"О веселье молодых дворян"

Раздались стройные звуки небольшого скрипичного оркестра, и на поляну, держа в одной руке веер, а в другой кулёк с семечками, слегка переваливаясь на высоких каблуках, вышла Арлекинна Софья Сепановна. Тут, я думаю, надо сделать небольшое отступление, и описать костюм, в котором появилась приближённая её величества. На голове Софи был высокий белоснежный кудрявый парик, украшенный павлиньим пером и драгоценностями, от чего она держала голову так прямо, что несколько раз запнулась о небольшие холмики на поляне. Лицо было сильно забелено, и на нём выделялись губы, накрашенные ярко-красной помадой. Платье с огромными фижмами было в тёмно-зелёных тонах с леопардовыми вставками и огромным декольте, прекрасно открывающими вид на обширные груди женщины, которые были украшены небольшими золотыми кисточками, обведёнными ярко-красными шёлковыми кругами. За платьем на несколько шагов тянулся шлейф, по пути собирая прошлогодние листья и веточки. — Пётр Ильич, мы одни? — томным голосом спросила Софи, щёлкая семечки и сплёвывая шелуху в траву. — Да, сударыня, одни, — всё ещё отходя от сцены с князем, пробормотал управляющий. — Вот удача! — Софи раскрыла ярко-алый веер, обмахиваясь им. — Пётр Ильич, я должна Вам кое-что изъяснить. Сейчас был со мной случай престранный. Присела к туалетному столику и, ах! — Арлекинна звонко ахнула, от чего управляющий вздрогнул. — Впадаю в забвение, — женщина посмотрела украдкой на Петра Ильича, но, видя, что он не понимает её намёков, более бытовым голосом повторила: — Впадаю… в забвение… — после чего вернулась к возвышенным интонациям. — И вижу: гирлянды, бантики… — она напрягла память, пытаясь вспомнить свой сон. — Балясины какие-то… И эти вот… кругом… копошатся… маленькие такие… — она сделала какое-то неопределённое движение сложенным веером, показывая множество кого-то маленьких, что копошились около неё. — Амуры! — вспомнила она слово. — Амуры, амуры… И один, — она ткнула веером куда-то в сторону ног управляющего. — Вида презлого, метит… — Софи взглянула на Петра Ильича. — Метит… Метит мне стрелой прямо в грудь, — за неимением стрелы, она ткнула себе в грудь веером так, чтобы управляющий обратил на её выдающуюся часть тела внимание. — Стрелой… в грудь. Но, Пётр Ильич, я вижу смятение чувств Ваших? — Смятение великое, точно так, — обречённым голосом сказал управляющий. — Превеликое смятение. — В таком разе, сядемте. Канапе! — она взмахнула веером. Вновь раздались звуки оркестра, который, похоже, спрятался где-то в роще, после чего двое солдат вынесли усадистый ярко-красный диванчик, на спинку которого сразу же села Софи. — Присаживайтесь, — она похлопала веером по спинке около себя. — София Степановна, матушка, я в большой беде, — осторожно подходя к ней, пролепетал управляющий, после того, как солдаты скрылись по направлению к усадьбе. — Что случилось? — продолжая щёлкать семечки, спросила приближённая её величества. — Будучи в нежных годах, — начал подбирать слова Пётр Ильич. — Сударыня, подумать трудно, такой необыкновенный случай, объелся болотной ягоды бзники, — последнее слово он произнёс неразборчиво, от чего Арлекинна на короткий момент перестала жевать. — С тех пор впадаю в непробудный сон как за трапезой, так и помимо оной. — Каково название ягоды вредоносной? — она заглянула в кулёк и с огорчением заметила, что семечки кончились. — Бзника, — также неразборчиво повторил мужчина, утирая платочком пот со лба. — Маленькая такая, чёрненькая, на кусточках произрастает по мокрым местам, сладимая и противная весьма, — Пётр Ильич начал на пальцах показывать, какая это ягода, поднося их прямо под нос Арлекинне. — Да поняла я, поняла, — слегка раздражённая от того, что всё идёт не по её плану, пробормотала Софи. — Наелся по молодости, и с тех пор маюсь, — Пётр Ильич аккуратно посмотрел на приближённую её величества, проверяя, поверила ли она в эту историю. — Сколь полно Ваше детство было меланхолии, Пётр Ильич. Ну же! — она ещё раз похлопала веером по спинке канапе. — Прильните! — София Степановна, матушка, умолите государыню не гневаться. Страшно сказать: заснул в присутствии монарха империи российской, да ещё и носом свистел, — он пару раз свистнул носом, показывая, как это делал. — Утешьтесь, сударь, — Софи махнула рукой. — Государыня поняла Ваш поступок не иначе, как Вы намерение имели нас рассмешить. — Так и поняла? — обрадовался управляющий. — Да. Ну, же, прильните! — уже немного раздражаясь, Софи вновь похлопала веером по месту, предназначенному Петру Ильичу. — Точно так! Намерение имел. Ещё с утра, перед завтраком, подумал, чем бы государыню рассмешить? Потому и носом свистел, — он ещё раз свистнул, счастливый, что это так легко разрешилось. — Умереть можно от смеха, — с совершенно каменным лицом сказала Арлекинна, помахивая