Дом с привидениями

      Всё вокруг оказалось объято пламенем. Огонь плавил вездеход, жар сдавливал грудь и обжигал лицо. Анна отшатнулась, когда дракон дыхнул пламенем, но в ушах стояло хлопанье кожистых крыльев. Рептилия пролетела так низко, что Анна сумела рассмотреть наездника в пластинчатой броне и остроконечном шлеме, похожего на воина времён Чингисхана. Лайки приткнулись рядом, Анна чувствовала их тепло, продолжая сжимать цепи.       «Везде Хан! ― промелькнуло в мыслях, когда Анна, увлекаемая Авророй вниз, уткнулась лицом в жёсткий, остро пахнувший мох. ― Как он узнал, что мы здесь?..»       Не успела она подумать, как рядом упало что-то тяжёлое. Анна вскинулась, но увидела, что это Артём. На миг их взгляды пересеклись, а потом Вениаминыч сбоку крикнул:       ― Ложись! ― В следующую секунду с вертолёта открыли огонь.       Анна вжалась в землю, мешанина водяники и мха, пачкавшая лицо и руки, заполняла нос прелым запахом, а над головой свистели пули. Лопасти вертолёта пощёлкивали, а стрелок на миг сделал перерыв. Приподнявшись, Анна увидела драконов, державшихся подальше от вертолёта и заходивших на второй круг. В их глотках клокотал огонь.       ― Гады! ― выдохнул Анне в ухо Вениаминыч. ― Ничего, скоро выдохнутся, если будут давать залпы такой мощности, они же в природе так мясо поджаривают, и вообще пламя появляется только при взаимодействии с кислородом воздуха…       ― Не время для ликбеза, Дружинин! ― отрезал Артём. Он отбросил в сторону автомат и поднялся. Аврора сдавленно вскрикнула и протянула руку, ухватившись за край его кухлянки, но Артём расцепил её пальцы, повернулся к приближавшимся драконам и вскинул руки.       Воздух колом встал в лёгких, Анне показалось, что она задохнётся. Порыв ветра пронёсся над долиной, всколыхнув чахлые берёзки и ели, а камни под ними протяжно застонали, заходили ходуном. Горевший вездеход жалобно заскрипел и рухнул в разлом, пахнуло горячо и остро.       Подняв голову, Анна, сощурившись от пыли, рассмотрела спускавшегося с сопок человека. Пахнувший льдом ордынец выбросил руку вперёд, и порыв ветра, закрученный поворотом запястья Артёма, обернулся снежным смерчем. Поток острых снежинок, в полёте превращавшихся в ледяные глыбы, ринулся в сторону Артёма. Анна почти оглохла от стука сердца, но не могла оторвать взгляда от загорелого, словно вытесанного из камня лица Бутенко. Казалось, он рос из земли, был частью горных массивов. Анна чувствовала, что может он много больше, но не здесь, в долине, а в родных горах.       Под руками Артёма плясали ветер и камни. Склоны холмов вздымались, ломалась земля, обнажая древние граниты. Взметнулась вода ручья, закручиваясь в воздухе, и тут же леденея под натиском силы ордынца. Но своё дело она сделала, и струйки песка, золотые россыпи складывались в тугие нити, рвавшиеся стрелами вверх, пронзая крылья ревевших драконов. Часть золотых стрел устремилась к вертолёту, старавшемуся уйти из-под обстрела. Пилот стал набирать высоту, стрелок прекратил огонь, и тут Ева прокричала:       ― Нам бы в небо! ― Воздух вокруг неё шёл рябью, а знакомый жар пробирался под грязную разорванную кухлянку Анны. ― Я переброшу их в прошлое, пускай там полетают! ― Ева двигалась быстро, но казалось, что её движения растягиваются, оставляя в пространстве призрачный след. ― Быстрее, я скоро перемещусь! ― Ева бросила умоляющий взгляд на Аврору, и только тут Анна заметила, что дочь пристально смотрела на светлое небо, а её лицо становилось всё белее, черты заострялись. Не моргая, она поднялась на ноги и стянула куртку.       ― В небо, так в небо! ― И Аврора рванула на себе рубашку.       Оглушивший Анну крик принадлежал ей самой. По лицу Авроры она видела, что та готова идти до конца в своей решимости ― хоть на плаху. Но то, что случилось потом, отпечаталось на сетчатке намертво. Жилистую спину Авроры покрывали острые роговые выросты. Словно птерилии, из которых у птиц росли перья. Выросты были воспалёнными, кожа вокруг них покраснела, основания сочились кровью и сукровицей. Аврора резко вдохнула: Анна видела, как обозначились и поднялись её рёбра, а затем из птерилиев начали расти перья.       