***
Смоляные кудри мягкими тяжёлыми завитками ложились на плечи. Ирина Петрова сидела в маленькой душной комнате и смотрела, как капли воска падали в воду. Нечёткие обрывки будущего мелькали на границе сознания, но Ирина давно научилась задвигать их подальше. И всё же лёгкий туман вероятностей и разнообразных исходов постоянно застилал всё вокруг. Ирина ещё девочкой умела не путать настоящее с будущим, а сейчас, в двадцать два, пожимала плечами на вопросы колдунов о том, как она живёт со своим даром. Воск застывал на поверхности воды, образовывал волнистые корочки, но не для предсказаний. Сейчас она просто отвлекалась, вдыхая ароматный дым. Через два часа она должна выйти замуж за Константина Дорохова ― молодого некроманта. Семья Дорохова ― известная и уважаемая ― выбора у Ирины особо не оставалось. Да и не хотелось оспаривать мнение отца. Она видела дальше и больше, вот только рассказывала родителям далеко не всю правду. А видела она последствия брака с Дороховым. Но разобрать в водовороте мелькающих образов истинный исход было невозможно. Потому что его не существовало. Ирина только улыбалась на просьбы предсказать судьбу. Она могла дать набор исходов, зависящих от того, какой выбор сделают. Одно решение влекло за собой другое, и вот уже целая паутина охватывала Ирину. Она видела несколько вариантов, и каждый мог воплотиться. Оставшиеся же становились жутковатой вещью ― невоплощёнными реальностями, существовавшими за пределами пространства. Мистики называли их тонким миром, физики ― параллельными вселенными. Ирина жила среди вероятностей и привыкла к ним. Отсроченное стихийное предсказание стало открытием. Подобные видения являлись не из переплетений параллельных реальностей. И всегда сбывались. Как объясняли учителя, это ― константы, которые произойдут независимо от того, какая развилка событий воплотится в жизнь и станет окончательной реальностью. Ирине приходилась по душе математика, объяснявшая многое. Но только не отсроченные предсказания, которые, словно приказы, спускались откуда-то… свыше? Никто не знал точно, откуда они приходят. Ирина считала, что от богов, имевших свои планы на этот счёт. До свадьбы ни одна прорицательница не получала стихийных предсказаний. И Ирина в этом убедилась. Костя был красив. Прямые чёрные волосы до плеч, ониксовые глаза, смуглая кожа, прямая спина, широкие плечи и… увечная с рождения нога. Дорохову, как и ей, едва исполнилось двадцать два. Сильный некромант, Костя подарил в день знакомства стеклянный купол с вечным летом. Поднятые и замороженные заклинаниями бабочки летали над мёртвыми цветами. Ирина смотрела на подарок со смесью ужаса и благоговения: она не владела магией. Они расписывались в ЗАГСе: колдуны жили в реальном мире, где действовали обычные законы. Ирина стояла ― юная и цветущая, с вплетёнными в волосы душистыми розами, и, кажется, впервые улыбалась не для того, чтобы отогнать видения. Костя аккуратно и нежно развернул Ирину к себе, откинул с её лица кружевную фату и коснулся поцелуем губ. От него пахло специями, красным вином и бальзамическими травами, навевавшими мысль о далёком пыльном востоке с яркими красками и горячей кровью. А кровь у Дорохова и правда была горячей. Когда они остались одни в спальне, он не стал медлить, но делал всё так нежно и бережно, что Ирина трепетала в его руках. Она и подумать не могла, что молодой некромант может быть так нежен. Он взял её быстро и почти безболезненно, не переставая ни на миг покрывать шею и грудь поцелуями. Сильные руки скользили по телу, и Ирина даже не замечала, что Дорохов чуть заваливается из-за больной ноги. И в тот момент, когда Костя достиг пика, а Ирина перестала сдерживать стоны, в позвоночник словно вогнали стилет из