elements of love

00Q JamesBond – Скажи, Кью, ты издеваешься? – С чего вы взяли, 007? – Назначать мне свидание в людном месте, в музее изобразительных искусств, среди портретов Рембрандта. Мы столько времени не виделись, я безумно по тебе соскучился, а вместо этого мы сидим тут на жесткой скамье, втыкаем в полотна под пристальным вниманием смотрительницы музея – бабки божий одуванчик. У меня уже в брюках тесно, а ты все время ерзаешь, будто тебе… – Лавка и впрямь жесткая… – У тебя что, развился фетиш на картины и необходимость присутствия в нашей интимной жизни бабульки-вуайеристки? – Вовсе нет… – Я железный, но не во всем, что касается тебя, Q (Кью). Глазами и мыслями я давно уже тебя раздел и уложил на эту скамью, задрав твои худые стройные ноги до ушей. Уже проник в тебя так глубоко и стремительно, как ты любишь. Знаешь, руки так и чешутся схватить тебя за галстук и рвануть на себя, да так чтоб очки на бок съехали и волосы растрепались, а сам ты задышал бы часто и прерывисто, ощутив мои пальцы у себя во рту, как я люблю. А потом захныкал бы и замяукал, как испуганный котенок, а я бы тебя тогда … – Ладно, 007, – переходя на сиплый фальцет, молвит молодой квартирмейстер, стремительно вскакивая со скамьи с заалевшими, как роза скулами. – Сейчас до конца галереи, потом еще через зал и направо. – И что там? – неспешно вставая следом и глядя на своего координатора с привычной, бондовской долей сарказма. – Выставка фарфоровых вазочек династии Мин? – Там мужской туалет, умник, – через плечо бросает Кью. – А бабульку с собой прихватим? – интересуется агент, следуя за Q и игриво подмигивая старенькой смотрительнице. – И дедульку тоже, – ненадолго взяв себя в руки, парирует квартирмейстер, – ты неисправим, Джеймс Бонд. Original Если фразу «понеслась душа в рай» отнести к писательскому вдохновению, то свою мне иногда приходится гнать туда взашей. Проходят дни, недели, месяцы, а этой ветренной девки все еще нет. Ты словно опустевший сосуд, овощ. Бездушная машина, полуживая, полумертвая, тусклая, бесцветная. На автомате ходишь на работу и с работы, что-то делаешь по дому, копаешься в себе, анализируешь. Нет обновлений, нет стимула, любая попытка, любое движение похоже на Сизифов труд – тяжелый камень, который тянет вниз, так и не достигнув вершины. Потому что крылья за спиной – это такая большая редкость. А ведь так хочется летать. Порой это ожидание становится мучительным и невыносимым. Ты пытаешься самостоятельно отыскать пропажу – огромную часть души, обращаясь к своему внутреннему или высшему «я». Но этот путь бывает столь тернист и труден, что мыслями ты начинаешь блуждать такими же бесконечными коридорами и комнатами, как в отеле «Оверлук», описанном в романе Стивена Кинга «Сияние». И тогда тебе кажется, что ты потихоньку сходишь с ума, как и его главный герой. Тебе плохо. Монотонность и быт жрут поедом. Все вокруг серо, буднично и безлико. Тебя словно выворачивает на изнанку, ломает. Ты лихорадочно ждешь это вдохновение, как наркокурьера, который наконец-то смилостивился и принес долгожданную дозу, взяв за плату твои почти каторжные мытарства. И вот она – недостающая часть твоей души. Забрезжила вдалеке кратким проблеском, изволив посетить тебя, будто сделав одолжение. Решила немного задержаться и поделиться впечатлениями. Вся такая серьезная, шальная, смешная, загадочная. – Где тебя, чертову блядь, носило?! «Привет, мой свет. Я тоже по тебе скучала». – Ну, что у тебя там?! Дай мне что-нибудь такое, чтобы лишиться сна! Что-то новое, неизведанное! Чтобы меня типало и трясло от каждой написанной строчки! Чтоб жадно и глубоко вдохнуть в начале, а потом счастливо и умиротворенно выдохнуть в конце, поставив финальную точку! Дай мне снова зажечься и гореть! Верни мне нормальную жизнь, отдай ненадолго свои крылья! Пожалуйста, еще хотя бы раз! «Тебе никогда не будет достаточно. Лучше мысленно пробегись по предыдущим нашим встречам. Глубже покопайся в памяти, поскреби по сусекам. Вновь разложи пасьянс из картинок, повизуализируй. Сама знаешь, все новое – это хорошо забытое старое. Велосипед нельзя изобрести по-новому, его можно лишь видоизменить и усовершенствовать. Мир давно уже не тот, что был раньше. А Рай... Знаешь, для каждой души он особенный. Я видела это, подлетев совсем близко к его вратам. Так что не гони меня туда так часто и так рьяно, а то ведь в следующий раз я могу и не вернуться». Illeon UNCLE – Поиграем в ассоциации, Илюша? – Ну, давай… – Я только сейчас снова нырну, а потом вынырну. Ну вот, на кого похож? – На человека с вилкой. – Я просил ассоциацию, а не скучную очевидность. – Хорошо, на вечно голодного Наполеона Соло с дежурной вилкой в любой ситуации. – Никак не забудешь мне тот итальянский сэндвич, Большевик? Я думал, мы это уже проехали. – Ты похож на всплывшего агента американской разведки, Ковбой, у которого из оружия только вилка. – И то правда, есть куда воткнуть. Курякин, и чему там у тебя в КГБ только учат? Что вижу – то и говорю? – Ладно, на мужественного и чертовски привлекательного агента… – Импонирует то, как ты меня