если войска Ивы, Конохи и Суны, уже прошедшие горн настоящего натиска демонов, спаялись во что-то цельное и совершенно не обращали внимания на цвет жилетов собеседника, то Кумо и Кири смотрели на хохочущую человеческую многоножку — длинный ряд дружески закинувших друг другу руки на плечи чунинов — из бойцов Камня и Песка с недоумением. С ещё большим недоумением они смотрели на Канкуро и двух джонинов из Конохи, которые командами и криками в духе "р-раз-два" и "левый фланг заносит" поддерживали это безобразие. Туман и Облако полагали, что сейчас идут бои. Остальные, которые своими глазами видели генералов и пережили ночь осады, знали, что нынешние схватки — не серьёзнее возни в песочнице. Саске с полуулыбкой смотрел на то, как центр шеренги начал заваливаться вперёд и фланги дернулись в стороны, пытаясь втянуть его на место. Канкуро, под командованием которого вообще-то находилась половина участвующих в бедламе, хохотал так, что Асуме, под счёт которого и ползло это чудо, приходилось периодически ловить его за воротник — чтоб на грешную землю не шибанулся. Идущий рядом Гаара не сумел подавить смешок, когда крайние перестарались с рывком и центральные хором взвыли, что их сейчас разорвёт. Канкуро, кажется, начинал задыхаться от смеха. - Может, присоединимся? — покосился Собаку но на друга. В бирюзовых глазах плясали смешинки. - Ну уж нет, — в тон ему откликнулся Саске. — Попытаюсь спасти остатки репутации. Гаара фыркнул. Спасать, собственно, было почти нечего, поэтому что именно они — сын Казекаге и наследник клана Учиха, бойцы уже ставшего легендарным крыла, прозванные вместе с Итачи Волкодавами — и являлись зачинщиками безобразия. Именно они, закинув друг другу руки на плечи и раскачиваясь, весело шагали в ногу, затягивая ближних в рядок. Саске, предлагая так разрядить атмосферу, не ожидал, что акция окажется массовой и через четверть часа в ней участвовать будут уже четыре десятка человек. Более того, в соседнем отряде коноховцы под чутким руководством Изумо и Котецу формировали нечто двойное и усложненное, радостно орущее бравурную песенку про чьи-то там рога, которые они прибьют к стенке. В словах также фигурировали Тёмный, сковородка и шиш с маслом. Саске особенно не вслушивался, но частушки выходили складные и смешные — громовой хохот Гая докатывался, наверное, до основных позиций демонов на равнине. Командование за бардак не ругало, хотя они с Гаарой уже рассчитывали на выговор. Кажется, их выходка была очень своевременной. В стане шиноби уже расползались слухи о группе диверсантов, которые потихоньку — и с особой жестокостью — вырезали личный состав. Никаких официальных подтверждений тому не было, но сплетни из-за этого только обрастали совершенно фантастическими подробностями и здорово подрывали боевой дух. Атмосфера доверия, такая важная сейчас, нехорошо пошатнулась, и её надо было срочно восстанавливать. Тем более, Саске знал, что это никакие не слухи. Не считая погибшего Шикаку, у них было ещё три трупа за последние двое суток: джонин из Суны, убитый позавчера днем, и пара караульных сегодня ночью. Почерк везде был один и тот же, так что сомнений не оставалось — у них орудует шпион, причём очень сильный. Ни нюх клана Инузука, ни бьякуган, ни чутье Девятихвостого, ни шаринган не могли обнаружить ничего подозрительного. Никаких улик, никто ничего не видел. Сработано было настолько чисто, что жуть брала. Гаара, увидев, как потемнело лицо друга, ощутимо двинул локтем ему под рёбра. Саске, подпрыгнув от неожиданности, недовольно заворчал. Собаку но дёрнул уголком губ и сказал: - Прекращай грузиться, — помолчал и перешёл на шёпот. — В любом случае придётся ждать, пока эта тварь ошибётся. По-другому мы