Ничего

Между тем, на улице действительно было довольно холодно. Стояла типичная для Урала февральская погода: по небу плыли облака, падал снег и несильно, но очень неприятно дул ветер. Глеб поежился и укоризненно посмотрел на Диму: — Ты же говорил, не холодно… — Погода изменилась, — спокойно ответил Дима, — я так долго вас ждал! С утра теплее было. Какое-то время они шли молча, Дима думал, с чего же начать разговор на волнующую его тему, что бы сказать… Но первым неожиданно заговорил Глеб: — Дима, — произнёс он, — ты на Вадика не обижайся, он тебя вчера задеть не хотел, характер у него такой. — Какой? — заинтересовался Дима. До этого ему и в голову не приходило, что Глеб, вообще-то, лучше всех знает, как нужно вести себя с Вадиком. — Ну… — задумался Глеб. — Не знаю даже, как сказать. Ты не подумай, я не хочу его обидеть, он хороший очень, но иногда… Глеб достал сигарету и закурил. Дима обеспокоенно посмотрел на него. — Слушай, ты лучше не кури, — сказал он, — простудишься ещё, что я Вадику скажу? — Ой, не надо, пожалуйста, — устало ответил Глеб, — сначала Вадик пытается воспитывать, теперь ты… — Хорошо, не буду, — тут же согласился Дима. И правда, тяжело, наверное, когда все пытаются опекать. — Спасибо, — серьёзно ответил Глеб. — Да не за что, я же тебя прекрасно понимаю, — улыбнулся Дима. — Так вот, — вернулся к теме разговора Самойлов-младший, — советую тебе никогда не сомневаться в Вадике, в его словах, он очень этого не любит, и это иногда ему здорово мешает в жизни. — Излишняя самоуверенность, да? — осторожно спросил Дима. — Желание за все отвечать и быть везде главным? — Ну… — задумался Глеб. — Звучит некрасиво, конечно, но в целом это так. — А он привык быть лидером, да? — поинтересовался Дима. — Ага, — ответил Глеб, — у него хорошо это получается, но он частенько переоценивает свои силы. Пытается, как говорится, объять необъятное, взять на себя слишком много. Дима слушал его уже вполуха, обдумывая, как построить дальнейший разговор. Он понимал, что сейчас настал идеальный момент для того, чтобы подвести Глеба к самому главному, тому, что Дима хотел до него донести уже очень долго. — Глеб, — осторожно начал он, — как ты думаешь: если мы создадим группу, сможем ли мы сохранить это в тайне? — А зачем тогда нужна группа? — спросил Глеб, нахмурившись. — Имею в виду, первое время, пока у нас будет формироваться состав и создаваться материал, — быстро пояснил Дима, — потом-то мы, конечно, расскажем и покажем всем! — Ты уже точно решил, да? — с какой-то обреченностью в голосе спросил Глеб. — Да, — твёрдо ответил Дима. — И не только решил, но и уже готов тебя в нее позвать. Глеб явно удивился — это было видно по глазам. Но, кроме взгляда, он ничем не выдал себя и переспросил: — Позвать? Меня? — Да! — воскликнул Дима. — Пока нас только двое, но у меня есть друг, у которого есть ещё один друг, у которого… А, ладно! — махнул он рукой. — В общем, постепенно люди наберутся, главное, чтобы ты был согласен! Ты ведь согласен? — с подозрением взглянул он на товарища. — Я-то согласен, — все ещё с каким-то недоумением ответил Глеб. — Но что скажет Вадик? Наступила пауза. Дима опешил. В смысле — что скажет Вадик? Глебу вроде достаточно лет, чтобы не спрашивать о подобных вещах у старшего брата! — Глеб, ты издеваешься? — наконец мрачно осведомился Дима. — А что не так? — словно бы даже удивился тот. — Все не так! — злобно отрезал Дима. — Вадик при чем здесь, зачем у него спрашивать что-то, а?! — А! — понял Глеб. — Да я же вообще не про это!.. — А про что? — удивился Дима. — Про то, что я не хочу предавать Вадика, — твёрдо ответил Самойлов-младший. — В каком смысле — предавать? — осведомился Дима. — Кроме тебя, что ли, некого будет взять? — Пока — точно некого, — развёл руками Глеб, — да и я, если честно, не уверен, что он сможет продуктивно работать с кем-то другим. Мы с ним, считай, всю жизнь друг друга знаем, поэтому мне легче понять и почувствовать его музыку, а ему — мои стихи. Вряд ли с кем-то другим у него это получится… — Что-то ты прям сказки рассказываешь, — усмехнулся Дима, — выходит, вы работаете только в тандеме, а порознь сразу теряете способность к творчеству? — За себя пока не скажу, — ответил, подумав, Глеб, — а вот Вадику точно будет тяжело без меня. — Скромный ты, — засмеялся Дима. — Да блин, это не в том смысле, — вздохнул Глеб, — а просто… — Не оправдывайся, — перебил его Дима, — это нормально: каждый из нас хочет чувствовать себя значимым. Психология, как ни крути. — Я просто констатирую факт, — договорил Глеб, — Дима, поверь мне: не нужно этого делать нам, вот честно. — Да ты просто не хочешь со мной работать, — разочарованно сказал Дима. — Ну что же… Дело