хладного железа, прошивший спину и воткнувшийся в мозг. Ирина стремительно теряла контроль. Всё тело свело судорогой, выворачивавшей кости, ослепляющая боль затопила гаснувшее сознание. И тут, на самой границе жизни и смерти, Ирина услышала голос. Он не имел интонаций, просто произносил слова. Снова и снова, пока Ирина не запомнила. Она слушала, цепляясь за голос, пришедший из-за грани мира, и вдруг поняла, что он говорит за неё. В то же мгновение боль исчезла. Не видя ничего, Ирина выпалила на одном дыхании пророчество, повторяя слово в слово то, что пришло ей оттуда: ― В костях и песке свила гнездо бескрылая птица Гамаюн с синими глазами. Пестрокрылая птица Сирин поёт дивные песни и плачет по своим должникам. От крови венчаного смертью родится птица-счастье Алконост! ― Ира, Ира! Что с тобой? ― Костя держал её в объятиях, на его лице читалась тревога. Ирина цеплялась дрожавшими пальцами за шёлковое покрывало, которым Дорохов быстро накрыл её. Между ног саднило, по бедру текла кровь, смешанная с семенем. ― Отсроченное пророчество, ― выдохнула Ирина, схватив Костю за руки и глядя в его расширенные от страха, возбуждения и темноты глаза. ― То, что наверняка случится! ― Венчаный смертью, ― повторил Костя, садясь на кровати и наливая себе вина. ― Речь же о некроманте, да? ― Не знаю. ― Ирина постаралась говорить уверенно. ― Отсроченные пророчества воплощаются непременно, но всегда странным образом. ― Кто ещё, кроме некроманта, может быть венчаным смертью? ― довольно улыбнулся Дорохов. На его губах блестели капли вина. ― За Алконоста, нашего сына! ― произнёс он тост и пригубил ещё. Ирина знала, что Дорохов произнесёт эти слова, и боялась этого. Она знала, во что начнёт превращаться муж, когда родится сын, в котором не будет ни капли магии райских птиц. Но не сказать пророчества не могла. Слова шли извне, говорили сами себя. Ирина была только посредником. Она положила голову на плечо Косте. Девять месяцев у них есть. Потому что Ирина знала, что в эту ночь они зачали сына ― будущего великого некроманта Павла Дорохова. Её убийцу.***
Анна проснулась. На секунду ей показалось, что она дома, и, если повернётся, то уткнётся лицом в широкую спину Альфреда. Прижмётся к нему, насколько позволит живот, и снова уснёт. Но иллюзия быстро прошла. Она лежала на пахнувшей свежей листвой постели, а стена прямо перед ней сплеталась из стволов лиственниц и ветвей осин. Перед глазами стояло красивое испуганное лицо женщины из сна. Анна видела её на фотографиях и точно знала, что это — Ирина Дорохова. Но удивительно молодая, а юный Костя, несомненно, Константин Львович. Со вздохом, Анна неуклюже перевернулась на другой бок. Дышать было удивительно легко, но живот странно тянуло. Ребёнок, словно почувствовав пробуждение матери, зашевелился. Анна улыбнулась, поморщилась и села на постели. Она и не заметила, что проспала так много времени. Лес за окном окутали весенние сумерки, птицы пели далеко в чаще, порывы ветра доносили со стороны реки звуки и запахи крадущейся ночи. Просторную комнату дома Тайги заливал свет десятков свечей, в большой печи трещал огонь. Сама Тайга сидела за прялкой и под жужжание веретена о чём-то тихо беседовала с Лией. Та — прямая и бледная — слушала Тайгу, изредка что-то отвечая. Анна напрягла острый слух и до неё долетели обрывки разговора: — … он так и не вырос. Как бы я хотела с ним встретиться. — Хриплый голос Тайги приносил издалека журчание ручьев и стук камней. — Он как-то сказал, что были бы у «Тайги» глаза, с удовольствием посмотрел бы в них. — В голосе Лии слышалось такое благоговение, что, явись боги Кадата, она не была бы так вежлива. — Видят боги, лучше, чтобы это его желание никогда не сбылось. Однажды он видел меня, но