Чёрные и жёсткие, они сперва выглядели просто стержнями, но с каждым ударом сердца удлинялись, покрывались мощными опахалами. А затем Анна увидела, как следом за перьями из спины Авроры, согнувшейся так, что обозначились позвонки, полезли крылья. Фаланги длиннющих тонких пальцев, предплечья, плечи ― третья пара конечностей отрастала быстро, но Анне показалось, что прошла вечность.       Не дыша, она понимала, как Авроре больно сейчас, но не знала, не понимала, как помочь дочери. Артём послал в ордынца россыпь замёрзших в полёте камней, и пока тот уворачивался от обстрела, подбежал к Авроре. Подхватил её под руку, пошарил в кармане её широких штанов и, вытащив шприц, вколол Авроре в плечо.       ― Ты что, собиралась расчехлять крылья? ― Его губы изогнула болезненная улыбка. Аврора подняла на него налитые кровью глаза и улыбнулась в ответ:       ― Нет. ― И отстранила Артёма резким движением руки.       Окровавленные мощные крылья за спиной выпрямившейся Авроры смотрелись гротескно и почти органично. Словно она родилась такой, хотя Анна помнила, словно это было вчера, как держала на руках дочку, готовая защитить её от демона. Теперь пришла очередь Авроры защищать мать от драконов.       ― Ты готова? ― резко и чётко бросила Аврора подбежавшей Еве, закреплявшей на себе альпинистское снаряжение. Ева кивнула. ― Тогда вперёд! ― Аврора притянула Еву к себе, схватив за портупею. Амулеты в волосах Евы колыхнулись, и Анне почудилось, что умулюхы ухмыляются своими большими ртами.       Резко присев, Аврора взмыла в небо. Она летела вверх соколом, выше драконов, и зависла в трепещущем полёте над долиной. В лучах полярного солнца Анна видела бледное лицо дочери. Из её прокушенной губы на подбородок капала кровь. Ева нацепила респиратор и сосредоточенно смотрела на приближавшийся вертолёт. Пилот явно был не готов к появлению Алконоста, поэтому ушёл влево, поворачиваясь боком без стрелка. В этот момент Аврора парой взмахов крыльев подлетела к машине и, стараясь не напороться на винт, бросила Еву вперёд.       Мерцание охватило Еву, а когда она вцепилась в кабину и начала забираться внутрь, пристёгиваясь карабинами снаряжения, перекинулось на машину. Стрелок повернулся к ней, но Ева оказалась быстрей: Анна услышала выстрелы, а затем вертолёт поглотило сияние. Раскалённый воздух дрогнул, и в следующую секунду вертолёт исчез.       Звук затвора Анна услышала до того, как некто за ближайшей сопкой его передвинул. Она дёрнулась к автомату, чувствуя себя совершенно бесполезной. Не ведьма, не одарённая, она не могла даже обратиться. Анна схватила автомат, растерянно не понимая, что делать ― стрелять она умела только из пистолета, ― как вдруг рядом оказался Серый. Он замотал головой и вскинул винтовку с оптическим прицелом. Серый уже явно лежал в другом месте, был весь в земле и копоти.       ― Матушка с отцом научили! ― выдохнул Серый, отбегая в сторону, укладываясь на землю и ставя винтовку на опору. ― Спускайте собак! ― И припал к прицелу.       Рвавшиеся с цепей лайки захлебывались диким лаем. Они боялись драконов, Анна чувствовала их терпкий страх, но тут же унеслись в тундровый сумрак. Лайки кружили у лагеря, проскальзывали гибкими тенями между умулюхы, скалились и скулили. Ждали противника.       И дождались. Ордынцы приближались: Анна насчитала человек десять, надвигавшихся кольцом. Некоторые были в чёрных полумасках, другие просто в камуфляже, а один ― в шаманских одеждах и с бубном. Этот шёл позади всех, его лицо скрывала бахрома из полос кожи и бус, свешивавшихся с шапки, а за ним шли…       У Анны перехватило дыхание. Она видела много разного за время работы в Бюро, неплохо знала мифологии различных народов своей необъятной родины, но сейчас это знание обернулось удушающим страхом. Потому что рядом с шаманом ордынцев шагали кэле. Высокие и тощие, с длинными ногтями и зубами, они походили на остроголовых одноглазых людей, но один взгляд, брошенный на них, вызывал жгучее, почти непреодолимое желание припасть к земле, поджать хвост и заскулить. Тут же метались чёрные потусторонние собаки, а сами духи забирали влево, стремясь просочиться между умулюхы.       