его никак не выловим, хоть и делаем всё, что в наших силах. - Знаю я, — поморщился Саске. — И это бесит. Гаара только согласно кивнул. Некоторое время они шли молча, едва касаясь друг друга плечами. Потом Учиха вдруг ощутил, как его слегка потянуло в сторону, а на грани слуха словно тренькнул серебряный колокольчик. Он встрепенулся и огляделся. Ничего подозрительного вокруг, тишь да гладь. «Мне точно не померещилось», — не очень уверенно подумал Саске, сам не зная, вопрос это или утверждение. Гаара бросил на него косой вопросительный взгляд, но он скорее беспокоился о странном поведении друга, чем тоже заметил что-то. Учиха покачал головой, мол, ничего. Через десяток шагов тянущее чувство снова накатило на него. Казалось, в груди где-то под рёбрами закреплен канат, которой несильно, но постоянно натянут. Саске снова напряжённо огляделся. Он шёл у правого края строя, по левую руку шагал Гаара, по правую тянулся бурун из валунов, словно холмы здесь пропахали гигантским плугом. Камни были явно древние, покрытые сеткой трещин, из которых пробивалась чахлая сухая трава. Учиха предполагал, что это след какой-нибудь убийственной техники времён Первой Всеобщей. Туда, к этим нагромождениям валунов, его и тянуло. Устав мучиться догадками, Саске направил чакру к глазам. Как только вокруг зрачков вспыхнули алым шаринганы, его окатило волной прохладного ветра, тянущего за собой тёмно-зелёные истрёпанные листья. Бриз был освежающе хорош, но от него почему-то побежали мурашки. Саске уже подставил ему лицо, когда до него дошло: волосы даже не шелохнулись, а вокруг на сто километров не найти ни одного дерева. Стараясь не выдать волнения, он ещё раз оглядел гряду камней и наконец увидел её. Она сидела на камне метрах в пятнадцати от марширующей армии и с отстранённым интересом провожала её взглядом. Увидев, что Учиха на неё смотрит, она обрадованно улыбнулась и помахала ему рукой. Никакой враждебности Саске с этом жесте не заметил. - На что смотришь? — полюбопытствовал Гаара негромко. Саске проследил взгляд друга и понял, что взгляд его направлен в нужную сторону, но он просто не видит. - Да так, — неопределенно взмахнул рукой Учиха. — Надо кое-что проверить. Я догоню. Гаара недоуменно пожал плечами, но расспрашивать не стал, просто кивнул. Саске блеснул быстрой благодарной улыбкой и сорвался с места. Она, увидев его приближение, изящно поднялась, поманила его пальцем и нырнула за гряду камней. Когда они отошли достаточно далеко от армии шиноби и их прикрыл гребень холма, Саске уже смог как следует рассмотреть незнакомку: высокая, статная, но очень молодая, всего на пару лет старше Учихи, она была одета в тёмные кожаные доспехи с лёгким синим отливом. На губах у неё играла яркая, чуть скошенная на один бок, в меру наглая улыбка, совершенно потрясающие ультрамариновые глаза сверкали изнутри, а рука постоянно ерошила короткие тёмные волосы. Саске остановился шагах в пяти от неё, напряженно разглядывая. Девушка усмехнулась чуть шире, плюхнулась на тёплый камень и заболтала в воздухе ногами. Снова хитро покосилась на Учиху и сделала приглашающий жест рукой, словно звала старого приятеля присесть рядом. Саске, всё ещё настороженный, аккуратно устроился на том же камне на расстоянии вытянутой руки от неё. Незнакомка, склонив голову набок, лукаво щурилась и молчала. Учиха, поняв, что говорить первой она не собирается, спросил довольно резко: - Ты кто? Девушка приосанилась, полыхнула глазами и с видимой гордостью ответила: - Я воздушный ас легиона Араши, ученица Хоши но Хокори, которую называли Белой Тенью. Моё имя Маи, меня… — она, примолкнув, попыталась посчитать что-то на пальцах, забавно нахмурив брови, но потом фыркнула и