Дом с привидениями

      Поднимающееся над обгорелыми деревьями солнце выхватывало всё новые подробности битвы Дракона и Оловянной Армии. С исчезновением Демона золотые легионы распались. Единственным напоминанием о них остались только павшие воины. Их залитые алой кровью доспехи серебрились в лучах восходящего солнца, казалось, что жаркое марево окутало воинов. От них шёл пар, застилавший всё вокруг, словно туман от вернувшейся в русло реки.       Бело-голубое мерцание становилось всё ярче. Альфред прикрыл глаза рукой. Магия в крови разгоралась, ловила отзвуки древней силы воскрешающих рун. Альфред всем существом ощущал, как всё вокруг наполнялось магией. Усилием воли он отнял ладонь и посмотрел.       Кая и Анре ― в разодранных клинками духов и силой Демона одеждах ― стояли перед Оловянной Армией, почти скрывшейся в мареве. Кая сделала шаг вперёд и подняла руку с посохом. Миг спустя её движение повторил Анре.       ― Вы храбро сражались, ― произнесла Кая. Говорила она негромко, но её голос заполнял собой всё вокруг. ― Теперь вы свободны. Свой долг Королевству вы отдали.       Воины безмолвно подняли руки и приложили к груди там, где тысячелетия назад бились живые сердца. Металл ударил о металл, и в следующую секунду Армия начала таять. Становились прозрачными серебряные доспехи, поднимавшийся над воинами пар закручивался спиралями и устремлялся в светлеющее небо, туда, где ещё угадывался свет Полярной Звезды.       У Альфреда перехватило дыхание. Оловянная Армия уходила. Кая и Анре стояли и смотрели в небо, и тут пар окутал их. На глазах исчезали великолепные одежды, а когда оба, дёрнувшись, точно в судорогах, резко повернулись, Альфред увидел, как из глаз уходил белый мерцающий цвет. Ему показалось, что призрачные фигуры отделились от тел Тамары и Генриха, чтобы, задержавшись на секунду, взмыть к небесам следом за Армией.       Он моргнул, чувствуя, как гулко билось сердце, и текла по венам магия, а перед ним уже стояли Тамара и Генрих. Бледные, с кровью, тёкшей из носа, они нетвёрдо шли в сторону разрушенного дома Тайги, в проёме которого и застыл Альфред. Тамара выглядела много хуже Генриха и едва не падала. Он почти нёс её, поддерживая и даже что-то приговаривая. А когда взглянул на Альфреда, тот увидел, что капилляры в глазах Генриха основательно полопались.       ― Они ушли, ― прохрипел Генрих, передавая совершенно обессиленную Тамару Альфреду. ― Кая и Анре. Их больше нет. Что с Тамарой? ― Михаил тяжело опустился на остатки крыльца, привалившись к стене и прерывисто дыша.       ― Она пропустила через себя слишком много энергии. ― Альфред подхватил едва не теряющую сознания Лукину, тускло мерцавшую. Он чувствовал, как она дрожала в его руках. ― Человеческое тело не рассчитано на такое магическое воздействие. ― Он склонился над Тамарой. На кончиках пальцев заколола сила, позвоночник привычно обожгло, нервы оголились. Сила вливалась в Тамару, у которой перестала идти из носа кровь, а алые полосы начали подсыхать.       ― Так что теперь с Каей и Анре? ― подала голос Анна. Альфред обернулся: жена приподнялась на кровати. Она положила пистолет рядом и теперь покачивала дочку.       ― Они вышли из цикла перерождений, ― отрывисто ответил Альфред. Голова начинала привычно болеть, но он всё же опустил Тамару на руки Генриху и положил руку тому на плечо. Магия вновь сорвалась с пальцев.       ― Навсегда? ― Анна не выглядела испуганной, но в её словах отчётливо звучало беспокойство. Она смотрела на Альфреда блестящими от совсем недавно пролитых слёз глазами, и он только сейчас сумел осознать, как она прекрасна с ребёнком на руках.       ― Я не знаю, ― покачал головой Альфред. ― Трудно сказать, насколько добр Гасящий сегодня. ― Он посмотрел на Тамару и Генриха. Они уже не собирались умирать, но выглядели всё ещё плохо. Мелькнула мысль попросить у Тайги хмель силы.       В груди тугим комом скрутился страх. Альфред резко обернулся, ища глазами Тайгу. Не хотелось думать, что она могла не пережить такую древнюю и сильную магию в человеческом обличии. Но Матушка стояла там же ― в проломе разрушенной стены. Пол под её окровавленными босыми ногами был усеян жёлтой трухой ― всё, что осталось от эхиноцистиса.       ― Тайга! ― Леший выбрался из-под груды костей и тухлого мяса, бывшей големом, и теперь бежал к Тайге. Рубаха на нём была изодрана, лицо всё в порезах, рыжая борода и волосы всклокочены. ― Тайга, что с тобой? ― Он схватил её за плечи, неожиданно нежно отвёл с лица спутанные волосы и посмотрел в глаза.       ― Не обо мне сейчас беспокоиться надо, ― мотнула головой Тайга. Альфред увидел, как её руки скользнули по груди Лешего, словно проверяя, не ранен ли он серьёзнее, чем пытается показать. ― А о Лие.       Лия. Это имя отозвалось в сознании Альфреда яркой вспышкой почти первобытного ужаса. До конца жизни он не забудет скопление солнц, бесшумно вырвавшееся из Врат Серебряного Ключа. И самое ужасное, что Альфред отлично понимал, какая энергия потребовалась для открытия Врат, и что пережила в эти растянувшиеся вечностью минуты Лия. Он обернулся к Анне и встретился с ней взглядом. Она кивнула.       ― Иди. Со мной всё в порядке. ― Анна попыталась улыбнуться. Под глазами у неё залегли тени, промокшая сорочка липла к телу. ― Я присмотрю за Тамарой и Генрихом.       ― А мне лучше присмотреть за вами. ― Маргарита спешила к дому вместе с Лащенко. Она на ходу стащила изорванную куртку. Её лицо под венцом рыжих волос казалось особенно бледным, а следы копоти на руках и шее ― непроницаемо чёрными.       ― Не мне об этом говорить, ― произнёс не менее грязный Лащенко, бросая на траву ружьё и винтовку и разминая явно затекшие плечи, ― но у тебя грязь на шее.       ― Не тебе, ― кивнула Маргарита, пытаясь оттереть сажу. ― Так нормально?       ― Где Сирин и Гамаюн? ― вырвалось у Альфреда. Только сейчас он понял, что три огромные птицы больше не летали в светлеющем небе. ― И Алконост.       ― Перед тобой, ― буркнул Лащенко. ― Они снова часть нас.       Прищурив правый глаз, Альфред пригляделся. И увидел, как контуры перьев смазываются, истончаются и всё больше втягиваются внутрь тел Маргариты и Лащенко. С бешено колотящимся сердцем, Альфред широким шагом подошёл к Анне и присел на кровать. Она на миг подняла на него глаза, а затем передала дочку.       Альфред почувствовал, что умрёт прямо сейчас, если что-то пойдёт не так. Придерживая дочери головку, он аккуратно взял её на руки. Малышка приоткрыла глаза и посмотрела на него. Зелёные, с вкраплением янтаря у самой радужки. Те же, что он видел у летящего на помощь Алконоста. Вокруг дочери угадывались очертания мерцающих перьев райского птенца. Он смотрел на дочь, как завороженный. Просидел бы так вечность, но Анна неожиданно сильно сжала его плечо. Полнолуние скоро, вспомнил он. Сила волка возвращалась к ней.       ― Помоги Лие, ― она говорила уверенно. ― Я уже почти не слышу её сердцебиения. И соловьи запели.       Вздрогнув, Альфред почувствовал, как горечь и стыд заливают его. Он так просто отвлёкся. Хотя должен бежать со всех ног спасать ту, благодаря которой мог держать на руках дочь, не боясь, что в следующий миг когтистые лапы Дракона унесут её прочь. Быстро поцеловав лоб дочери с тонким завитком волос, он передал её Анне и поспешил к Тайге и Лешему. Матушка шла неуверенно, хоть и старалась держаться. Ступала тяжело, будто из её тела исчезла лёгкость. Не сговариваясь, Альфред и Леший подхватили её под руки. Под ногами захрустела галька, и Тайга поморщилась, точно от боли.       Сидевший на берегу Ильинский баюкал Лию. От одного взгляда на неё, распростёртую на камнях в холодной воде, Альфреду стало не по себе. Анна права: сердце Хозяйки билось всё медленней. Лия не была ранена, но жизнь стремительно угасала в ней. Мерцание тускнело, а из лица уходила краска. Её правая рука погрузилась в воду, но Альфред видел, как по белой коже расползается ожог, напоминающий ключ. Словно артефакт выжег свой контур на её теле.       