***
Начало 80-х
Корабельные сосны пронзали звёздное небо. Оранжевые искры огромных йольских костров взлетали вверх, озаряя заметённое снегом поле. Вокруг костров танцевали в ярких летящих шелках колдуны и ведьмы. Альфред стоял на самом краю освещённого круга и медленно затягивался косяком. Сладковатый дым проникал в лёгкие, обволакивал истерзанный бессонницей мозг и самое главное ― успокаивал магию в крови. Прошло больше года с тех пор, как он вернулся с Востока, где прослужил два года, умер и воскрес, но контролировать своё проклятие так и не научился. Магия выжигала вены, ломала кости и не давала спать. Рыжий, упросивший Гасящего зажечь свечу Альфреда заново, мог помочь только притупить боль. Магию колдуны обретали редко. Обычно с ней просто рождались. И что делать с «обращённым» колдуном, никто не знал. Альфред докурил косяк и тут же начал шарить в карманах просторных ярких шаровар в поисках нового. Нашёл, поднёс к губам и зажёг крохотным огоньком, вспыхнувшим на кончиках пальцев. Почти единственное, чему научился ― контролировать огонь. На остальное его уже не хватало. Стояла середина зимы, но Альфред не мёрз. Магия грела его изнутри, а терпкие, пахнувшие летом травы ещё сильнее разжигали кровь. Широкий цветастый свитер ручной вязки спускался почти до колен и был не по размеру, но традиция оставалась традицией. Никто не хотел, чтобы за ним пришёл Йольский кот. Хотя Альфред с удовольствием отдался бы на съедение гигантскому коту. Пока же отдавались только ему. И преимущественно хорошенькие ведьмы. На шабашах, подобным йольскому, все любили друг друга. Девиз хиппи ― занимайтесь любовью, а не войной ― вызывал у Альфреда усмешку и надежду. Быть может, в эту ночь с этой ведьмой он забудет о тёмной пещере с мириадом свечей и прежней жизни, когда его глаза ещё были голубыми. Альфред нравился ведьмам. Из армии он вернулся в хорошей форме, а густые светлые волосы и янтарного цвета глаза делали его неотразимым. А боль и грусть на лице заставляли колдуний проникаться образом и трепетать. Колдуньи любили Альфреда, а он отвечал им взаимностью, когда забирался на камень и кричал: «А теперь ― оргия!» На границе поля и леса началось какое-то оживление. Колдуны и ведьмы суетились, смеялись и что-то одобрительно выкрикивали. Альфред выкурил уже достаточно, чтобы твёрдо стоять на ногах, поэтому отправился к толпе посмотреть, что происходит. Венок из омелы то и дело сползал на глаза, но Альфред всё же успел разглядеть в темноте леса очертания чего-то большого и странного. Нечто стремительно приближалось, и миг спустя на поле выскочил грифон. Существо вставало на дыбы, било себя по бокам львиным хвостом с кисточкой на конце, хлопало гигантскими крыльями. ― Машка, ты сделала это! ― прокричал хмельной химеролог. Имени его Альфред не помнил. ― Так держать! Машка ― Мария Зейгер ― быстро и легко обогнула ярившегося грифона, которого только что выгнала из леса. Она встала рядом с Альфредом. Так близко, что он всей кожей ощущал жар её вспотевшего тела под жёлтыми и зелёными шелками. Лоб Маши перехватывал плетёный ремешок, в светлых волосах шуршали пёстрые ленты. По напряжённой тонкой фигуре и заострённым клыкам Альфред понял, что Машка решила сегодня дать себе волю и обратиться. Она почувствовала на себе его взгляд, повернулась и улыбнулась. Альфред хотел сказать что-то весёлое, но в этот момент раздался крик: ― Вот черти! ― А следом его обдало волной разорвавшегося защитного заклинания. Грифон метался по полю, бросался на вмиг протрезвевших химерологов и готов был убивать. С диким рёвом он бросился в толпу убегавших врассыпную колдунов, и тут вдруг оказалось, что у грифона есть противник. Напротив существа возник из тьмы парень. Совсем молодой, не старше шестнадцати лет, но высокий и широкоплечий. Его смуглое тело под распахнутой шёлковой рубахой бугрилось мышцами. Парень, наклонив голову, бросился вперёд, выставил руки и врезался в зверя. Толпа ахнула, а молодой колдун продолжал бороться