elements of love

– Хочешь, я угадаю, как тебя зовут? Ким в своем привычном амплуа, хотя учебные дни в лётной школе давно позади, как и сама планета Земля. Теперь они оба в небольшом уютном баре планеты Блук, куда прилетели совсем недавно. Буран кривит губы в подобии улыбки и едва заметно качает головой, бурча про себя: «Ким, старина, ты неисправим. Оригинальность так и прёт». В студенческие годы данная фраза, тщательно отрепетированная перед зеркалом с разным выражением лица и модуляцией голоса, служила беспроигрышным подкатом к какой-нибудь цыпочке. Хотя его сослуживец по центру подготовки астронавтов мог бы обойтись и без этого. Форма пилота, что сидит как влитая на молодом поджаром теле, и ярко выраженная мужская харизма все еще действуют, и почти безотказно. Буран вспоминает, какие блестящие результаты Ким показывал на тренировочных полетах и практических заданиях, в то время как теорию считал чересчур скучной и нудной, периодически срывая лекции. Несерьезный, безответственный – в один голос твердили преподы. Киму проще было цитировать фразы из отечественного кинематографа типа: «В то время как наши космические корабли бороздят просторы вселенной» или «Есть ли жизнь на Марсе, нет ли жизни на Марсе, это науке неизвестно», нежели зубрить строго по конспекту. А еще была шумная вечеринка в честь окончания курсов перед их первым совместным полетом на звездолете «Синяя чайка», когда эмоциям его со-капитана не было предела. – Тайфун, мы это сделали! – возбужденно (впрочем, как обычно) восклицает Ким, прижимая напарника к себе. – Шторм, ну чего ты вечно такой спокойный, как вода в стакане?! Ликуй, радуйся! Смотри вон, какие симпатичные девчонки на тебя слюни пускают! – Не мой типаж, – сквозь тень улыбки цедит Буран, тщетно пытаясь отстраниться. Ким специально коверкает его фамилию, но с его уст звучит это как-то по-доброму, щемяще нежно. И объятие его крепкой руки больше похоже на боевой захват, но эта близость и жаркое дыхание у виска будоражат кровь, заставляя табун мурашек, бегущих вдоль хребта, перейти на сверхскорость. – И в кого ты такой скромняга, Ураган? – Я скорее тактичный и рассудительный, – молвит тот, залпом проглатывая остатки алкоголя, чтобы у его предательского румянца было достойное объяснение. – И потом, должен же кто-то сдерживать твой вулканический темперамент. И вот опять это «хочешь, я угадаю, как тебя зовут?» слетает с языка капитана Кима, побуждая представительницу планеты Блук скрыть смущенную улыбку и кокетливое хихиканье за одним из ее огромных ушей-локаторов. – Я на корабль, ты со мной? – кидает Буран, допивая свой напиток цвета ультрамарин и собираясь уходить. – Немного погодя, – отвечает тот, одаривая ушанку очередной соблазнительной улыбкой. – Еще в одно место нужно заскочить. Ким возвращается на «Чайку» спустя несколько часов, встречая уже знакомый чуть предосудительный взгляд. – Севка, ну ты чего? Снова ревнуешь? – бормочет уменьшительно-ласкательное от Всеволод, уткнувшись тому в ключицу. – Думал, что у меня с этой милой ушанкой мутки? – С тебя станется, – хрипло выдыхает Буран, трепетно обнимая. Сева прекрасно знает, что весь этот инопланетный флирт для Кима всего лишь игра без особых последствий. Серьезно то, что второй капитан всегда возвращается к нему, Бурану. Что тот весь до последней клеточки его, когда они жарко целуются и занимаются любовью, переключив корабль на автопилот. Ну, просто это Ким – из года в год все такой же – горячий, импульсивный и неистовый парень-баламут, похожий на резвого, но верного пса, любящего погулять. – И где же тебя носило, друг? – вопрошает Буран, медленно припадая губами к беззащитной, учащенно бьющейся на шее жилке, не скрытой скафандром. – Подарок нам искал, – сбито молвит Ким, нехотя отстраняясь, чтобы дотянуться до консоли с бумажным пакетом. – Вот, это птица-говорун, – сажая ту себе на плечо. – Отличается умом и сообразительностью, – для пущей важности подняв вверх указательный палец. – Говоруша, а ну скажи, чему я тебя научил, – обращаясь к птице. – Хочешь, я угадаю, как тебя зовут? – произносит та со специфическим булькающим звуком. – Нет, не это! – отмахивается второй капитан. – Другое! – Я люблю тебя, Всеволод, – в той же последовательности повторяет говорун, что и было произнесено Кимом ранее. – Твою мать, менее официально! – Лучше сам скажи, – сквозь тихий смех предлагает Буран, – а то я подумаю, что легендарному капитану и опытному сердцееду неловко. – Сева, я тебя люблю, – подражает голосу птицы Ким, зачем-то пряча эту очевидную, неоспоримую истину за ироничной выходкой. Возможно, чтобы долгожданное признание не выглядело чересчур ванильным. – Дружище, ты неисправим, – влюбленно роняет Буран, совсем не по-товарищески привлекая второго капитана к себе.