живопишешь, но все еще холодно. Подключи свою хваленую проницательность. – Мне трудно сосредоточиться. Твое голое мощное тело… А еще эти волосы на груди… Они, как водоросли в воде… – Вот, уже теплее. Мощное тело, водоросли. Давай, продолжай мысль. – Нет, все! Я сдаюсь! – Вот так, за шаг до победы? – Ну, и кем ты там себя возомнил? – Я – верховный бог Посейдон, выходящий на сушу из недр морских, а это – мой трезубец. Original (humanization!au) Писалось под Алексей Рыбников Романс (Из к/ф Сказки, сказки, сказки Старого Арбата) Еще не время, уже не время, а в промежутке – жизнь. И как это его угораздило не превратиться в дряхлого бородатого старца, подобного его предшественнику, а прийти сюда на своих двоих еще достаточно крепким, зрелым и не обремененным. Среди зимней магии, праздничных огней и ярких, но таких скоротечных моментов ему суждено встретиться со своим последователем, чтобы передать накопленный опыт прожитых дней. А ведь когда-то и он пришел сюда таким же молодым и беспечным, как этот юноша, что глядит своей простодушной, мальчишеской улыбкой, ставя перед ним кружку с чем-то согревающим и ароматным, садясь напротив. Естественно, такому вот нет сейчас никакого дела до тревог и проблем, забот и мирской суеты. Он просто с интересом и долей таинственности разглядывает своего визави и все то новое, что его окружает. Он не устал, ему не хочется праздно сидеть на месте и за то короткое время, что им двоим отмерено, слушать о том, что произошло, о том, что его ожидает, и к чему основательно стоит подготовиться. Лишь слегка опираясь на прошлое, он сам должен сделать свои первые, возможно неуверенные и ошибочные шаги, по доселе нехоженой тернистой тропе. В настоящий момент юноше просто хочется говорить о любви, радости, волшебстве. Затем вовлечь своего собеседника в неспешный танец, звучащий в унисон с безвозвратно уходящими секундами. Чтобы на краткий миг побыть единым целым, когда п р о ш л о е и б у д у щ е е балансируют на хрупком и скоротечном с е й ч а с, когда оба с сожалением понимают, что не властны изменить привычный порядок вещей. – Знаешь, а я ведь часто о тебе думал в последнее время. Представлял, каким ты будешь, рисовал для себя радужные перспективы. Сможет ли мой последователь воплотить в жизнь все несбывшиеся надежды и мечты? Ну, что скажешь, Новый год? – с легким волнением подводя юношу к неизбежному рубежу под судьбоносный бой часов, отсчитывающих последние двенадцать ударов уходящего года. – Я постараюсь быть более ярким, насыщенным и стабильным, чтобы исполнить все то, что ты так страстно желал. Я никогда тебя не забуду, Старый год, – искренне, тепло, с необъяснимой грустью и трепетом, не желая отпускать ни его, ни этот чудесный миг. Кто знает, может, через триста шестьдесят пять дней они снова встретятся, но уже как старые знакомые года. Veddie Venom Квартира Эдди Брока, звонок в дверь. «Кого это принесло?» – подозрительно молвит Веном, покосившись на входную дверь. – Служба доставки, сэр, – раздается с той стороны. «О-о, Эдди, по случаю праздника ты заказал еду на дом? – значительно повеселев, тянет его сожитель, плотоядно улыбаясь и принюхиваясь. – Человечинка сама пожаловала к нашему новогоднему столу, нямка». – Перестань облизываться, Симб. Это всего лишь посыльный, и в наше сегодняшнее меню он не входит. Но кое-кто позаботился о тебе, бро, без вкусняшки не останешься. Так что спрячься пока, и лучше помалкивай, дай я дверь открою. Брок щелкает замком, пропуская курьера внутрь. В руках у юноши громоздятся три коробки, стоящие одна на одной. Сложив поклажу на стол, посыльный извлекает сверочный реестр, перечисляя доставку: – Большая пицца Пепперони – одна штука. Огромный стейк с кровью из мясной лавки «Hannibal & Со» – одна штука (отчего Эдди непроизвольно облизывается и громко сглатывает слюну). Тут еще ваш сосед попросил передать мистеру Броку лично в руки, – протягивая хозяину упаковочную коробку, украшенную красной ленточкой. «Что еще за лично в руки, Эдди?» – с нотками ревности спрашивает Веном, когда посыльный, взяв чаевые, быстро удалился. – Мне тоже интересно, – удивленно цедит тот, садясь в кресло и трепетно развязывая алый бант, – давай посмотрим, что там. Вау, вот это да! – находя в коробке знакомую, мило скалящуюся мордочку. – Так что же там все-таки было, Симб? «Да какая, нахер, разница. Ведь лучший твой подарочек – это я. Так что с кем Новый год встретишь, Эдди, с тем его и проведешь. Ну, какие у нас планы, после того как мы отведаем персональный подарок от Санты Лектера?» – Можем потом поесть безголовых пряничных человечков и посмотреть «Один дома». «Идет. И передай своему соседу-идиоту, пусть не суется в наш брОТП». – Ну, он из самых лучших побуждений, в честь праздника… «Я становлюсь жутко голодным собственником, когда речь заходит о тебе. Скажи всему миру, что мы братья». – Мы – братья, – с загадочной улыбкой шепчет Брок, глядя Веному в глазки-месяцы. «Эдди, почему ты шепчешь?» – Потому что ты – весь мой мир, братан. « Б р о», – довольно тянет Веном, расплываясь по груди Эдди счастливой маслянистой лужицей.