Вениаминыч не терял время зря. Зачерпнув голыми руками угли и золу из костра, он быстро и точно, не переставая шептать рубленные, казалось, бессвязные гортанные фразы, чертил на земле и камнях изображение медведя.       ― Духи! ― рыкнула Анна, мотнув головой в сторону кэле. ― Взять!       Устремившиеся вперёд лайки перепрыгивали трещины в земле и поскальзывались на обледенелых камнях. Северный шаман двигался плавно, непрерывно постукивая в бубен. Кэле и их чёрные собаки вырвались вперёд, и тут же столкнулись с лайками. С рычанием и визгом звери сцепились, покатились по земле, а кэле, не обращая на них внимания, поравнялись с умулюхы.       Казалось, амулеты только этого и ждали. Енисейский нефрит вспыхнул нестерпимым зелёным светом, а в следующую секунду в нос Анне ударила невообразимая смесь удушавших запахов: торф, гниль, мертвечина, плесень и прелая хвоя. Вытерев слезившиеся глаза, она увидела, как умулюхы увеличивались. Крохотные человечки превратились в огромных идолов, сомкнувших ряды и стеной вставших против кэле.       Визг дерущихся собак оглушал, духи боролись с умулюхы в мертвенном свете полярного солнца и нефрита. Духи носились тенями вокруг идолов, а сами умулюхы не шевелились. Вскинув голову, Анна посмотрела на ордынцев: как только ожили идолы, противники остановились, позволяя кэле и собакам бороться.       Анна не находила себе места. Духов было слишком много. Шаман ордынцев бил в бубен и тихо напевал, но Анне казалось, что его грубая песня раздавалась в её голове. Она не могла пошевелиться, точно впадала в транс. Кэле кричали высокими голосами, а умулюхы отзывались протяжным гулом. Земля колебалась от мерного гудения идолов и песнопений. Даже Артём опустил руку, а Вениаминыч рисовал медведя и бормотал заклинания всё медленней.       Чугунная голова вдруг показалась Анне неожиданно лёгкой, и в этот миг загустевший воздух прорезал рык дракона. А следом раздался звонкий, точно мелодия ветра, возглас, походивший на песню.       Вскинув голову, Анна увидела: Аврора вела за собой драконов, наездники которых явно вознамерились загнать её. В глотках рептилий клокотало пламя, и в ту секунду, когда струи огня вырвались из раскрытых пастей, Аврора резко ушла в сторону, едва не коснувшись земли. Секунду она была совсем близко, и Анна рассмотрела кровавые росчерки у неё на спине. Драконы не успели сдержать пламя, и гневные вопли наездников утонули в рёве огня. Пламя красно-чёрной волной ударило прямо в кэле, круживших вокруг умулюхы.       ― Назад! ― в ужасе заорала Анна. Почти все лайки успели отскочить, но нескольких пожрал огонь. Хотелось заткнуть уши и не слышать лая, перешедшего в скулёж, но когда Анна ощутила под пальцами жёсткую шерсть спасшихся лаек, на сердце потеплело. ― Хорошие! ― выдохнула она и тут же снова посмотрела вверх.       Летавшая Аврора вела драконов, вынуждая их тратить пламя. Рептилии слушались наездников, старавшихся экономить огонь, но понимавших, что Алконост серьёзный противник. С замирающим сердцем Анна смотрела, как Аврора летала юркой птицей, но чувствовала, что силы дочери на исходе. Виражи давались Авроре всё тяжелей. А когда она ушла в пике и на выходе оказалась слишком близко к земле, её поймал подоспевший Артём.       ― Ты себя в гроб загонишь! ― выдохнул он, вкалывая Авроре лекарство и укладывая её на уцелевший кукуль. ― Чокнутая. ― Даже слово «любимая» он не смог бы произнести нежнее.       ― На заре я выйду в туман… ― прошептала Аврора и отключилась.       Рядом послышался шум мотора, заревел и попытался выехать из разлома готовый взорваться вездеход, охваченный искрами. Артём взмахом руки запечатал его в недрах тундры.       ― Мой вездеход! ― проорал Вениаминыч, закончивший рисунок и начавший делать руками пассы, словно бил в невидимый бубен. ― Белоснежка нас убьёт!       Аврора лежала без движения, но дышала. Драконы, истратившие пламя и по ошибке сжёгшие собственных кэле вместе с умулюхы, кругами снижались. Серый припал за камнями, отстреливаясь от прятавшегося за холмом снайпера ордынцев.       ― У них техник! — прокричал он, отбрасывая заискрившую магией винтовку. ― Твою мать! Чёртов ублюдок заклинил нам оружие. Хорошо, что и себе тоже! ― Анна поняла, что снайпер больше не стрелял, и с усмешкой подумала, что за короткое время привыкла к свисту пуль.       В наступившей тишине, нарушаемой лишь угрожающим рычанием лаек, дыханием ордынцев и хлопаньем крыльев драконов, Анна слышала биение сердца. Растрескались горы, долина шла разломами, но ордынцы снова шли вперёд по ледяным мостам.       Воздух неожиданно всколыхнулся рябью, и рядом с Вениаминычем возникла едва не затоптавшая рисунок медведя Ева. Растрёпанная, в разодранной одежде с расцарапанным лицом и в оборванном снаряжении, она уронила на землю тяжёлую авиационную пушку. На секунду прикрыла глаза, и откатилась в сторону, давая Серому полный обстрел. Пулемётная очередь пронзила воздух, аэромант едва успел создать щит, а пиромантка и ведьма ― взметнуть плавивший камни огонь до небес, но несколько ордынцев с воплями упали. В нос Анне ударил густой запах крови и внутренностей. Но пулемёт замолчал, Серый разразился ругательствами, а Ева осела на землю, жестом останавливая бросившегося к ней Вениаминыча. Анна обняла Еву за плечи и похлопала по щекам, лихорадочно соображая, как помочь. Будь сейчас полнолуние, она бы… В голове словно вспыхнул свет. Анна положила Еву к Авроре, и кинулась к Вениаминычу.       ― Отвлекись от живописи! ― крикнул Артём, закручивая в воздухе фонтан из камней и земли. Его лицо бледнело в свете тусклого солнца, волосы и борода взмокли. Казалось, его силы вдали от гор стремительно иссякали.       ― Что? ― Перепачканный в золе Вениаминыч уставился на Анну. ― Вы же не…       ― Обрати меня! Сейчас! ― Анна схватила его за воротник куртки. ― Ты химеролог, а мне до полнолуния пара дней! Оборотни сродни химерам, Алек говорил…       ― Постараюсь причинить как можно меньше боли. ― Вениаминыч всё понял и резко положил ладонь Анне на лоб, крепко сжав пальцы.       Кости словно сломали, а потом залили в осколки расплавленный свинец. Она надрывно закричала, успела заметить мутневшим взглядом, как Артём подскочил и что-то ввёл ей, но укол Анна не почувствовала. Клыки разворотили челюсть, рот наполнился кровью. Не в силах терпеть боль, она рванулась назад, но тут Вениаминыч отпустил её. Тяжело дыша, Анна отползала, распарывая руки о камни, а боль с каждым вздохом уходила, уступая место волчьей силе. Подняв глаза к небу, Анна увидела бесцветную луну. Не сдерживая вой, вырвавшийся из горла, она перекатилась, вставая на ноги. Теперь она чётко обоняла и слышала ордынцев.       Между пальцев пахнувшей серой красноволосой пиромантки перетекал огонь, аэромант наращивал перед собой ледяной щит. Ведьма и колдун пахли луговыми травами, мёдом и мускусом и казались самыми опасными, а в чёрно-белом свете и вовсе выглядели духами. Остальные пахли по́том и кровью ― вампиры не взлетали, видимо, боялись драконов в небе.       Анна не успела сосредоточиться и выбрать цель, как перед ней возник враг. От него несло металлом и порохом. На границе человеческого и волчьего сознания мелькнула мысль, что это и есть техник, который резко бросился на неё.       На миг Анне почудилось, что за её спиной стоял Альфред. Почувствовала тепло его тела и твёрдую сильную ладонь, сомкнувшуюся на её предплечье и направившую руку ребром точно в грудь ордынца. Казалось, Анне нужен был этот толчок, пробудивший воспоминания о приёмах самообороны, которым обучал её Альфред. Нога сама собой пошла вперёд подножкой, и ордынец упал. Анна услышала, как хрустнули рёбра врага, но думать было некогда: на неё наступала пиромантка, ткавшая огненный шар.       