***
— Расскажи мне о себе, — просит его как-то Эш. У него кровь на футболке, о чём Эйджи на сей раз благоразумно молчит. В этом весь Эш — тот, кто оставляет за собой шлейф из боли и смерти. Особый почерк, отличительная черта. Тот, кто вынуждает бояться и трепетать. Тот, кого научили ждать от других лишь подвоха. — Что ты хочешь узнать? — О семье, увлечениях, спорте... — он хмыкает. — О девушках. Эйджи закатывает глаза. Он никогда не признается, что тот поцелуй, обманка, способ отвлечь и передать ему послание, был его первым. Он никогда не скажет, что не было девушек, не было даже слабых, быстро выгорающих влюблённостей. Он никогда не выложит все карты, потому что это лишнее — Эш и так заполнил собой каждый миг его жизни. — Ты несносен! Прямо как моя младшая сестра. — Уверен, мы бы с ней подружились. Эйджи запускает в него подушку. Эш, не ожидавший подвоха, потирает затылок, чуточку хмурится, а после — громко хохочет. Он осознаёт: это впервые — чтобы он так открыто смеялся. Эта мысль впивается лезвием прямо в грудину. Насколько же плохо ему было, что смех стал непозволительной роскошью?***
— Я никогда не прощу того, кто ранил тебя. Я не позволю больше никому причинить тебе боль. Эйджи слышит его, пусть он и не знает об этом. Слушает каждое слово, впитывая в себя боль и горечь. И снова малодушничает, не давая никак знать о том, что не спит. Позволяет ему выговориться, чувствуя: сейчас ему нужно выпустить эмоции на волю. Эйджи слышит, как он плачет и повторяет одно и то же. «Я не позволю никому причинить тебе боль». Эш всё ещё не понимает. Уберегать и защищать нужно совсем не его.***
— Я чудовище. Эйджи вздыхает. Он помнит, как просыпался среди ночи. Слышал всхлипы и плач — очередные кошмары, не дававшие Эшу покоя. Думал, что ни один человек не способен вынести столько, и всё же... Эш — живое подтверждение того, что невозможное возможно, что разбитое можно дробить вновь и вновь. Он должен его опасаться, наверное, даже бояться. Должен видеть дьявола. Как можно звать дьяволом того, кто никогда не хотел, не просил, не желал власти и крови, и смертей тоже? Шаг. Ещё один, несмелый и робкий. Так близко. Он поправляет чёлку, что падает Эшу на глаза. — Вовсе нет, Аслан. Эш, кажется, совсем не дышит, когда слышит своё имя. Эйджи кладёт руку ему на грудь и делает вдох. — Эйджи... — Ты для меня всё. Эш касается ладонью его щеки — еле-еле, почти невесомо. Они невозможно близко друг к другу. Так, что получается пропасть, провалиться и больше не помнить себя. Эйджи позабыл обо всём. Он считает его пульс. И не видит никого, кроме мальчика, отчаянно нуждающегося в любви. Мальчика, который однажды, быть может, позволит себя спасти.