"О веселье молодых дворян"

— Сударь! Сударь! — плачущий голос Машки прервал горестно-приятную негу молодых людей, сидевших на небольшой скамеечке около фонтана. — Ну чего тебе? — Филипп поднял голову с плеча Демьяна, глядя в сторону кустов, из которых вышла нимфа. — Как ты всегда не вовремя! — Да сил у меня больше нет с этим Сенькой! — Машка подошла к влюблённой парочке. — Он уже не одну Ленку, он уже всех нимф стал хватать! — она втиснулась между юношами и повернулась к офицеру. — Простите, реву, реву не переставая. — Ты любишь его, Маша? — Филипп уже полностью погрузился в трагически красивую перспективу умереть вместе с возлюбленным. — Да сама я не знаю… Просто, вот знаете, так обидно. Такой был смирный парень, а как произвели его в сатиры, на меня и глядеть не хочет, — нимфа скорчила рожу, пародируя сатира. — Ты, говорит, горничная. Тебе только тряпки считать. А мы — лесные! Грецкие! — Машка, негодуя, потрясла пальцем. — Вроде ангелов — нас, говорит, и пороть-то нельзя! — Перед вечной разлукой, нужно оставить о себе добрую память, — сказал мой князь Демьяну, перегнувшись через разъярённую дворовую девку. — Не плачь, Маша, прикажу ему на тебе жениться, да ещё и пригрожу как надо, хочешь? — Да, — тут же обрадовалась нимфа. — Очень Вами довольна, сударь. А дозвольте мне его позвать? Сенька! — Машка, не дожидаясь разрешения, вскочила и бросилась в кусты, буквально через мгновение выталкивая на поляну нерадивого сатира, который вымыл лицо от сажи и забелил его на французский манер. — Видали, да? — она с немым удивлением глядела, как кузнец подогнул ножку и поставил руку на пояс, как бы призывая на него глядеть. — Лесные! Грецкие! Херувим навозный! — Прелестный! — позвал мой князь сатира. — Пфф… Прелестный… — с иронией повторила Машка. — Чего? — на французский манер протянул Сенька. — Хочешь взять замуж Машу? — Отвечай, окаянный, — нимфа схватила сатира за шею, толкнула его, чтобы тот встал на колени, после чего бухнулась на них сама, а затем с такой силой кивнула Сенькой, что тот стукнулся лбом о траву. — Да! — Мы — лесные. Нам это ни к чему, — с прононсом сказал кузнец, после чего с достоинством поднялся и вернулся в предыдущую позу. — Слыхали, да? — гневу Машки не было предела. Она вскочила с коленей и подбежала к барину. — Это Ленка змея его так научила. Давеча распознала у Софии Степановны про греческих богов, и не распознала она хорошее, а распознала только плохое. Дозвольте мне её позвать? — и так же, не дожидаясь разрешения, крикнула в кусты: - Ленка! Барин зовёт! — Кто зовёт — тот и подождёт! — донёсся из кустов голос нимфы-разлучницы с кривым французским акцентом. На поляну, манерно вышагивая, вышла сама Ленка, которая вплела в свою причёску большое павлинье перо. Она подошла к сатиру и по-хозяйски разместила свою руку на бедре Сеньки. Следом за ней вылетели две оставшиеся нимфы, которые встали в псевдо-соблазняющие позы. Такого Машка уже не могла выдержать. Она подбежала к Сеньке и, схватив его за шею, толкнула подальше от соперницы, со злобой глядя ей в лицо. — Мы купаться идём, — медленно, специально растягивая слова и ставя ударение на последний слог, проговорила Ленка, отныне именующая себя как Хелен. — Мы купаться идём, — передразнила бывшую подругу Машка, после чего развернулась к князю. — Сударь, об землю расшибусь. Ни есть, ни пить мне на этом свете. Отправьте Сеньку на конюшню, отправьте девок на скотный двор! — Ах, Маша, — миротворчески сказал молодой барин, поднимаясь со скамейки и подходя к нимфам. — Не до строгости мне сейчас. Не слушаются — ну и пусть живут как хотят, — он, с уже появившимися слезами на глазах подошёл к Ленке. — Спасибо вам за песни, нимфы прелестные, — он обнял Хелен. — Вспоминайте и вы обо мне с добром, — следующей обнята оказалась Любка. — Даю вам всем вольную, — последней мой князь обнял всё ещё ничего не понимающую Дашку, которая продолжала улыбаться с приоткрытым ртом. — Резвитесь вволю на лугах и в лесах. — Чего это он? — совершенно обычным голосом спросила Ленка у Сеньки, который тоже уже сбросил манерность. — Не знаю, — пожал плечами сатир. — Блажит чего-то. — А ты, Маша, не убивайся, — мой князь, утирая платочком слёзы, развернулся к своей подруге. — Тебе, напоследок, прикажу портному сшить платьица, башмачки, чулочки, ленточки… — последние слова он произносил уже на рыданиях, а все нимфы, так же поддавшись слезливому настроению, кинулись его обнимать и успокаивать. — Филипп Сергеевич, — подал робкий голос Демьян, который от такой внезапной сцены опешил. — А не подумать ли ещё? — плач мгновенно прекратился, и все нимфы со злобой взглянули на разрушителя такой прекрасной идеи, от чего