Поднырнув под пламя, Анна резко схватила пиромантку за ногу, опрокидывая, но та, падая, успела оттолкнуться другой ногой и врезать Анне по подбородку сапогом. Отшатнувшись и едва не упав, Анна сплюнула кровь и осколок зуба. Приготовилась к атаке и вдруг заметила, что пиромантка не двигалась: приземлилась на камни.       Стучавшая в висках кровь насыщалась ликантропией и адреналином, заглушавшими боль. Анна стёрла с подбородка кровь, огляделась в поисках врагов и тут услышала это… Детский плач. Надрывный и жалобный до такой степени, что заныла душа. Анна, чувствуя ползущий по спине холод, инстинктивно обернулась, ища ребёнка. В сознании пролетели мгновения из детства дочки: первые колики, резавшиеся зубки, разбитые на велосипеде колени (как можно было упасть с трёхколёсного!), дурацкий гайморит-не-гайморит, которым все пугали…       Путаясь в мыслях, Анна бросилась было в сторону, откуда раздавался плач, но в следующий миг остановилась. Снова знание мифов тундры обернулось против неё. Она отлично поняла, кто бежал по долине, вызванный из Нижнего мира. И как она сразу не догадалась?       Гигантский восьминогий костяной белый медведь-людоед Кочатко. Только он мог издавать плач морозными ночами, приманивая жертв. Не шелохнувшись, Анна смотрела, как гигант приближался огромными прыжками, мотал жуткой костяной головой, а в его гладкой шкуре отражалось солнце. Кочатко прыгнул на бросившихся врассыпную ордынцев, затоптал нескольких вампиров и колдуна. Аэромант успел спастись и вместе с ведьмой метнул в медведя поток энергии воды и воздуха.       Поднявшийся на задние лапы Кочатко взревел и мощным ударом когтей пропорол брюхо пролетевшему слишком низко дракону. Груда отвратительно пахнувших кишок, дымясь, полетела на землю, а дракон с пронзительным рыком рухнул, забившись в агонии. Кожистые крылья подрагивали, а четыре лапы бешено дергались. Маленькая наездница соскользнула с туши, перекатилась и подбежала к морде дракона. И тут же развернулась к Анне. В руках драконьей наездницы блеснула сталь хладного ритуального кинжала. Гибкая и быстрая, словно змея, она бросилась к Анне, занеся нож.       Рука Анны сама собой метнулась вперёд. Она перехватила запястье драконьей наездницы и вывернула его. Та сдавленно вскрикнула, нож упал. Наездница качнулась назад, шлем слетел, её белая коса упала на спину, а фиолетовые глаза смотрели с яростью. Анна выбросила руку, целя в незащищённую просмоленным кожаным доспехом шею наездницы, и одним ударом отбросила её от себя. Перекувыркнувшись, та упала за спину своего дракона.       Из-за сопки выскочил снайпер и кинулся к шаману. Тот быстро выхватил бубен, с которым вызывал кэле, и разломал его. Снайпер, оказавшийся помощником шамана, тут же подал ему новый из сумки. Снова запел шаман, и чёрные остроголовые духи полезли, казалось, отовсюду. Кочатко катался в клубке с драконами, наездники которых присоединились к другим ордынцам.       Тяжело дыша, Анна отступала, пока не наткнулась спиной на взявшего её за плечи Серого. Она подняла на него взгляд и прочитала в карих глазах то, что и сама думала: их теснили.       И вдруг запахло озоном. Небо стремительно затягивало грозовыми тучами. Сизые облака касались земли, клубились позади вставших плечом к плечу Анны, Артёма, Серого и Вениаминыча. Разреженный воздух густел, пахло дождём. В голову полезла какая-то ерунда: «Слышу звон бубенцов издалёка — это тройки знакомый разбег»… Анна замотала головой, отгоняя наваждение, и с удивлением поняла, что звон ей не мерещился.       Между сопками показались нарты. Штук пять, они быстро приближались, а на рогах запряжённых оленей звенели колокольчики. Одна нарта вырвалась вперёд, управляемая женщиной в буро-красном одеянии. Длинные полы её камлайки¹ взметнулись, бахрома на рукавах колыхалась. В одной руке шаманка держала поводья, в другой ― хорей². На нарте позади неё сидел мужчина в кухлянке, прижимавший к груди бубен и показавшийся Анне знакомым.       