***
— Ну ты же понимаешь, что это смотрится глупо? — в сотый раз вопрошал Дима. — Ага, то есть теперь глупо, — обиженно ответил Глеб, — а раньше ты говорил: «Вот здорово Вадик придумал»… — Ох, — вздохнул Дима, — ну ты же тогда волновался! Глеб на пару секунд поднял глаза на друга, а затем вновь уставился в стол. Диме стало не по себе: он понял, что слова про волнение, которое, наверное, еще никуда не исчезло, явно были лишними. — Просто понимаешь, — снова заговорил Дима, — я за барабанами стоять не могу. А если мы оба будем на стульях, как немощные, — что в этом хорошего? — Ладно, — согласился Глеб. — Ты прав, наверное. Только обе песни я стоять не буду, хорошо? — Не хорошо, — усмехнулся Дима, — а так и будет. Когда я буду на электрогитаре, тогда ты сможешь сидеть, думаю. Вот и решили… Диме очень хотелось убедить Глеба окончательно выбросить этот дурацкий стул и начать вести себя как настоящий артист. А то какая слава, когда ты и на ногах стоять-то не можешь? А из зала это, скорее всего, видится именно так. Но понятно было, что он и так требует от друга слишком многого. Уже одно согласие выступить дуэтом Дима считал невероятным прорывом, и любые просьбы и уговоры сделать сейчас еще что-то могли нарушить и без того хрупкий баланс их творческого союза. Поэтому оставалось только молчать и выжидать. Всему свое время. Дима сейчас очень хорошо понимал это.***
Кто-то в зале плакал. Дима был очень горд, что их выступление, несмотря на маленькую продолжительность, произвело такой эффект, и не мог сдержать улыбки, глядя в заплаканные глаза некоторых зрителей. Он чувствовал какую-то, наверное, очень неправильную, но приятную победу над всеми людьми из зала — над теми, чьи эмоции удалось сломить мощью музыки. Все-таки правду как-то сказал Саша — страшной силой вместо красоты должны были назвать искусство.***
Перед вторым туром Дима поставил себе цель поменьше видеться с Глебом и Вадиком: он считал, что и дуэт, и их группа отрепетировали настолько хорошо, что больше во встречах не нуждаются. Кроме того, он боялся, что либо Глеб все-таки откажется идти дальше с ним вдвоем, либо Вадик каким-то образом догадается из его слов о том, что они задумали. Ни того, ни другого Дима не хотел, поэтому активно избегал обоих братьев. Однако у Самойлова-старшего мнение на этот счет было совсем другим: он, напротив, стремился собирать коллектив как можно чаще, иногда даже по совершенно непонятным поводам, никак не связанным с репетициями. Дима, которому выступление в составе группы Вадима (теперь он именовал их коллективы только так: группа его и группа Вадима) принесло не слишком много радости, прикрывался работой и, изо всех сил изображая делового и занятого человека, пропускал все эти встречи. Вадик не знал, что уже несколько недель Дима готовился к увольнению: теперь его занятость казалась ему чем-то едва ли не постыдным и уж точно не заслуживающим внимания, а по сравнению с любимой музыкой — вообще отвратительным и скучным занятием. Нельзя было сказать, что угнетало его больше: необходимость сидеть на одном месте, отсутствие какой-то творческой составляющей или тот факт, что здесь его по-прежнему считают не талантливым рок-музыкантом, а обслуживающим персоналом, принимающим и заполняющим какие-то заявления. Дима понял, что скоро концерты и выступления должны начать приносить неплохой доход (пока они выступали бесплатно, претендовать на что-либо большее было бы глупо), поэтому ему казалось странным цепляться за эту непонятную маленькую возможность заработка.***
— Дима, ты где опять сегодня? — раздраженно спросил Вадик. — А? — Дима сделал вид, что не услышал, лихорадочно пытаясь придумать новую причину своего отсутствия. — Слышно плохо! — Ага, конечно, — насмешливо раздалось из трубки, — хватит уже. Ты скажи нормально: ты где все время? — Знаешь же, — как можно более сердито откликнулся Дима, — занят! Сколько можно повторять, а? Вроде взрослые люди… — Вот именно, — вздохнул Вадик, — вроде взрослые люди, а какую-то чушь городишь каждый раз. Думаешь, я не понимаю, что ты ничем не занят? Дима разозлился по-настоящему. Еще будет теперь Вадик выговаривать ему, ага! Знал бы старший Самойлов, как он, Дима, сейчас занят, как мечется меж двух огней и только ждет повода, чтобы сказать эту фразу: «Мы с тобой больше не работаем». Хотя нет, не так, это звучит даже грубовато как-то. Скорее всего, в одно предложение это не уместишь: придется разъяснять, что и как, почему и отчего… Какой ужас, все нужно разъяснять… Натуральный детсад, а ведь еще считает себя умнее Димы и брата. — Не думаешь обо мне — подумал бы хоть о вашем дуэте, — Вадик произнес последнее слово демонстративно пренебрежительно, — облажаетесь потом — первым реветь будешь. Сначала Дима не понял, что не так, и уже начал подбирать более или менее цензурные слова для ответа, но спустя секунду до него дошло. Знает. Знает, падла, все. Так. Надо быстро спросить, откуда узнал. Просил же никому не рассказывать Вадику об этом… Нет. Не годится. Это признак слабости в первую очередь. Их отношения с Вадиком и так уже испорчены, это ясно. Но надо разойтись так, чтобы Самойлов-старший считал его равным себе человеком, а не маленьким ребенком, скрывающим от отца, что он съел все конфеты