Леший заставил его забыть. Некоторые вещи лучше не знать, не видеть и не помнить. — Почему вы сказали, что Ирина Дорохова была права в том, что я родилась? — Потому что она говорила Вадиму: цвет глаз его любви — камни в холодной воде. Ты повторяла эту фразу, словно молитву, когда казалось, что ты потеряла всё без остатка. Потянувшись нарочно громко, Анна поднялась с постели. Она не хотела подслушивать, но невольно стала свидетельницей столь личного разговора. Всё же Тайга и Лия были невероятно близки, а их судьбы переплетались, словно стебли растений. Анне казалось, что здесь, на стационаре и в этом странном полубезумном лесу все повязаны прошлым, предсказаниями и кровью, а она и ребёнок в её утробе здесь лишние. Но стоило ей заглянуть в зелёные с золотом глаза Тайги, как Анна поняла, что вот она — Матушка. — Жужжание прялки спать не даёт? — с неожиданной теплотой спросила Тайга. ― Что вы прядёте? ― поинтересовалась Анна, неуклюже присаживаясь в кресло-качалку. Рядом с прялкой высились стопки ткани из крапивы и шерсти. Но сейчас в пальцах Тайги мелькала странная серебристая нить с едва различимым запахом полыни. ― Кто-то прядёт лён, кто-то шерсть, страсть или месть, а я пряду его смерть. Смерть Павла Дорохова, ― отозвалась Тайга, не отрывая взгляда от нити. ― Сушу отмирающие стебли эхиноцистиса и пряду. За двадцать шесть лет я напряла много. Он сотворил цепи из смерть-травы, а я готовлю ему верёвку из ненависти и золы! — Вы думаете, что Дороховы придут? — Анна поёжилась. Поясницу тянуло, живот был как камень. Она отлично понимала, что именно это значит, но боялась признаться в этом самой себе. — Одна ночь за плечом, другая на подходе. — Тайга оторвалась от прялки. Её спокойное лицо застыло, взгляд зелёных глаз стал напряжённым. — Леший! Поднявшись, Тайга распахнула дверь. В комнату, всколыхнув пламя свечей, ворвался свежий вечерний воздух. Тайга застыла, натянутая, как струна. Пока в окне не показался Леший, она не сходила с места, как будто закрывала собой Анну. — Что? — спросил он. Весенники в его бороде горели белыми огоньками. — Ты что-то услышала? Я здесь. — Леший подошёл к Тайге и положил покрытые корой руки на её узкие плечи. — Полярная Звезда сегодня очень яркая, — отозвалась Тайга. — Она зовёт кого-то с той стороны сна. Знать бы, кого и зачем. Такого не было уже двадцать шесть тысяч лет, с того дня, когда у границ ледников полегла Оловянная Армия. — Тогда нам остаётся только разжечь ярче огонь и поджидать гостей. — Губы Лешего тронула кривая улыбка. — Много ты напряла? Что напевает тебе твоё колесо? — Колесо гонит по жилам кровь, колесо в губы вливает яд, колесо вертится, прямо как я. Затаив дыхание, Анна слушала Тайгу и Лешего. Лия пересела поближе и обняла Анну за плечи. В тонких пальцах Лия вертела Серебряный Ключ. Зловещие арабески на поверхности Ключа переливались при свечах и казались живыми. Под пальцами Лии они перетекали одна в другую, показывая Анне странные сцены. Должно быть, даже Рэндольфу Картеру Ключ не открывался так, как Лие Лазаревой. В эту же секунду низ живота и поясницу свело особенно сильно, точно в спазме, и Анна не сдержала вскрика. Она столько прочитала в книгах и на форумах, считала, что морально готова, но оказалось, что нет. В голове билась одна-единственная мысль: ещё слишком рано. Она должна ходить ещё три недели. Но ребёнок или неведомые силы решили за неё. Анна провела рукой по животу, потёрла поясницу. Сердце колотилось, щёки горели. Тайга тут же оказалась рядом и заглянула Анне в глаза, положив терпко пахнувшие ладони ей на плечи. — Птенец хочет вылупиться. Пришло время Алконосту расправить крылья. Так вот, кого нынче зовёт на эту сторону Полярная Звезда. — Тайга отняла руки Анны