Дом с привидениями

      Вечерело. В воздухе стоял густой запах цветения. Сиренево-розово-зелёные сполохи мелькали перед глазами, а клёны выпускали нежные резные листочки. Анна открыла окно в машине и с наслаждением вдыхала этот по-настоящему весенний аромат. Отзвенела апрельская капель, месяц шёл к завершению.       После слов Серафимы о том, что Анна беременна, их с Альфредом жизнь взяла новый виток. Анна ждала этого столько лет, да и муж, как оказалось, тоже. Хоть в чём-то Чумной Доктор оказался прав: Гасящий возвращает только полноценные вещи. При мысли о вещах, Анна обернулась: заднее сиденье завалено пакетами с детскими вещами жёлтого и зелёного цветов.       ― Твой ребёнок такой же скрытный и недовольный, как ты, ― улыбнулась Анна, рассматривая снимки ультразвукового исследования. ― Уже тридцать пятая неделя пошла, а он всё отворачивается, чтобы мы не узнали пол.       ― Сюрприз готовит, ― пожал плечами Альфред, не отрывая взгляда от дороги, но Анна заметила, как уголки его губ дёрнулись вверх.       ― А ты разве не можешь посмотреть его мерцание и сказать, кто же у нас всё-таки будет? ― Анна отложила снимки и взяла смартфон. Нужно проверить почту, наверняка на сеанс записалось ещё много народу.       ― Он мерцает на одной частоте с тобой, ― ответил Альфред. ― Так что вряд ли получится.       Анна кивнула и открыла почту. Она видела, что муж рад предстоящему событию, но в разговоре эту тему Альфред старался обходить. Как будто боялся, что слишком много слов могут чему-то повредить. Чем ближе подходил день родов, тем более замкнутым и настороженным он становился. Возможно, всё дело в Вальпургиевой ночи, которая выпадала на следующие выходные, а может, и в том, что Альфред просто боялся. Но никогда бы в этом не признался.       Анна не раз вспоминала, что муж раньше отвечал на её робкие предложения завести ребёнка: «Мы имеем дело со смертью, Аннет. Ни к чему давать духам и врагам жизнь, которая нам дорога». Но за прошедшие месяцы никто к ним не пожаловал. А Альфред обещал больше не искать подвигов. И слово своё сдерживал, хотя иногда Анна видела, как останавливается на секунду взгляд мужа, как будто он вглядывается и вслушивается в пустоту. Она знала, что Альфред иногда не спит ночами. Анна слышала его неспокойное дыхание и чувствовала, как он старается не шевелиться, чтобы не тревожить её. О чём он думал в эти бессонные ночи, Альфред не рассказывал, а Анна не спрашивала. Ей и самой в последнее время становилось сложно и тяжело, поэтому она старалась не тревожить мужа.       На сеансы в разное время записалось пять человек. Анна привычным движением внесла их в график посещений и, закрыв почту, зацепилась взглядом за свежую новость в ленте.       ― Послушай, Алек, ― произнесла она, когда Альфред повернул машину с кольца в сторону дома. ― Чествуют одного из кандидатов на пост губернатора.       ― Что пишут? ― Альфред не отвлекался от дороги. Политикой он интересовался мало. Как говорил Шерлок Холмс, «не забивал чердак лишним хламом»¹.       «Прошло уже двадцать шесть лет с того момента, как без вести пропала мать кандидата в губернаторы нашего края Павла Константиновича Дорохова. Напоминаем, что во время подготовки ложа Тайгинского водохранилища Ирина Илларионовна Дорохова ― эколог и заместитель начальника Департамента природоохраны, вместе с мужем и сыном выехала для проведения мониторинга по оценке экологического ущерба, которое понесёт затопляемая под водохранилище территория. Под вечер 7 июля Ирина Дорохова вышла позвонить по спутниковому телефону в город, но назад так и не вернулась. Обеспокоенная семья искала её больше недели.       Наручные часы Ирины Дороховой были найдены в сторожке местного егеря. Следствие предположило, что таким образом житель ликвидированной деревни боролся со строительством водохранилища. В окрестностях бывшей деревни Тайги и раньше пропадали люди. Начало исчезновениям положил вывоз домов и расчистка леса под затопление.       ― При мне, когда я буду губернатором, таких эксцессов не будет, ― говорит Павел Дорохов. ― Я и мой отец безутешно скорбим о нашей матери и жене и надеемся, что с нашей помощью подобных случаев в нашем крае станет меньше. Каждый имеет право знать, где его близкие. Неизвестность ― хуже всего.       