Ничего

— В общем, — начал Вадик, как только подошел к Диме на достаточно близкое расстояние, чтобы не повышать голос при разговоре, — я немного боюсь за Глеба завтра. — А в чем проблема? — нахмурился Дима. Опять эти дурацкие переживания… — Он очень волнуется, — серьезно ответил Вадик, — ты бы знал, как. — Ну и что, что волнуется? — возразил Дима. — Я тоже волнуюсь. И ты, наверное, тоже. И Саша. И вообще все люди. Еще раз: проблема тут в чем? — А вдруг он что-то испортит? Диму стала раздражать эта ситуация. Вадик все время носится с братом как с маленьким ребенком. Слава Богу, у его собственной сестры хватало адекватности не вести себя так, но Глебу Дима сейчас действительно сочувствовал. — Вадик, — не пытаясь сдержать эмоций, сказал Дима, — перестань, пожалуйста. Ты же видишь, как ему неприятно. — Что именно? — переспросил Вадик. Видимо, он реально не понимал, что делает не так. — Вот эти постоянные «ой, а как Глеб», «ой, а Глеб же волнуется», «ой, а Глеб…». Он взрослый человек. И в его возрасте ему уже нужна некая свобода действий. — При чем здесь свобода действий? Я, что ли, его в чем-то ограничиваю? — Ты устанавливаешь рамки, — терпеливо ответил Дима, — ты предписываешь ему, что он должен и не должен делать. Словом, обращаешься с ним как с малышом. А, кстати, это «малой» пора бы убрать. Скоро восемнадцать лет ему, успокойся уже. Вадику было обидно. Он никак не показал этого, но Дима понял: в этой теме их с Вадиком мнение никогда не совпадет. И хорошо еще, если они из-за этого не поругаются когда-нибудь на всю жизнь. — Знаешь, — наконец произнес Вадик, — сейчас, может быть, отвечу грубо, но не твое дело, как я с ним общаюсь. Ты, конечно, наш друг, но даже близким друзьям в наши взаимоотношения лезть не стоит. Ты не знаешь того, что происходит между нами, даже половины не знаешь. И после этого еще считаешь, что лучше знаешь, как с ним разговаривать? — Ох, — вздохнул Дима, — ты меня неправильно понял. И вообще — если это не мое дело, то зачем ты меня позвал вообще сюда? — Я надеялся, что ты адекватно воспримешь, что я скажу, — тихо ответил Вадик, — и хотя бы скажешь Глебу пару слов. Не говоря уже о чем-то большем. Оно, видимо, тебе непонятно. — Какие «пару слов»? — окончательно разозлился Дима. — «Глебушка, ты такая прелесть, все получится», да? Или это недостаточно, по-твоему? Вадик молчал. И это молчание было настолько страшно, что Дима на миг пожалел о сказанном. — Дима. Только потому, что я дорожу тобой в том числе и как музыкантом, ты остаешься с нами сейчас, — сказал наконец Вадик, развернулся и пошел прочь. Дима хотел было крикнуть ему что-то язвительное вслед, но не стал: на душе и так было паршиво, усугублять это состояние не хотелось. Да, выступать, будучи в разладе — ничего лучше и не придумаешь.

***

Когда Дима вошел в холл Политеха, там уже толпилось множество людей. Кое-кого Дима даже знал — видел и в своем институте. Они, оказывается, тоже музыканты. Прикольно… Не зная, как найти своих, он поднялся к привычному месту их репетиции — все эти лестницы и переходы он мог преодолеть теперь и с закрытыми глазами. Однако дверь была заперта — никого не было. Тогда Дима вновь спустился вниз и, на свое счастье, увидел в конце коридора Сашу. Он быстро пошел к нему. — Добрый день, — улыбнулся тот. — Привет, — быстро сказал Дима, — где все? — Пошли, провожу, — предложил Саша и без всякого перехода добавил: — Вадик вчера на тебя так злился… Аж интересно теперь, что ты такого сделал. — Да ничего особенного, — уклончиво ответил Дима, — взглядами не сошлись. — Осторожнее с этим, — серьезно сказал Саша, — такое иногда и к мировым войнам приводит. Дима машинально кивнул. Надо бы помириться. Но это будет, по сути, простая заминка конфликта: ни Вадик, ни он не отказались от своей первоначальной позиции. Значит, надо искать компромисс. Но это будет потом. Сейчас главное — выступление.

***

У импровизированной гримерки — одного из кабинетов недалеко от актового зала — Дима встретил Самойловых. Глеб, который, по-видимому, был в курсе вчерашней ссоры брата и Димы, смотрел в пол. Вадик же глядел с некоторым вызовом. Диме это не понравилось. — Иди, — сказал Самойлов-старший без всяких эмоций, указывая на дверь гримерки, — мы тебя ждем здесь. Дима, пожав плечами, толкнул дверь и оказался в необычно светлом и длинном помещении, обычно служившем, вероятно, лекционной аудиторией. Но сейчас большая часть столов была куда-то убрана, а на оставшихся располагались какие-то пакеты, сумки, непонятные приборы и, конечно, разнообразная косметика. Тут и там сновали люди, и от их хаотичного движения у Димы начало рябить в глазах. «Вот она — шикарная жизнь», — подумал он и направился к ближайшему столу, где уже стояла молодая девушка-помощница, натянуто улыбающаяся всем проходящим.

