Дом с привидениями

      ― Мы могли купить ладан в любой церковной лавке, ― заметил Альфред, выходя за ворота храма и запахивая пальто. ― Незачем было тащиться в храм в такую погоду.       Лето закончилось как-то слишком резко. Только они гуляли по набережной под лучами палящего солнца, а уже вторую неделю шли дожди. После отпуска в деревне Бюро встретило Альфреда кучей неотложных дел. В круговороте людских горестей и радостей он успел забыть о том, что осень близко.       ― Не ты ли мне говорил, что ладан в храме ― самый лучший? ― заметила Анна, поправляя чёрную фетровую шляпку. Из-за висевших в воздухе капель воды русые волосы завивались крупными кудрями. Ей это очень шло, о чём Альфред тут же сообщил:       ― Ты хорошо сегодня выглядишь. ― Он коснулся кончиком пальца в перчатке бледного лица Анны.       ― А если бы чувствовала себя хорошо, было бы вообще прекрасно. ― Жена улыбнулась и взяла Альфреда под руку. ― Пошли к машине, а то, кажется, дождь начинается.       С хмурого сизого неба и правда упали первые холодные капли. Где-то далеко гремел гром, а серебряные с фиолетовым молнии то тут, то там прочерчивали небо. В такую погоду хорошо сидеть дома возле камина, читать и смотреть, как Анна увлечённо вяжет. В такие семейные вечера Альфреду становилось особенно уютно.       Он краем глаза посмотрел на жену. Анна едва заметно, почти призрачно мерцала, а лицо казалось в сгущающемся сумраке особенно белым. В последнее время ей как-то нездоровилось, но не слишком сильно, поэтому Альфред не особо переживал. Его самого после возвращения из Мамонтовки мучила мигрень. Голова побаливала и сейчас, но Альфред старался не обращать на это внимания. Осень ― пора простуды, а запасов шиповника от Лешего у него хватит на двоих с головой.       Генрих с Тамарой никак не желали ускользать из мыслей, поэтому он постарался задвинуть их подальше. Встреча с реинкарнациями настолько древних колдунов не входила в планы, и Альфред, пока не восстановились до конца силы, отложил решение вопроса «что делать?».       Они уже почти подошли к машине, как вдруг за спинами раздался мерный и тягучий звон церковного колокола. Звуковая волна прокатилась по скверу, отразилась от всего вокруг и, внезапно сконцентрировавшись, ударила точно в Альфреда.       Он покачнулся, а в следующее мгновение колокол прозвонил ещё раз. И тут Альфред увидел мерцание. Серебристое с нестерпимой синевой, оно надвигалось прямо на него. Миг, и повторный удар настиг. Звон колоколов, казалось, осел в голове. На мгновение ослепила вспышка боли, а затем в сознание хлынули воспоминания, которые никогда ему не принадлежали.       …маленькие домики то тут, то там выглядывают из зарослей травы, а вдалеке покачиваются сосны и берёзы…       …на столе разбросаны горицветы и орхидеи-башмачки, а белая бумага настолько яркая, что режет глаза…       …черноволосый и черноглазый молодой человек в костюме держит за руки девушку в свадебном платье… Он различал только девичьи руки, потому что видел всё её глазами.       …новорожденная девочка ― кричащая и красная ― лежит на груди у невидимой незнакомки, с губ которой слетает нежное: «Лия!»       …клок светло-рыжих волос остаётся в руках их обладательницы…       ― Мне очень жаль, ― говорит суровый мужчина в белом халате. ― Но химиотерапия на данной стадии бесполезна. Рекомендуется паллиатив…       …молодой человек рыдает навзрыд, сжимая в ладонях тонкую руку с катетером капельницы в вене…       …крашенные в белый цвет стены палаты распадаются, бледнеют, мир заполняет густая темнота…       …звонит колокол в храме, а навстречу близится искажённое лицо Альфреда Дрелиха.       Голова раскалывалась, перед глазами всё плыло, а тело горело, будто с него содрали кожу: явно поднялась температура. Альфред тяжело дышал, привалившись к машине. Он даже не заметил, как опустился на тротуар. Мир качался, колокольный звон отдавался в ушах, разрывая барабанные перепонки. Сердце колотилось, как бешеное, пульс зашкаливал. Уличные звуки ― машины, голоса ― слились в бесконечный поток, доводящий одним своим присутствием до тошноты. Съеденный не так давно обед подкатывал комком к горлу.       В голову ударило особенно резко. Альфред натужно всхлипнул, и его стошнило.       И в этот момент среди всей этой ужасающей какофонии звуков в его сознание пробился голос, который не был его:       ― Пожалуйста, ― прошелестела женщина. ― Пожалуйста, Альфред, помогите. ― С каждым произнесённым словом, звучание голоса крепло.       ― Кто вы? ― прошептал пересохшими губами Альфред. Говорить вслух и не требовалось: голос был у него в голове. ― Что вам нужно?       ― Меня зовут Серафима Лазарева, ― произнесла женщина. ― Мне нужна ваша помощь. И я мертва.

