The wolf and the lion

ᅠБоль, разразившаяся огромной раной на груди — воспоминания об отце. Аня с лёгкостью возрождает в голове чёрно-белые картинки их общего прошлого, канувшего в небытие столь быстро, что малышка Анюта и не успела оглянуться: папочка читал сказки на ночь, ласково перебирал огненные прядки так нравившихся ему волос, смеясь, касался каждой, даже еле-еле видной веснушки, без устали целовал раскрасневшиеся от холода щёчки любимой дочери, обещал показать весь мир и сделать её будущее незабываемым. ᅠЕё жизнь в том самом до безумия манящем "будущем" и правда нельзя забыть, даже если очень захочется, даже если будешь срываться на истошный хрип, упадёшь наземь, забьёшься в конвульсиях, ты никогда не вырвешь ломку и запах наркотиков из сгоревшего дотла мира внутри тебя, каждая попытка обернется неминуемой неудачей и градом солоноватых капель на мертвецки-бледных щеках. Лев перестаёт быть вожаком стаи, оставаясь потрёпанным, выброшенным из тепла и уюта львёнком, дальнейшее которого перечеркнуто красным крестом — процесс необратим, остаётся падать на самое дно, ломая к чертям все планы и мечты, обрывая крылья. ᅠВ новом "доме" слишком, до боли в голове шумно: Аня не обращает внимание на кого-либо вообще, в целом, лишь пытается улыбаться, когда одна из пьяных фигур подлетает к ней, хватаясь за плечо, пытаясь вытянуть в общую тусовку, крича какой-то блядский бред о том, что будет весело до колик в животе, что сейчас напьются по полной программе, а завтра уж начнут становиться "леди-хуеди". И, Боже, Гороховой так невероятно противно от всего этого дерьма, что глубоко-глубоко внутри мириадами самых острых во Вселенной игл разливается идиотская истерика и желание заключить кого-то в объятия — спасает только извечно подводящая память, яркими, тошнотворно-разноцветными картинками перед глазами маячит могильная плита, на которой витиеватыми буквами так приторно-аккуратно выведено ужасающее и пробирающее до костей: "Доверяла слишком много, умерла в одиночестве". ᅠРыжая панически боится кладбищ, потому что слишком хорошо понимает, насколько велика вероятность оказаться замурованным под землёй бездыханным телом: в черепную коробку роем ядовитых насекомых врываются мысли о том, что лучше переломать все свои кости в осколки несбывшихся надежд или сделать шаг с и без того скользкого подоконника, нежели загнуться в провонявшей первородными грехами подворотне, иссыхая от пробирающей посиневшее тело ломки. ᅠАня думает, что это хуёво, когда лучший друг — нечеловеческая, беспрестанная, глухая боль, от которой не спрячешься под кровать или в шкаф, тот самый монстр из беспроглядной тьмы, которого боятся все маленькие детишки, то чудище, от которого защищают любящие, блять, до видимых пределов, родители, те, кого рядом не было и в помине, когда кареглазая впервые попробовала тяжелые наркотики и уснула [жаль, что не вечным сном] в полуразваленной застройке. ᅠАне кажется, что это ещё хуёвее, когда нет альтернатив, а люди попросту стремаются подать руку помощи, разделить обиды и вытащить со дна — никому нахер не сдалась законченная наркоманка, девочка из интерната, "малышка", что, возможно, вчера избила до полусмерти чьего-то сына, отнесясь к этому "на похуй". ᅠ— И чего нос повесила? — По голосу, не поднимая взгляд, понимает: не Ксюша, слава Богу, но и не кто-то знакомый, так что расслабляться не стоит, ведь может пырнуть заостренным лезвием припрятанного ножа, когда Горохова будет не готова, — Меня Анжелика зовут, но, вообще-то, можно Энж, — От неё тянет сладким ароматом коньяка и такой же невыразимой безысходностью, как и от самой Ани. ᅠ— Аня Горохова, — Думает протянуть руку, но одёргивает себя, почему-то вспоминая эту блядскую Ксюшу Милас, оставляя этот жест для неё, плевать где: в недрах памяти или туманном будущем, — Можешь называть Горой, мне-то без разницы, — Закручивает рыжие локоны от напряжения и волнения, несмело поднимает глаза и улыбается больной полуулыбкой брюнетке-собеседнице с поразительно