с грифоном, как будто укрощал его. Существо било крыльями, но силы у парня оказались поистине нечеловеческими. Он прижал грифона к земле и явно ждал помощи, но оторопевшие одурманенные и захмелевшие колдуны только смотрели. Альфред застыл вместе со всеми, а потом дым в голове стал неожиданно ясным. Он подскочил к костру, загрёб прогоревших углей и, пачкая руки в золе, кинулся к укротившему грифона парню. Навалился на существо всем телом, быстро рисуя на боках и спине грифона охранные знаки. Тот заклокотал, но вырваться больше не пытался. Альфред, израсходовав силы, сел, прислонившись к тёплому боку поверженного грифона. Он сомневался, что сможет встать. Послышались шаги, кто-то остановился рядом с ним. Альфред моргнул, сфокусировался и увидел того самого храброго парня. Чёрные волосы того взмокли, тёмные глаза горели огнём. Парень протянул Альфреду руку: ― Паша Дорохов, ― произнёс он. ― Некромант. ― Альфред Дрелих. ― Он ухватился за протянутую руку и поднялся. ― Обращённый колдун. Где твой свитер? Не боишься йольского кота? ― Это он должен бояться меня, ― усмехнулся Паша. ― У Маши Зейгер много полевого хмеля. Будешь? Альфред кивнул. Уже на рассвете, накуренный, пьяный и в компании Рыжего, Машки и Паши он почувствовал, как выжигающее пламя в его жилах чуточку укротилось.***
Первое, что Альфред увидел, открыв глаза, была стенка палатки. За пределами крохотного мира тепла спального мешка и запаха носков шуршал по листве мелкий дождь. Внутрь врывался аромат костра и жарящейся тушёнки. Альфред подавил подкатившую к горлу тошноту. Было чёткое ощущение, как будто он вчера перепил, а сегодня проснулся с похмельем. Спальный мешок тут же соскользнул с плеч, когда Альфред сел. Тело обдало утренней прохладой, часы показывали пять утра. Альфред запустил пальцы в растрёпанные со сна волосы и попытался вспомнить, что произошло за последние тридцать шесть часов. Мысли упорно ускользали, смешанные пришедшим во сне воспоминанием. Ему казалось, что он так и провёл всю жизнь с того йольского шабаша в палатке в лесу. За стенкой послышались шаги, а затем мерные удары: Лев помешивал что-то в котелке. Альфред потянулся, разминая плечи. Память начинала возвращаться. По крайней мере, он вспомнил, как они вчера ставили палатку. Лев клялся капитолийской волчицей³, что имеет корочки инструктора по туризму и отлично выбирает место для бивака. И не соврал: ночью в спину почти не впивались корни. Альфред лёг обратно и уставился в стенку. Перед глазами до сих пор стояла Маша, выскочившая из леса. Альфред старался успокоить себя тем, что если в шестнадцать она гоняла грифона, то сейчас уж точно противостоит химере, но в сознании неумолимо воскресал и обрывок другого сна, увиденного в Бюро. Липкий страх, заставляющий сердце колотиться на пределе, отупляющий и дурманивший разум. Словно нечто бродило вокруг, заставляя забывать и сомневаться. Иначе как объяснить то, что он не помнил ничего из случившегося за последние два дня? Альфред хотел выбраться из палатки, как вдруг застонал и громко выругался: свело ногу. Чертыхаясь и проклиная всё на свете, чувствуя, как простая, отрезвляющая и суживающая мир до икроножной мышцы боль разливается по ноге, он вылез из палатки и, хромая, начал расхаживать вокруг стоянки. Голень окаменела, но судорога начала отпускать. Альфред осторожно опустился на походный раскладной стул. Лев, скорчившись на другом сиденье, помешивал завтрак в котелке. Судя по красным глазам и тёмным мешкам под ними, Зейгер не спал всю ночь. Растрёпанный, всклоченный, он двигался резко и настороженно, словно испуганный и одновременно готовый к нападению волк. Порывшись в рюкзаке, стоявшем рядом, Альфред с удивлением нашёл GPS-трекер. Повертел в пальцах, прищурился, рассматривая правым глазом. Ничего необычного, обычный навигатор, наверняка о нём позаботился Лев, чтобы не потеряться в лесу. Настораживало то, что на популярном туристическом маршруте совсем не было связи. Или они уже настолько