elements of love

– Вэй Ин! Вэй Ин, проснись! Это… «Всего лишь дурной сон!» – хочет добавить Ванцзи, разрываясь между желанием прикоснуться к нему, разбудить, и в то же время строго следовать совету самого Старейшины Илина – этого не делать. – Потому что спросонья могу быть буйным и полезть в драку, приняв тебя за ходячего мертвеца, – отшучивается тот, хотя Лань Чжань прекрасно понимает, что все обстоит куда сложнее и опаснее. Это не обычный сон, полный тревог и волнений, о котором легко забыть стоит лишь открыть глаза и посмотреть в окно. Это самый настоящий кошмар, пропитанный болью, страхом, тягостными воспоминаниями и убийственной тьмой. Теперь понятно, почему Вэй Ин порой практически до рассвета может что-нибудь мастерить, придумывать новые ухищрения и защитные талисманы. Почему так часто и много пьет, засиживаясь допоздна. Чтобы на ночной сон оставалось как можно меньше времени. Чтобы пребывающее в пьяном дурмане сознание, словно по щелчку, покинуло тело, улетев в благословенную нирвану. Там его демоны не достанут. Но именно в такую ночь: безлунную, мрачную, предвещающую скорую бурю, армия тьмы пытается пополнить свои ряды и выйти из подчинения Старейшины. Она терзает, жжет, пытается вырваться, не давая тому хотя бы краткого покоя и освобождения. «Выпусти нас!» – раздается зловещим многоголосым эхо, звучащим в унисон с завыванием ветра и скрежетом голых веток за порогом. От лихорадочных метаний смоляные волосы Вэй Усяня выбились из-под ленты и липнут к влажному лбу, приоткрытым губам, практически скрывая его черты и заглушая стоны. Одеяло отброшено в сторону, а нижнюю рубаху он буквально рвет на себе, словно та ожила и, вся пропитанная ядом, стремится сдавить тонкую шею. Ванцзи заботливо отбрасывает спутанные пряди Вэй Усяна на подушку, чтобы увидеть сколь бледно его лицо, как плотно зажмурены веки, а пересохшее горло исторгает очередной хриплый крик. – Вэй Ин! – Лань Чжань все же решается его разбудить, слегка потормошив за плечо. В тот же миг темный заклинатель выставляет руку в защитном жесте, будто в его ладони Чэньцин. Невидящий взгляд полыхает алым, а надсадный голос дает четкую команду: «Нет! Назад!» Пальцы Ванцзи все еще касаются алебастровой кожи, и тот настороженно наблюдает, как их окутывает черная дымка. Второй нефрит пытается сопротивляться ее разрушительному воздействию, приведя в боевую готовность внутренние силы. Жаль, что здесь нельзя задействовать Бичэнь и технику смертельных струн. Но в одночасье глубоко в сознании рождается мысль, что эта тьма теперь часть Вэй Усяня и именно она может стать проводником по лабиринту его кошмаров. Лань Чжань ненадолго покидает своего близкого друга, подойдя к гуциню. Его тонкие пальцы ложатся на струны и извлекают нужную мелодию, затем он призывает к себе дух бывшего адепта Гусу Лань, повелевая продолжать играть Покой. Хань Гуан Цзюнь вновь возвращается к Старейшине Илин, чье тело начинает бить озноб и, практически не раздумывая, ложится с ним рядом, бережно привлекая к себе, чтобы попытаться согреть и унять внутреннюю дрожь. Чтобы кожа к коже, сердце к сердцу, душа к душе. – Покажи, – приказывает он, пропуская малую часть темной энергии через себя. Ванцзи видит лишь обрывки сна, но будто бы пребывает в теле Вэй Усяня, чувствуя тот же панический страх и безысходность. То он стремительно падает на могильный курган, то блуждает в кромешной темноте, ища хотя бы крохотный источник света, то он совсем еще мальчишка с безграничным ужасом и слезами на глазах убегает от адской своры, готовой разорвать его на куски. – Пожалуйста! Кто-нибудь! Помогите, прошу! – взывает хриплый голос из сна, варьируя от взрослого мужского к детскому. – Все хорошо, А-Ин. Я здесь, рядом. Твой свет. Твой спутник. Твой спаситель. Я прогоню прочь всех твоих демонов, – твердо молвит Лань Чжань, нежно касаясь губами лба, подрагивающих век, скул и губ. – Слушай мелодию гуциня и иди на мой голос. И как маленький ребенок, который продолжительно и громко плакал, практически до икоты и судорожных всхлипов, потому что ему приснился кошмар, а к нему так долго никто не подходил и не брал на руки, Вэй Ин наконец-то успокоился, ощутив долгожданное умиротворение.