аккуратным для пьяной девушки макияжем, — Какими судьбами? ᅠ— Да мы, наверное, будущие одноклассницы, хотелось познакомиться. И поднять тебе настроение, потому что сидишь, нечто поникшее, как выразилась та постоянно смеющаяся баба, — Брюнетка указывает на отплясывающую непонятные танцы Зарину, — А тут блядский Крид играет, давай-давай, "зажигалки в воздух, мы с тобою в танце, мы не влюблены, мы любим притворяться", — Энж суёт два пальца в рот, демонстрируя отвращение к криво пропетым строчкам из песни Егора, и Горохова смеётся, кажется, впервые за час. ᅠВ Анжелике кареглазая видит старшую сестру: излишне заботливую, готовую обнимать каждую треклятую секунду, вытирать слёзы с щёк, выслушивать рассказы о проблемах длиною в жизнь, просто быть рядом, если это нужно; но Аня дура — делает вид, что не нужно, что справится сама, а потом сбивает костяшки пальцев в кровь, справляясь с немыми истериками в одиночку, напиваясь ядом воспоминаний и мыслями о неминуемой смерти, ᅠ— Хочешь пить, Энн? — Гороховой смешно от такого "прозвища", но она не имеет ничего против, лишь вновь улыбается и откидывается на мягкую подушку, прикрывая глаза от усталости. ᅠ— С меня, наверное, хватит, — Кровать прогибается под весом присевшей на край Косполовой, но Аня почему-то чувствует уверенность и начавшее пробиваться сквозь тьму доверие, — Даже не верится, что я это говорю, представляешь, да? — Они обе смеются, после чего Анжелика падает назад, ложась на ноги собеседницы. ᅠ— Без пяти минут леди, — Темноволосая зевает и чувствует холодок, пробегающийся по телу, — Какая блядь открыла форточку, если на улице сейчас не плюс тридцать шесть? — Энж встаёт и оглядывает комнату, натыкаясь на курящую в разинутое насквозь окно девушку, — Послушай, тебе лучше закрыть это окно, пока я не треснула тебе по лицу форточкой, — Аня посмеивается, когда слышит отклик той, к кому обращалась брюнетка. ᅠ— Энж, дохлый номер, это Милас, ей по-е-бать, — Обладательница волос-пламени привстала на локтях, дабы наблюдать дальнейшую картину, отмечая то, что с вновь искусанных губ не сходила дурацкая ухмылка, — Правда, Ксюша? ᅠ— Попробуй сказать ещё одно слово, малыш, — Трясёт, трясёт, трясёт, — И я впечатаю твоё личико в стену, в этот раз даже не буду поддаваться, когда ты станешь долбить по мне своими кулачками, просто швырну через всю комнату, как потрепанную куклу, — Горохова отворачивается на бок, стараясь не реагировать на откровенную провокацию в излишне наглом "не буду поддаваться", потому что ей прекрасно известно, на что способна бритоголовая и, кажется, там, в доме Поляковой, это был почти максимум. ᅠУтро на новом месте ознаменовалось двумя вещами: Ане безумно хотелось курить и поехать домой, если домом можно назвать все стройки и закоулки, в коих доводилось ночевать. Второе желание было неосуществимым, потому что Горохова дала обещание отцу, а вот ради первого ученица "Школы леди" даже сползла с постели, отмечая адский беспорядок и всё ещё спящих одноклассниц, среди которых и Энж — вызывающая тёплую улыбку девушка, вытянувшая кареглазую из водоворота удручающих мыслей вчера вечером. ᅠВ ванной комнате слишком прохладно, оголенные руки Ани покрываются видными даже издалека мурашками, а она сама стучит зубами, но не может отказать себе в курении — возможно, через месяц или два у нее получится бросить курить, но уж точно не сейчас, особенно после тех стычек с "идеальной" Милас, изрядно потрепавшей её нервную систему. ᅠЗа окном, думается Гороховой, ещё целый невиданный, не прочувствованный ею мир: расположенный в тысячах километров отсюда, он манит незнакомым запахом моря, пальмами, заунывным ветром в горах, круизами на яхтах, дикими джунглями и дорогими бутиками. Когда-нибудь рыжая позволит себе всё это, щёлкнет пальцами и заполучит всё то, чего так страстно желает прямо в это мгновение, сделает идеальной отравленную жизнь, лишит себя раздражающих людей, таких, как... ᅠ— Травишь лёгкие, малыш? — Пошла нахер, Ксюша, пожалуйста, уйди