Когда Альфред, Леший и Тайга приблизились, Ильинский поднял голову и посмотрел на них. В лучах рассвета особенно чётко были видны морщины, покрывавшие его лицо. Седые волосы серебрились, последние рыжие огоньки в бороде, казалось, сгорали с каждой секундой. В серо-голубых глазах сквозили пустота и отчаяние.       ― Лия… Лиенька. Ты же слышишь меня, ― горестно пробормотал Ильинский, гладя Лию по голове. ― Я знаю, ты всегда меня слышала…       Присев рядом, Альфред вытащил из воды руку Лии. Серебряный Ключ почти обуглил кожу, а от ожога вверх по предплечью ползли алые полосы. Они уже пересекли локоть и поднимались всё выше.       «Если они дойдут до сердца, то Лия умрёт», ― подумал Альфред.       Он всколыхнул магию в крови и, дождавшись, пока искорки начнут пробегать между пальцев, провёл по шее и груди Лии. Жизнь в ней едва теплилась, но она не умирала. Просто угасала. Альфред сощурился, пытаясь рассмотреть мерцание. Нечёткие сполохи исчезали, рассеивались в пространстве, но куда именно, он понять не мог.       «Она как будто спит, ― подумал он. ― И не может проснуться». ― Альфред застыл, как молнией поражённый. Сила обжигала, но он не обращал на это внимания. От осознания происходящего ему стало дурно: Альфред почувствовал, как бунтует пустой желудок.       Он понял, что произошло с Лией. Точнее, знал с самого начала, но не хотел об этом думать. Потому что поделать ничего не мог. Альфред поднял голову и посмотрел на Тайгу. В её зелёных глазах он увидел подтверждение своей невысказанной мысли.       ― Она в Стране Снов, ― когда Тайга произнесла это, правда стала на удивление реальной.       ― Хоть у тебя хватает смелости называть вещи своими именами, ― усмехнулся Альфред горько. Он ощущал, как неуверенность заполняла душу. ― Лия действительно на той стороне сна.       ― Что это значит? ― Ильинский сильней прижал к себе Лию. ― Я плохо помню её истории о Стране Снов…       ― Сновидцы могут зайти в сон так далеко, что остаются там душой, а здесь умирают телом, ― ответил Альфред. ― Так случилось с тем, кто ныне правит Селефаисом и называет себя Куранесом. Раньше у него было другое имя, неважно, какое. Подобное же случилось с Рэндольфом Картером после того, как он воспользовался Серебряным Ключом. Они оба живы во снах. Но сюда уже не вернутся.       ― Здесь ― это реальность? ― Ильинский посмотрел на Лию. По его щекам катились слёзы. ― Девочка моя, ― он поцеловал её вымокшие в реке волосы, ― вызвала огонь на себя.       Альфред не успел ответить на вопрос. Тайга склонилась над Лией и прошептала:       ― Она зашла слишком далеко. Я не смогу её позвать. Никто не сможет. Даже Сирин.       ― Дайте мне.       От звука этого голоса Альфред вздрогнул и вскочил так резко, что закружилась голова. Позади него стоял Паша: избитый, с растрёпанными чёрными с проседью волосами, с заплывшим глазом и разбитыми губами. Но держался он прямо, словно стоял на депутатской трибуне.       ― Не трогай её! ― вырвалось у Лешего.       ― Уйди, урод! ― В высоком голове Ильинского сквозила ненависть.       Леший вставал между Лией и Пашей. Он хотел заслонить ещё и Тайгу, но она молча покачала головой.       ― Что ты хочешь сделать, Паша? ― Альфред поднялся и медленно подошёл к Дорохову на расстояние вытянутой руки. ― И, главное, зачем? ― Он смотрел на Пашу, крохотные искорки на пальцах потрескивали. Альфред пытался уловить подвох, малейший намёк на то, что сейчас Паша начнёт убивать. И не находил.       ― Воскресить несложно. ― Паша обнажил в горькой, но до дрожи серьёзной усмешке прорехи в белоснежных зубах. ― Поднять ― тоже. ― По его смуглому лицу прошла тень. В рассветных лучах он казался бронзовой статуей вождя, сошедшей с древней монеты. ― А вернуть с той стороны сна ― искусство. Среди вас нет сновидцев, так что довольствуйтесь некромантом.       ― А как же Сирин? ― встрепенулся Ильинский. Он попытался приподняться и завертел головой, словно искал Маргариту.       ― Сирин может прийти, только если её позвать, ― подала голос Тайга. Она не отводила взгляда от Паши. ― А Лия не позовёт. Перестань надеяться на райских птиц.       ― Почему? ― взвыл Ильинский. Казалось, что всё это время он полагался только на Маргариту. Если не всю жизнь.       ― Потому что она хочет, чтобы за ней пришла не Сирин, ― отрывисто произнёс Паша. ― Так я могу взглянуть на неё? ― Его обсидиановые глаза обратились к Лие.       ― Ты не ответил на мой вопрос, ― произнёс Альфред. Он мучительно не хотел верить Паше. Не хотел сдаваться и допускать, что Дорохов, бывший когда-то его названным братом, способен снова им стать. И чувствовал, что в глубине души больше всего желал этого.       ― Пусть его задаст он, ― Паша кивнул на Ильинского, который, точно дикий кот-манул, ощетинился и, кажется, приготовился сражаться до последнего вздоха.       ― Зачем ты хочешь помочь? ― выдохнул Ильинский. Из его голоса испарилась злость, осталась только бесконечная усталость.       ― Потому что я не могу вернуть свою мать, но твою жену спасти мне по силам. Надеюсь, твоя любовь стоит того, чтобы за неё бороться. О цене не спрашивай, я слишком много должен. ― Паша шагнул вперёд.       ― Почему мы должны тебе верить? ― Альфред преградил ему путь и, прежде чем успел осознать, что делает, взял Пашу за запястье.       ― Разве я когда-нибудь лгал тебе? ― произнёс Паша. Но Альфред увидел, как его губы шевелились ещё секунду, словно Паша хотел, но побоялся произнести вслух слово «брат». Сердце Альфреда заныло. Слишком поздно, слишком много они оба совершили. Он не отпускал руку Паши, чувствуя, как под пальцами бьётся ровная и ритмичная жила пульса.       ― Ты не говорил мне всей правды. ― Альфред чувствовал, что сказать это нужно было давным-давно. Тогда, быть может, ничего и не случилось бы.       ― Ты не спрашивал. ― Паша смотрел ему в глаза. Альфред чувствовал, как сгорали от закручивающейся магии нервные окончания и плавились кости. Он едва смог выдержать прямой взгляд Паши в своём доме, сейчас же ощущал, как память высвобождает наружу всё передуманное и прожитое за долгие годы.       ― А если бы спросил, сказал?       ― Да.       Они смотрели друг на друга ещё секунду, а затем Альфред молча шагнул в сторону. Леший за его спиной шумно вдохнул, Тайга, не отрываясь, следила за действиями Паши. Она стояла по щиколотку в реке, Леший не отходил от неё. Альфред и сам чувствовал, как промокли ботинки.       Паша опустился на колени рядом с Ильинским и Лией. Держался он прямо, хотя Альфред видел, каких усилий это стоило Дорохову: Леший изрядно потрепал его. Паша оголил предплечья, шею и лодыжки Лии, избавил её от обуви и быстрым движением расплёл косу. Тёмные волосы тут же скользнули в воду и тяжёлыми прядями зазмеились по течению. Альфред хотел закрыть глаза, но не смог оторвать взгляда от Лии. Точно так же лежала в этой реке Ирина Дорохова.       Паша перебрал в воздухе над лицом Лии пальцами, и тут же у его висков проскользнули тени. Нечёткие, видимые только боковым зрением, они сгущались вокруг, льнули к рукам Паши и норовили соскользнуть к Лие. Дорохов не моргал, словно следил за тенями, а когда они подобрались слишком близко, с кончиков его пальцев сорвалось золотистое мерцание. Искры осели на тенях и, мигнув, утонули в них, расцвечивая золотыми прожилками. Тени заволновались, начали отходить, а затем и вовсе пропали.       Альфред знал, что эти тени, вечно следовавшие за некромантами, ― смерть, и порывисто шагнул вперёд, но Паша жестом остановил его:       ― Не подходи. Я сам. ― И, обращаясь к Ильинскому, отрывисто произнёс: ― Пой.       ― Что? ― Ильинский вздрогнул и посмотрел на Пашу. ― Что петь?       ― Ту песню, которую она любит. ― Паша закатал рукава и легко коснулся пальцами висков Лии. ― Позови её обратно. Навсегда. Йог-Сотот коснулся её.       ― Кто такой Йог-Сотот? ― простонал Ильинский.       ― Древнее божество, охраняющее Врата Серебряного Ключа, ― быстро произнёс Альфред. Он чувствовал, что Вадим сейчас забыл все песни на свете.       ― Это не поможет, ― отрешённо прошептал Ильинский, глядя вдаль на реку.       ― А ты поверь. ― С этими словами Паша поднял руки раскрытыми ладонями к своему лицу и, описав ими мягкие полукруги, взял голову Лии и прислонился лбом к её лбу. Ильинский облизнул губы и тихо запел:       ― Давай не будем играть в слова, на это мы давно мастера. Не зря мы ставили всё на перо, в противовес топора.