***

Прошло всего около двадцати минут, а Дима уже стоял у дверей другой комнаты: той, из которой можно было бы попасть прямо на сцену. Волосы, щедро политые лаком, занавешивали лицо и немного мешали обзору. Дима очень надеялся, что мышечная память сделает свое дело даже при невозможности смотреть за своими действиями. Только бы не облажаться, только бы сделать все так, как нужно… Диме впервые подвели глаза. Прежде он никогда не интересовался таким и, конечно же, не мог представить, что когда-нибудь ему придется выйти в таком виде на сцену. Однако сейчас его образ ему даже нравился: угольно-черные волосы, черная же футболка, а теперь и подведенные глаза складывались в один очень гармоничный облик. Настоящий гот, как он есть. Дима улыбнулся сам себе на удачу. Да, удача сегодня понадобится.

***

— Скоро выходим, — произнёс внезапно подошедший сзади Глеб. Дима не заметил его и в первую секунду даже испугался, но быстро взял себя в руки и ответил: — Понял. — и зачем-то спросил: — Ты как? Готов? — Ага, — кивнул Глеб. Дима внимательнее посмотрел на него, и ему показалось, что друг как-то неестественно зажат. «Видимо, правда волнуется», — промелькнула в голове мысль. И захотелось что-то сказать, чем-то помочь, как и сказал вчера Вадик. Дима прогнал эту идею. — Все будет хорошо, — тихо сказал он, посмотрев Глебу прямо в глаза. Тот это оценил — было видно — и одним взглядом поблагодарил. Отлично.

***

Вот они — все четверо — стоят у выхода на сцену. Вадик на него по-прежнему не смотрит. Мог бы и отложить свои детсадовские обиды в такой ответственный момент. Сейчас их объявят. Прозвучит громогласное «ВИА РТФ УПИ» (когда уже, наконец, они придумают нормальное название коллективу!), и они пойдут. Туда. К зрителям. Как же все-таки страшно, черт возьми…

***

Несколько шагов вперед, затем — развернуться и на свое место. А! Чуть не забыл помахать зрителям рукой. Так всегда бывает. Сделано. Сесть. Вскинуть палочки. Подождать, пока зал поутихнет. Поехали.

***

Гул аплодисментов. Кажется, первым хлопать начал тот парень с третьего ряда. Он смотрел внимательнее всех. Интересно, кто это?.. Неужели всем зрителям правда понравилось?.. Неужели они все сделали хорошо и правильно?.. Неужели он — он, простой студент филфака, — сейчас на этой сцене?.. Неужели все волнения, все переживания позади?! Надо встать. Ноги дрожат, черт… До сих пор некоторая эйфория осталась. Голова кружится. Похоже на легкое опьянение. Вот, значит, какое оно — счастье… Дима вышел со своего места на середину сцену, где уже стояли Самойловы и Саша. Глеб почему-то во время выступления сидел на стуле, интересно, почему?.. Дима заметил это только сейчас, когда Самойлов-младший поднялся. Дима плохо понимал происходящее: слишком сильно было потрясение от первого крупного выступления. На ватных ногах подходя к друзьям, он увидел, как Вадик берет за руку Сашу и пытается сделать то же самое с Глебом. Однако последний быстро оглянулся на Диму и жестом позвал его, убрав руку брата. Дима медленно, как ему казалось (время для него словно замедлилось), подошел. Еще один шаг — и вот он уже стоит между братьями. Левую ладонь он, не глядя, подал Глебу, а правую, почему-то холодную и мокрую, — Вадику. Тот с гордостью, как показалось Диме, взял его руку. Теперь они все, вчетвером, стояли перед людьми. Перед множеством людей. Никогда еще никому из них не приходилось ловить на себе взгляды настолько большой толпы. Дима понимал, что это только начало, но даже это было невероятно. Он не мог сравнить чувства, испытываемые в это мгновение, ни с чем: для него открылась какая-то новая форма ощущений, которую нельзя было описать привычными словами. Дима повернул голову: Вадик смотрел на него, по-доброму — как раньше! — улыбаясь. — Молодец, — сказал он на ухо Диме. По всей видимости, говорил он негромко, но Дима услышал его даже через шум зала. — Мы все молодцы, — ответил он и почувствовал дикое облегчение. Выступление позади. Рядом — друзья. И Вадик улыбается так, как будто между ними и не было никаких ссор. Хорошо, что он простил. Хорошо. Как же все хорошо.