твоё. — Да не в этом дело! — тяжело вздохнул Самойлов-младший. — Видимо, тебе этого не понять. — Действительно, — хмыкнул Дима. Какое-то время они молчали, а потом Дима тихо произнес: — Я тебя услышал и попытался понять. А теперь ты постарайся услышать и понять меня. — Слушаю, — серьёзно ответил Глеб. — Так вот, — снова заговорил Дима, — пойми, что это невозможно. Невозможно, чтобы Вадик не смог писать музыку к чужим стихам, невозможно, чтобы порознь у вас пропало вдохновение. Талантливый человек талантлив в любой ситуации, с любыми людьми. Вот в себе ты почему-то не сомневаешься, только в Вадике. Почему? Ты считаешь его плохим музыкантом, или что? — Нет, ни в коем случае, — вздрогнул Глеб, — наоборот… Он очень крутой музыкант, композитор и вокалист. — Ну, а что тогда? — устало спросил Дима. — Это не измеряется талантом, — с готовностью ответил Глеб. — А чем измеряется? — удивился Дима. — Ты можешь меня послушать?.. — неожиданно раздражённо спросил Глеб. — А, да, конечно, — понял свою ошибку Дима, — больше не перебиваю. — Так вот, — выдохнул Глеб, выбросил очередную сигарету и достав новую, — ты же уже понял, что для Вадика самое важное — другие люди. Он постоянно работает на них, что-то организовывает, наблюдает за ними. Ему это нужно, ему это интересно. Поэтому для него в творчестве окружение играет значительную роль, если не главную. Ты заметил же, что все люди, которые так или иначе принимают участие в жизни группы, взяты не с улицы. Это те, которым Вадик доверяет. Глеб замолчал. Дима выждал какое-то время и осторожно спросил: — А ты, получается, не ориентирован на людей до такой степени? — Ну, — задумался Глеб, — да, наверное… — В общем, — твёрдо сказал Дима, — что я думаю: ничего с Вадиком не случится, он сможет приспособиться. А вот как я найду другого такого поэта, как ты, я не представляю. — Так же найдёшь, как и Вадик найдёт мне замену, если тебя послушать, — язвительно усмехнулся Глеб. — А вообще мне кажется, что Вадик даже искать не будет. Знает, что это пользы не принесет. — Не обижайся, — вздохнул Дима, — я всего-то хочу позвать тебя в группу, а ты… — Такой ценой — не хочу, — твёрдо ответил Глеб. — У Вадика столько планов, будет очень плохо, если они разрушатся из-за меня. — Но ты же всегда хотел иметь свою собственную группу, не с Вадиком, не с ещё кем-то, а свою, — торопливо напомнил Дима. — Ты мне говорил! Вот и будет группа: твоя и моя! — Дима, я подумаю, — тихо ответил Глеб. — Только сразу предупреждаю: вероятность того, что я соглашусь, очень мала. — Нет! — воскликнул Дима. — Ты должен решить прямо сейчас! Представляешь, у меня все-все продумано: я даже псевдоним себе придумал! — Какой? — поинтересовался Глеб. — Снейк! — торжественно сообщил Дима. — Змея? Змей, то есть? — спросил Глеб. — Да, — кивнул Дима и быстро пояснил: — Но это не потому, что я змей люблю. — Из-за группы, что ли? — догадался Глеб. — «WhiteSnake»? — Как ты это понял?.. — удивился Дима. — Да, из-за неё… Так что, возвращаясь к нашему с тобой разговору, — добавил он уже куда серьёзнее, — решай. Наступила длинная пауза. Глеб молчал, явно очень серьёзно относясь к поставленному вопросу. Дима также не говорил ни слова, чтобы у Глеба не создавалось ощущение, что друг на него давит. — Ладно, — очень тихо сказал наконец Глеб, — я согласен. Последние два слова почему прозвучали неожиданно остро. Дима хотел было обрадоваться, возликовать, обнять Глеба… Да и не только хотел — он понимал, что это нужно сделать в такой ситуации. Но почему-то слова Самойлова-младшего вызвали у Димы абсолютно противоположные здравому смыслу чувства: на душе стало тяжело. Атмосфера стала гнетущей, даже усилившийся ветер и метель казались предвестниками чего-то плохого. У Димы появилось стойкое ощущение, что он только что сделал очень-очень плохой поступок. Настолько плохой, что и последствия от него могут быть самыми ужасными, которые только можно представить. Чтобы развеять все сомнения и разрушить неприятные чувства, Дима резко повернулся к Глебу и улыбнулся ему. Тот моментально заметил перемену в друге: — Что случилось? — Ничего, все нормально, — мотнул головой Дима. — Хорошо… Отлично. Отлично! Он оглянулся на здание политеха, откуда они вышли всего каких-то сорок минут назад. Ему страшно захотелось туда, в тепло, к людям, чтобы сбросить с себя всю эту непонятно откуда навалившуюся тяжесть. — Слушай, а пойдем-ка? — он махнул рукой куда-то по направлению института. — Холодно тут стоять же… — Пойдем, — кивнул Глеб и вдруг резким движением выбросил сигарету в снег. Она последний раз вспыхнула ярким огоньком и погасла, а потом и вовсе затерялась где-то в бесконечном снегопаде, как будто ее вовсе не было.