от округлого живота и коснулась его пальцами. На секунду стало легче, а затем вновь вернулась боль. — Алконост? — До Анны только сейчас дошёл смысл слов Тайги. — Но разве это не дочь Сирин и Гамаюна? — Ты носила третью райскую птицу под сердцем девять месяцев, — покачала головой Тайга. — Твой ребёнок родится здесь — в месте, где переплетаются жизнь, смерть, боль, гнев и любовь. Я помогу тебе. Знала бы ты, сколько младенцев я приняла, когда люди шли ко мне за силой леса. Поднимайся. Леший, натаскай и согрей воды, Лия, помоги мне с приготовлениями. Нам выпала великая честь — присутствовать при рождении Алконоста. Походи пока, Аня, так будет легче. Анна, придерживая живот и рассеянно потирая поясницу, вышла на крыльцо дома. В синем небе зажигались первые звёзды, а над верхушками деревьев пробегало алое мерцание. «Альфред, — подумала Анна, прислонившись к дверному косяку и почувствовав, как зелёные листочки тянутся к ней. — Пожалуйста, вернись ко мне. Как можно скорей!»***
Отчаяние наполняло Альфреда, а кровь медленно покидала тело. Голова кружилась, руки ослабли, спину ломило. В подвале было душно, огни свечей отражались от чешуи окруживших Альфреда змей. Он опёрся ладонями об алтарь, пробовал стереть и отчерпать кровь кусками скорлупы драконьего яйца, но только изрезал пальцы. Он проиграл. Недооценил врага, который когда-то был другом, и теперь Дороховы на пути к Анне. Заклинание кровавой спирали должно защитить дом Тайги и Лешего, но надолго ли его хватит, когда вырастет Дракон? Демон питался силой одного из Дороховых, скорее всего Константина Львовича или же обоих. А это значит, на сотворение портала не хватит энергии. Сквозь пелену духоты и потери крови Альфред ещё вначале слышал звук машины Дороховых. Кровь. Как ловко они подловили его на крови. И не зря ездили на стационар — запомнили, как ловить птиц. А зеркала для замкнутых в кругу воскрешения душ — самое простое. Альфред выругался. История Чумного Доктора ничему его не научила. И теперь пострадает Анна. Его Анна. И ребёнок в её утробе. От одной мысли, что Дороховы могут сделать с его беременной женой, Альфреда затошнило. Он ударил кулаком по алтарю. — Должно же было в некромантах остаться хоть что-то человеческое! — воскликнул он. Эхо отразилось от стен, захлестнуло волной бессилия. — Отставить отчаяние, боец! — Охрипший, но громкий голос Лащенко прорезал тишину. — Не после того, как ты затащил нас сюда! Куда собрались твои Дороховы? — В «Тайгу», — глухо ответил Альфред. — Они хотят забрать ребёнка. Чтобы пробиться через заклинание, им надо подождать, когда вырастет дракон. Поэтому они пустят его летать над машиной, а сами поедут к Тайге. — Сколько у нас времени? — Лащенко перешёл на командные ноты. Альфред невесело усмехнулся. Откуда у спутанного зачарованными сетями, изрезавшими ему руки и тело, Лащенко такая уверенность, что они вообще выберутся? — Дракон войдёт в полную силу после полуночи, — устало произнёс Альфред. Он даже не мог облокотиться об алтарь. Колени намертво приросли кровавыми потёками к полу. — Дьявол, я даже не знаю, сколько времени! — Как именно они должны получить Алконоста? — Сухие, на грани безразличия вопросы Лащенко никак не вязались с его взрывным темпераментом. Альфред посмотрел в его глаза, и холодок пробежал по коже. Радужка почти исчезла за расширенными зрачками, тонкие губы сжаты. Морщина на лице Лащенко вдруг обозначились удивительно чётко. Альфреду почудилось, что на него смотрит старый шаман, встреченный им на просторах северного края. — Анна должна родить ребёнка, а они — забрать его себе. Если они вызовут у неё роды… — Альфред не смог произнести вслух то, что подумал. Это было слишком страшно. Потерять Анну и ребёнка. — При этом Дракон