Нарта резко развернулась возле кэле, и мужчина ловко срезал подвешенные сзади бубенчики и ботало. Звякнув, колокольчики упали на землю. Шаманка проскочила, а следом за ней, так же срезая бубенцы, проехали другие нарты, полные людей. Кэле взбесились. Позабыв о хозяине, духи с воплями бросились к бубенцам и принялись их делить, вырывая друг у друга. Ордынцы замешкались, и подоспевшим людям этого хватило. Замелькали вихри воды, смерчи, полетели птицы с железными клювами. Но Анна не могла оторвать взгляд от шаманки, воздевшей к небу бубен. Она низко запела, а потом вскрикнула так громко и яростно, что заложило уши:       ― Агды!³       С неба ударила молния. Одна, другая, и вот уже вся долина казалась грозовой тучей. Молнии били в кэле, испепеляя их, в ордынцев, падавших с криками, в единственного оставшегося в живых дракона и озверевшего окровавленного Кочатко.       Анну замутило, и она едва не упала, но Серый крепче обнял её за плечи. Молнии и рвавшийся бомбами гром оглушали, а люди на нартах привезли с собой невообразимую смесь запахов: меха, пота, мяса, костра, камней и речной воды. Зажимая ладонью рот, Анна боролась с тошнотой, но неожиданно её внимание привлекла шаманка, сошедшаяся один на один с шаманом ордынцев. Та не стала искушать судьбу, а просто треснула противника по голове хореем. Шаман со стоном упал, а шаманка наклонилась и сорвала с него шапку.       ― Стыдись, Лелетке! ― воскликнула она. ― Мы с тобой бок о бок на писаницу в городе шаманов смотрели! ― Между пальцев шаманки пробежала молния. ― Не будет тебе в Хэргу буга покоя! ― И прежде, чем Лелетке успел ответить, его поразила молния.       Когда он упал к унтам шаманки, та глубоко вздохнула, на миг склонила голову и стянула шапку. Растрёпанные чёрные косы упали на её плечи, а затем шаманка горностаем метнулась к приподнявшейся на локтях и шало улыбавшейся Авроре.       ― Златка! ― прохрипела Аврора, принимая у Артёма флягу с водой. ― Как ты узнала? И поднимите меня с земли! Мне только воспаления почек не хватало, а так уже всё было…       ― Духи-помощники подсказали. ― Шаманка повернулась к Артёму: ― Здравствуй, Князь.       ― Анна, это Злата Михайловна Московкина, ― произнёс Артём, кивая на шаманку и принимая у Серого еле стоявшую на ногах Анну. Сам Князь выглядел не лучше: бледный, мокрый, а рука, которую он положил Анне на спину, дрожала. ― Начальница ближней партии, потомственная шаманка и тундровая принцесса.       ― Хвалишь меня, Князь. ― Узкие чёрные глаза Московкиной блестели в рассветных лучах.       ― Отдаю должное твоему профессионализму, ― усмехнулся Артём, но Анна ощущала, насколько эта улыбка вымучена. Да и говорил он явно для того, чтобы отвлечься. ― Ты единственная верила в нефть на шельфе.       ― Потому что я знаю, что она там есть. ― Улыбка озарила широкое, с высокими скулами лицо Московкиной. ― Ты попросил помощи у Камня Шамана ― Камень помог тебе. Ты всё делаешь правильно, Князь. Хан тоже делает. На свой лад. ― И добавила: ― Здравствуйте, Анна!       «Если она сейчас скажет, что ей рассказывали обо мне отец, мать, дедушка, собака, я либо закричу, либо упаду в обморок», ― устало подумала Анна. Адреналин отпускал, цветное зрение возвращалось. Желудок крутило, хотелось есть и блевать, а ещё домой и спать. Закрыть глаза и лечь, чтобы проснуться в объятиях Альфреда, а не вот это вот всё. Но мечты оказались несбыточными. Анна усилием воли улыбнулась и собиралась сказать что-то вежливое в ответ, но Московкина её опередила, хлопнув в ладоши:       ― Забирайтесь на нарты! Мои геологи погрузят ваши вещи. От них мало что осталось, но мы дадим вам ещё! Уберегла вас Бугады⁴, так уберегла!       Это была первая поездка Анны на оленьей упряжке. Она старалась не свалиться с нарт, подпрыгивавшей на кочках, а Московкина улыбалась с добротой. Сглатывая комок в горле, Анна крепче ухватилась за Вениаминыча и шесты. Она смутно помнила дорогу, только то, что в лагере полно людей, которые приняли на руки Анну и команду, похлопывали по спине, наливали в железные кружки спирт и улыбались. Артём, Вениаминыч и Аврора с Евой после второй кружки спирта стали похожи на людей, разговорились, и дочка даже потребовала себе баню и доктора.       