elements of love

– Ну, Фил, какую рубашку мне в клуб надеть? – интересуется Лоррен, попеременно прикладывая к себе то одну, то другую вешалку. – Я ухожу в армию, – выдыхает вместе с дымом Бурбон, стряхивая пепел в пустую банку из-под оливок. – Любовников? – иронично уточняет блондин. – Так в «огурцах» или вот эту – пестренькую? – Шева, я серьезно говорю, что ухожу в армию, и возможно сразу же попаду на передовую, а тебя интересует узор и расцветка? – Тебе что, жить надоело? – небрежно отбрасывая вещи в сторону. – Ну почему сразу жить? Осточертело, что все до сих пор считают меня папенькиным сынком и всего лишь тенью старшего брата. – В армию? Серьезно? Ну, наверное, в элитные войска? – Вовсе нет. Самая обычная армия. Никакой протекции. – И когда же? – не выказывая особого смятения. – Завтра, – молвит Филипп, избавляясь от окурка. – Что ж… Adieu, mon Dieu!* – театрально вздыхая и подходя к Бурбону вплотную. – Полагаю, сегодня уже никто никуда не пойдет. Тогда давай хотя бы натрахаемся всласть. Чур, я сверху, – опрокидывая брюнета на собственный диван, гибкой пантерой запрыгивая следом. – флэшбэк – Примерно лет с двенадцати Филипп стал с долей интереса и зависти поглядывать на женскую ножку, обутую в высокую шпильку. Бывало, останется дома, стащит из вещевого шкафа родителей пару туфель или босоножек, и ходит себе по комнатам, словно модель по подиуму. А матушка потом в диком недоумении – и когда это она умудрилась супинатор или каблук сломать. В пятнадцать – он уже уверенно на них ходил и даже сносно танцевал. На тот момент его кумирами были «Kazaky» и Янис Маршалл, у которого, кстати, он взял пару-тройку мастер-классов. Все же в его подростковой мужественности в большей степени преобладала резкость и грубость, нежели изящество и мягкость. Но что-то ему подсказывало, что парни его интересуют куда больше девчонок. Последним увлечением Бурбона в старшей школе было ненавязчивое разглядывание одноклассников в душевой, таких же разгоряченных и потных после физкультуры, как и он. Сам Филипп был достаточно развитым и плечистым, но перекачивать мышечную массу как-то не хотелось. Интересно, а как бы смотрелся похожий на быка танцующий на каблуках капитан школьной команды по футболу, у которого объем бицепса значительно превышает объем мозга? Жалкое зрелище. Душераздирающее зрелище. Кошмар! Тут бы подошел кто-то более стройный, сухопарый, возможно даже хрупкий, например – новенький, как его? Лоррен кажется. От директора и учащихся Бурбон узнал, что того тоже зовут Филипп, и чтобы не было путаницы в обращении среди одноклассников Лоррен просил звать его просто – Лип или Шева. А еще, как выяснилось позже, он с самого детства занимался хореографией и балетом. Вы когда-нибудь замечали, как некто подобный бежит по школьному коридору, опаздывая на урок? Эта своеобразная «летящая походка балеруна» полная грации и пластики, стала притчей во языцех и поводом для многочисленных насмешек окружающих. Лоррена окрестили «лебедем», а кто и «леблядью» называл за то, что, сука, такой умный, красивый, эпатажный, заносчивый и... н е д о с т у п н ы й, блядь. Некоторые его пробежки заканчивались «услужливой» подножкой, и весь оставшийся путь блондин мягко скользил по полу, словно хоккейная шайба по льду. В один из таких дней они и познакомились, когда Филипп просто проходил мимо и участливо помог встать тому на ноги, спросив: все ли нормально? – Глядите, парни, никак «леблядь» подружкой обзавелся! – кидает один из футболистов. Потом, как вы понимаете, завязалась драка. Драка между Филиппом и автором неудачной шутки. А Лоррен просто тихо и, казалось бы, безучастно стоял в сторонке, слегка заламывая руки. «Ну да, он же артист. Будущий солист очень Большого театра, – думал Бурбон, огребая за себя и того парня. – Их же