отмахнулась, закончив фразу так: - Меня около пятисот лет назад убил Белый генерал. Саске моргнул, осмысляя сказанное. Потом резко развернулся к Маи всем корпусом, распахнул глаза, закрыл, потёр их руками, снова открыл и выдал: - Какого!.. Что? Маи, запрокинув голову, расхохоталась. - Рот прикрой — демон залетит, — выдавила она, отсмеявшись и вытирая выступившие слёзы. Потом прибавила: — Ну у тебя и лицо. Саске вспыхнул. Маи прикрыла рот ладошкой и сквозь неё невнятно буркнула какое-то извинение. - В общем, времени у меня немного, — несколько серьёзнее заговорила она. — Так что пока ты пытаешься оклематься и найти смысл жизни, я буду объяснять. В общем, в определенном исходе этой войны заинтересованы не только живые, нам, трупикам, тоже интересно, — Маи хихикнула. — Дела принимают настолько скверный оборот, что мне и ещё кое-кому позволили выйти из-за Грани и чуть-чуть вмешаться. Саске продолжал молча на неё таращиться. Маи хмыкнула: - Да поверь ты уже мне! Сам заметил, что меня никто не видит. Ну, осознал суть бытия или тебе врезать, чтоб быстрей дошло? - То есть, — медленно начал Учиха, - ты, эм, типа… призрак? Маи закатила глаза, едва подавляя хихиканье. - Да, в точку. Я как раз эм-типа-призрак. Призрак "м"-типа. Призрак типа "М". Хм, а прикольно звучит, — Маи, прищурившись, медленно взмахнула рукой со всей возможной эпичностью и выдала: — Одиночка из проекта "Мертвец" выходит на тропу войны. Саске кашлянул в кулак, и Маи, смутившись, почесала затылок. - Так, о чём это я… Вот. В общем, скоро у вас будут большие проблемы, поэтому я, как чёртов ангел-хранитель, спешу на помощь. «Чёртов ангел-хранитель, — флегматично подумал Учиха. — А. Понятно. Что происходит вообще?!» Маи, не обращая внимания на лёгкую моральную контузию собеседника, продолжала вещать: - Тёмный обвёл вас вокруг пальца и пробрался в самое сердце вашей армии. Вот-вот этот ублюдок начнет действовать, а вы совершенно не готовы. Так что мы с Югито-сан заглянули в Коноху за нужными вещичками и до смерти напугали маленькую принцессу клана Хьюга. Надеюсь, что она нас уже простила. Вот, возьми, — Маи всунула Саске плотный белый конверт. Бумага лоснилась под пальцами, внутри что-то шуршало. — Сам поймёшь, что с этим делать. Учиха, рассматривая конверт, спросил: - Югито? - Ага, она из Скрытого Облака. Ну, была, то есть. - Так она тоже… - Почти. Там с шинигами какие-то проблемки. «Проблемки. С шинигами», — казалось, удивить ещё сильнее было просто невозможно. Но призрак типа "М" — Саске хмыкнул — не дошёл, видимо, до этого слова в словаре. - Мне упорно навязывают её как семпая, но какой же она мне семпай-то, если я на пятьсот лет старше? — возмущенно вскинулась Маи. — И то, что она прожила дольше, ничего не меняет! Саске подумал, что ещё как меняет, но благоразумно промолчал. - Я не просто так выбрала тебя, Учиха. На тебе перст смерти. Ты был первой жертвой этой войны, когда Кемоно на экзамене остановила твоё сердце, — Маи стала неожиданно серьёзной, почти суровой. — То, что Одиннадцатый успел тебя спасти, просто удивительно, но подобные вещи не проходят бесследно. Поэтому ты можешь так спокойно касаться меня. В подтверждение своих слов она на мгновение сжала руку Саске в своей, и его ошеломило живое тепло её пальцев. Маи была такой… реальной, что он отказывался верить в её давнюю смерть. Кажется, она угадала его мысли, и её лихая усмешка стала чуть грустной. - Это жизнь, — просто сказала она. — Счастливые концы тут крайне редки. Мне вот пришлось умереть совсем молодой, когда Первая Всеобщая только набирала обороты, и не буду скрывать: то была страшная смерть. Главное — не жалеть о своём выборе. Потому что нет ничего мучительнее, чем умирать с привкусом