***

      ― Алек! Алек, что с тобой? Алек, скажи что-нибудь! ― Руки Анны тряслись, сердце от страха ушло в пятки. Альфред ― бледный, покрытый испариной и жутко горячий, полулежал на тротуаре возле машины. Она стояла возле него на коленях и хлопала мужа по щекам. Вокруг уже начала собираться обеспокоенная толпа ― в храме завершилась служба.       ― Вызвать «скорую», Аннушка Андреевна? ― Сердобольная жена ювелира ― прихожанка храма и постоянная клиентка Бюро, возникла возле Анны и тронула её за локоть. ― Инсульт в его возрасте ― опасное дело!       В этот момент Альфред застонал и открыл глаза. Янтарная радужка практически исчезла: всё заполнил чёрный зрачок. Муж поднял руку и, резко взяв Анну за пальто, притянул к себе.       ― Аня! ― лихорадочно прошептал он. ― Убери меня отсюда!       ― Сейчас, Алек, сейчас! ― Анна поднялась так резко, что у неё закружилась голова. ― Драгоценная моя, Ольга Петровна, ― обратилась она к жене ювелира, ― помогите, ради Бога!       ― Конечно, Аннушка Андреевна! ― засуетилась Ольга Петровна.       Вдвоём с женой ювелира Анне удалось посадить еле волочившего ноги Альфреда в машину. Оказавшись в салоне, муж тут же упал на заднее сиденье и затих. Лишь по биению сонной артерии Анна понимала, что он жив.       ― А «скорую» лучше вызовите, ― заметила Ольга Петровна, когда Анна уже завела мотор. ― И вообще езжайте в клинику, где работает мой сын, там отличные специалисты! ― Она быстро порылась в сумке и протянула Анне визитку.       ― Спасибо, Ольга Петровна. ― Анна, не глядя, взяла визитку и бросила её на сиденье. Затем повернулась к Альфреду: ― Домой или в Бюро?       ― Домой, ― выдавил сквозь стиснутые зубы Альфред. Глаза он больше не открывал.       ― Что с тобой? ― Анна уже выехала на трассу. Дождь пошёл сильней, и ей пришлось включить «дворники». ― Ты упал, когда ударил колокол.       ― В меня вселился дух, ― отрывисто ответил Альфред. ― Его надо выпустить.       ― Тогда, может, лучше в Бюро? ― Анна уже свернула на кольце в сторону дома. ― Ты же сам говорил, что первое правило гласит: не брать проклятые предметы домой.       ― К Дьяволу правила! ― выкрикнул Альфред, хватаясь за голову и морщась от боли. ― Я на грани инсульта!       ― Но раньше же ты спокойно осуществлял контакт с духами... ― Анна совершенно растерялась. Ещё утром муж жаловался, что силы его всё равно восстановились не полностью, а сейчас уже стал объектом переселения души.       ― То были недавно умершие люди, и я был всего лишь проводником. ― Альфред побледнел ещё сильней. Каждое слово давалось ему с трудом. ― А сейчас в моём мозгу находится личность женщины, умершей больше двадцати лет назад! Это не одно и то же.       Альфред замолчал, а Анна сильнее вдавила в пол педаль газа. Она почти летела по мокрой от дождя трассе. Ни разу машина не стояла на светофоре, ни разу нигде не задержалась: Анна лавировала в потоке автомобилей так ловко, что сама от себя не ожидала.       Они выехали из города, и вскоре по обеим сторонам дороги показались чистенькие новенькие коттеджи. Анна сбавила скорость и, свернув с трассы, поехала по узкой асфальтированной улочке. Один дом, другой, наконец-то! Анна притормозила машину возле двухэтажного коттеджа с бежевым фасадом и тёмно-бордовыми карнизами. Выскочила без шляпы и в расстёгнутом пальто под дождь, открыла гаражную дверь и завела машину внутрь.       Альфред в салоне глухо застонал. Анну трясло, но она старалась сохранять остатки самообладания. Она должна помочь Альфреду.       ― Что надо делать? ― отрывисто произнесла Анна, открывая заднюю дверцу и глядя на скорчившегося мужа на сиденье. Сердце обливалось кровью и сжималось от боли и тревоги за Альфреда.       ― Отведи меня в гостиную, Аня. ― Альфред приоткрыл мутные глаза и сел. Анна не хотела думать, каких усилий ему это стоило. Держался он сейчас на одной физической силе. Вся магия уходила на удержание духа от непроизвольного заполнения сознания. ― У меня в потайном шкафчике в самом низу ― справа ― лежит мешочек с пеплом от черепа оленя. Надеюсь, ты помнишь это дело? ― он попытался улыбнуться, но улыбка тут же болезненно увяла.       ― Зачем пепел? ― машинально спросила Анна. ― И я же его закопала тогда.       ― Для создания временного тела необходима субстанция с огромным потенциалом магической силы. А мешочек я потом откопал обратно. Земля впитала зло и обезвредила прах.       ― Поняла.       ― Затем возьми в гараже заготовки для ловцов снов и сделай один большой амулет.       ― Насколько большой? ― Анна готова была достать Луну с неба, лишь бы Альфреду стало легче.       ― Насколько хватит заготовок. И вплети в него совиные перья. Они в нижнем ящичке того же шкафа, где пепел. Там же и бусины оникса. Проволока в гараже. И успей до конца грозы: нам нужен разряд молнии для получения энергии для переселения. И ещё мой колокол возьми. Но сначала отведи. ― После длинной тирады Альфред замолчал и закусил губу. Анна видела капли пота, обильно выступившие на его мертвецки бледном лице.       Она закинула руку мужа себе на плечи и, держа его за пояс, медленно повела из гаража в дом. Хорошо, что гостиная на первом этаже. Анна довела Альфреда до комнаты и уложила на диван. Пока она вела его, просторная раньше комната показалась ей заставленной всяким барахлом: они то и дело натыкались на пуфики и журнальные столики.       За окном сверкнула молния, на миг озарив гостиную ярким до слепоты светом. Через один вздох пришёл и раскат грома, сотрясший всё кругом. Анна вздрогнула от неожиданности, когда Альфред заговорил:       ― Нам нужен такой же разряд.       Не теряя ни секунды, Анна бросилась к шкафу. Она выбрасывала ненужные сейчас мешочки с травами и полудрагоценными камнями, которые рассыпались по полу. Наконец пальцы наткнулись на мешочек с мягким сыпучим содержимым. Есть. Она сунула мешочек в карман пальто, которое так и не сняла, и продолжила поиски оникса. Сорвалась с места, чтобы включить свет: в грозовых сумерках ничего не было видно.       Когда зажглась лампа, Альфред вскрикнул и закрыл лицо подушкой: свет резанул его по глазам.       ― Прости, пожалуйста! ― Анна хотела броситься к мужу, но вовремя себя остановила. Она поможет Альфреду, если найдёт оникс и перья.       Когда она нашла мешочек с чёрными бусинами оникса и целый ворох совиных перьев, то немедленно побежала в гараж. Заготовки для ловцов снов грудой лежали на рабочем столе. Анна сгребла переплетённые в кольца ветки в охапку, схватила большой моток проволоки и ринулась обратно в гостиную.       Её бледные пальцы работали быстро и чётко, в то время как сердце билось где-то в горле. Под вспышки молний и грохот громовых раскатов Анна связывала проволокой маленькие ловцы снов в один большой круг. На грубых нитках привязывала к основам перья и бусины, шепча одними губами:       ― Пожалуйста.       Наконец огромный ловец ― выше Анны ― был готов.       ― Умница, ― Альфред улыбнулся бескровными губами. В его глазах лопались сосуды. ― Теперь отнеси его к окну, укрепи. А затем открой створки.       Обрывками бельевой верёвки Анна примотала ловец снов к батарее и восходящей батарее центрального отопления. Вытерев тыльной стороной ладони покрытый испариной лоб, она открыла окно. Свежий ветер с запахом озона и прибитой пыли ворвался в комнату вместе с пригоршней жёлтых осенних листьев, сорванных ветром с росшей под окном бузины. В неверном свете уличных фонарей и молний гроздья красных ягод алели, словно кровь.       Повинуясь безотчётному стремлению, Анна протянула руку и сорвала кисть с ягодами. Достала мешочек с пеплом из кармана, всыпала внутрь бузину и поставила на пол перед ловцом снов.       ― Аня. ― Хриплый голос Альфреда с намёками на нежность заставил Анну обернуться. Муж приподнялся на локтях и смотрел на неё. В его расширенных зрачках плясали электрические отсветы. ― Любовь моя, ты понимаешь всё без слов. ― Он застонал и обессиленно рухнул обратно. ― Теперь колокол, ― раздалось с дивана. ― И ради всех богов, выключи свет!       ― Сейчас! ― Анна щёлкнула выключателем, и гостиная погрузилась в полумрак. Свет фонарей бросал блики на ониксовые бусины, совиные перья покачивались под порывами ветра. ― Какой колокол?       ― На полке вверху, в стеклянном ящике. Этот колокол настроен на переселение душ.       ― Когда только ты успел стать некромантом? ― нервно хохотнула Анна, осторожно снимая с полки тяжёлый стеклянный ящик с бронзовым колоколом на подставке внутри. Рядом с колоколом лежала бронзовая же колотушка.       ― У меня в своё время был хороший учитель. ― Альфред говорил надтреснуто, но совершенно серьёзно. ― А теперь разбей стекло, дождись разряда молнии и ударь в колокол.       ― Ты же сказал, что нужен особенно сильный разряд. Почему ты уверен, что следующий будет тем, что нужно? ― Анна поискала глазами, чем бы разбить стекло. На глаза попалась тяжёлая металлическая пепельница в форме руки, державшей коническую чашу. Альфред нашёл её на заднем дворе, когда копал грядку для салата. И зачем она вспомнила об этом сейчас?       ― Я чувствую, ― коротко ответил Альфред. ― И госпожа Лазарева говорит, что пора.       Не думая, откуда знает фамилию вселившейся в Альфреда женщины, Анна взяла в руку пепельницу и, примерившись, ударила по ящику. Раздался звон бьющегося стекла, и сверкающие осколки посыпались на столик и пол.       ― Анна! ― Крик Альфреда прорезал сумрак. ― Сейчас! ― Он резко сел на диване и вытянул вперёд руки, наведя кончики пальцев на ловец снов.       В этот же миг за окном сверкнула молния. Такая яркая, что на мгновение высветила до мельчайших подробностей высокие шкафы, широкий кожаный диван, множество столиков и пуфиков, картины на стенах и корешки книг на полках. И среди всех этих обыденных вещей белело лицо её мужа.       Анна ударила в колокол. Тягучая и звонкая волна прошлась по всей комнате и, сгустившись на долю секунды на Альфреде, рванулась к ловцу снов. С кончиков пальцев Альфреда сорвалось серебристо-голубое мерцание, которое устремилось в мешочек с пеплом. Миг ― и содержимое мешочка взвилось в воздух. Закручиваясь двойной серой спиралью, в которой то тут, то там мелькали ягоды бузины, пепел начал сгущаться и распыляться, формируя ― с каждой секундой всё более чётко ― женскую фигуру. С оглушительным, как показалось Анне, треском лопнули ягоды, и алый как кровь сок потёк вниз, смешиваясь с затвердевающим пеплом.       