***
Вечером дождь немного поутих, и Дима, которому стало гораздо лучше, все же нашел в себе силы выйти из дома. Правда, его прогулка ограничивалась лишь походом до ближайшего магазина. Дима надеялся сгонять туда-обратно примерно за двадцать минут и поначалу неплохо укладывался в этот план. Но на выходе из магазина его неожиданно окликнул знакомый голос: — Дима! Дима! Дима обернулся и увидел своего одногруппника. Он запоздало вспомнил, что должен был отнести ему кое-какие книги, которые давно уже брал для написания главы диплома. — Ой, привет, — как можно более миролюбиво поздоровался Дима. Он опасался, что приятель сейчас начнет ругать его за невозвращенную литературу, но тот был удивительно спокоен и даже улыбался, кивая в ответ на приветствие. Дима не знал, что сказать, поэтому задал самый банальный и примитивный вопрос: — Как дела? Товарищ, видимо, ждал этого вопроса, потому как быстро ответил: — Да все нормально. Диплом вот пишу. А у тебя как работа продвигается? Дима вздохнул, поняв, что от извинений ему все же отвертеться, и произнес: — Прости, пожалуйста, я тебе все книги завтра отдам, — он на секунду задумался, а затем выпалил: — А кстати, можем и прямо сейчас зайти ко мне, если хочешь! — Давай, — легко согласился приятель. — Кстати, что еще хотел сказать: ты же музыкой занимаешься? — Ну… Да, — осторожно ответил Дима, не понимая, к чему вдруг такой вопрос, — а что? — Я недавно видел объявление, что в нашем политехе скоро будет какой-то фестиваль молодых рок-групп, — с готовностью начал приятель, — правда, мне кажется, что с улицы, без знакомых людей там, в УПИ, будет сложно попасть… — У меня есть знакомые в политехе, и тоже музыканты, — перебил его Дима и, чувствуя, как к лицу от волнения прилила кровь, спросил: — Что нужно? — Ой, — нахмурился товарищ, — я, честно говоря, точно не помню, у друзей своих спроси, они точно должны знать. Там, по-моему, был какой-то лимит человек в группе, тексты должны быть не слишком провокационные, ну, это понятно… Короче, спросишь — узнаешь, я только сам факт хотел тебе передать. Дима напряженно обдумывал, стоит ли бежать к Самойловым прямо сейчас или подождать хотя бы до завтра. Он поднял взгляд и посмотрел на собеседника. Тот помолчал, а потом, очень противно усмехнувшись, осведомился: — Кстати… А че у тебя за друзья такие, которые не рассказали тебе про фестиваль и не позвали тебя с собой? Сами-то наверняка знают и уже программу готовят… У Димы закружилась голова. В один миг он почувствовал себя растоптанным, униженным, опущенным на самое дно. Все, что до этого было между ним и Вадиком, показалось ему ничтожной игрой, глумлением Самойлова-старшего над ним, таким доверчивым и добрым. За это Дима возненавидел и его, и себя. — Ты чего? — окликнул его приятель. — Я тебе потом все отдам! — заверил Дима и быстрым шагом направился к автобусной остановке. Транспортом — быстрее. Нет, сначала нужно зайти домой и занести продукты. Не придешь же с ними к Вадику и Глебу…***
— Ну и почему ты решил, что мы от тебя специально что-то утаили? — немного снисходительно спрашивал Вадик, наливая Диме в маленькую фарфоровую чашечку какой-то необычный чай. — Перестань уже обижаться, когда еще ничего не произошло. — Да я… — снова, в десятый, наверное, раз, попробовал объяснить Дима и понял, что с каждым разом его фразы звучат все более и более жалко. Видимо, Диме действительно пора было обратиться к психологу, как ему советовал еще один однокурсник, неприятный тип по имени Вова, похожий на скинхеда. Самое смешное заключалось в том, что его подозрение Димы в ненормальности базировалось как раз-таки на нестандартном внешнем виде, а уж в чем-чем, а в этом самого Вову переплюнуть было невозможно. Но сейчас Дима не думал про каких-то однокурсников. Он думал про то, что он действительно слишком много заморачивается и ищет во всем подвох. Это плохо. Все говорили, что это плохо. И он сам так говорил себе иногда — например, когда от излишнего недоверия к людям терял очень выгодные и в целом неплохие связи. Или когда не мог в полной мере наслаждаться общением, подозревая собеседников в плохих намерениях. Он не знал, с чем это было связано, но это явно мешало. И вот даже сейчас, разговаривая с Вадиком, Дима почему-то не мог поверить, что тот действительно не хотел ничего от него скрывать и собирался сообщить о фестивале буквально на следующий день, потому что «вчера было бы не к месту, понимаешь». Наверное, с таким отношением к окружающим косвенно была связана и расстановка приоритетов: сначала достижения, потом — люди. Если они, конечно, не могут поспособствовать этим самым достижениям. — Так вот, — продолжил Вадик, — ты все-таки будешь выступать с нами на фестивале? — Конечно! — с жаром воскликнул Дима и тут же с подозрением спросил: — А куда Петю денете? Или он сам не хочет участвовать? Внезапно он ощутил острую потребность оказаться лучше Пети и войти в команду вместо него. Дух конкуренции, всегда живший где-то внутри него, сейчас заполнил его сердце и разум, заставляя испытывать негативные чувства к человеку, которого он еще совсем недавно считал своим другом. — Участие Пети под вопросом, — немного подумав, ответил Вадик, — именно поэтому я не хотел заранее тебе говорить, пока ничего не решилось и не стало понятно, будет Петя с нами или нет. Если он по какой-то причине откажется, точно позовем тебя — больше некого. Дима понял: он должен добиться своего любой ценой. В данный момент это, наверное, был единственный шанс попасть на большую сцену и потом оттуда — в свободное плавание. И, конечно, Глеб помогал бы ему. — Хорошо… — наконец сказал Дима. — Нам надо будет снова встретиться в ближайшее время и решить уже наконец, кто — я или Петя — будет с вами. Да? — Да, — кивнул Вадик. — Если что, мы тебя обязательно позовем.***