сильно отклонились от Королевской Тропы? Выпавшие дни раздражали, заставляли сердце сжиматься. Как там Анна? Что он ей сказал? Альфред не допускал мысли, что уехал просто так, не предупредив жену. Это было немыслимо. Да и вещи при нём. ― Лев, ― позвал он. Зейгер вскинул голову и вытер рукавом лицо. ― Извините, что отвлекаю, но что вчера было? И позавчера тоже… ― Вы тоже не помните? ― Лев высморкался и повёл носом по-собачьи. ― Я точно уверен, что мы поставили палатку. Потом вы рухнули спать, снова метались во сне, хорошо, что не орали. Я глаз не сомкнул до рассвета и сварил еды. Думаю, ― Лев почесал за ухом, ― всё дело в рунах. ― Каких рунах? ― Альфред насторожился. ― Где они? ― Да везде! ― Лев обвёл половником лес. ― Почти на каждом дереве вырезаны старые знаки. Я не умею их читать, но вроде скандинавские. Лев не ошибся: все деревья вокруг оказались покрыты грубо вырезанными, но вполне узнаваемыми рунами. Альфред переходил от ствола к стволу и старательно перерисовывал знаки в блокнот, скорописью отмечая, что каждая руна обозначает. Кеназ ― что-то здесь было явно скрыто, и он не сомневался, что это ― химера. Факел, свет ― несчастный из Альбиона говорил о том, что чудовище приходило во тьме. Гебо ― союз, единение энергии и ещё что-то неопределённое, связанное с даром. Хагалаз ― Альфред почувствовал, как магия царапала позвоночник, ― разрушение отжившего. Толковать можно было как угодно. Эйваз ― преодоление препятствий и туманный намёк на защиту. Альфред криво усмехнулся и едва не зашипел от боли: в мозг словно воткнули раскалённую иглу. Он посмотрел на небо: тучи сгущались всё сильнее, но дождя пока не было. Альфред искренне надеялся, что если у него окончательно упадёт давление, он сможет его поднять лекарствами ― всё же дома он явно был, и Анна упаковала ему аптечку. Размяв шею, он вернулся к изучению рун. Эваз ― познание себя. Он слышал, как Лев гремел черпаком, разливая по мискам перловый каше-суп с мясом. Зейгеру это как раз подходило. Отала ― глубинная связь со своей семьёй. Ещё один знак того, что Льву предстояло здесь оказаться. Альфред вздохнул: оставались ещё пустые руны ― просто пропуски между остальными. То, чего пока не следует знать. Закончив с рунами, Альфред вернулся к стоянке и взял свою порцию. Лев ел жадно, налегая на тушёнку и тщательно выскребая куском хлеба остатки еды со стенок миски. Глядя на него, Альфред невольно удивился тому, как раньше не замечал подобного поведения оборотней. Анна долгие годы принимала аконитовую настойку, потом была беременна и не обращалась. Быть может, дело в том, как человек воспринимал свою вторую сущность. Анна старалась сродниться, но всё же оставалась обычной женщиной, а вот Лев точно был волком. Со всеми вытекающими последствиями. ― Вы что-нибудь чувствуете? ― Лев умял вторую порцию и ополоснул миску из фляги. Протянул покрасневшие ладони к огню и блаженно потянулся, словно хаски. ― Ничего, ― покачал головой Альфред. ― Только то, что мы здесь находимся, кажется, тысячу лет. Это древний лес, но не волшебный. Пустой. Словно в нём ― деревьях, травах, животных ― ничего нет. Вы правы, Лев, всё дело в рунах. Они могут заставить забыть, водить по кругу и загонять в ловушку. ― Тогда нам нужно идти. ― Зейгер быстро затушил костёр и молниеносно свернул палатку. ― Выживший говорил, что после того, как они свернули с Тропы, то через четыре километра наткнулись на насаженного на дерево лося, а потом и хижину с рогатым идолом. ― Они долго петляли, ― бросил Альфред, взваливая на плечи рюкзак и проверяя кобуру с «Стечкиным» на поясе. ― Нам нужно найти деревню культистов: химера будет неподалёку. Вызванная сущность всегда привязана к определённому месту, и если мы хотим остановить её, то должны поторопиться. ― И добавил: ― А вы, Лев, что-то ощущаете? ― Я чувствую запах гари, ― негромко произнёс Зейгер, глядя куда-то в чащу. Его рюкзак повис на вытянутой руке. Лев всматривался в лес, напряжённо застывший и готовый броситься. Неясно