После полевой бани, обустроенной в армейской палатке, Анна чувствовала себя отдохнувшей и посвежевшей. Влажные волосы липли к шее, лицо горело от солнца и воздуха, а ароматный грибной суп из большого котла согревал нутро. Она держала миску обеими руками и смотрела на то, как её команда расползалась по палаткам, выделенным им Московкиной, казавшейся неотделимой частью этих холмов. Бесстрастная и белозубая, она набивала трубку табаком, глядя, как товарищи обустраивались на базе партии, помогала советом и делом, а вечером пригласила на камлание.       Один за другим они пролезли, как полагалось, через коридор из молодых живых лиственниц и оказались внутри чума. Коренастая фигура Московкиной, сидевшей на кумалане⁵ вытянув ноги, темнела в полумраке. Время от времени Злата ловила кого-то ртом, глотала и снова сидела с отрешённым видом. Костёр тлел, а рассевшиеся вокруг Артём, Аврора, Ева, Серый и Вениаминыч тихо переговаривались. Аврора шутила, то и дело наклонялась к Артёму и целовала его в висок. Она набросила на плечи рубашку, но Анна не могла не смотреть на её спину.       Между лиственниц коридора стояли причудливые, отдалённо похожие на людей изображения шаманских предков ― медведей, оленей, тайменей и щук, охранявших вход в Верхний мир. Анна с трудом вспоминала их странное название ― хомокоры. С другой же стороны чума, напротив лиственниц, стояли пеньки и валежник ― Нижний мир. Здесь стояли вырезанные из дерева птицы ― гагары, утки, гуси ― сторожа пути. Поперёк галереи пеньков лежал дух-налим, не дававший враждебным духам проникнуть в Срединный мир. И если раньше Анна могла рассеянно отнестись к обряду, то сейчас понимала, что магия вокруг реальна как никогда.       Под шёпот Авроры Анна погружалась в странный транс, а когда Московкина выпрямилась, развела руки в стороны и закричала гагарой, даже не удивилась. Тут же все сели, вытянув ноги вперёд, а неслышно выступивший из тени мужчина с нарты ― помощник шаманки ― достал из кожаного мешка шаманское облачение: плащ, расшитый нагрудник, унты и шапку с оленьими рогами. Протянул Московкиной и помог одеться. Затем молча расшевелил огонь и нагрел над ним бубен. Московкина взяла бубен в левую руку, встала на левое колено и ударила колотушкой.       Разговоры оборвались на полуслове. Густая томительная тишина заполнила чум, огонь сам собой почти потух, только угли едва заметно тлели, а дым вился медленными струями. Стало почти темно, и тут в полном сумраке зазвучал бубен. Московкина покачивалась и пела тихим мелодичным голосом, обращаясь ко всем, а сидящие вокруг Анны подхватили, явно зная слова.       Неожиданно Анна поняла, почему мужчина-помощник показался ей знакомым. Она узнала его разномастные глаза. Один синий до черноты, словно все духи Хэргу Буга ― Нижнего мира ― собрались в нём, а другой изумрудно-зелёный, словно хвоя тонкой лиственницы, пропущенной через дымовое отверстие и символизировавшей мировое дерево ― туру с развешанными на ней шкурами жертвенных оленей и цветными лентами.       Это был Николай. Тот самый, с чьего оленьего черепа всё и началось. Анна ещё днём постоянно ловила на себе пристальный взгляд, но решила поговорить позже. Сейчас желание стало нестерпимым. Ведь он был единственным, кого она знала в прошлом.       Пели и играли Злата и Николай, путешествуя по вселенным, Аврора, Ева и Вениаминыч подпевали, Артём смотрел на жену, Серый был темен лицом и глядел в огонь, Анна покачивалась в такт ударам в бубен. В голову лезло разное. И совсем не то, чему посвящено камлание. Она немного понимала слова: сегодня проводили шингкэлэвун ― обряд удачной охоты.       В чуме было душно. Горел костёр, пахло смолой и хвоей. Анна глубоко дышала, и тут под пение Московкиной и треск огня ей показалось, что у поставленной корнями вверх лиственницы ― Верхнего мира, Угу буга, истока родовой реки эвенков Тунгуски, ― стоял Альфред. Такой, каким она его впервые увидела, может, даже моложе. Соломенного цвета волосы рассыпались по плечам, тело скрывали длинная рубаха с узорами из птиц и зверей и штаны. Альфред смотрел на неё, его голубые глаза светились теплотой.       