Напоминаем, что Павел Дорохов выступает за возобновление строительства водохранилища. Этот проект был заморожен в связи с нехваткой финансирования и обнаружения в зоне затопления огромного числа редких видов растений и животных, находящихся под угрозой исчезновения. Новое водохранилище предлагается назвать Ирининским ― в честь матери Павла Дорохова».       ― Дальше идёт перечисление регалий и наград будущего губернатора, ― Анна пролистала новостную ленту. ― Но это уже неинтересно.       ― Ничто не исчезает бесследно, ― как-то слишком мрачно произнёс Альфред, не отрывая взгляда от дороги. ― А если не нашли, значит, плохо искали. Или не хотели найти. Некоторые вещи лучше не знать и не видеть. А, следовательно, и не находить. ― И Альфред замолчал.       Анна с недоумением посмотрела на мужа, чувствуя, как обида кольнула холодком сердце. Что такое сделал Павел Дорохов, и почему упоминание о Тайгинском водохранилище вызвало у Альфреда такую реакцию? Анне вдруг вспомнился точно такой же весенний день, проведённый почти девять лет назад на научном стационаре «Тайга». Тогда в голых кронах пели незнакомые ей лесные птицы, а из прошлогодней травы то тут, то там пробивались кандыки и прострелы.       Анна машинально перелистнула фотографию Павла Дорохова и удивлённо вздохнула: она узнала эти бревенчатые домики на берегу темноводной реки. Что-то Альфред говорил о «Тайге». Что-то той же весной за обедом с Лешим и Маргаритой. Что же он сказал…       До самого дома Анна ломала голову над тем, что же такого сказал Альфред тогда, и почему она не может это вспомнить. Воспоминания ускользали от неё, а она никак не могла ухватиться за них. От напряжения и странного возбуждения у Анны даже разболелась голова. Оставив Альфреда заводить машину в гараж, она подхватила пакеты и направилась к двери.       «Надо бы зажечь фонарь, ― подумала Анна, поднимаясь по ступенькам крыльца на веранду и вставляя ключ в замочную скважину. ― А то совсем стемнело. Почему Альфред не активировал отсроченное включение?..» Муж обычно ставил фонарь на таймер, и к их приезду мягкий искусственный свет заливал кусты бузины и жасмина.       Дверь открылась, и Анна тут же оказалась в полном мраке широкого коридора, переходившего в гостиную. Шторы были задёрнуты, хотя она точно помнила, что раздвигала их утром. Анна неловко скинула туфли и поставила на тумбочку пакеты. Она уже протянула руку к выключателю, но в последний момент замерла. Липкое чувство страха, заставлявшее шерсть на волчьем загривке подниматься, окутало её. В нос серой змейкой скользнул запах золы, полыни, спирта, чёрного винограда и вываренных костей.       В доме кто-то был. Кто-то посторонний.       Мрак гостиной казался непроницаемым, но Анне всё равно показалась, что она различает в глубине комнаты смутные фигуры. Отголоски запечатанной беременностью ликантропии давали о себе знать: она различала тридцать три оттенка серого.       ― Алек! ― воскликнула она, вздрогнув от звука собственного голоса, настолько высоким и испуганным он был. ― К нам кто-то забрался! ― Анна хотела выбежать на улицу, но остановилась.       Огонь в камине вспыхнул резко и ярко, как будто подожгли порох. Пламя вырвалось из очага, лизнув каменную кладку и стены. Анна инстинктивно прикрыла глаза рукой, а когда опустила ладонь, смогла рассмотреть в ярком свете огня незваных гостей.       Старик в дорогом костюме стоял, опираясь на трость с резным набалдашником. Его густые, совершенно седые волосы спускались ниже плеч, а усы изгибались над тонкогубым ртом, кривившимся в едва заметной ухмылке. Тёмные глаза в упор смотрели на Анну. Смуглая кожа и весь облик навевали представления о чём-то восточном. Ей даже показалось, что в воздухе запахло пряностями и змеями. Старик выглядел смутно знакомым.       