только бежать или нападать. ― Разложения и дерьма. И не все эти запахи принадлежат лесу. Альфред! ― Голос Зейгера сбился до рычания. ― Вы видите? Там, между деревьев! ― Прежде, чем Альфред успел ответить, Лев сгрёб его за плечи и развернул в нужную сторону. ― Вон там, ― выдохнул он на ухо с запахом каши и крепкого чая, ― левее палатки. Альфред посмотрел и с удивлением обнаружил, что не видит мерцания. Никакого. Закрыл левый глаз и едва сдержал возглас досады: правый впервые после ранения перестал улавливать магию. Чувствуя, как в груди ширится и разрастается беспокойство, грозящее перейти в страх, Альфред щёлкнул пальцами. На кончиках тут же вспыхнул огонёк. Альфред снова посмотрел в чащу и коротко вздохнул: на долю секунды показалось, что он увидел тёмный горбатый силуэт, мелькнувший между стволов деревьев. ― Не знаю, ― негромко и отрывисто бросил Альфред, помогая Льву надеть рюкзак. ― Мы пойдём на запах гари и гниения. Я уверен, что именно там сожжённая деревня культистов. Они поняли, что находятся на верном пути, когда нашли первый труп. Тропа, очевидная для следопыта-Зейгера, но незаметная для Альфреда, повернула, и взгляд тут же упёрся в истерзанное, разорванное в клочья существо, с чудовищной силой насаженное на обломанную ветку дерева. Лев резко остановился, попятился назад и врезался в Альфреда. По его посеревшему лицу было видно, что сейчас Зейгер выблюет на тропу свой завтрак. Не хотелось думать, как он ощущал сладковатый вездесущий трупный запах, который словно затаился, а теперь нахлынул с убойной силой. Прикрыв нос рукавом, Альфред подошёл ближе. Подвешенное существо оказалось лосем. Ветвистые рога обломаны, шкура распорота, внутренности вывалились наружу. Вся трава под ногами оказалась залита засохшей кровью, а мухи кружили над трупом. Едва сдерживая рвотные позывы, Альфред чуть сдвинул лося подобранной палкой. Ствол дерева оказался покрыт рунами. С каждым пройденным километром пустых рун, как он отметил, становилось всё больше. При этом чаще стал встречаться эйваз и, что удивляло и беспокоило, хагалаз. Альфред не успел озвучить едва оформившееся предположение Льву: тот остановился как вкопанный и почти заскулил. Заглянув ему через плечо, Альфред понял, почему, и сердце у него сжалось. На ближайшем дереве висели собаки ― в точно таком же виде, как лось. Но свежее. Намного. А за следующим поворотом их ждал уже человек. Альфред не запомнил имени, которое выкрикнул Лев, бросившийся к телу, понял только, что покойный ― его двоюродный брат. Полуобезумевший Лев стоял возле дерева, порывался снять тело, но Альфред оттащил его. Не время. Поставил заметку в навигаторе: отметил местоположение кузена Зейгера. Так же, как отметил до этого трёх собак, а потом ― ещё двоих оборотней. Альфред помнил, что Лев говорил о шестерых собратьях, и понимал, что боится увидеть Зейгер за каждым новым поворотом. Они шли, казалось, целую вечность. День растянулся смолой, низкие грозовые тучи серой рваниной плыли по небу, но дождь больше не принимался. В лесу парило, жар, который не должен ломить кости, пробирался под свитер и куртку. Ночь была холодной, а ведь ещё даже не осень. Альфред шёл по тропе за Зейгером и чувствовал, как гудели усталые ноги. Лямки рюкзака натирали плечи, пот струился по лицу. Альфред неимоверным усилием воли заставлял себя дышать носом. До этого похода он считал, что находится в прекрасной физической форме, но сейчас начал понимать, что возраст даёт о себе знать. Ему уже не двадцать лет, чтобы бегать по плоскогорью Востока с грузом и в армейском защитном костюме. Зейгер впереди шёл не в пример легче, но по напряжённой спине и опущенной голове было видно, что ему тоже тяжело. До безобразия однообразный, почти мёртвый лес сливался в сплошное полотно кустарников и деревьев. Они делали короткие привалы, но Лев с упорством гончей, взявшей след, вёл их вперёд. Коварные летние сумерки северных широт сгущались, но упали на лес неожиданно: в какой-то момент