там не только лицом играть учат, а еще и тщательно скрывать свои эмоции и беречь это самое лицо». От дальнейшей философии и обоюдных побоев спас физрук, расцепив дерущихся и гаркнув на всех, чтобы шли по классам. – Что, боялся мышцу потянуть или получить фингал? – шмыгая разбитым носом, цедит Филипп, когда в коридоре кроме него и «лебедя» никого не осталось. – Да нет, – скорее иронично, чем равнодушно роняет Лоррен, вытягивая из кармана носовой платок и заботливо стирая им кровь с лица Филиппа. – Вижу ты сам неплохо справляешься. За меня еще никто так не дрался. Слушай, мы же с тобой вылитые Жан-Пьер и Александр из «Армии любовников»! – восклицает Шева, возбужденно кладя руки Бурбону на плечи. – Не хочешь на выпускном поставить со мной их композицию «Crucified»? – У Жан-Пьера длинные волосы, – констатирует Филипп. – Да посрать с Эйфелевой башни. – Ладно, – соглашается Бурбон, лукаво скалясь, – только у меня условие – танцуем на каблуках. – О, Боже! – восторженно вопит Лоррен, хлопая в ладоши. – Да, мать твою! *** Номер произвел настоящий фурор. После него к ним в гримёрку хлынула толпа восторженных зрителей, желая выразить эмоции более индивидуально. Естественно, бо́льшая часть лавров досталась Филиппу, как и парней воодушевившихся поступком Лоррена и Бурбона. Кто тайно и скромно, кто открыто и нагло пожирает брюнета глазами, пытается коснуться или сунуть в карман клочок бумаги с номером телефона, намекая на интим. Филипп с ленивой улыбкой и вольностью отвечает на знаки внимания, обещая встретиться или перезвонить. – Да, народ, я прослежу за этим лично! А теперь выметайтесь отсюда! – полушутя полуистерично кидает Лоррен, с небывалой силой выпроваживая всех вон. – Уже решил, кому первому из них присунуть? – оборачиваясь к Бурбону. – Чувак, это что сейчас было? – с явной издевкой в голосе молвит Филипп, оказываясь рядом. – Ревность или зависть? Его надменная улыбка меркнет в неожиданной пощечине, полученной от Лоррена. И вышла она какой-то легкой, изящной, словно птица по воде крылом ударила. – Инстинкт собственника, – в тон ему отвечает Шева, нанося вторую увесистую оплеуху, тут же получая ответную от Филиппа. – Ай, больно же! Оба дышат прерывисто, шумно сглатывают, схватившись за загривки, почти лоб в лоб. А подведенные черным карандашом глаза совсем уже по-иному считывают знакомые черты, залипая на губах. Парни с грохотом валятся на пол, жадно впиваясь друг в друга. Затем начинают кувыркаться по ограниченному пространству гримёрки, пытаясь доказать персональное превосходство – быть сверху. – конец флэшбэка – – Стойте! Подождите меня! Я тоже в армию хочу! – орет Лоррен, наблюдая за тем, как небольшой крытый фургон с призывниками собирается покинуть пункт. В неприлично узких джинсах и рубашке в облипку с теми самыми «огурцами» кислотного цвета Лип быстро шагает в сторону остановившегося грузовика. С его поставленной осанкой, вихляющими бедрами и размашистыми движениями рук согнутых в локтях знаете, на что похоже? Видели спортивную ходьбу? Ага, тот еще ржач. Филипп спрыгивает с борта, направившись в его сторону, а Лоррен переходит на быстрый бег. Тот самый – летящий. – Шева, ты что творишь? Совсем охренел? – удивленно прыскает Бурбон, оказавшись рядом. – Да вот решил, если ты туда, почему мне нельзя? – Лоррен, тут тебе не балет. Здесь налысо обкорнают, дадут в руки автомат и скажут: «стреляй, сынок». – Да пофиг, Фил, – отмахивается блондин, направляясь к ожидающему их фургону. – Кстати, слушай анекдот в тему. Сидят в окопе два голубых: первый красит ногти, второй – ресницы. Первый: Сладкий, глянь там враги далеко? Второй: Нет недалеко. Первый: А среди них симпатичные есть? Второй: Ни одного. Первый: Тогда беспощадный огонь. _________________________ Adieu, mon Dieu!* – Прощай, мой Бог! (фр.)