― Он пел, срываясь, но с каждым словом всё уверенней. А потом закрыл глаза. ― Но что мне делать с женщиной, которая приходит ночью ко мне. Она горит, как звезда, она глядит на меня, как судья. Она знает, как вызвать огонь на себя..       Речная вода просочилась сквозь ботинки и лизнула горячую кожу ступней. Повинуясь внезапному зову силы, Альфред быстро скинул ботинки. Холодная вода обожгла, а в следующую секунду Альфред увидел. Словно неясные грёзы, как лёгкий туман или пустынный мираж.       Он видел призрачные города, прекраснее которых не было на свете. Видел ускользающие поля, крохотные деревушки, широкие алмазные реки и ужасные в своём величии горные хребты. Галеры, уходящие к луне по бескрайнему морю, и караваны верблюдов, вёзших пряности и шелка через пустыню под крики темнокожих погонщиков. Увидел зловещее заснеженное плато и странных существ в пещерах. А в следующее мгновение он уже стоял на огромной равнине, пересечённой рекой, один из берегов которой круто уходил ввысь. И на этом берегу строился город. Альфред никогда бы не смог рассказать, как воздвигался этот город. Дома и мосты, галереи и мостовые, фонтаны и парки парили и переливались, складываясь воедино. И под стенами строящегося города стояла Лия. Походная одежда сменилась на алые шелка, тёмные волосы едва прикрывали шею. Она смотрела, как воздвигался нерукотворный город грёз. Альфред хотел окликнуть её, но понял, что он всего лишь наблюдатель. Зато перед Лией ― между ней и городом ― стоял Паша. Он держал её голову так же, как там, на другой стороне сна. Они о чём-то говорили, Альфред слышал смятённый голос Лии и уверенный и спокойный ― Паши.       ― Что это? ― Лия не пыталась вырваться, только смотрела в глаза Паше.       ― Единение магических сил.       ― Почему ты это делаешь?       ― Они любят тебя. А он ― зовёт. Ты слышишь его.       ― Я знаю твои мысли. ― В голосе Лии проскользнул испуг. ― И знаю, что будет с тобой.       ― Не сопротивляйся. Прими.       Он не услышал, что ответила Лия. Город внезапно подёрнулся пеленой, и вот Альфред уже стоял в воде. Паша не отрывал ладоней от висков Лии, по его лицу градом катился пот, рубашка на спине промокла. А Ильинский пел:       ― И мне хочется встать на крыло, и жить ― смеясь и любя. Но, чтобы здесь был огонь, нужно чтобы кто-то вызвал его на себя..       Едва с его губ сорвалось последнее слово, как Паша отпрянул от Лии, отброшенный силой. Дорохов тяжело дышал и на миг приложил ладонь к груди. Слабые золотые искры соскользнули с его пальцев и ушли в тело. Паша постарался выпрямиться и произнёс, обращаясь к Ильинскому:       ― Попав однажды в Страну Снов, назад уже не вернёшься. Теперь она будет там каждую ночь. И будет это помнить: кошмары не отпустят её никогда. Единственное, что сможет их сдерживать ― твоя любовь.       ― Лия… ― начал Ильинский.       ― Проснётся, ― перебил Паша, глубоко вздохнул и поднялся. Даже на смуглом лице было заметно, как он побледнел. Паша обошёл Ильинского и посмотрел на Тайгу. ― Никакими словами нельзя попросить прощения за то, что я сделал с тобой. Я попытаюсь делом: закрою проект водохранилища, когда стану губернатором. Прими мои извинения.       Тайга с каменным лицом едва заметно кивнула. Солнце поднималось всё выше. Розовые тона уступали жёлтым, а соловьи пели мелодично и громко. Паша прикрыл глаза и произнёс:       ― Мне надо похоронить мать и отца. ― Нетвёрдым шагом он вышел на берег и склонился над Ириной и Константином Львовичем.       ― Поверить не могу, что этот чёртов некромант сделал что-то хорошее! ― воскликнул Леший. ― Неужели ты простишь его, Тайга?       ― А разве это не прерогатива человека ― прощать врагов своих? ― улыбнулась Тайга, с неожиданной нежностью глядя на Лешего. Полосы золы с её лица смылись, зубы белели. Альфред чувствовал, что нечто в ней неуловимо изменилось. Короткие вспышки мерцания шли от сердца Тайги. В зелёных глазах плескалось золото солнца.       ― Прощение ― дело такое, ― замялся Леший. В следующий миг он посмотрел на Тайгу расширенными от страха и удивления глазами. ― Постой, ты сказала: человек?..       ― Да, ― наклонила голову Тайга. ― Этой ночью я потратила слишком много сил. Я почти сожгла свои владения, готова была смыть лес к чертям ради спасения тех, кто мне дорог. Это не поступок бездушного духа природы.       ― И что теперь? ― Леший смотрел на Тайгу, как будто боялся, что его сейчас прогонят. ― Со мной-то всё понятно…       ― Что с тобой понятно?       ― Я могу уйти, ― просто ответил Леший. ― Ещё один цикл перерождения завершён. Я теперь ещё один Старый Леший. Я могу обращать других. Ездить по лесам и искать новичков. Таких, каким был и я когда-то.       ― А я проживу в этом теле всю человеческую жизнь, ― произнесла Тайга. ― И вернусь сюда. Ты теперь свободный, Леший. Ты волен выбирать дорогу.       ― Меня зовут Вадим Ильин, ― произнёс Рыжий, взяв Тайгу за руку. ― И я уже выбрал.       Альфреду стало неловко, и он отвернулся. Поискал свои ботинки, рассеянно надел их и протянул руку Ильинскому, неловко поднимавшемуся из воды вместе с Лией. Она всё ещё была во сне, но нездоровая бледность исчезла, а щёки наливались румянцем. Пробормотав что-то успокаивающее и похлопав Ильинского по плечу, Альфред вышел на луг.       У Альфреда сжалось сердце, когда в лучах яркого рассветного солнца он смог наконец рассмотреть, что стало с домом Тайги. Крыша отсутствовала, края пробоев в стенах висели лохмотьями коры и острыми щепками. Пол усеивали листья, куски раскрошенного дерева и капли крови: Тайги, Анны, самого Альфреда, Лащенко и Маргариты. Альфред невольно подумал, что земля в эту ночь получила вдоволь свежей крови.       Маргарита привела Анну в порядок: расчесала гребнем волосы и заплела косу, сменила ей сорочку, вылила окровавленную воду и убрала с глаз долой истерзанные перепачканные простыни. На уцелевшем столе лежало вычищенное ружьё, а Лащенко, судя по неразборчивым ругательствам, доносившимся из-за заливного луга, мыл бадьи в речушке Тайгинке.       Анна — переодетая и прибранная — подалась вперёд и взяла Альфреда за руку, как только он подошёл к ней. Не говоря ни слова, он опустился на кровать и обнял Анну с дочкой. Его трясло, как в лихорадке, по спине бежали струйки холодного пота. Горло свело, глаза щипало, а в душе разливалось облегчение, смешанное с ликованием и ноткой лёгкого страха – а что теперь? Прежняя жизнь ушла ещё раз, растаяла в лучах рассвета. Прошлое, его скелеты и призраки, демоны и грехи – всё ушло, растворилось и отпустило. Альфред вздохнул. Дышалось на удивление легко, прохладный, приятно освежающий утренний воздух наполнял лёгкие.       — Аня, спасибо. — Альфред крепко прижал к себе жену, поцеловав её в висок. Нос заложило, голос дрожал. — Спасибо за чудо, за дочку, за то, что дождалась меня. – Он уткнулся Анне в грудь. Хотелось отпустить всё и расплакаться. Тайга, Леший, Ильинский с Лией ещё не дошли до дома, Маргарита, собрав ветошь, отправилась полоскать её в реке. — Я едва не сдался, Аня. В том подвале в особняке Дороховых мне казалось, что всё кончено. Это я виноват в том, что тебе пришлось пережить и родить её среди всего этого кошмара. Прости меня, если сможешь.       — Ты пришёл за мной, и это — главное, — ответила Анна, коснувшись поцелуем мокрых седеющих волос Альфреда. — Наша дочка с нами, Дракона больше нет, а Дороховы… Господи, что Павел сделал с Лией? Я слышала, как вы ругались на берегу.       — У тебя слух, как у волчицы, — усмехнулся Альфред. — А Паша… он передал Лие всю свою силу. Самый страшный и высший дар, который может дать колдун. — Альфред почувствовал, как горечь кольнула сердце. Он не желал Паше зла, но он сам выбрал свой путь. Альфред не знал, что чувствовал, когда понял, что Паша совершил обряд единения. Наверное, облегчение. Его названный брат вернулся. Но как прежде уже не будет.       — Он поступил достойно, — заметила Анна. — Мне его даже немного жаль. Я не хочу знать, что было бы, забери они нашу дочь. Я бы убила его, если бы смогла. И если бы не смогла — тоже.       — Всё-таки девочка, — улыбнулся он. В свете солнца волоски дочки казались белыми.       — Рассветная девочка, — отозвалась Анна. — А ведь мы так и не выбрали имя. — Она подняла взгляд. Её щёки порозовели. — Я прочитала столько книг о значении имён, а теперь не помню ни одного подходящего для девочки-Алконоста, родившейся на заре. Если только не…       — …Аврора!       Они произнесли это вместе, и словно в ответ на деревьях громко запели соловьи. Птичьи тени мелькали среди листвы, и только тут Альфред заметил, что поломанные стены-стволы дома Тайги ещё живы. Древесный сок перестал течь, а зелёные побеги разворачивали к солнцу листья. Скрипнуло крыльцо, дверь распахнулась, и в дом вошли Тайга и Рыжий. Следом протиснулся Ильинский с Лией на руках. Он аккуратно уложил её на свободную кровать и присел рядом. Альфред подумал, что Лия сейчас похожа на Спящую Красавицу, за которой приехал принц.       Со стороны речушки послышались голоса, и Маргарита с Лащенко зашли в дом, явно не рассчитанный на такое количество гостей. Лащенко окинул Альфреда и Анну с Авророй пристальным взглядом синих глаз, улыбнулся и незаметно показал большой палец. Маргарита подошла к Лие и Ильинскому. Вадим смотрел на неё, как на божество.       ― Не могу поверить, что всё закончилось, и я получила ответы на все свои вопросы, ― она с лёгкой улыбкой погладила Лию по голове. ― Её отец никогда не мог накуриваться в моём обществе. Всегда говорил, что после косяка марихуаны он начинает видеть у меня крылья и перья.       ― Сместил точку сборки, ― с пониманием дела кивнул Лащенко.       ― Женя! ― воскликнула Маргарита. ― Ты что, читал Карлоса Кастанеду¹?       ― Было дело, ― отозвался Лащенко. ― Его все читали. Больше одной книги я не осилил.       ― На шабашах он любил бывать… ― пробормотал себе под нос Альфред, вспоминая разухабистого антрополога в больших очках.       Маргарита отвернулась от Лии и посмотрела на Рыжего. Он повернул голову, и их взгляды встретились. Альфред вдруг вспомнил, что у них был когда-то, кажется, в прошлой жизни, недолгий роман. Первым заговорил Рыжий:       — Спасибо, что спела им, Сирин. ― Он кивнул на Ильинского и Лию. ― И поругала на свадьбе. На банкете я не успел тебе этого сказать.       — Спасибо, что показал им «Тайгу», Леший. ― В карих глазах Маргариты отражалось солнце. ― Надеюсь, ― громко произнесла она, ― что ты, Вадим Борисович, оценишь и поймёшь то, что произошло. И сделаешь выводы. А вообще послушайте, как поют соловьи!       ― Горихвостки, ― бросил Ильинский. ― Так поют горихвостки.       ― Как же их много! ― воскликнула Анна, глядя на лес. ― Вы только посмотрите!       Когда Альфред повернул голову, и у него перехватило дыхание. К дому Тайги со всех сторон летели птицы. Восточные и западные, синие соловьи, красношейки, варакушки и горихвостки ― пёстрая туча закрыла небо и в шелесте крыльев села на стропила и уцелевшие кустарники вокруг.       ― Я обещала, что на рассвете за нами прилетят соловьи, ― произнесла Тайга. ― Сила уходит, но одно последнее волшебство я сотворить могу: мои птицы отнесут вас домой.       ― Ну вот и всё, ― Альфред поднялся, не отпуская руки Анны. Он обращался сразу ко всем. Лащенко, Маргарите, Рыжему, Тайге, Тамаре, Генриху, Ильинскому и Лие. ― Вы не обязаны были мне помогать, но пришли. И я благодарен вам. Если потребуется помощь, приходите в любое время. А лучше не приходите, ― он усмехнулся, ― счастливые люди в Бюро не приходят. Зато на чашечку чая ― пожалуйста.       ― Если кто-то из нас вспомнит, что было, ― негромко произнёс Лащенко. Он стоял в лучах взошедшего солнца. Варакушки и горихвостки сидели у него на плечах. ― Если взять меня, то я смутно помню, как зде… ― Он не договорил. Ещё несколько птиц подлетело к нему. Вцепились лапками в одежду и подняли в воздух. Лащенко склонил голову и тихо задышал. Он спал. Маргарита кинулась к нему, но отключилась на ходу.       Соловьи подхватывали остальных и поднимали их всё выше. Солнце сияло в тёмных волосах Лии, в седине Ильинского, золотило локоны Тамары и Генриха. Миг, и соловьи круто развернулись, устремившись прочь вместе солнечными лучами.       ― Проспятся и даже не вспомнят, что было, ― произнёс Рыжий, положив руку на плечо Альфреда. ― А Вадику Борисычу я подкинул напоследок пачку сигарет с особым травяным сбором. Так что пара ночей реалистичных снов о «Тайге», Лие и эхиноцистисе ему обеспечена. Чтобы получше запомнил, ― Рыжий усмехнулся. ― Алек, Аня, ― он несколько смущённо переступил с ноги на ногу, ― мы с Тайгой можем перекантоваться у вас день-другой? В моей квартире живут квартиранты, в деревенском домике ― тоже. Я понимаю, ребёнок и всё такое, если что, вломимся к Вадику Ильинскому. Доеду на автобусе и навру, что вернулся с Востока. Он поверит.       ― Если не поселитесь навеки, то добро пожаловать, ― улыбнулся Альфред.       ― Мы забыли ещё кое о ком, ― вдруг помрачнел Рыжий. ― Некромант всё ещё сидит на земле. Когда я проходил мимо он, кажется, плакал. ― Рыжий замолчал и отвернулся. Альфреду стало не по себе. Паша остановил Константина Львовича и спас Лию, но просто забыть прошлое было невозможно. Оставалось только жить дальше.       ― Аня, Аврора, я сейчас вернусь, ― быстро произнёс Альфред. ― Всего одну минуту. ― Он быстро вышел из дома и направился к Паше. Дорохов уже поднялся с земли и выглядел не таким бледным. Но тёмные прорехи в мерцании и льнущие к его ногам густые тени не давали обмануться. ― Тебе нужны соловьи?       ― Я вызвал вертолёт по спутниковому телефону, ― отозвался Паша. ― Сказал, что отец напился в приступе ностальгии и умер, упав в болото. А пока я его вытаскивал, нашёл матушку.       ― Ты так хладнокровно лжёшь, ― произнёс Альфред.       ― Я ― политик, ― невесело усмехнулся краем губ Паша. ― Мне надо носить маску.       ― Ты когда-нибудь её снимаешь?       ― Пока никто не видит. Иди к своей семье. И передай Анне мои извинения.       Кивнув, Альфред вернулся в дом. Соловьи смотрели на него глазками-бусинками и тихонько напевали. Он позволил соловьям подхватить себя и внимательно следил, чтобы Анну с Авророй на руках птицы несли ровно. Он уже летал с Сирин, но соловьи несли его мягко и плавно, а лучи солнца пригревали. После безумной ночи и фантасмагории сражения клонило в сон, а Анна так вообще задремала, пока соловьи летели по солнечным лучам.       Он прикрыл глаза всего на секунду, а перед ним уже высился его коттедж. Птицы легко преодолели магический барьер и осторожно опустили Альфреда, Анну, Рыжего и Тайгу на землю. Анна стояла неуверенно, даже решила сама дойти до дома, но Альфред решительно подхватил её на руки. Анна бережно передала Аврору Тайге, а Рыжий, повозившись с ключами, открыл дверь.       ― Я, например, безумно хочу жрать, ― произнёс он, когда Альфред устроил Анну на диване и отправился звонить с домашнего телефона в частную клинику, где работал заведующим сын сердобольной жены ювелира Ольги Петровны.       ― Я приготовлю ужин, ― произнесла Тайга. ― А если Альфред даст денег, схожу в магазин. Мне нужно учиться жить в обществе.       ― Главное, чтобы в ближайший месяц никто не звонил в Бюро, ― произнёс Альфред и лёг на пол. Степень его усталости не поддавалась исчислению.       «После 26 лет неизвестности найдено тело Ирины Дороховой. Павел Дорохов избран губернатором края и выступает против строительства водохранилища».       «Константин Дорохов умирает от обширного инсульта в своём особняке».       «Возвращение в науку: известный этолог Вадим Ильин вернулся с Востока, где посвятил десять лет изучению буддизма».       «Невероятной силы лесной пожар потушен аномально разлившейся рекой. Учёные говорят о глобальном потеплении».       «Известный маг, ясновидящий и целитель Альфред Дрелих стал отцом в Вальпургиеву ночь. Эксклюзивное интервью с супругой экстрасенса ― ниже по ссылке».       Альфред лежал в гамаке, читал новости и смотрел, как Анна качала колыбельку Авроры, что-то тихо напевая дочке. Давно, а, кажется, никогда он не был так счастлив. Главное, чтобы никто не позвонил, а то ему уже мерещился настойчивый звонок рабочего смартфона Анны.