Альфред понял, что без фонарика они не пройдут и ста метров. Зейгер старался обходить буреломы, но временами тащил молча сжимавшего зубы Альфреда напрямик. Сейчас они как раз выбрались из очередных зарослей колючего малинника. Альфред чувствовал, как длинная царапина от хлестнувшей осиновой ветки на щеке горит и кровоточит. ― Лёва, ― хрипло произнёс он, останавливаясь и наклоняясь, опершись ладонями в колени. ― Надо останавливаться на ночлег. Дальше мы не пройдём. ― А мы уже пришли. ― Зейгер повернулся к нему. Его раскосые глаза горели в темноте желтоватым огнём. ― Это и есть та деревня. ― Он отошёл в сторону, давая Альфреду взглянуть. Лев оказался прав: они вышли к пепелищу, бывшему совсем недавно деревней культистов. Об этом говорили покосившиеся обугленные дома и столб с остатками разорванных верёвок ― не так давно к нему привязывали жертв для дани химере. Альфред медленно шёл по пепелищу, ощущая жар отгоревшего пламени. Внутри некоторых домов оказались трупы. Как Альфред и предполагал, погибли все: некому даже было захоронить останки. Не все жители сгорели, некоторые тела носили явные следы длинных зубов и рваные раны, точно их насадили на рога. Альфред вглядывался в сморщенные лица: почти все они были глубокими стариками, неизвестно как ещё державшимися за жизнь. Должно быть, невесело подумал он, культисты верили, что химера дарует им вечную жизнь. И она её действительно давала: иллюзорную, но затягивающую, как всё в этом лесу. Краем глаза Альфред заметил, что Лев ставит палатку. Решив, что Зейгер справится, а территорию важно осмотреть, Альфред медленно побрёл вдоль кромки леса, стараясь не терять попутчика из виду. Беспокоило одно: неосязаемое, неясное для обычного человека, но чётко ощутимое для колдуна ощущение чьего-то присутствия. На первой стоянке оно было особенно явным, в пути отступило, но на каждом привале возвращалось, скребло душу и маячило тенью на краю сознания. Альфред взял фонарик, но пока не включал свет: не хотел тревожить то, что, он был уверен, затаилось и наблюдало за ним из чащи. Он чуть углубился в лес и на первом же стволе увидел странные белые отметины: луна вышла из-за туч и залила всё вокруг бледным светом. Так и есть. На стволах были вырезаны руны. Казалось бы, знаки здесь повсюду, но когда Альфред подошёл ближе, то понял, что привлекло его внимание: руны были свежими. Лагуз ― женская защита, ингуз ― мужское разрешение ситуации и много, огромное количество оталы. Кончики пальцев закололо. Альфред, почти не дыша и не чувствуя ударов сердца, протянул руку и коснулся ладонью символов. Раздался оглушающий скрежет деревьев, как будто через буреломы в чаще ломилось что-то огромное. Альфред отпрянул от дерева и выставил вперёд руку. В пальцах заплясали языки пламени. Отступая, он вышел к пепелищу. Обернулся, и сердце упало: Льва нигде не было видно. Палатка стояла собранная, костёр отбрасывал на землю причудливые тени, но Зейгер исчез. Альфред взмахнул рукой, пощёлкивая пальцами: занялись и запылали нетронутые прошлым огнём хижины и столб. Магия жгла вены, разливалась по телу, в кости словно вогнали железо. Альфред сунул руку в карман и нашарил пакет. Горсть бертолетовой соли полетела в огонь. Пламя взметнулось ввысь, и в его свете Альфред увидел то, ради чего они пришли. Костлявый, покрытый короткой шерстью остов неимоверно искривлённого лося с головой, приблизительно напоминавшей волчью, и ветвистыми рогами и мощными копытами двигался к нему между деревьев. Отсветы пламени скользили по телу химеры, картина складывалась из мазков полутеней, а выхваченные подробности заставляли застыть и выпрямиться. Культисты, должно быть, хотели вызвать Эктюрнира⁴, но получилось… как обычно. Химера возвышалась на три человеческих роста, длинные саблевидные клыки неясно желтели. Огромные глаза уставились на Альфреда. В них не было ни капли привычного человеку разума. Альфред выхватил «Стечкина». Ломались кусты. Химера приближалась гигантскими скачками.