Второй гость сидел в кресле. Мужчина неопределëнного возраста — ему могло быть и тридцать и пятьдесят — с телом атлета: Анна видела, как перекатываются под тканью костюма бугры мышц. Чёрные волосы мужчины пересекала седая прядь, точно такая же перечёркивала короткую бороду. Его обсидиановые глаза были непроницаемы, в зрачках плясали отсветы пламени. На секунду Анне показалось, что она проваливается в бездну. Этого человека она узнала сразу: Павел Дорохов, кандидат в губернаторы, значит, старик…       ― Добрый-добрый вечер, ― произнёс старик, ухмыляясь. ― Анюта, у вас замечательный дом.       ― С кем имею честь? ― Анна старалась унять дрожь в голосе. Сердце гулко стучало в груди. Зная имя демона, можно им управлять. К сожалению, её гости не были демонами. Где же Альфред?       ― Прошу меня простить, ― старик снова усмехнулся. Анну передёрнуло. ― Не успел представиться. Константин Львович Дорохов ― к вашим услугам. А это мой сын ― Павел. Но его нет нужды представлять.       Павел Дорохов кивнул и медленно повернул голову. Обсидиановые глаза встретились с зелёно-карими глазами Анны, и ей показалось, что внутри у неё всё оборвалось. Смертельному врагу она не пожелала бы, чтобы на него смотрели таким взглядом. Было в глазах Павла, во всём его облике такое, что фотоаппараты и телекамеры передавали едва ли наполовину. Чернота плясала в больших зрачках, затягивая. На её дне плескалась ненависть.       ― Аня, с кем ты разговариваешь? Всё в порядке?! ― Альфред возник на пороге чёрного хода. В правой руке он сжимал монтировку, по пальцам левой пробегали золотистые искры.       ― Альфред, добрый вечер. ― Дорохов-старший повернулся к Альфреду. Его губы искривила презрительная усмешка. ― Вижу, ты покончил с оргиями на шабашах и остепенился. Ты выбрал милую девушку.       ― Вы? ― Лицо Альфреда белело в полутьме. Отсветы огня придавали его янтарным глазам особый блеск. Впервые она видела на лице мужа такое изумление и… страх. Анна не могла спутать этот липкий запах. ― Нам не о чем говорить, Константин Львович. Уходите из моего дома.       ― Конечно, нас никто не приглашал, ― усмехнулся старик, проигнорировав слова Альфреда. ― Тебя, помнится, тоже никто не просил вмешиваться в дела водохранилища.       ― Если вы сейчас попытаетесь начать скорбеть об Ирине Илларионовне, то напрасно. ― Альфред широким шагом пересёк комнату и встал между Анной и Дороховыми. Она чувствовала, как часто и гулко бьётся сердце мужа. ― Я помню, что тогда случилось.       ― Но никому ничего не сказал, ― утвердительно произнёс Дорохов-старший. ― Побоялся, что и всякие твои делишки всплывут. Кстати, о делах, я слышал, ты какое-то время провёл без магии. Каково это: чувствовать себя отвергнутым и никчёмным? О, не отвечай! Я прекрасно знаю, что ты чувствовал.       ― Зачем вы пришли? ― Анна не видела лица Альфреда, но волна сокрытой до поры до времени силы перекатывалась в его крови. ― Не затем же, чтобы поговорить о моих чувствах?       ― Нет, ― согласно кивнул старик, качнувшись. ― Я пришёл сказать тебе, что не осуждаю за то, что в тот раз ты выбрал не ту сторону.       ― В вашем осуждении или одобрении я не нуждаюсь, ― сухо проговорил Альфред.       ― Как всё меняется, ― скривился Дорохов-старший. ― Было время, когда ты кланялся мне в ноги, соревновался с Пашей и, прости меня Гасящий, заглядывал в рот пророчице Ирине! ― В голосе старика сквозила ненависть такой силы, что у Анны свело нутро. Как можно так ненавидеть жену?! ― О, дорогая Ирина Илларионовна всегда вызывала трепет. Её любили, её уважали и боялись, а пророчества слушали, открыв рот! Что она вообще такого в своей жизни предсказала: появление трёх певчих птичек? Всё Иришка врала. Ха-х! ― Старик смачно сплюнул в огонь.       ― Вы всегда любили позлословить за спиной жены, ― сухо произнёс Альфред. На его открытой воротником рубашки шее неистово пульсировала жилка.       ― Я всегда говорил то, что думал, ― махнул рукой Дорохов-старший. ― Глупая Ирина Дорохова.       ― И при этом она всё равно оставалась в два раза умней, чем вы.       ― Ты как был подхалимом, так и остался, ― хохотнул Дорохов-старший. ― Ты корчишь из себя великого колдуна, но ты и вполовину не так силён, как хочешь казаться! Но своей жене ты, конечно, говоришь обратное. Уверен, что она тебе верит. Даже ребёнка тебе родит. Знаете, кого ждёте, Анюта? ― Тёмные глаза старика светились ехидством. Ему явно доставляло удовольствие доводить Альфреда до белого каления. Сердце Анны уходило в пятки. Она давно так не боялась.       ― Пока нет. ― Собственный голос показался слабым и жалким. Анна не удержалась и вцепилась в плечо Альфреда, сжимая пальцы до хруста костей. Она заглянула в глаза мужу. На его лице не дрогнул ни один мускул, только янтарные радужки горели в свете камина, отражая искажённых Дороховых.       ― Жаль. ― Тонкие губы старика под усами скривились в усмешке. ― Очень жаль.       Ребёнок в ней особенно сильно толкнулся. Анна, не сдержавшись, тихонько ойкнула. Павел Дорохов перевёл взгляд тёмных непроницаемых глаз и, не мигая, посмотрел на её живот. Он усмехнулся, и от этой усмешки мороз пробежал у Анны по коже.       ― Беременной женщине не нужны ни обереги с амулетами, ни всё золото мира. Ей нужно, чтобы рядом был муж. Будет несчастье, если с ним что-нибудь случится и ребёнок вырастет без отца. ― Это были первые слова Павла за всё время, и он явно не бросал их на ветер.       ― Мой сын говорит немного, ― с гордостью произнёс Дорохов-старший. ― Но его слова твёрже камня.       ― А ещё руки и сердце. ― В голосе Альфреда звенели горечь и гнев. ― Только так он мог совершить то, что совершил.       ― Не тебе осуждать моего сына! ― вспыхнул Дорохов-старший. Он отошёл от камина и, опираясь на трость, приблизился к Альфреду почти вплотную. Старик оказался ниже Альфреда на полголовы: ему приходилось задирать голову, чтобы смотреть ему в глаза. Константин Львович шумно выдохнул, и Анна поняла, что за запах сопровождал его: Дорохов-старший был пьян. ― Павел в сто, нет, в тысячу раз сильнее и могущественнее тебя! Что получил ты от Лешего? Ничего! Что получил Павел от мёртвых? Всё!       ― Ты много выпил, папа. ― Мощная смуглая рука Павла легла на плечо покачивавшегося отца. На запястье Дорохова-младшего блестели золотые часы. Кисти и пальцы покрывали белые шрамы, словно с них когда-то тонкими полосками сорвали кожу.       ― Пусть так! ― злобно вспыхнул Дорохов-старший, вцепляясь костлявыми пальцами в ворот пиджака Альфреда. ― Знай, Альфред Дрелих: в Вальпургиеву ночь за тобой придёт Семиголовый Дракон²! ― При этих словах Павел дёрнулся, пристально посмотрел на отца и сильнее сжал его плечо. Анна почти слышала, как хрустят кости старика.       ― Тебе не следовало говорить об этом, папа. ― Голос Павла звучал спокойно, но в интонациях плясали зловещие дьявольские нотки.       ― Интересно, и кто его вызовет? ― Слова Альфреда сочились сладко-презрительным ядом. ― Демонологов среди вас двоих нет, а никто из вменяемых колдунов не станет связываться с Семиголовым Драконом. Вызовом тех, кто им не по силам, балуются только дураки!       ― Не стоит недооценивать своих противников, ― негромко произнёс Павел, глядя сверху вниз на Альфреда. ― Особенно если когда-то они были твоими друзьями.       ― Ты стал сильно разговорчивым, Паша, ― парировал Альфред. ― Поговорка «Сила есть ― ума не надо» уже не работает? ― Анна знала это состояние Альфреда и боялась его. Муж был на грани. Не загнан в угол, но осознал, что он не всесилен. И всё равно говорил.       ― Не вынуждай меня уничтожать тебя на глазах у твоей жены. В её положении это вредно. ― Павел нависал над Альфредом как скала. Анна видела многих спортивных мужчин, Альфред не был субтильным, но стальное тело Павла Дорохова кричало об огромной физической силе. Если бы он сейчас схватил Альфреда и ткнул головой в камин, Анна испугалась бы, но не удивилась.       ― Только тронь Аню, и твои руки окажутся по локоть в твоей же собственной крови, ― прорычал Альфред. Тьма гостиной клубилась, образуя завихрения. Тихо, словно от порыва ветра, зазвенели стёкла, а фонарь на крыльце замигал.       ― Прежде, чем устраивать здесь побоище, молодые люди, ― усмехнулся Дорохов-старший, ― извинитесь перед дамой. Её желание здесь ― закон.       ― Уходите из моего дома, ― выдохнула Анна. ― Кем бы вы ни были на самом деле, уходите из моего дома. Даже последние вампиры подчиняются закону: незваным гостем не переступишь порог чужого дома.       ― Анюта у тебя умная, ― тряхнул головой старик. Он повернулся и, припадая на левую ногу, которая явно была короче правой, направился в сторону двери. Павел следовал за ним. ― Но помни, Альфред: Тайгинскому водохранилищу ― быть! Я прослежу, чтобы прокля́тый лес вырубили с корнями. Чтобы даже памяти о нём не осталось. ― Дорохов-старший опасно покачнулся и упал бы, но Павел мощной рукой подхватил его.       ― Ты пьян, папа, ― коротко, словно удар кнута, произнёс Дорохов-младший. ― Память не должна пропадать. О Тайге ― тем более.       ― Мы уйдём. ― Старик остановился в дверях. Его ломаная фигура гротескно белела в дверном проёме. Рядом с отцом застыл каменным изваянием сын. Позади них клубилась ночь. Оба казались сейчас горгульями. ― И даже не обидимся. А ты, Альфред, подумай, что тебе дороже: собственные тайны прошлого или безопасность будущего ребёнка. Дети ― такие хрупкие создания. И боятся драконов даже с одной головой. Представь, что будет, когда за твоей семьёй явится Семиголовый!       ― Убирайтесь. ― Анне казалось, что ещё секунда пребывания Дороховых в доме сведёт её с ума. Так она себя не чувствовала с самого укуса много лет назад.       Старик усмехнулся, отвесил Анне пьяный поклон и исчез во мраке. Павел ещё секунду постоял на крыльце, а затем, бросив на Дрелихов ещё один взгляд, от которого у Анны задрожали пальцы, скрылся вслед за отцом.       Шаги Дороховых поглотила ночь, даже гравий перестал хрустеть, а Анна всё никак не могла заставить себя пойти и закрыть дверь. Врывавшийся в проём ветер трепал края штор, а мелкие ночные бабочки рвано кружились вокруг фонаря.       Первым оцепенение сбросил Альфред. Он швырнул на диван шарф и пальто, резким быстрым шагом пересёк комнату и с силой захлопнул дверь. От удара жалобно зазвенели стёкла, а пламя в камине тревожно колыхнулось, будто в стремлении спрятаться от гнева Альфреда. Анна неловко пошевелилась, и косточки бандажа протяжно скрипнули в неестественной тишине.       Ноги Анны подкосились. С тихим вздохом она упала в кресло, всё ещё хранившее тепло тела Павла Дорохова. Ощущение нагретой обивки вызвало у Анны приступ отвращения. Она с трудом подавила желание сжечь прямо сейчас кресло и всё, к чему прикасались отец и сын. Анна выдохнула сквозь сжатые зубы и поморщилась от боли. Вдох, выдох. Ребенок снова зашевелился, и Анна положила руку на живот. Застывший в напряжённой позе Альфред дернулся, как от удара.       ― Аня, с ребенком ничего?.. ― он не договорил и замолчал.       ― Все нормально, ― попыталась ответить как можно спокойнее Анна. Сердце часто стучало, и этот звук не давал сосредоточиться. Ей казалось, что к ударам её собственного сердца примешивается стук сердца ребёнка. ― Зачем они приходили? Что им было нужно? Алек, что происходит? ― Она посмотрела на мужа, выглядевшего сейчас как застывшее изваяние древности. Ещё одна горгулья. Только находившаяся на её стороне.       ― Я говорил тебе, что некоторые вещи лучше не тревожить, ― помолчав, произнёс Альфред. Казалось, он тщательно подбирает слова. С того момента, как муж узнал, что Анна беременна, он старался не беспокоить её. Даже хотел, чтобы она сложила с себя обязанности секретаря, но Анна отказалась. Она отвыкла сидеть дома. ― Дороховы решили иначе.       ― Кто они такие на самом деле? ― Анна привыкла, что происходящее редко бывает таким, каким кажется.       ― Думаю, ты, Аня, уже знаешь ответ, ― невесело усмехнулся Альфред.       ― Некроманты. ― Она ни разу не видела других колдунов, тем более некромантов, но точно знала ответ. Сопровождавшие отца и сына запахи говорили красноречивее слов.       ― Да, ― кивнул Альфред, он подошёл к окну и, отодвинув штору, выглянул на улицу. ― Когда-то Константин Дорохов был моим наставником. А Павел ― другом. Почти братом, ― уже тише добавил он. В его голосе Анна уловила неприкрытую горечь. Она хотела было спросить у мужа, что произошло между ним и Дороховыми, но промолчала. Анна чувствовала, что Альфред не готов сейчас об этом говорить. Но молчать сейчас она тоже не могла.       ― Что у старшего Дорохова с ногой? ― Анна, не отрываясь, смотрела в огонь, рассеянно поглаживая живот. Ей было не то чтобы интересно, хотелось чем-то занять прыгающие мысли.       ― Врождённый дефект. ― Альфред не отводил взгляда от окна. ― Из-за этого всё и началось.       ― Что именно? ― Анна не ожидала, что муж захочет об этом поговорить. Но готова была выслушать.       ― Его ненависть к дикой природе и зависть к Лешему.       ― Что общего у некроманта и Лешего?       ― Его отчимом мог стать дядя Ваня ― Старший Леший, который также был отчимом Вадима. ― Анна помнила эту историю. ― И ещё десятка других. Мать Константина Львовича была демонологом. Дядя Ваня не взял маленького Костю в ученики и не сошёлся с его матерью. Якобы из-за увечной ноги, а на деле из-за его предрасположенности к некромантии. Он уже тогда умел поднимать птичек и мышек. ― По губам Альфреда скользнула усмешка. В игре огненной светотени черты его лица выделялись резко и сухо. ― Мёртвое живому не подмога. Они составляют единый круговорот, но у каждого в нём своё место. Некроманты стерегут мёртвое, лешие поддерживают живое. Константин Львович этого не понял.       ― Захотел царствовать и всем владеть?³ ― нервно усмехнулась Анна.       ― Можно и так сказать.       ― Почему у Павла руки в шрамах? И про какого Семиголового Дракона говорил старик? Того, который олицетворяет семь грехов? Или другого? ― Вопросы рвались один за другим, и Анна не могла сосредоточиться на каком-то одном.       ― Аня, зачем тебе это сейчас? ― вздохнул Альфред. Он отошёл от окна и опустился на колени рядом с креслом. Его пальцы слегка подрагивали, когда он положил ладони на округлый живот Анны. ― Тебе надо отдохнуть. Иди в спальню. ― В голосе мужа проскользнули командные нотки, а в янтарных глазах сверкнул знакомый жёсткий огонёк. Альфред Дрелих надел маску колдуна.       ― А ты? ― встрепенулась Анна, накрывая ладони мужа пальцами.       ― Мне нужно сходить в подвал, ― произнёс Альфред. ― Если Дороховы с их восточной магией хозяйничали здесь, то пройти мог кто угодно. Что я за муж и отец, если не могу защитить свою семью? ― добавил он чуть тише, не глядя на Анну.       ― Алек, всё хорошо. ― Анна провела ладонью по седеющим волосам мужа.       ― Нет, Аня, не хорошо. ― Альфред резко встал. Анна видела, как он на секунду прикрыл глаза, отгоняя чёрных «мушек» крови. ― Ложись спать, а я к тебе приду позже.       Анна слышала, как хлопнула подвальная дверь, но у неё не было никакого желания спускаться вниз и пытаться подглядеть, что же там делает Альфред. Несколько раз в год ― на Хэллоуин и Вальпургиеву ночь ― Альфред подновлял магическую защиту дома. Это был чуть ли не единственный аспект работы, куда Анне вход был закрыт. Несколько раз она тихонько подкрадывалась к двери в подвал, но так ничего не смогла ни услышать, ни увидеть. Иногда ей чудились странные нездешние запахи, название которым она не могла подобрать, но и только. В конце концов, Анна решила, что это ― личное дело колдуна, каким был её муж.       Вот и сейчас Альфред закрылся в подвале, а Анна поднялась наверх. Она тяжело дышала, прислонившись спиной к стене. Сердце колотилось как бешеное, перед глазами плыли тени. Опершись о дверь, Анна выпрямилась и сняла через голову трикотажное платье. Затем расстегнула шуршащий бандаж и стянула декомпрессионные чулки. Оставшись в одном белье, Анна подошла к высокому зеркалу, висевшему в отгороженной японской ширмой части комнаты.       Её русые волосы беспорядочной волной лежали на плечах и струились вдоль спины. Лунный свет пробивался через тонкие занавески, заливая комнату золотистым холодным сиянием. Когда-то луна вызывала у Анны трепет, чуть ли не ненависть, но сейчас, когда из-за беременности не могла обращаться, то поняла, какой стала уязвимой. Будь она волчицей, разорвала бы отца и сына на девяносто девять ран, но не позволила бы даже переступить порог её дома с непонятными угрозами.       ― Луна! ― Анна подошла к окну и подставила лицо лунному свету. До рези в глазах она всматривалась в испещрённый шрамами лик ущербной луны. ― Когда-то я говорила, что не отдам тебе детей. Но сейчас прошу: защити его!       Луна так и осталась молчаливой, а Анна со вздохом опустилась на кровать, подсунув под нывшую поясницу подушку. Альфред сказал ложиться, но она собиралась дождаться мужа.