нужен, чтобы пробить барьер. Тайгу Паша оставит себе. Константин Львович тогда сможет сколько угодно сочетать жизнь и смерть. А Паша, — у Альфреда ёкнуло сердце, — даже я не представляю, как он хочет воскресить Ирину. Предсказатели не возвращаются. Никогда. О боги! — простонал он. — Паша может попытаться с помощью Сирин пробиться в Навь! Дурак! А твоей энергией смерти вытянуть пламя свечей сюда. А с помощью Алконоста — его слёз — оживить тело Ирины. А Леший пойдёт на трут для пламени фитиля. Паша, Паша! — Альфред ударился лбом об алтарь и рассёк кожу. Ещё кровь. — Раскол в стане врага — это хорошо. — Голос Лащенко трещал, Альфреду казалось, что вот-вот он сорвётся на клёкот гигантской птицы. — В любой момент Павел может предать отца. — Он не такой. Я его знаю. Да и что толку говорить: мы здесь, а они там. Нам остаётся только ждать их возвращения. — Ну уж нет, — чеканя слова, произнёс Лащенко. — Я просто так не сдамся. И тебе не позволю. Я видел смерть так же близко, как и ты. Я говорил, что умирал, и обещал рассказать, так вот, слушай…***
Женя Лащенко резко открыл глаза и… ничего не увидел. Первые секунды он не понимал, где находится, но блаженное неведение ушло. Он вспомнил. Сердце скакануло в груди и учащённо забилось. Женя хотел сесть и вдохнуть, выбраться, но со всех сторон его давили, тянули к земле тела боевых товарищей. Его взвод, все, кто был с ним, все тридцать два человека лежали в уродливой земляной яме. Пойманные в засаду и расстрелянные отрядом врагов. Задыхаясь от тяжёлого запаха грязи, пота, крови и мочи, Женя с тихим ужасом вспомнил, как стоял плечом к плечу, обезоруженный, и смотрел, словно в замедленной съёмке, как падают, сгибаются и харкают кровью его друзья. А ведь они почти дембельнулись… Женя пошевелился, высвобождая руки. Прижал их к груди, попытался подышать. Вдох-выдох. Голова раскалывалась, в горле пересохло, висок, щека и шея чесались, придавленные телами ноги отзывались тупой болью на грани онемения. Он понимал, что надо выбираться, но что-то, помимо тел товарищей, прижимало его к земле. Странное, пугавшее чувство заползло змеёй в сознание. Он должен был сдохнуть. Пули чуть ли не горстями летели в них. Все падали, поймав свинец, и Женя тоже упал, когда рядом с ним повалился в яму теперь уже мёртвый товарищ. Он не мог выжить, не мог отделаться оцарапанным виском и лёгкой контузией. Ранение в плечо, руку, ногу: куда угодно, но не простая царапина. Словно смерть по каким-то одной ей ведомым причинам обошла его стороной. Сердце колотилось как бешенное, Жене казалось, что ещё миг, и он сдастся. Ляжет спокойно и уснёт вечным сном в братской могиле. Это было бы честно: все вместе, все до конца. ― Да идите же вы нахуй! ― возглас вырвался из сдавленной груди. Женя испугался собственного голоса: будто закаркала ворона, прилетевшая на смерть. Вот и он такая же смерть-птица. Лежит себе и жалеет о том, что не умер. Женя не жалел. В это самое мгновение ему остро захотелось жить. Понимая, что если не поторопится, то задохнётся, Женя неимоверным усилием вытащил затёкшие ноги из-под тяжёлых тел и быстро задвигался. Работая руками, всем телом, он прокладывал себе путь наверх. Пробирался вслепую, точно крот в земле. В один миг рука оказалась на свободе. Женя пошарил кругом, подтянулся и высунулся наружу. Стояла глубокая ночь. Вдалеке чернели хребты гор, на небе сияли звёзды и растущая луна. Прохлада восточной полупустыни с редкими кустарниками тут же вцепилась во взмокшего Женю клещами. Ободрённый успехом, Женя вылез из ямы, хватаясь за толстые корни, торчавшие из краёв. Яма оказалась не такой уж глубокой, их тела даже не присыпали землёй. Женя лежал, глубоко вдыхая холодный ночной воздух, и смотрел мутным взглядом на