***
— Итак, — начал Вадик, удобно устроившись в кресле. — Ты знаешь, что Глеб в нашем… коллективе, можно сказать, самый младший. — Это связано с Глебом? — удивился и почему-то испугался Дима. — Более чем, — холодно ответил Вадик, — слушай. — Ага. — кивнул Дима. — Так вот, — продолжил Самойлов-старший, — еще ты знаешь, что мы с Сашей и Петей дружили с детства. — Знаю, — подтвердил Дима. Да, Вадик как-то рассказывал ему об истории их дружбы. Дима еще удивился и восхитился: как через столько лет можно пронести и сохранить в себе это чувство братства… Оказалось, все же никак нельзя. — И вот, соответственно, Саша с Петей давно знают Глеба, практически с самого детства, — говорил Вадик. — И это, мне кажется, одна из причин, по которой они его по-прежнему не воспринимают всерьез. — Так, — нахмурился Дима, — я не понял. Как — не воспринимают всерьез? — А вот так, — неожиданно зло сказал Вадик, — мы уже почти год вместе работаем, да. И вот они говорят всякое про него, причем за спиной сначала это все было, чтобы ни он, ни я не знали. — Блин, — опешил Дима, — блин! Это так… Фу, короче! — И не говори, — вздохнул Вадик, — а потом оказалось, что они оба — Петя, конечно, в большей степени, — мало того что чисто из-за возраста не уважают, так еще и считают, что он недостоин играть с нами. — В смысле?! — вспылил Дима. — Че это значит? А кто достоин тогда? — Я не знаю, — устало ответил Вадик, — знаю только, что больше терпеть этого не намерен. На днях Петя чуть ли не в лицо Глебу бросил, что тот мелкий и что хорошо бы ему уже уйти отсюда, не мешать нам дело делать. А я ему — Пете, то есть — и раньше замечания делал, мол, надо это дело прекращать. Но не подействовало это, как видишь. Ну я и сказал, что больше не хочу видеть ни его, ни Сашу заодно, потому что он нередко Петю поддерживал. — Но Сашу ты реабилитировал? — уточнил Дима. — Да, — кивнул Вадик, — Саша попросил поговорить… Пообещал, что больше такого не повторится. Мол, да, местами он неправильно себя вел, но теперь ничего подобного не будет. — А Петя? — спросил Дима. — А Петя и извиняться не стал, и сказал, что уходит и что мы ничего не достигнем и никакой карьеры не сделаем, — мрачно произнес Вадик. — Представляешь, да? — Ужасно, — честно сказал Дима, — как так можно? Я и подумать не мог, что Петя вот так… — Ну вот… Иногда такое бывает. Они помолчали. Дима осведомился: — А если Петя попросится назад? — Вряд ли попросится. — ответил Вадик. — А если случится такое, то… Трижды подумаю, вот. Дима понял, что не пустит Петю назад. Что бы ни случилось, он не отдаст свое место. Теперь — точно ни за что. И да, они сделают карьеру куда круче, чем можно представить. Он об этом позаботится.***
Неделя пролетела до ужаса быстро: Дима и опомниться не успел, как вновь наступила пятница. На прошлых выходных он ходил в гости к Самойловым, не подозревая о том, что совсем скоро ждет много интересного. А теперь он шагает на генеральную репетицию завтрашнего концерта. Эх, страшно. Волнительно и страшно, как бы ни было стыдно себе в этом признаваться. Да. Завтрашний день решит все. Потому что этот фестиваль, как оказалось, был не разовым мероприятием, а своеобразным отборочным этапом для более серьезных конкурсов. Это было бы идеально. Область — Урал — СССР — мир. Чем не мечта! Мечта. А к этой мечте, как и к любой другой, надо стремиться. Стремиться долго. А Дима готов делать это ровно столько, сколько потребуется.***
Было очень странно, что Петя ушел. Без него их дружная команда выглядела какой-то пустой, и то же самое, по-видимому, ощущали и другие: Саша заметно нервничал, Вадик периодически оглядывался назад, к барабанам и, видя за ними Диму, качал головой. Это было не очень приятно, но Дима понимал, что Вадик просто переживает из-за ухода друга, а лично к нему никаких негативных чувств не испытывает. Глеб же, в отличие от других, казался невозмутимым. Да, Глебу как будто было все равно, что происходит вокруг. Но, пообщавшись с ним подольше, Дима понял, что все-таки есть вещь, которая выводит его из себя. Самойлова-младшего раздражала гиперопека брата. И в самом деле, тот даже сейчас, во время репетиции, когда каждый, по идее, должен был быть сосредоточен только на себе, посматривал на Глеба, словно проверяя, все ли с ним в порядке. — Вадик сказал, что будет страховать мою гитару во время половины песен, — импульсивно рассказывал Глеб, — я не понимаю, он что, настолько мне не доверяет?.. — Да ну, — пожал плечами Дима, — что плохого? Мне кажется, просто волнуется. Хотя знаешь, — прибавил он, — мне бы тоже такое не понравилось. — Его проблема в том, что он — он сам это понимает! — не воспринимает меня как взрослого человека. Ругал за это Петю и Сашу, а сам… — Блин, — как-то беспомощно сказал Дима, — понимаю. — Не понимаешь, — грустно улыбнулся Глеб, — ладно, проехали. — Нет, — возразил Дима, — тебя же это не устраивает? Не устраивает! Значит, нужно что-то менять! — Да что тут поменяешь… Мне кажется, это у него навсегда так. — вздохнул Глеб. — Может, в этом и есть логика. Нам с тобой не понять: мы ведь никогда не были старшими братьями… Дима рассмеялся, но смех вышел какой-то скованный. Диме стало стыдно за него, и он замолчал. Глеб даже не улыбнулся. — Итак, наш пропуск на большую сцену, — улыбался Вадик, — завтра будет наш звездный час. Представляете, уже завтра свершится то, чего мы так долго ждали! Дима не представлял. Ему казалось, что все происходящее с ним — какая-то сказка, невероятное волшебство. И правда ему повезло, как сказал Вадик, придя с разговором о Пете…***
— Дима, нужна твоя помощь, — шепотом сказал Вадик, оглядываясь на Глеба, когда они зашли за сигаретами в ларек неподалеку от института. Самойлов-младший, казалось, был увлечен рассматриванием разноцветных глянцевых пачек и не слышал слов брата. — Что нужно? — поинтересовался Дима. — Давай около этого ларька встретимся через час где-то, — предложил Вадик, — я малого домой отправлю, а сам подойду. Идет? — Идет, — кивнул Дима. Ему стало любопытно: по голосу друга было понятно, что дело нешуточное.