***

      Альфред слышал, как Анна поднялась наверх. Когда хлопнула дверь спальни, он кивнул сам себе и, взявшись за ручку подвальной двери, зашёл внутрь. Откликаясь на его присутствие, лестница озарилась подрагивающим живым светом. Залетавшие через подвальное окно маленькие феи-светлячки затрепетали под потолком. Глубоко вздохнув, Альфред спустился вниз.       Подвал встретил привычной тишиной, лишь вечные свечи из Атлантиды горели ровным светом, отбрасывая причудливые тени на каменный пол. Вычерченные мелом и сажей линии пересекали друг друга. Сплетаясь, они образовывали вязь рун, в центре которой замыкался круг.       Ступая босыми ногами по тёплому от пламени камню, Альфред принялся неспешно раздеваться. Он аккуратно сложил одежду на ступеньках. Полностью обнажённый, он вступил в круг. Разложил в закопчённом, полном пепла очаге, выдолбленном прямо в полу, ветки можжевельника, щедро всыпал белые мягкие ягоды и зёрна-кометы гвоздики. От лёгкого щелчка пальцев ветви начали неспешно тлеть. Растёр в пальцах душистую мяту и провёл покрытыми соком ладонями по шраму на шее, груди и животу. Поставил на тонкую решётку очага плошку с застывшим жиром и щедро всыпал туда полынную золу.       Когда жир растаял и стал жидким, Альфред быстрыми движениями костяной лопатки смешал его с золой. Окунув в обжигающую смесь руку, Альфред провёл пальцами по правой стороне лица, оставляя на коже чёрные, остро пахнувшие следы. Точно такие же полосы он провёл на груди и шее.       Его правый глаз видел мерцание силы, кровь несла по телу магию. Теперь он сделает то, что должен: наведёт на дом сильнейшую защиту. Альфред протянул руку, коснувшись складок тяжёлой коричневой ткани, и потянул вниз. Накидка с глухим шуршанием упала на пол, открыв взору Альфреда большое прямоугольное зеркало в золотой раме.       Дым от тлевшего сбора уже заполнил подвал, окутал тело Альфреда, проникнув в лёгкие и кровь. Чувствуя, как начинает кружиться от бурлившей магии голова, он опустился на пол перед зеркалом, скрестив ноги по-турецки. Огоньки свечей отражались в раме, уходили вглубь зачарованной стеклянной поверхности.       Альфред глубоко вдыхал дым и, не отрываясь и не моргая, смотрел в зеркало. Он видел размолотые в слабо мерцавшую труху охранные заклинания, которыми он окружил дом до этого. Наивный, он полагал, что никому смелости не хватит вломиться в дом великого Альфреда Дрелиха! Со стыдом и болью он осознал, что подновлял заклинания только прошлой весной. Целый год они с Анной жили, спали, занимались любовью, готовились стать родителями в доме с такой хрупкой защитой. Альфред вдруг показался себе колоссом на глиняных ногах.       Не показался. Он действительно увидел это в зеркале. Альфред почувствовал, как по спине крадётся когтями холодок. Он не умел предсказывать, не видел будущего совершенно, даже простейшие гадания на Святки и праздник Ивана Купалы не давались ему. Но сейчас он видел себя, таким, каким его воспринимали отец и сын Дороховы. Глаза слезились, но Альфред продолжал вглядываться в зеркало, возводя, виток за витком, двойную спираль защиты вокруг дома.       Он видел всякое. И не всё ему хотелось вспоминать. На миг он увидел Анну: в одном белье она стояла перед зеркалом в их спальне, а внутри неё двигался ребёнок. Их ребёнок. Альфред уже хотел потянуться к нему, прикоснуться, как вдруг изображение отошло в тень. Вместо жены из темноты выплыла Лия ― Хозяйка Серебряного Ключа. Рядом с ней сидел пресловутый Ильинский, которого он тотчас вспомнил, потому что видел много раз и хотел забыть. Лию сменила другая подруга Анны ― Милена. Безалаберная и разговорчивая, с волосами сиреневого цвета. Следом показалась высокая стройная женщина с короткой стрижкой: мать Анны ― Глория. Замечательная женщина, которая жила со вторым мужем в столице и никогда не вмешивалась в жизнь дочери словом или делом, только дарила дорогие подарки и приезжала на некоторые праздники. А вот и Леший смеялся на новоселье и, озорно оглядываясь, сворачивал самокрутку. Боги, как же они тогда накурились таёжных трав!..       