горечи, разочаровавшись в себе. Я не жалела. Маи выпрямилась ещё сильнее, в последних словах её звучала спокойная гордость. Учиху заворожила эта внутренняя стойкость совсем ещё юной души, которую война лишила счастья быть женщиной, быть матерью, быть наставницей. Интересно, каково это — уходить так рано?.. - Кстати, — снова вернулась к прежней беззаботной манере Маи, и наваждение рассеялось, — о птичках. Мне ещё многое нужно тебе рассказать, а часики тикают. Мы можем говорить, пока Югито-сан не вернется, а она отправилась дальше меня, в место куда более опасное, к тому, кто способен даже её развоплотить. - Развоплотить?.. - Убить душу, — с убийственной простотой пояснила Маи, словно говорила о погоде, и от этого Саске стало ещё более жутко. — Так, всё! Хватит меня перебивать! Я и так мыслью растеклась дальше некуда. Так вот, слушай мои ценные указания. С лукавой усмешкой Маи наклонилась к Учихе и зашептала ему прямо на ухо, не заметив, что на щеках парня выступил робкий, едва различимый румянец. Впрочем, стоило только Саске понять, о чём именно она говорит, всё постороннее вылетело у него из головы. Это было просто нереально и звучало, как последний бред. Это была просто бесценная информация. …От Маи пахло морозной высотой и ночными фиалками.***
Наруто стоял неестественно прямо, и ему было настолько омерзительно в собственной коже, что хотелось к чертям её содрать. Железный самоконтроль грозил дать брешь под натиском отчаяния, страха и бешенства. Даже то, что Ниби и Кьюби старались постоянно быть рядом, то, что он не подходил к стальным воротам в подсознании, то, что каждая мысль придирчиво оценивалась им, а сознание чутко контролировало само себя — не помогало. Хотя бы раз в сутки Удзумаки всё равно оставался наедине с собой, и вот тогда случались полные провалы в памяти. А потом где-нибудь находили новый труп. И хорошо, если один. Три убийства за последние двое суток, а теперь ещё и это. В большом шатре Пятой Хокаге снова была толпа народу. У дальнего края стоял непривычно бледный — под цвет тканевых стен — Майто Гай, рядом ломала пальцы Куренай. Мрачный Асума курил на входе, откинув одну из пол. Сигареты пахли пряно и резко, перебивая даже специфический медикаментозный дух. Чуть ближе, чем группа переживающих, расположились Фугаку и Инузука Цуме, глава клана собачников, самая суровая женщина после Цунаде. Они, сблизив головы, негромко разговаривали. Громадный серый нинкен с закрытым повязкой глазом — вечный спутник Цуме — спокойно сидел на выходе рядом с Асумой. Наруто же, прикрыв глаза, стоял в самом центре шатра, а по бокам, как верные телохранители, возвышались хвостатые. Напряжение между этими двумя наконец исчезло, теперь установилась какая-то совершенно новая атмосфера умиротворения и полного доверия. На запястье у Мататаби поблескивала новая тонкая алая цепочка. Удзумаки был за них безмерно рад, и только отголоски этой радости удерживали его от полноценной истерики. Рядом с троицей стояла мрачная, как придорожный погост, Темари и кончиками пальцев поглаживала веер. А в каких-то двух метрах впереди была высокая кровать, накрытая белым покрывалом, над которой склонились Цунаде и Шизуне. На покрывале, иногда мечась в бреду, иногда замирая в короткой пугающей неподвижности, лежал Хатаге Какаши. Пятая как раз заканчивала стягивать края жуткой рваной раны у него на груди. Наруто смотрел на своего первого сенсея, на лицо, совсем молодое без маски, искаженное болью и страданием, на круглые шарики пота у висков и думал о том, кто следующий. Мысль была так проста и ужасающа, что хотелось выть в голос. Хотелось упасть в ноги осунувшемуся и повзрослевшему за ночь Шикамару. Хотелось просить у Темари прощения за двух