небо. В голове билось осознание того, что он живой. Как и почему ― непонятно, но главное, что живой. Теперь оставалось дойти до базы. Если повезёт, его подберёт разведотряд на подступах. Женя поднялся и уже собирался идти, как вдруг что-то странно выбивающееся из общего пейзажа привлекло его внимание. Он обернулся, рука сама собой метнулась к отсутствующему ножу. Ничего необычного, до самого горизонта одна только полупустыня. Стараясь унять биение сердца и справиться с обострившимися ощущениями, Женя уже хотел продолжить путь, как вдруг заметил то, что смутило его. Тень. Его собственная тень причудливо исказилась в лунном свете и теперь на кустарники ложились очертания жуткой бескрылой птицы. «Нужно уходить, ― подумал Женя, облизнув пересохшие губы. ― Иначе от жажды я сойду с ума и тогда точно сдохну».***
— Когда в меня летели пули, я не мог поверить, что это — конец, — Лащенко говорил отрывисто, но в его словах ощущался жутковатый ритм. — Я не поверил и выжил. Ты всё просил нас поверить! Так вот, я не хочу верить! — С этими словами Лащенко напрягся и притянул к себе спутанные руки и ноги. В эту же секунду паутинная сеть вспыхнула. Загорелась синим огнём и в мгновение ока исчезла. Лащенко повалился на каменный пол, выругался от наверняка болезненного удара, перекатился и успел поймать рухнувшую из стёртой из бытия ловушки Маргариту. Растрёпанная, в местами разорванной одежде, она лежала на Лащенко и тяжело дышала. — Мы должны остановить некромантов, — кашляя и потирая шею, произнесла Маргарита. — Я сейчас говорю не как птица Сирин, а как мама. Нельзя, чтобы Анна и ребёнок оказались у них. Она явно хотела сказать ещё что-то, но окружавшие Альфреда змеи нехорошо оживились. Извиваясь длинными блестящими телами, они повернулись к застывшим на полу Лащенко и Маргарите. Кобры раздували чешуйчатые капюшоны, гремучие змеи трещали костяными хвостами. Часть держала Альфреда в кольце, другие поползли к освободившимся противникам. Дурман отчаяния как рукой сняло. Адреналин закипел в крови. Альфред выпрямился и, схватив кусок скорлупы, зачерпнул разлитую по полу кровь. Повернул руку и окатил змей дождём капель крови. Казалось, стены Зала Памяти содрогнулись. Гады шипели, сворачивались в огромный клубок и отползали. Там, где чешуи коснулись капли, дымились прожжённые дыры. — Прочь, гады! — Альфред упёрся окровавленными руками в пол. Он обломал ногти и стёр подушечки, но покалывание в костях и жилах отдалось музыкой. Магия возвращалась. Альфред напряг все мышцы и, обливаясь потом и сходя с ума от головокружения и тошноты, поднялся с колен. Суставы хрустнули, ноги едва не подломились снова и казались ватными. Хватаясь руками за алтарь, Альфред сел на него. Тут же рядом оказалась Маргарита. На её шее багровели тонкие полоски от нитей сети, но влажные карие глаза смотрели уверенно. Маргарита провела ладонями по лицу, собирая слёзы, и приложила пальцы к истерзанным коленям Альфреда. — Мои слёзы воскрешали мёртвых, — она улыбнулась. — Колени заживут. — Нужно освободить Генриха и Тамару, — произнёс Альфред, вставая. — Зеркала-Чтобы-Помнить вскрывают глубины подсознания и сводят с ума воспоминаниями. Тамара и Генрих застыли, точно марионетки, висящие на нитях кукловода. Бледные, с затуманенными глазами, они что-то беззвучно шептали, глядя невидящими глазами в зеркала. Черты их лиц заострились, и теперь Альфред видел, что они много старше, чем кажутся. Кая и Анре брали верх над Тамарой и Генрихом, заполняя их разум своим сознанием. Альфред даже не хотел думать, что уже поздно. Они с Маргаритой одновременно ударили в гладкие поверхности зеркал, отскочив от града осколков. С треском рухнули чары, и Генрих с Тамарой повалились на пол. Лащенко успел