Анна тяжело дышала, прижимая руки к груди и глядя на то, как пепельная фигура начинает приобретать человеческие очертания. Серая кожа стала белой, волосы, будто вырезанные скульптором из камня, рассыпались по плечам, а конечности задвигались.       Грянул гром.       Анна непонимающе моргнула, и только тут поняла, что всё действо заняло до смешного мало времени: от разряда молнии до удара грома.       «Удивительно, как много всего может уместиться в такой крохотный отрезок времени», ― смазано подумала она, глядя на женщину, стоявшую возле ловца снов.       Незнакомка была молода, возможно, одного возраста с Анной. Среднего роста, очень худая, так, что выпирали ключицы и позвонки. Её тонкие светло-рыжие волосы спускались на плечи, сплошь покрытые веснушками, как и лицо. Но больше всего Анну поразили глаза потусторонней гостьи: большие и серые. Такого цвета глаз Анна не видела у людей никогда. И было столько невыразимой печали в этих глазах, столько доброй прохлады, что Анна на мгновение растерялась. Что должно было быть на душе у обладательницы этих грустных глаз? Или все они ― пришельцы с той стороны ― смотрят так же? Анна зачарованно вглядывалась в тонкое лицо, и не сразу сообразила: гостья была совершенно нагой.       ― Прошу прощения! ― выдохнула Анна, скидывая с себя пальто и протягивая его гостье, смотревшей на неё с интересом и печалью. ― Возьмите пальто.       ― Спасибо. ― У гостьи был тихий вежливый голос. Она приняла пальто у Анны. На мгновение их руки соприкоснулись, и Анна поразилась, до чего же горячей была у гостьи кожа. Анна всегда представляла себе мертвецов холодными. Эти мысли, должно быть, отразились у неё на лице, потому что гостья улыбнулась: ― На поддержание моего временного тела расходуется колоссальное количество энергии. И выделяется много тепла.       ― Вы физик? ― Анна была далека от точных наук.       ― Я ботаник, ― улыбнулась гостья. У неё были ровные белые зубы. ― Извините, что не представилась, ― она протянула руку, ― Серафима.       ― Анна. ― Анна сглотнула подкативший к горлу комок. Знакомиться с женщиной, умершей, по словам Альфреда, двадцать лет назад, было странно. Пальцы Серафимы были нежными и горячими. ― Алек, как ты? ― Она обернулась к мужу. С появлением Серафимы страх за Альфреда несколько отступил. Зато недомогание и тошнота вернулись с новой силой. Анна боялась, что её стошнит.       ― Не считая того, что у меня лопнул сосуд в левом глазу, всё нормально. ― Альфред поднялся с дивана, придерживаясь рукой за витую подставку для цветов. Отцветающие бегонии благоухали на всю комнату, смешиваясь с запахом дождя и мокрой земли. ― А теперь, госпожа Лазарева, ― он посмотрел на Серафиму, казавшуюся ещё более худой и белой в чёрном пальто Анны, ― расскажите Ане то, что успели показать мне, пока мы с вами делили один мозг.       ― Двадцать пять лет назад я вышла замуж за Дмитрия Лазарева. ― Серафима сидела за накрытым кружевной скатертью столом и сжимала узкими ладонями фарфоровую чашку с ромашковым чаем. Анна одолжила ей одно из своих платьев и заколку для волос. Сейчас Серафима выглядела как подруга, забежавшая на чай. Было странно осознавать, что эта скромная вежливая женщина мертва двадцать два года.       ― Несколько месяцев назад к нам обращался некий господин Лазарев. Он приходил за отворотным зельем для своей дочери. Его не устраивал её избранник. Он говорил, цитирую практически дословно: «Она собралась замуж за старика в три раза старше себя!» А ещё упомянул, что хорошо знаком с «этим гадом», ― произнес Альфред, устроившийся напротив Серафимы с пакетом льда у глаза, и добавил: ― Конфиденциальность и политика неразглашения в данном случае излишни.       ― Это мой муж, ― грустно улыбнулась Серафима. ― Он любит нашу дочь и... немного перестарался. Так вот. Я вышла замуж, а через год родила дочь ― Лию. Были тяжёлые времена, нам было трудно, но мы с Димой были счастливы. ― Она на секунду замолчала, а её глаза приобрели мечтательное выражение. ― Он хороший человек. Добрый, хотя сам всегда это отрицал, вспыльчивый, но отходчивый, словом, очень эмоциональный. Никогда не боялся заплакать, ― вдруг добавила Серафима. ― Никогда не любила это выражение, но то время, что мы провели вместе, было похоже на сказку. Но сказка не могла продолжаться долго. Я заболела. ― Она сделала паузу. ― Смертельно заболела. Острый лейкоз. Я сгорела меньше, чем за год. ― Серафима сделала глоток чая. ― Дима остался один. С двухлетней дочкой на руках и разбитым сердцем. Я видела его страдания, но не могла ему ничем помочь. Он не винил себя в моей смерти, он просто не знал, как жить дальше. Сейчас я понимаю, что Дима любил меня так, как любят только раз в жизни. А я просто смотрела, как он мучается. Я никогда не была наполнена магической силой. ― Она кивнула Альфреду. ― И не могла являться мужу даже как призрак. А потом случилось страшное: Дима попытался покончить с собой. Перерезал себе вены в ванной съёмной квартиры своего приятеля-наркомана. Я не осуждаю его: марихуана давала ему хоть какое-то облегчение.       ― Но как он выжил? ― спросила Анна. Её по-прежнему мутило, и она старалась отвлечься за разговором.       ― Вернулась домой хозяйка квартиры, ― ответила Серафима. ― Рита Громова, наша общая знакомая.       ― Маргарита Громова? ― Анна даже поставила чашку на стол. ― Та женщина из «Тайги»? Которая явилась мне в Испании? Сирин?!       ― Да, ― Серафима чуть улыбнулась. ― Моя семья задолжала райской птице две жизни.       ― Почему две? ― непонимающе спросила Анна.       ― Потому что, когда Рита вызвала «скорую», в составе бригады приехала Алиса Князева, которая стала второй женой Димы. И лучшего для него было желать нельзя. Как было у Пушкина: «Они сошлись. Волна и камень, стихи и проза, лёд и пламень не столь различны меж собой». Эти строчки из «Евгения Онегина» о них. У Алисы и Димы родился сын Олег, а Лия стала второй Лазаревой почти дочерью. Я рада, что Лия выросла такой, какой выросла. Лучше даже я бы не смогла.       ― И вы не ревнуете мужа к новой жене? ― Анна прикусила язык. Глядя на Серафиму, легко можно было забыть, что она давно мертва. Лишь запах пепла, озона и серы напоминал, кто она на самом деле. Но у Анны был насморк, и большинство запахов заглушалось.       ― Анна, ― печально усмехнулась Серафима. ― Я мертва и уже давно. Моя свеча в пещере Гасящего навеки погасла. По ту сторону огня смирению учишься быстро. А я слишком люблю Диму и Лию, чтобы ревновать из мрака.       ― Но почему именно сейчас вы решили вмешаться? ― спросила Анна, переводя тему и доливая Серафиме и себе чай. ― И как вам удалось вернуться с того света?       ― Спасибо, Анна, ― поблагодарила Серафима за чай. ― А вернулась я потому, что Лие сейчас очень и очень тяжело. Я бы с радостью надавала Диме пощёчин за то, как он себя ведёт. И мужу Лии тоже. ― В глазах Серафимы на секунду полыхнул холодный огонь. ― Она совершенно запуталась в чувстве вины и любви. И вышла замуж в начале лета. Работа и наука не спасают её, а фехтование она бросила ещё в выпускном классе. Наверное, хобби могло бы стать Лие отдушиной, она сейчас растворена в своём горьком счастье. ― Серафима говорила о дочери так, словно прожила с ней эти воспоминания. Анне стало неловко и как-то тянуще грустно. А Серафима продолжала: ― Гасящий отпустил меня, потому что я очень попросила. И Серебряный Ключ¹ Лии указал мне дорогу. По следам его силы я пришла к его предыдущему владельцу ― вам, Альфред.       ― Серебряный Ключ? ― Альфред отложил пакет со льдом. ― Причём здесь Серебряный Ключ?       ― Он ― это символ веры, боли и гнева. Серебряный Ключ ― это стрела, пронзающая небеса, пространство и время, а не только ключ от врат Страны Снов.       ― Но откуда Серебряный Ключ взялся у вашей дочери? ― Анна видела, как напряжён муж. ― Насколько я помню, он хранится у меня в дубовой шкатулке с фигурками потусторонних демонов на крышке. Никто не доставал его оттуда со времён последнего сновидца Картера².       ― Он и сейчас там, ― успокаивающе подняла руку Серафима. ― Но одновременно и у Лии.       ― И как же он попал к ней? ― Альфред мял в пальцах пакет, и льдинки внутри с громким хрустом перекатывались.       ― Это я, ― негромко произнесла Анна. ― Я продала мужчине по имени Вадим копию Серебряного Ключа два года назад. Он приходил ко мне за особым подарком для «одной девушки, которая ему небезразлична и верит в сказки Лавкрафта».       ― Всё, о чём писал Говард Лавкрафт, правда, ― резко произнёс Альфред. ― Он был настоящим сновидцем и говорил людям правду, но так, чтобы они в неё точно поверили, приняв за вымысел.       ― Да, ― кивнула Серафима, чуть разводя руки, как бы останавливая возможную перепалку между супругами. ― Но каждая копия Серебряного Ключа, если она оказывается в руках того, кто хочет верить, может быть настоящим Серебряным Ключом. Лия ― первая за тысячелетия, кто по-настоящему поверил.       ― И снова это ― вопрос веры, ― пробормотал Альфред. Анна решила, что он, как и она, подумал о Чумном Докторе и освящённой пуле. До какой степени должно было быть больно этой Лие, чтобы она оживила Серебряный Ключ?       ― Что не так с её избранником? ― задала, наконец, мучивший её вопрос Анна.       ― На самом деле ничего, ― печально ответила Серафима. ― Но для Димы ― всё. До моей болезни Дима шёл на защиту кандидатской диссертации, но когда я умерла, ему было совершенно не до этого. А Вадим Борисович Ильинский, состоявший уже тогда в диссертационном совете университета, не похлопотал об отсрочке по семейным обстоятельствам. Просто упёрся рогом, он вообще всегда был довольно упрямым и совершенно не хотел понимать, что у других есть семьи и возлюбленные. Его самого в юности бросила невеста: вышла замуж за его старшего брата. Я говорила с ней, она рассказала мне многое, но это уже не мои тайны, простите.       ― Всё в порядке, ― заверил погрустневшую и немного смутившуюся Серафиму Альфред. ― Вы не должны нам ничего рассказывать о личной жизни Вадима Ильинского.       ― Это нам расскажет его супруга ― ваша дочь ― Лия. ― Анна наконец вспомнила, почему фамилия Серафимы показалась ей знакомой. Она не помнила Диму, но помнила его дочь. ― Она записана ко мне на приём в среду. Как вы наверняка знаете, Серафима, я не только секретарша моего мужа, но ещё и психолог.       ― Поэтому я и пришла к вам сейчас, ― лёгкая улыбка коснулась губ Серафимы. ― Мне нужно поговорить с дочерью. Помогите мне, Анна, Альфред. Пожалуйста.