её патрульных. Хотелось повиниться перед Цунаде и ответить за смерть Гекко Хаяте. Хотелось схватить Какаши за руку и разрыдаться. Хотелось вцепиться себе в горло, сдавить до синевы пальцы и избавить уже шиноби от нависшей над ними опасности. Ниби незаметно сжала его локоть в тщетной попытке поддержать, Кьюби невзначай задел плечом. Они тоже винили себя за то, что не усмотрели, что упустили, что не почувствовали. Это было чрезвычайно странно, но мощнейшая ментальная связь между ними троими никак не реагировала на то, что лидер крыла впадал в какое-то сомнамбулическое бешенство и убивал своих же. Память тоже опускала эти моменты, как в дешёвом триллере. - Что думаешь? — хмуро спросила у него через плечо Цунаде. Наруто вяло дёрнул плечом и вопросительно посмотрел на Темари. Та, поняв, что интересуются её мнением, сказала: - Ну, судя по тому, что на этот раз рана не так глубока, Какаши-сан понял, что его собираются атаковать, и постарался защититься. Следовательно, нападающего он не знал. - Странная логика, — буркнула себе под нос Некомата, но мысль развивать не стала. Удзумаки был бы с Собаку но согласен, если бы не знал, кто на самом деле был убийцей. Знать бы ещё, что с этим делать. - Удар нанесён ровно так же, как и все до этого, значит, тварь не откажется от своего почерка. К тому же, зверь не стал проверять, добил ли он жертву. Понятия не имею, что это может нам дать, — закончила Темари. Цунаде кивнула, положив руку Какаши на лоб, и вдруг резко помрачнела лицом. Наруто встревоженно переглянулся с Курамой. - Имело место ментальное воздействие, — покусав губу, произнесла Пятая, — неимоверной силы. Цель… А не было её, этой цели. Просто как кувалдой шарахнули. Сознание расшатано, не могу определить степень повреждения. Она промолчала, сосредоточенно хмуря брови. Ладонь полыхала искристо-зелёным пламенем. - Не могу помочь, слишком сильно повреждены верхние ментальные слои, боюсь соваться глубже, — выдохнула она. — Можно надеяться только на восстановление естественным путём. Гай издал какой-то полузадушенный вскрик, но тут же взял себя в руки. Фугаку сжал губы в тонкую линию, а Цуме вдруг длинно непечатно выругалась, заработав уважительный взгляд Курамы. Он тоже с молчаливого разрешения Цунаде подошёл к постели и коснулся пальцами виска Хатаге. - Работал профессионал, — вынес он вердикт. — Ментальный удар такого уровня может нанести только сильный и опытный демон: он был быстрый, но очень сильный, прошибающий щиты остриём и тут же разворачивающийся в волну. Я помочь тоже не могу. Последнее предложение Кьюби произнёс с видимым сожалением. Наруто стеклянными глазами смотрел перед собой. Кулаки у него сжимались так, что могли сломаться фаланги. «Ого, — отстраненно подумал Удзумаки. — Я и так могу, значит». «Держись, — успокаивающе промурчала Ниби. — Мы что-нибудь придумаем». Уголки губ у Наруто дрогнули в ироничной усмешке, но апатия раздавила её в зародыше. И тут Какаши вдруг дёрнулся, захрипел, глаза распахнулись и тут же закатились, неестественно белыми пятнами выделяясь на лице. Цунаде дёрнулась было к нему, собираясь ввести в искусственную кому, но дрожащие пальцы стальной хваткой сомкнулись на её запястье, не давая коснуться лба. - Х-хокаге… сама… — прохрипел Хатаге, мутно, но достаточно осмысленно посмотрев на неё. Казалось, он удерживал себя в сознании одной волей. Все присутствующие рванулись к кровати, но на их пути вдруг встала Инузука, подпустив только Наруто и Фугаку. Остальные замерли, подчинившись повелительному "Стоять!", отточенному за годы дрессировки своенравных нинкенов. - Ему нужен воздух, — строго сказала Цуме, и никто не посмел возразить. Какаши рвано дышал, то жмурился, то широко раскрывал