Вернувшись домой, Дима снова, как это нередко бывало, погрузился в мечты о своей группе. Он на барабанах, позади всех музыкантов, но на самом видном месте. Между песнями встает, поднимает руки с палочками, и тогда все внимание зрителей обращено на него. А, да, еще на концерты он надевает исключительно майки, чтобы были видны татуировки: звезды, крест и, наверное, змея. Дима недавно понял, что придуманное им прозвище очень подходит ему, даже если не ассоциировать его с группой «Whitesnake». Да, наверное, больше не нужно равняться на другие группы. Нужно делать свое, и делать как можно лучше. Иначе всю жизнь можно проторчать у колонок под звуки такого энергичного, но все же созданного не тобой рока. Да, между песнями все внимание обращено на Диму, а во время звучания композиций, конечно же, на Глеба. Хотя Дима до сих пор так и не услышал его голоса, он все равно видел его не только басистом, но и вокалистом — таким же лицом группы, как, наверное, и он сам. Вдвоем создать бренд, придумать что-то новое, что захватит многое поколение людей — здорово же?***
— А ведь очень здорово быть популярным, — мечтательно говорил Вадик, бодро шагая с Димой к Политеху, — как ты думаешь? — Я не знаю, хорошо это или нет, — улыбнулся Дима, — но я бы хотел. Хотя, наверное, мы с тобой оба до конца не понимаем, каково это. Это же все постоянно внимание отовсюду, это не всегда радует. Через много лет, наверное, вообще приедается. — Наверное, да… — вздохнул Вадик. — Но все равно звучит заманчиво. Тебя любит множество людей, и не просто любит, и разделяет твои интересы. Смотри, когда ты пишешь музыку, ты создаешь то, что хочется тебе, не ориентируясь на других… — Ну, это не всегда так работает, — возразил Дима, — есть же и массовая культура, направленная как раз на удовлетворение таких… невзыскательных, что ли, потребностей большинства. Большинства, а не самого автора. — Это мы сейчас не берем в расчет, — отмахнулся Самойлов-старший, — все-таки мы с тобой немного в другом жанре работаем, у нас такое никто не делает. Дима молча кивнул в звук согласия. Да, рок издавна считался музыкой протеста именно из-за того, что музыканты не стеснялись писать о том, о чем хотели. О том, что их волновало, а не о том, что было популярным, например. — Так вот, — продолжил Вадик, — ты пишешь как бы для себя, но при это у тебя есть дофига фанатов, которые тебя поддерживают и которым нравятся твои произведения. Это значит, что они как бы стали твоими единомышленниками. Понимаешь? — Примерно, — ответил Дима. Да, друг выразился немного кривовато, но суть уловить было легко. Дима хотел сказать, что много людей, которым бы нравилось твое творчество, в одночасье найти непросто, но Вадик уже продолжил говорить: — Но тут есть такой минус — звездная болезнь. Вот мне кажется, что никого из нас бы это не коснулось, но, говорят, все так думают. Надеются, что они не такие и их пронесет, а потом бац! — и нет того человека, который был раньше. Погубила его такая жизнь. — Интересно, а что именно губительного в ней есть? — задумался Дима. — Деньги — ну, это понятно. А еще что? — Я думаю, это амбиции человека могут его повести не в ту сторону, — медленно ответил Вадик, — то есть, например, у него есть здравые стремления или желания. Допустим, той же самореализации. Хорошо это? Хорошо. Но в процессе достижения этих целей его амбиции настолько искажаются, что становятся чем-то негативным. Короче говоря, приобретают нежелательные формы. Диме почему-то стало некомфортно. В словах друга он увидел словно бы какой-то подтекст или намек, хотя было видно, что тот говорит искренне. Он собирался было переспросить, но Вадик быстро сказал: — Короче, как это бывает — не знаю, но тебе, Дима, могу обещать: когда я стану знаменитым, я никогда тебя не забуду и не брошу. Дима с улыбкой посмотрел на него, думая, что это шутка, но Вадик говорил очень серьезно. Видимо, он действительно ценил друга. — А… — растроганно произнес наконец Дима. — Спасибо большое! Я тебя тоже. А вообще — давай быть знаменитыми вместе? — Давай, конечно, — улыбнулся Вадик. — Но как бы то ни было — мы в любом случае вместе. Они замолчали. Дима шел, смотрел себе под ноги и улыбался, даже не пытаясь сдерживать эмоции.***
Этот разговор произошел не так давно — всего-то несколько недель назад, и Диме вдруг стало стыдно, что он, наверное, никогда не ценил Вадика так же, как он его. Конечно, тот был хорошим человеком и хорошим музыкантов, и Дима бы не хотел терять контакт с ним. Но если бы пришлось им по какой-то причине расставаться, Дима без проблем мог взять себе другого гитариста. А моральная поддержка… Наверное, можно и без нее обойтись. Ладно. Уже скоро все решится. И хорошо бы в его пользу, в пользу Димы. Ведь он не так у много просит — просто шанс на счастливую жизнь и карьеру. А дальше он все сделает сам, предоставила бы судьба возможность.