Зеркало показывает тех, кто был в доме, вспомнил с усмешкой Альфред. Но изображение уже поменялось. Теперь он видел Ирину Дорохову, такую, какой она ему запомнилась: невысокая, статная, чуть полная, с густыми чёрными волосами, собранными в узел на затылке. Её ярко подведённые тёмно-ореховые глаза смотрели прямо на него. На секунду Альфреду показалось, что Ирина его видит. Накрашенные красной помадой губы видения что-то шептали. Тонкий шрам от осколка зеркала на её верхней губе выделялся особенно чётко. Пламя Атлантиды едва заметно колыхалось. Или это было его собственное дыхание?       Он помнил наизусть предсказания Ирины: те, что она говорила при нём, и те, которые были сделаны задолго до его появления в семье Дороховых. Особенно глубоко отпечаталось в памяти давнее пророчество, которое она, как рассказывала, изрекла в свою первую брачную ночь. Прорицательницы всегда выходили замуж девственницами.       В костях и песке свила гнездо бескрылая птица Гамаюн с синими глазами. Пестрокрылая птица Сирин поёт дивные песни и плачет по своим должникам. От крови венчанного смертью родится птица-счастье Алконост.       Три певчие птицы, три источника силы. Константин Львович всё ждал, что от него, некроманта, родится тот самый Алконост, но когда Павел оказался обычным колдуном, обозлился на жену и перестал ей верить.       Альфред усмехнулся, обливаясь потом и вдыхая густой запах можжевелового дыма, смешанного с бледным призрачным соком плодов снежеягодника. Глупо было полагать, что третья птица родится от кого-то, кроме двух других. А у певчей Сирин и смерть-птицы Гамаюна, насколько он слышал, есть дочь. Очередной круг замкнулся.       Он прошептал последние слова заклинания, и витки спирали замкнулись друг на друге, образуя нерушимую цепь. Глядя на мерцающие серебром звенья, опутывавшие дом, Альфред вспомнил другую цепь и вздрогнул. Некоторые вещи лучше не помнить. Он почти это сделал: забыл, затолкал вглубь сознания, даже воспользовался рунами для запечатывания. Попросил Лешего раскурить ворох травяного сбора. Но как только на пороге его дома возникли змеи-некроманты, печать треснула, а дым рассеялся. Альфред вспомнил всё, что произошло в июле двадцать шесть лет назад. И оказалось, что он помнил всё время, до мельчайших подробностей. Картинки, одна ярче другой, мелькали в его сознании. Угроза Дорохова-старшего затопить «Тайгу» больше не была желанием. Она стала реальностью. Как и Семиголовый Дракон.       Анна не спала, когда Альфред, неслышно ступая, зашёл в спальню. Луна уже ушла, и бледные отсветы едва-едва проникали в окно. Он чувствовал на себе взгляд жены, пока переодевался в домашние штаны и ложился рядом. Тишину нарушила Анна:       ― Дорохов-старший обставил всё так помпезно. ― Она старалась говорить спокойно, даже с юмором, но в её голосе слышалась настороженность волчицы, защищающей своих детёнышей.       ― Старик всегда любил роскошь, грязь и пафос. Ездил на чёрной «Волге» и всё мечтал о «Чайке»⁴, ― пожал плечами Альфред, беря с прикроватного столика флакон с кремом против растяжек на коже и обильно выдавливая его себе на ладонь. ― А Павел ещё любил боль и страдания. Других, конечно.       ― А что любила Ирина? ― Глаза Анны блестели в полумраке.       ― Закон, ― просто ответил Альфред, начиная аккуратно распределять крем по бледной коже жены. Натирание кремом живота Анны стало чем-то вроде ежевечернего ритуала, который не могло нарушить ничто. Ни ссоры, ни работа, ни появление старых знакомых.       ― Ты любил её? ― Неожиданный вопрос Анны не застал его врасплох. Это не была придирка ревности, просто вопрос.       ― Как вторую мать, ― честно и коротко признался Альфред. А затем добавил: ― Мне нужно будет съездить к Лешему и Тайге. Отмени на завтра всех клиентов. И на послезавтра тоже.       ― Ты хотел сказать в «Тайгу»? ― Анна приподнялась на локтях. Её русые волосы облаком окружали бледное лицо с румяными щеками.       ― Я сказал то, что хотел сказать, ― резче, чем следовало, ответил Альфред. ― Тайга ― это не просто место, лес, стационар, где пьют, трахаются и снимают маски студенты и преподаватели.       ― Так что же это? ― Анна окончательно села. Крем на её коже блестел. ― Почему оно так важно Павлу Дорохову? Что такое «Тайга» на самом деле?       ― Это женщина.