последний отступил. — Нет! — Мой князь всё же не был намерен отказываться от такого грандиозного шага любви. — Пусть будет мавзолей над нами! И на нём — два голубка! Мраморных! — Да! — в голос крикнули нимфы, после чего все вновь залились слезами, за которыми не заметили появления царицы, тихо подошедшей к Филиппу со спины, и закрывшей ему руками глаза. — Ну, разве что, два голубка, — сдался Демьян. — Царица… — в какой-то момент осознала Машка, после чего все нимфы кинулись врассыпную, а подруга князя, схватив своего возлюбленного, сделала кривой реверанс, и убежала в кусты. — Как видно шёл дождь, — императрица посмотрела на свои руки, после чего перевела взгляд на князя, который спешно вытирал лицо. — Мои пальцы мокры, что сие означает? — Ваше величество, я плакал, — честно и гордо ответил мой князь. — Сие бросает тень на Вашу любезность? — с затаённой радостью в голосе спросила государыня у офицера. — Так точно, Ваше величество. Я был причиной слёз, — с лёгким кивком ответил тот. — Ну, вот. Вот! — тихо сказала царица, подходя к нему, после чего продолжила нарочито громко. — Ай-ай-ай! Не делает Вам чести, господин майор. Надеюсь, Вы искупите вину, и за каждую слезинку этого прекрасного юноши, — она указал на князя, — заплатите геройским подвигом на поле брани, — он провела рукой по своему телу, как бы намекая, о каком «поле» она говорит. — Ваше величество, — довольно резко встрял мой князь. — Не горьких слёз он был причиной, но слёз счастья. — Что? — опешила царица. — Объяснитесь вразумительно. — По причине злой судьбы, в сей жизни не дающей нам счастья, приняли решение бросится в воду с ужасной и превысокой кручи, — чётко отрапортовал Демьян, подходя к Филиппу и беря его за руку. — Мы поклялись! — подтвердил слова своего возлюбленного молодой барин. — В самом деле, вы оба спятили с ума, — медленно проговорила царица. — Мы полюбили друг друга, — как бы немного оправдываясь, сказал мой князь. — Не что иное, как бредни, от чтения глупых книг, — она увидела томик «О веселье молодых дворян», который здесь оставила Софи, гоняющаяся по усадьбе за управляющим. — Подай мне глупую книжонку, — Филипп тут же выполнил приказание, дав книгу в руки императрице, после чего вернулся к офицеру. — Про мавзолей говорили? — она перелистнула несколько страниц. — Говорили. — Про надпись: «Здесь, сладостно и печально, окончилась любовь» говорили? — Говорили. — Всё понятно… — царица с шумом захлопнула книгу. — Господин майор, Вы тоже собираетесь объясниться? — Никак нет, — коротко ответил Демьян, не решаясь поднять глаза, на начинающую злиться государыню. — Собираетесь мне объяснить, — зло спросила императрица, подходя к офицеру, — что воспользовались моим советом, и отдаёте голову за один поцелуй? — Да, Ваше величество, — он поднял глаза, глядя в пышущее гневом лицо царицы. — Я поклялся отдать жизнь, за одно мгновение любви, чистой и прекрасной, как глаза этого юноши. — Так это, хохотать-то ещё потребуется? — внезапно из кустов появился леший. — А то я пойду — лошадёнка в поле стоит не поенная! — Пошёл прочь, дурак, — сквозь зубы прошипела императрица. — Чаго? — не понял Иван. — Прочь! — крикнула царица, и лешего как ветром сдуло. Но тут к фонтану вывалились смеющиеся Пётр Ильич и Арлекинна.  — Виноват кругом, Ваше величество, — всё ещё радостно сказал управляющий, заметив царицу. — Мошку хотел из глаза у дамы достать… — Что ж и с того? — холодно спросила императрица, от чего Софи резко перестала смеяться. Она знала, что означает этот голос государыни, и понимала, что ничем хорошим дело не кончится. Не для всех уж точно. — Не резон даме языком в глаз лазить, уголок платка имеется, на сей случай. — Так платок у меня в табаке… — Затем, — похоже, императрица нашла для своего гнева ещё одну цель. — Что это за вспышки необузданного нрава? Бросаться на гостя со шпагой — сие варварства гнусный обычай! — Попугать хотел… — Пётр Ильич понял, что государыня не в настроении, и вновь начал обливаться холодным потом. — А пошлая склонность к неумеренному сну за столом?! — царица уже почти кричала. — Шутил… шутил… и носом свистел, смеха ради… — Ваше величество, — встряла Софи, стараясь не попадать в поле зрения императрицы. — Могу быть свидетельницей, что управляющий — большой шалун. — Так точно… Преогромный… Деды и прадеды… — но тут мой князь подбежал к Демьяну и обнялся с ним, что стало последней каплей в чаше терпения царицы. — Довольно! — громко крикнула она. Вдалеке раздался гром, под аккомпанемент которого императрица удалилась, а полянку около фонтана наводнили солдаты, которые начали сгонять на неё всех дворовых и слуг, что были в доме. Намечалась сцена гнева государыни.