слезящиеся глаза, из которых с каждой минутой уходил рассудок, сменяемый тупой болью. Изорванное сознание отчаянно сопротивлялось забытью, но то наваливалось удушливой тысячетонной массой. - Хокаге-сама… — выдавил раненый ещё тише. — Очень важно… понял… - Какаши, — мягко начала Цунаде, но тот мотнул головой и перебил: - Важно… слова демона… три генерала… у каждого — своя… четвёртый генерал… — он захлебнулся словами и мгновение тяжело переводил дух. Никто не перебивал, все боялись нарушить трепетную тишину и силились понять сказанное одновременно. - Пять стихий… и четыре… зверя… — отчаянно хрипел Какаши, мучительно стараясь объяснить Цунаде то, что считал ценнее своей жизни. — Будет… опа… сно… Силы его иссякали. Сенджу не пыталась вырвать руку из слабеющей хватки, напротив, второй рукой поглаживала дрожащие пальцы, поощряя говорить. - Две… дважды… душит… с передовой… видел… — слова становились всё неразборчивее, пока Какаши наконец не замолчал, зажмурившись. К вискам скатились из уголков глаз слёзы. В этом не было ничего постыдного, потому что боль, которую причиняли ментальные раны, невозможно сравнить с болью физической: она в тысячи раз сильнее, само сознание воет и бьётся в агонии, душе тесно и страшно в собственной телесной оболочке. Цунаде наклонилась ещё ниже и ласково, шёпотом попросила: - Ещё минуту, и будет легче, Какаши. Кто напал на тебя? Кто это был? Хатаге приоткрыл расфокусированные, испуганные глаза — он уже не осознавал, где находится, но всё-таки, прежде чем откинуться на подушки и обмякнуть, смог простонать едва слышное: - Светлые… волосы… Два измученных слова громом ударили в тишине, и Удзумаки прошибло такой дрожью, что, если бы не Некомата, вцепившаяся ему в локоть, он бы сполз на землю. «Так это всё-таки был я…» Надежды не осталось, в груди словно обрушился целый пласт, обнажив чёрную вязкую пустоту, из которой потянуло могильным холодом. Подкатившие было к горлу слёзы замерзли и ледяными пластами спаяли сознание, на любую эмоцию отзываясь оглушительным треском и взвиваясь острыми торосами. Некомата молча наблюдала за полным моральным крахом своего джинчурики. Какие она могла найти слова, чтобы поддержать его? Да и как можно утешить невольного убийцу, который вредит своим же близким и бьётся в оковах собственных сил? Ниби прикусила изнутри щёку, чтобы сдержать рваный вздох. Отступивший назад Курама незаметно сжал её пальцы. Глаза его говорили: «Я с тобой». Таби выдавила слабую улыбку. Как же хорошо, что он у неё есть. Цунаде провела ладонью по лбу Какаши, обезболивая и погружая в целебный сон, после чего перепоручила раненого Шизуне. - Ну, что скажете? — обернулась она к собравшимся. - Нужно обдумать то, что мы услышали, — первым начал Фугаку. — Думается мне, та информация насчёт четвёртого генерала была очень важна. Теперь мне понятно, почему Какаши смог уцелеть — убийца слишком торопился и в этот раз действовал неосторожно. К тому же, у нас есть примета. - Светлые волосы, да? — задумчиво протянула Цуме. — Так себе примета — у нас пол-армии под неё подходит. - И всё же круг подозреваемых сузился. - Меня беспокоит то, что он сказал по поводу генерала, — кивнул Курама. — Что именно дважды? При чём тут пять стихий? - Может, есть ещё и пятый генерал? — подал голос Наруто. Он говорил ровно и спокойно, в голосе звенел иней. Присутствующие погрузились в задумчивое молчание, и только Кьюби с Ниби нервно переглянулись. Они-то знали, что Удзумаки сказал это, чтобы просто поучаствовать в обсуждении, ни капли не веря в существование пятого генерала. Его, конечно, не было в Первую Всеобщую, но и о четвёртом Курама не слышал. Так что мешало Тёмному сотворить нового? И если так, каков лимит созидательной