подхватить Лукину, Михаилу повезло меньше. Осколки хрустели под ногами, когда Альфред, тихонько напевая заклинание, поочерёдно сжимал в ладонях головы несчастных, решивших помочь ему. С кончиков пальцев срывались искры. Кисти рук ныли, точно в суставы насыпали песок. Альфред стискивал зубы и продолжал выводить Тамару и Генриха из лабиринтов памяти Принцессы и Генерала. Он старался не смотреть в осколки зеркал, блестевших на полу. Каждый брошенный взгляд наполнял его ужасом, показывая последние часы жизни генерала Анре и принцессы Каи. Альфред знал легенду, удивлялся тому, что Оловянная Армия пала под натиском обычных людей. Теперь он знал правду. Воспоминания шли не только из осколков, они наполняли Альфреда обрывочными видениями от каждого прикосновения. ― До встречи в другой жизни, Кая, ― прошептал Анре, глядя на то, как тело его возлюбленной погрузилось в кровь, а последние пузырьки воздуха растаяли на поверхности. С тяжёлым сердцем он задвинул крышку саркофага и прошептал слова, прочитал заклинание полностью. Его госпожа останется здесь. И он сам тоже скоро умрёт. Анре был в этом уверен. Он вздохнул, надел исцарапанные покорёженные доспехи и, выйдя из старого замка, направился на поле боя, где его ждала Армия. Анре не смотрел на небо, потому как точно знал, что увидит там огромную крылатую тень, проносившуюся над полчищами врагов с запада. Тень с семью головами. Искусные колдуны врага обхитрили Принцессу Каю. Оловянная Армия и Анре полегли все, но последние воины успели прочитать над саркофагом своего генерала те же слова, что он ― над своей принцессой. Альфред задыхался в спёртом воздухе и пачкал волосы Тамары и Генриха кровью. По углам шипели недовольные змеи, но не показывались. Змеи. Альфред распрямился и щёлкнул пальцами. Тут же из-за колонны показалась гюрза. Она извивалась и ползла против своей воли. Альфред ловко поймал гюрзу, вспомнил всё, чему его успел научить старый заклинатель змей, поднёс треугольную голову гадины к Генриху. Гюрза будто поняла, что от неё требуется, и резким выпадом укусила Михаила. Тот резко дёрнулся, распахнул глаза. Из носа у Генриха закапала кровь. Альфред облегчённо вздохнул и проделал то же самое с Тамарой. Вышиб клин клином. — Это всё ещё вы? — спросил он, когда Лукина и Михаил поднялись на ноги. — Или мне стоит обращаться к вам как-то иначе? — Не дождётесь, — отозвался Генрих. — Надеюсь, что Лия и Леший смогут продержаться до нашего прихода, — заметила Маргарита. — И как ты себе представляешь сражение против тридцати легионов духов, которых ведёт этот самый Герцог Буне? — усмехнулся Лащенко. — Для этого нужна целая армия! — У нас есть армия, — произнёс Альфред. — Она спит вечным сном под великими болотами и ждёт, когда придут те, кто их освободит — Ледниковая Принцесса и её Генерал. Оловянной Армии предстоит битва с врагом, для сражения с которым она и была создана. В прошлый раз воины проиграли, но сейчас возьмут реванш. — Я бы отдал всё, чтобы этого не помнить, — произнёс Генрих, сжимая руку Тамары. — А я и не помнила, — отозвалась Тамара, глядя на Михаила посветлевшими глазами. — Мой генерал дал принцессе Кае это забыть. — Всё это очень хорошо, — вклинился в разговор Лащенко. Суровость смерть-птицы оставила его, вернулся прежний скептицизм. — Но как нам поднять эту Армию? — Наши посохи, — тут же ответила Тамара. — Жезлы из метеоритного железа, они покрыты теми же рунами, что и доспехи воинов Армии. И саркофаги. — А где искать саркофаги?.. — Они здесь, — веско произнёс Альфред. Все взгляды тут же обратились к нему. — В подвале особняка. Их забрали Дороховы — заклинатель змей и совсем юный тогда Константин Львович. Старый Дорохов собирал редкости и был одним из тех колдунов, что забрали