веером. — А у нас в роду, деды и прадеды любили посмеяться. Дед, бывало, нальёт воды в решето, и пытается унести её до ближайшего корыта, так все от смеха и попадают, — радостно поделился воспоминанием управляющий. — В жизни не видывала кавалера, столь любезного женскому полу. Вот умеете Вы женщинам нравиться, — она игриво похлопала мужчину по животу веером. — Сами не понимаете, Пётр Ильич, сколь Вы милы! — Эх, София Степановна, если бы Вы знали, сколь я несчастлив в любовной жизни. — О! — завелась Арлекинна, с трудом переваливаясь на канапе, усаживаясь на подлокотник и вставая ногами на сиденье. — Придвиньтесь ближе, Вы раздираете мне сердце! Пётр Ильич, не страшитесь меня, — она раскрыла руки в объятьях. Управляющий мелким шажками стал к ней подходить, но, в последний момент, когда Софи вытянула губы для поцелуя, он, внезапно, отстранился, и полез в карман, доставая из него томик « О веселье молодых дворян». — Вы что, читать собрались? — огорчённо спросила она, обмахиваясь веером. — Да, — пробормотал тот, торопливо перелистывая страницы. — В сей книжице на все случаи изрядные ответы имеются. — «О веселье молодых дворян»? Я слушаю вне себя, — Софи закатила глаза. — Находчивость… — Находчивый тот, кто… — с готовностью подсказала женщина. — «Находчивый тот, кто…» — на пономарский лад затянул управляющий, чем вызвал крайнюю степень удивления на лице Софи. — «… не теряя минуты времени золотого, случись задержаться ему с особой иного пола, но сие не обязательно, пусть даже за углом дома или за ширмой, или в другом уединенном месте, особу сию со всей смелостью хватает, и к себе прижимает и к устам приближает, и на восклицание «Ах!»…» — Арлекинна издала сдержанный смешок, — «… или притворный вопль «Увы!»…» — Софи хрюкнула в платок, — «… ответствует с находчивостью: «Сударыня, и боги в сем повинны не раз бывали», разумея под оными богов греческих». — Аминь, — в тон управляющему со смехом протянула придворная дама. — Неужто, на подобную отчаянность способны? — с лёгким налётом недоверия, спросила она. — Способен, — совершенно отчаявшись, пролепетал Пётр Ильич. — Сейчас? — вновь завелась Софи. — Да, хоть сейчас, — полностью пав духом, сказал управляющий, не глядя на Арлекинну. — О! — обрадованно, что, наконец, управляющий понял, к чему она всё это время вела, протянула Софи, поднимаясь на ноги. — Пощадите мою честь! Я в Ваших тенётах, словно мошка, — она развязала небольшую завязочку на платье в районе колен, после чего, с победоносным видом взглянув на Петра Ильича, провела рукой под поясом, от чего на платье раскрылась шторка, открывая взгляду управляющего белоснежные чулки и кружевные шёлковые панталоны. При содействии Петра Ильича, она улеглась на канапе, закинув ноги на один подлокотник, а голову с тяжёлым париком, положив на другой. Перекрестившись, Пётр Ильич снял свой заштопанный парик и, под заливистый смех Софи, повесил его на ближайший сук. Вернувшись к канапе, он, растерянным взглядом, оглядел лежавшую перед ним женщину, после чего, ещё раз перекрестившись, снял с себя кафтан и повесил на сук рядом с париком. Разобравшись с одеждой, и оставшись лишь в рубахе и портках, управляющий по кругу обошёл канапе, поправил парик на Софи, положил её руку ей на колено, после чего схватился за книгу, тщательно проверяя, совпадает ли то, что там написано с тем, что он видел сейчас. Софи, устав от ожидания, вырвала из рук Петра Ильича томик, отбрасывая его куда-то на землю, после чего потянула управляющего за ворот рубахи, заваливая его на себя. — Софи! — смеющимся голосом прервала это действо царица, выходя из кустов. — Вы весьма расторопны, как я погляжу. Пётр Ильич тот час же вырвался из объятий Арлекинны, схватил парик и кафтан и, не переставая кланяться, и шептать слово «Бзника», умчал в сторону поместья. Софи встала с канапе, с лёгким раздражением посмотрела в сторону убежавшего управляющего, после чего старательно задёрнула шторки на платье, завязав их тесёмочкой. — Сие даже вне этикета, — всё ещё веселясь, сказала царица, подходя к своей подруге. — Ваше величество, в глаз влетела мошка, и Пётр Ильич был столь любезен, что решил достать её оттуда, — придворная дама головой дала понять, как сильно она рада, что императрица появилась здесь в этот момент. — Языком. — Но почему он со стыдом бежал? — продолжила подтрунивать над подругой царица. — А я просила принести мне свинцовую примочку для глаза, — с плохо скрываемым недовольством проговорила Арлекинна, помахивая веером, как кошки помахивают хвостом. — Подите, сударыня, и приведите его вместе с примочкой, — хохоча посоветовала императрица, присаживаясь на спинку канапе. — Боюсь, как бы с испугу, с ним не приключилось какой беды! — Софи подобрала с земли книжку и проследовала в сторону усадьбы, с твёрдым намерением найти управляющего.