elements of love

Бeлaрди узнал бы этот почерк, даже не будь на пустом формуляре привычно-язвительного «Привет, малыш Тони» вместо росписи постояльца отеля. Узнал бы среди множества других. Почему сердце пропускает удар и птицей пикирует вниз, а идеально отутюженный и подобранный в тон галстук гарротой сдавливает гортань, не давая нормально вдохнуть? Почему подъем в лифте кажется таким стремительным, а коридор, похоже, пришел в движение, пытаясь его расплющить? Почему создается впечатление, что Тони топчется на месте, а номер 659, будто от него ускользает? Противоречивые эмоции Бeлaрди, как два голодных зверя готовы разорвать его надвое. Он страстно желает проникнуть в этот номер, и в то же время быть от него за многие мили. Тони боится того, что может там обнаружить, и вместе с тем внутренне себя успокаивает и готовит к очередной порции впечатлений в духе «А что вы хотели?! Это же сам Адам Джонс!» Вставляя электронный ключ в скважину, Бeлaрди уже представляет, как выглядит номер люкс в присутствии Адама. Мятая постель, кругом пустые грязные тарелки и бутылки от спиртного. На полированной поверхности стола многочисленные следы от кокаина. А в затхлом воздухе можно уловить специфический аромат безудержного секса и марихуаны. Ты готов его снова увидеть, Тони? Увидеть таким вот, в его привычной стихии? Готов к очередной порции боли под соусом из безответной любви, которую все еще хранишь в глубине своего кровоточащего сердца? Адам никогда не клялся тебе в верности, но догадывался о твоих чувствах к нему. И потому, каждая его выходка – словно очередной нож в четырехкамерное. Да оно буквально нашпиговано этими острыми лезвиями, будто иллюзионистом в цирке. Воспитание и занимаемая должность метрдотеля обязывают Бeлaрди всегда выглядеть с иголочки. Он, как и Адам – в приготовлении и подаче блюд – стремится к совершенству в манерах, прическе, запахе парфюма, одежде. Почему же тогда входя сейчас в номер 659 Тони кажется, что его костюм-броня разодран в клочья и вот-вот свалится с плеч, обнажая душу? Сам он ступает по тропе из многочисленных осколков разбитой некогда в гневе Джонсом посуды, изрезая голые ступни в кровь. Глаза Бeлaрди почти слепы, а рука тянется в просительном жесте, словно трясущаяся ладонь нищего в поисках подаяния: «Пожалуйста, немного любви!» Странно, но номер выглядит лишь слегка неубранным: никаких признаков излишеств и человеческой извращенности, даже мини-бар цел и невредим. Из душевой слышен шум бегущей воды, и одной из лихорадочных мыслей-мечт Тони является та, где он лишенный одежды робко присоединяется к Адаму, с трепетом и неизменной любовью касаясь губами и кончиками пальцев его влажной спины и предплечий. Это представление так его увлекает, что еле дает возможность прийти в себя от вида Джонса выходящего из душа с полотенцем (хвала Всевышнему!), прикрывающим бедра. – Тони?! Бeлaрди быстро переводит взгляд с Адама на свое отражение в зеркале. Идеально сшитый костюм все еще при нем, а в придачу – неизменная выдержка и напускное безразличие. По крайней мере, ему так кажется. Джонс ведь сам ему дал понять, что хочет встретиться. И в былые времена он бы не стал торопиться, давая молодому метрдотелю с нескрываемым голодом взирать на его почти обнаженное тело. Мальчик, помимо общего бизнеса, питал к нему романтические чувства, почему бы этим не воспользоваться? Но вот сейчас, по прошествии трех лет, Адаму хочется побыстрее надеть на себя что-нибудь и найти в себе силы не бегать позорно глазами, а достойно ответить на этот взгляд полный горечи и осуждения. – Зачем ты здесь? – подчеркнуто вежливо интересуется Тони. – Нашел какое-то универсальное средство, заменяющее тебе алкоголь, наркотики и беспорядочный секс? – обводя рукой пространство номера. – Малыш, я изменился, – делая несколько неторопливых шагов в его сторону, – и сейчас в завязке. Только вода и обычные сигареты. А в отношении секса – временное табу, – констатирует с кривой ухмылкой Джонс, потому что быть серьезным наедине с Бeлaрди никогда не получалось, или не хотелось видимо. – Пойми, Тони, некоторым людям недостаточно чужих ошибок, им нужно пройти через свои. Спуститься на самое дно, чтобы понять, какой это пиздец. – Понимаю, – выдыхает Бeлaрди, впиваясь взглядом в кристаллы голубых глаз и признавая тот факт, что скучал по искоркам безудержного сумасбродства, что все еще там таилось. Скучал по этому хриплому голосу и неизменному «Тони, малыш». – Так зачем ты здесь? – повторяет вопрос метрдотель, чтобы не выстонать это все вслух, уткнувшись знаменитому шеф-повару в ключицу. – Третья звезда Мишлен, – молвит Джонс, хотя Тони мечтал бы услышать совсем иное из уст мужчины, в то время как рука Адама покоится на его плече, а пальцы будто бы невзначай касаются оголенной кожи над накрахмаленным воротничком. И в этом едва уловимом жесте и теплом безмолвном взгляде Джонса сквозит искренность, запоздалые извинения, а также желание все исправить. А еще – попытка решиться и ответить, наконец, взаимностью. Тони пойдет на это. Все простит и позволит Адаму вновь работать в его заведении. Со своей стороны сделает все возможное, чтобы третья звезда Мишлен была у них в кармане. Но не ради себя, больного отца или их ресторана. Ради самого Джонса. Адаму нужно время. Он может быть резким, вспыльчивым и до неприличия откровенным, находясь на кухне среди подручного персонала. Но когда дело касается чувств к малышу Тони, слова комом застревают в горле, не давая глотнуть воздуха. И все же ему нравится, когда Бeлaрди рядом и, затаив дыхание, наблюдает за процессом приготовления. Каждый кулинарный шедевр созданный Джонсом в присутствии Тони есть его своеобразное признание в любви.