способности чёртового Бога Красной Луны? Не выйдет ли против шиноби ещё десяток сверх-хищников? Вопросов было много, и все неоднозначны. Тем не менее, Наруто — Лис чувствовал — был подсознательно на сто процентов уверен, что никакого пятого генерала нет. И это настораживало. Уж не хотят ли их так ввести в заблуждение, а потом столкнуть с тем-кого-не-может-быть? - Очень может быть, — тем временем медленно кивнула Цунаде. — Тогда у нас ещё больше трудностей. А насчет "две"… Мог ли он иметь в виду двух демониц, которые встали во главе армии Тёмного? - Простите, — подняла руку Темари. — Но мне кажется, что вы уделяете этому слишком много внимания. Все молча, но очень выразительно посмотрели на неё. Собаку но немного стушевалась, но природная наглость помогла ей продолжить: - Просто, во-первых, мы услышали очень мало, да и то — обрывки из отрывков. Слишком сложно сделать правильные выводы. Во-вторых, Какаши-сан тяжело ранен и, к сожалению, может статься, что он бредит, — Гай возмущенно вскинулся, но Цуме успокоила его одним испепеляющим взглядом. — А в-третьих, Вы, Хокаге-сама, сказали, что был ментальный удар. Нет никаких гарантий, что ему не внушили эти слова. Цунаде долго смотрела на Темари, прежде чем произнести: - Здравое зерно есть, признаю. Но я склонна верить одному из лучших моих джонинов. Темари склонила голову, принося молчаливые извинения. - Совет окончен, — хмуро подвела итог Сенджу. — Прошу всех тщательно обдумать произошедшее и, буде* что придет в голову, сразу делиться соображениями. Раз больше вам сказать нечего, все свободны. Первой из шатра вышла Темари, качая головой, за ней потянулись остальные. Наруто выходил одним из последних, когда Цунаде негромко окликнула его. Удзумаки обернулся. Пятая мягкими шагами приблизилась к нему, осторожно взяла за руку повыше запястья. Взгляд у неё были тёплый и измученный, удивительно открытый, почти беззащитный. - Я знаю, как тебе тяжело, — со вздохом сказала Цунаде, словно делилась чем-то очень личным. — Поверь, мне не легче. Поэтому хочу, чтобы ты знал: я на тебя полагаюсь. Наруто показалось, что его ударили ножом под рёбра. Такое доверие от Пятой Хокаге в минуту испытания дорогого стоило, но вот расположение к нему — да и он сам — не стоили на деле и ломаного гроша. От этого стало так мучительно горько, что Удзумаки едва не взвыл. Он не знал, откуда у него взялись силы удержать контроль над взглядом, не знал, как сумел вылепить из губ привычную уверенную усмешку и согнуться в глубоком уважительном поклоне, ответив: - Я Вас не подведу. Цунаде хлопнула его по плечу и отпустила восвояси. Удзумаки вышел на воздух, взглянул на возмутительно яркое солнце, на мирно снующих мимо шиноби — и рванул бегом из лагеря. Биджу, взволнованные и хмурые, едва поспевали за ним. Вылетев за пределы стана, Наруто остановился и, бешено рыкнув, одним ударом раскрошил валун в свой рост. Я на тебя полагаюсь. Какая чудовищная ирония! Удзумаки запрокинул голову и захохотал.***
Цунаде сидела на большом военном совете, но в доклад джонина Ивы не особо вслушивалась — так, улавливала общий смысл и выхватывала отдельные фразы. Её мысли были далеки от вопросов снабжения. Этим у них вроде Ооноки заведует, вот пусть и разбирается. Уж у старого хрыча хватка мёртвая — в лепешку разобьётся, но шиноби будут обеспечены по высшему разряду. Да и какой уж тут разговор о необходимом количестве тонн риса, когда у неё в войсках орудует диверсант, опытнейший и умелый убийца. Со светлыми волосами. Сенджу потерла подбородок. Как она там тогда сказала? Проблема в том, что тут все со всеми знакомы? В этом-то и крылась главная несостыковка, на которую она раньше не обратила внимание. Непонятно, как демон