из буфета. Значит, так: сделать вид, что все нормально, что он сам вскоре собирался сообщить об этом. Да?.. — Если когда-нибудь буду реветь — ты точно об этом не узнаешь, — ответил Дима, уже ругая себя за это промедление, в которое он обдумывал, что сказать, — но сейчас не буду: мы все хорошо отрепетировали. И концерт уже это показал. Смотрел? — Смотрел. — Второй тур будешь смотреть? — Если пригласите — приду хоть на третий. Насмехается. Насмехается, черт. Его и на первый-то никто не звал. Что бы такое ответить?.. Не дожидаясь ответа Димы, Вадик продолжил: — Хотя, конечно, не позовешь. По крайней мере, надеюсь, что в этот раз ты не будешь бегать по залу и умолять всех не говорить мне. Детсад, правда что. Дима обрадовался, что говорит с Вадиком по телефону, а не вживую: почувствовал, что краснеет. Да… Надо же было так… Все равно было понятно, что Вадик обо всем узнает рано или поздно. — Знаешь, что я хочу, чтобы ты понял, — неожиданно сказал Вадик таким тоном, как будто впереди был долгий задушевный разговор, — я же понимаю, что ты хочешь свою группу. Все хорошие музыканты этого хотят. Я вот… хотел я, короче, добиться, чтобы мы все были равны, чтобы вы не чувствовали себя как у меня на побегушках. Идеализировал это все… Дурак. Вот и докатился со своей ненужной романтикой до того, что мы расходимся. Да. Про ненужную романтику он здорово сказал. Дима бы не смог подобрать такого слова. — Извини, — вдруг сказал Вадик. Просто сказал. С той же интонацией, что и все слова до этого, тем же голосом. Ничего не дрогнуло, видимо. Дима старался убедить себя, что и ему все равно. — За что? — За то, что мешал тебе и Глебу. Ты-то хоть не говорил о том, что хочешь сам, а он… Постоянно. Я ему уже сказал, что хотел. — Вадик вздохнул. — Поезжайте в Москву. Только можно тебя попросить сыграть с нами еще раз? Последний. — Конечно, — сухо ответил Дима. Извинение он предпочел пропустить мимо ушей. — Когда? — Стало быть, через месяц. На втором этапе конкурса. Не боись — я сразу же после этого скажу, что мы выбываем. Ну, я и Саша. А вы дуэтом пойдете дальше. Не буду вам мешать.***
Зачем Вадик позвал их играть еще раз, если сразу после этого написал, что выбывает? Наверное, до последнего надеялся, что Дима и Глеб осознают свою ошибку и поймут, что они, наивные и глупые, не смогут без такого сильного и волевого руководителя, как Вадик. Ну, это последнему, наверное, так кажется. Да фигня все это. Ничего такого ему не кажется. Вадик же не дурак и видит прекрасно: им втроем стало уже просто тесно в таком коллективе. Именно это, по сути, он тогда и сказал Диме. Глебу, как оказалось, он объяснил это так же: мол, я вас отпускаю на все четыре стороны, потому что раньше, каюсь, не давал делать что-то самим. «Мы слишком разошлись». Так тогда сказал Вадик. Имел в виду, наверное, не только музыку. Да, у них было мало общего. И теперь, когда исчезло самое главное, что их объединяло, — музыка, — исчезла и дружба, которая на деле оказалась лишь призраком. Желанием за счет друг друга подняться на пьедестал славы. Дима не знал, видел ли Вадик это так же, или у того был другой взгляд на их отношения, но предпочитал верить, что хотя бы в этом их позиция не расходится. Так думать было спокойнее. Не так стыдно было перед Вадиком. Последнее выступление с ним Дима отыграл хорошо. По крайней мере, он старался. Опять же, чтобы потом не было стыдно. Ну и еще потому, что все-таки стало грустно немного: столько было связано у него и с Вадиком, и с Сашей. Да, начинать с нуля очень тяжело, прежде всего психологически. Вадик смог когда-то. И Дима сейчас сможет. Все-таки он не один — с ним Глеб, а значит, все будет нормально.***
Третий тур они с Глебом прошли так же успешно, как и первые два, если не лучше. Вадик с ними не поехал — сказал, что есть дела в Свердловске. Видно было, что дел нет, и видно было, что очень хочет поехать. Но ладно, его дело. Дима ехать не запрещал.***
Уезжая из Москвы домой, Дима с грустью думал о том, что придется выпустить для условности какую-то ерунду на Урале, чтобы потом более их возвращение более радушно приняли в столице. Их песни уже знали: третий тур конкурса действительно был масштабным. Даже, кажется, обещали издать что-то… Но это потом. Когда они уже наконец-то избавятся от своей провинциальности и окончательно переберутся туда, где кипит настоящая жизнь. Жалко было только, что Глеб явно не хотел оставаться в Москве. Это было видно по его глазам, особенно в те моменты, когда Дима упоминал Свердловск. С одной стороны, такое поведение было понятно — человек из маленького города, а тут огромный мегаполис. А с другой стороны — как не стремиться к славе, если есть возможность? Сам же, вроде, этого хотел… Или не этого… Да, все-таки Глеб интересный человек, но чем более интересный, тем более непонятный. Две стороны одной медали, так сказать. Да и не так важно это. Важно то, что впереди Москва. Все уже так хорошо, как только может быть. Через какие-то полгода, когда будет готова их первая запись — пусть неважного качества, пусть с примитивной музыкой, — они будут там. Ничего им не помешает. А Вадик… А при чем здесь он! Пусть выкручивается, как может. Как-то же собрал один раз группу, соберет и второй. Тоже мне, забота…