отсюда, умоляю тебя, блять, хотя бы сегодня, — Прелестно, двигай зад, не одна ты хочешь расслабиться этим утром, — и Аня ненавидит себя за то, что повинуется, оставляя место для второй лишней перед этим окном, — Ты после сна ахуенно выглядишь, Аня, как блядская Афина. ᅠ— И почему не Афродита? — Горохова хочет врезать себе с разворота за то, что вообще участвует в этом диалоге, задаёт такие тупые вопросы, а не убегает куда подальше, чтобы не видеть этих лучистых глаз на критически маленьком расстоянии от себя, но она продолжает, — Красота присуща именно ей, Милас. ᅠ— Потому что херня эта красота, если в груди, — Правая рука бритоголовой ложится на место под сердцем, и Аня неустанно следит за этими рваными движениями, изредка выпуская сигаретный дым, — Нет полыхающего огня войны, нет сопротивления, угасающей, но воспламеняющейся вновь силы. ᅠ— Милас, да ты ебанутая, — Рыжая смеётся и заправляет прядку волос за миниатюрное ушко, а Ксюшу срывает — вернее, сорвало бы ещё вчера, но ей так не хотелось ломать к херам эти изящные кровати, что она воздержалась: расстояние сводится до минимума, Нарцисс вжимает главную соперницу в стену, ударяя её головой, а Аня продолжает смеяться, как сумасшедшая, ещё больше выводя разозленного до предела волка на эмоции. ᅠ— Ещё раз ты, блядская малолетка, посмеешь вякнуть что-то в мою сторону — прикончу, не моргнув глазом, — Голубоглазая встряхивает Гору за плечи, делая больно [ любой другой было бы именно больно, но не Ане, нет ], мечтая получить отдачу, удовлетворить внутреннего хищника, — Тебе ясно? ᅠ— Пре-дель-но, — Рыжая поднимает глаза и Милас прошибает током: в них столько безотчетного, в чём-то пугающего азарта, смешанного с подчеркнутым равнодушием к Ксюшиным стараниям, что блондинка готова прямо сейчас вонзить самый, сука, острый нож в сердце этой чёртовой девки, — А тебе ясно, что ты идёшь нахуй? — Аня издевательски наклоняет голову, не уводя взгляд от льдисто-голубых глаз, утопая в них, но поддерживая контакт, а затем плюёт прямо в лицо, не задумываясь, как больно будет ударяться об стену во второй раз. ᅠ— Ты думаешь, я буду играть с тобой, да? — Гороховой хочется крикнуть прямо в лицо, что ей всё ещё максимально похуй, но кричать приходится из-за врезающейся в руку сигареты: из глаз брызжут слёзы, она пытается отбиться от "на голову больной" Милас, но ничего не получается, этот ад заканчивается лишь через три секунды, казавшиеся вечностью, — Я думаю, тебе стало понятно, — Ксюша больше не смотрит на Аню, лишь выкидывает сигарету в окно, посылая опасность быть замеченной учителями на все четыре стороны. ᅠАня соскальзывает вниз по стене и плачет ещё битый час, думая о том, на какое дно она скатилась, если позволяет блядской бритоголовой делать себе по-настоящему больно; в груди будто ломается очередной замок, девочка проигрывает, подпускает соперницу ближе, хотя обещала выгрызать всех и вся ради заветной победы — чёрт возьми, какая же она никчёмная! ᅠВ общей спальне щёлкает включатель, и щель под дверью озаряется светом: Ане нужно вставать с ледяного пола и прятаться в самый тёмный угол их спальни, чтобы никто даже не заподозрил её в слабости, даже такая улыбчивая и прекрасная Энж, готовая закрыть малышку "Энн" от всех вокруг. Сколько бы у неё не было людей, согревающих заботой, Горохова понимала — она одна среди своих кошмаров, о которых не сможет рассказать вслух даже самой себе. ᅠОжог на руке остаётся незамеченным из-за красной-вырви-глаз формы, а лицо выглядит более-менее нормально [ для отъявленной наркоманки ] благодаря лёгкому гриму. На вопросы Косполовой о каком-то странном расположении духа Горохова отвечает лишь покачиванием головы и безжизненно-сухим: "Всё в полном порядке". ᅠНихера не в порядке — это поймут все вокруг, даже кивнувшая на явный обман Анжелика, но прежде всего — сама Аня: ожог давил на душу, отдавался самой тяжелой болью, испытанной за жизнь, потому что перед глазами от неё только огромными красными буквами — Ксюша, Ксюша, Ксюша.