мог внедриться в армию сейчас, когда шиноби уже перезнакомились друг с другом окончательно. Да и внутри отрядов каждой деревни все знают всех не первый год. Незаметно влиться в армию шиноби на пару часов было легко, но вот жить и действовать в ней несколько суток к ряду сейчас было практически невозможно. Нападения извне происходить не могут, потому что все убийства произошли внутри лагеря и всё сделано настолько чисто, что очевидно — тварь подгадывала время и место, тщательно выбирала жертву. Это можно сделать только изнутри. Можно предположить, что враг внедрился давно, но ведь все шиноби, собравшиеся здесь, имеют хотя бы год полевой практики. Так насколько долго диверсант скрывался в их рядах? И тогда непонятно, почему он начал действовать именно сейчас. Кроется ли причина в том, что все жертвы понимали что-то важное либо обладали какой-то секретной информацией? Или выбор был случаен и всё это — акция устрашения? И всё равно момент для диверсии не очень подходит: слишком рано для отчаянной попытки спасти ситуацию, слишком поздно для заранее спланированного удара — время сразу после смерти генералов подходило куда лучше. Сенджу захотелось вцепиться пальцами в волосы, она с трудом удержала себя в руках. Страшно не хватало Шикаку. Впрочем, долго предаваться размышлениям ей не пришлось. В большой шатер, заменявший зал советов, ворвался запыхавшийся чунин Конохи, пыльный и бледный, с шалыми широко раскрытыми глазами. - Срочное донесение! — рявкнул он неожиданно твёрдо, вылетая почти в центр и вытягиваясь в струнку. - Докладывай, — поощрительно кивнула ему Сенджу, даже не пытаясь отогнать нехорошее предчувствие. Ну да, беда не приходит одна. Она обменялась мрачными взглядами с Теруми и Расой ещё до того, как посыльный заговорил. Чунин вытянулся ещё сильнее и громко, но сухо и по уставу выдал: - Резервный отряд Кири, отправленный сегодня утром на передовую для укрепления авангарда, полностью уничтожен! Райкаге не донёс стакан с водой до рта. Ооноки выронил ручку, которой до того записывал числа из доклада. Цунаде прикрыла глаза. Ну конечно, это должно было случиться именно сейчас. Ну конечно, чёрт возьми. Мизукаге, стараясь держать себя в руках, но всё равно стремительно бледнея, вскинулась, спросила напряженным голосом: - Как полностью? Там была сотня отборных шиноби! Чунин на мгновение прикусил губу, но пояснил: - В живых никого не осталось. Не осталось также никаких останков, только металлические предметы обмундирования. Теруми обрушилась обратно в кресло. - Сколько они продержались? - Они погибли мгновенно. Все. Не скрытый волосами глаз Мей широко распахнулся, в нём на мгновение поднялся ужас, но она тут же взяла в руки, хоть и не смогла больше заговорить. Эй выронил стакан, и тот, не разбившись, просто завалился набок и покатился по земле. Раса плавно убрал подрагивающие руки под стол. Цунаде, сглотнув, решила взять на себя самый неприятный вопрос: - И сколько было противников? Чунин, кажется, посмотрел на неё почти с отчаянием. - Один.***
Год 702 от основания Бури.
Не знаю, который день войны. Между десятым и двенадцатым, наверное. Все давно сбились со счёта. Кажется, она идёт уже долгие годы.
Давно не было от меня записок — слишком мучительные события терзают нас.
Армия шиноби добралась уже почти до Пепельных равнин, что в предгорьях Закатных гор. Но идём мы с боями, и потери — уже привычная ежедневная рутина. В нашем стане орудует убийца, неуловимый и смертоносный.
Это
Я боюсь
Мне
Не знаю, что с этим делать.
К тому же, судьба, кажется, решила нас добить — четвёртый генерал явился. Уже закат. Не знаю, доживу ли до завтрашнего заката, чтобы ещё что-нибудь написать. Прости.
"Записки на пепле. Моэру йо Н.»