elements of love

Заслышав вой сирены и рокот полицейского «Доджа» лихо припарковавшегося под его окнами, Альфи Соломонс привычно хмыкнул. «Томми, Томми, тебе как всегда не хватает совсем чуток, чтобы оперативно среагировать. Главный страж времени никак не может поймать предводителя часовых Дэйтона с поличным». Не дожидаясь требовательного стука в дверь, Соломонс уже ее гостеприимно распахивает, глядя, как блюститель порядка без особого изящества вторгается внутрь, словно к себе домой. – Офицер Шелби, наше вам с кисточкой, – иронично кидает хозяин, нутром чуя этот накал страстей, скрытый за внешне спокойным и хладнокровным взглядом полисмена. – Что-то вы опять припозднились, – вкладывая в эту фразу двоякий смысл, как минимум намекая на то, что на улице почти ночь. – У нас с тобой разное понятие о времени и манерах, – молвит страж, подходя к приоткрытому окну и подкуривая одну из сигарет, взятых из портсигара. – Я служу букве закона, исправно выполняю функции стража времени и порядка. А ты, Альфи – бандит и мошенник, крадущий это время у добропорядочных граждан. – Не моя в том вина, что толстосумы из Нью-Гринвича приезжают в гетто, чтобы развлечься, – пожимая плечами, отвечает Соломонс, глядя на гордый профиль Шелби. – Что тратят свою «бесконечную» никчемную жизнь на дешевое пойло, грязный секс и арм-поединки почти до обнуления. – И потом, разве твое руководство и «добропорядочные» граждане не в курсе того, что Альфи Соломонс – этот бандит и мошенник периодически тебя потрахивает? – В 12-й зоне выявлена весьма крупная сумма времени – 116 лет, – вместе с дымом выдыхает Томас, внешне не реагируя на последнюю фразу собеседника. – Что с этими часами? Они у тебя? Пятьдесят лет назад узнай Альфи о такой щедрой жизни, глаза бы его алчно загорелись, а внутри черепа заиграли бы торжественные фанфары. Полсотни лет назад оба были совсем другими, не внешне, нет. Оба крутились, как белки в колесе, торопясь жить. Но однажды одному из них надоело бегать и рвать жопу, чтобы попытаться выбраться из Дэйтона и пойти вверх по карьерной лестнице. С тех пор Томас Шелби носил табельное оружие и длинный кожаный плащ хранителя, а Альфи Соломонс – пижонистые шмотки, чтобы выглядеть презентабельно перед богатыми клиентами, желавшими поучаствовать в поединке за свое время. К слову сказать, холодное и огнестрельное оружие Альфи использовал крайне редко, если только речь не шла о последних минутах его собственной жизни. – Я чист, – кидает часовой, закатывая рукав рубахи и показывая Шелби нормированное для этой зоны время, плюс минус два часа. – Тогда возможно капсула, – делает предположение Томас, выбрасывая тлеющий окурок в форточку и быстро закидывая в рот жевательную резинку, чтобы освежить дыхание. – Где она? Отдай лучше сам… – А у тебя есть ордер на обыск? – С тобой он мне без надобности… – Не там ищите, мистер коп, – с явным неуважением к его должности, цедит Соломонс. – Каждый раз, наведываясь в родные пенаты, тебя интересует лишь одно, куда подевалось чужое время из Нью-Гринвича. Так почему же ты не спрашиваешь, друг мой, откуда оно там берется? За счет кого? – Чего ты все время добиваешься, Альфи? – чуть устало тянет Томас Шелби, подходя к мужчине почти вплотную. – А чего добился ты, работая на систему все эти пятьдесят лет?! – парирует часовой, смело отражая цепкий взгляд стража. – Живешь от суточных до суточных, весь такой принципиальный и правильный, косвенно решая кому жить, а кому подохнуть! Если бы полвека назад Шелби не пошел на поводу у собственных амбиций, а выбрал бы иной путь, став на защиту прав всех граждан без исключения, Соломонс без колебаний последовал бы за ним, покоряя зону за зоной и так до самого Нью-Гринвича. Даже сейчас для него и Томми было еще не поздно. Все это время Альфи честно и не очень, но упорно и кропотливо шел к посту лидера среди часовых гетто. На протяжении всех этих лет выигрывая в поединке, когда год, когда десять, он в тайне от заинтересованных глаз тащил свою задницу в местный благотворительный фонд, становясь добровольным донором жизни. Оставляя себе лишь сутки, он велел соцработнику раздать всем нуждающимся понемногу и под страхом смерти молчать в тряпочку кто спонсор, ибо репутация главы часовых Дэйтона была для Соломонса куда приоритетней, чем чья-то жалкая жизнь. Работа работой, но Шелби вынужден признать, что чужие 116 лет в гетто это всего лишь повод снова встретиться. У Альфи их, похоже, не было. Что игру «Ты – мне, я – тебе» Соломонс пресек почти сразу и уже давно. И если бы стража интересовала только информация, он бы давно ушел. Сейчас Томми остро нуждался в самом Альфи, желая выплеснуть скопившуюся усталость и раздражение от понимания того, что теряет былую хватку, а одиночество все глубже вонзает свои острые клешни в его нутро. Что бессилен перед тем фактом, что рано или поздно временные границы будут разрушены и воцарится хаос. – Пустишь на ночь? – поддаваясь вперед, шепчет хранитель времени, опаляя чуть приоткрытый рот часового прохладой перечной мяты. – Мог бы не спрашивать, – выдыхает Соломонс, привычно накрывая губы Томаса своими, в неторопливом танце следуя вместе с ним в сторону широкой постели. Когда Шелби проснется, и будет чувствовать себя все еще немного расслабленным и временно удовлетворенным, то уже не обнаружит рядом с собой такого же обнаженного и довольного Соломонса. Зато найдет его короткую записку и два часа лишней жизни на своем запястье вместо мизерного остатка суточных. «Извини, Томми, но время – деньги. Не воспринимай этот подарок, как плату за секс, мы же друзья. Уже скучаю». Хранитель времени тихо выматерится не имея возможности стряхнуть с руки чужие часы, как ртуть в градуснике. Ну, и как ему теперь объясняться с подчиненными? Может сложиться впечатление, что он берет взятки. А разве самому Томасу в последнее время на это не насрать? – Альфи, Альфи, сукин ты сын! – в своей привычной манере бурчит офицер полиции, начиная лихорадочно натягивать на себя форму. – К чему такой риск?! На самом деле Шелби панически боится того, что в один прекрасный момент за стол с Соломонсом сядет играть тот, кто окажется более сильным, проворным, безжалостным, забрав у его близкого друга всю жизнь до последней секунды. Боится, не осознавая того факта, что однажды, преследуя вора времени и в пылу погони позабыв абсолютно обо всем, так же глупо может потерять свою.