саркофаги. — Тогда почему они не воспользовались силой Полярной Звезды? — спросила Маргарита. — Потому что никто, кроме воплощений Принцессы и Генерала, не может совладать с мощью посохов. Не каждому под силу обмануть Гасящего, — ответила Тамара. — Господи, я никак не привыкну к этим знаниям! — Нам надо найти саркофаги, — беря дело в свои руки, произнёс Альфред. Достаточно он пребывал в отчаянии, пришла пора действовать. Коридоры больше не искривлялись в пространстве, словно особняк был живым существом и признал власть незваных гостей над собой. Альфред уверенно вёл за собой свою команду. В подвал вела винтовая лестница, и ему казалось, что он спускается по огромной раковине улитки. Огромный, как сам дом наверху, подвал раскинулся далеко за пределами фундамента. Сюда поколения колдунов, заклинателей змей, демонологов и некромантов стаскивали артефакты, привезённые из разных уголков мира. Альфред постарался обогнуть зловещий Могильный Камень, стоявший в начале прошлого века на безымянном островке посреди Мискатоника¹. Прошёл мимо тотема с изогнутыми, наподобие рогов, руками, поднятыми над головой². С горькими воспоминаниями проводил взглядом чучело грифона, пойманного, когда он и Паша ещё были друзьями. Артефакты стояли в строгом порядке и снабжённые этикетками. Альфред помнил, что саркофаги располагались в самом дальнем углу. Дороховы редко показывали их гостям, ещё реже ходили к ним сами. От монолитов исходила тяжкая мощь, витавшая в воздухе и заползавшая под кожу. Даже фотографироваться с ними было неуютно, а уж дотрагиваться до серебряных масок Принцессы и Генерала — тем более. Альфред глубоко вдохнул, заворачивая за угол. Он уже ощутил давящую энергию. За спиной тихо охнула Тамара. Холод кольнул кожу, ворвался в лёгкие. Альфреду показалось, что он ступил в лес ледниковой зимы. Саркофаги не изменились, только руны на них, прежде тусклые, переливались бело-голубым светом. За пределами, там, где высоко, пульсировала Полярная Звезда. Альфред представил небо: звезда располагалась точно над особняком. Тамара и Генрих вышли вперёд и молча подошли к саркофагам. Вместе подняли руки и коснулись гладкой поверхности. Крышки соскользнули в стороны, открывая погружённых в розоватую жидкость Принцессу и Генерала. Серебряные маски на их лицах придавали телам сходство с древними мумиями. В скрещенных на груди руках они сжимали длинные тонкие посохи, перевитые острыми спиралями. Тамара первая погрузила руку в драконову кровь и коснулась белых ладоней Принцессы. — Вы сотворили нас, — негромко произнесла она, осторожно разжимая пальцы Принцессы и вынимая посох. Лунные камни, вставленные в спирали, засветились. — Мы — это вы. — Тамара подцепила кончиками пальцев серебряную маску и сняла её с лица Принцессы. — Нам нужны ваши вещи для достойного дела. — К ней подошёл Генрих. «Умная девочка, — подумал Альфред. — Спрашивает разрешение у магии». Они выбрались из особняка, и Тамара, сжимая в руке посох Ледниковой Принцессы, вновь разнесла ворота в пыль. Альфред уже хотел зачаровать команду и двинуться на выход из коттеджного посёлка, как вдруг на подъездной дорожке вспыхнули фары внедорожника. Альфред жестом остановил команду. Щёлкнул пальцами, приготовил пламя. Каково же было его удивление, когда из машины вышел тот самый охранник-оборотень. Альфреду показалось, что он раньше видел его. Впрочем, все родичи Марии Зейгер были на одно лицо и светлые волосы. — Забирайтесь! — Оборотень махнул рукой на внедорожник. — Подброшу до выезда. Чёртовы некроманты заслужили смерть за то, что сделали с моей родственницей. Они ехали во внедорожнике юного Зейгера, а у Альфреда не шёл из головы один вопрос: какой сюрприз приготовили Дороховы Хозяйке Серебряного Ключа?