У Анны перехватило дыхание, сухие глаза жгло. Она видела Альфреда таким, каким он был до возвращения Гасящим. Как странно сейчас, на камлании, было думать, что есть на земле Срединного мира ― в Дулин буга ― кто-то, кроме духов и Златы-шаманки!       «У неё должно быть хедгэгу, ― рассеянно подумала Анна, не сводя глаз с Альфреда. ― Настоящее имя». Она хотела протянуть к мужу руку, но Альфред едва заметно покачал головой. Не сейчас, не время. Анна словно читала по его губам, хотя он не раскрывал рта.       Молчать, вспомнила она обряд очищения черепа. Не говорить ничего. И стала тихо подпевать Московкиной. Сердце радостно подпрыгнуло: Альфред никуда не исчезал. Анна знала, просто знала, что это он. Настоящий, только перешедший в другой мир. И если есть пещера Гасящего, то почему бы не быть реке Верхнего мира? Теперь Анна не сомневалась ни в чём. Страх и боль уходили, уступая светлой, щемящей душу грусти. Альфред смотрел на Анну, а она на него, и в этом молчаливом обмене взглядами не нужно было слов. Дрелихи и так понимали друг друга.       Когда вышли из чума, никто друг с другом не разговаривал. Анна бесцельно бродила по базе, вдыхая запах камней и холодной воды, оленей и сусликов-евражек. Она то и дело срывалась почти на бег, хотелось броситься вперёд, идти быстро, словно в надежде убежать от погони. Вот только никто за ней не гнался, а мысли растревоженным ульем роились в голове.       Она отошла довольно далеко от лагеря, как вдруг чуткое волчье ухо уловило шорохи и стоны. Тихой тенью, осторожно ступая по земле тундры, Анна прокралась между камней и увидела расположившихся на расстеленном кукуле Аврору и Артёма. Они занимались любовью. Их близость больше походила на ритуал, а влажные, пахнувшие травой тела смазывались перед глазами и отражали свет далёких костров. Анна поспешно отвернулась и прокралась обратно. Щёки горели, и ей было очень неловко. Она уже вернулась в лагерь, как вдруг наткнулась на Серого. Тот стоял и смотрел на светлое вечернее небо с бело-фиолетовой россыпью Млечного пути.       ― В сегодняшней заварушке я был бесполезным куском говна, завёрнутым в говно, ― мрачно произнёс Серый. Анна не успела ничего ответить, как из палатки вышла Ева и воскликнула:       ― Началось в партии утро! Серёж, ты чего это?       ― Я снова нормально не поговорил с отцом. Каждый раз обещаю себе сказать ему... ― Серый запнулся, ― важное, а вместо этого опять спизданул хуйню! Так стыдно...       ― Серый. ― Ева взяла его за плечо. ― Ты когда в последний раз спал?       ― Не помню, ― коротко ответил он.       ― Так, всё, выпей это и иди спать! ― Ева впихнула в руку Серого кружку с отваром, пахнувшим голубикой, зверобоем и почему-то грибами. ― Я тебя провожу. ― Они скрылись за палатками, а Анна отправилась дальше.       Посреди базы стоял большой чёрный камень, точно рос прямо из земли. Анна медленно приблизилась и коснулась тёплой шероховатой поверхности. Из-под камня бил родник, и журчание воды успокаивало. Анна прислонилась лбом к камню. Перед глазами всё ещё стоял Альфред. Анна зажмурилась и одними губами прошептала:       ― Вернись ко мне. ― Растревоженное камланием сердце неистово хотело верить. «Быть может, ― мелькнула мысль, ― Ева как-то вернёт меня обратно…»       ― Это Камень Шамана. ― Анна обернулась и увидела стоявшую рядом Московкину. Та сняла ритуальное облачение и теперь ничем не отличалась от других геологов. ― Он сродни упавшим Немезидам. И означает связь земли и неба. В сибирской тайге и восточнее много таких. Но только шаманы могут с ним говорить. ― Московкина на секунду замолчала. ― Все мои единоутробные братья могли. Забрал их Енисей вместе с другими.       ― Все говорят про Енисей, ― негромко отозвалась Анна. ― Я ни разу не была на Енисее.       ― Я вас понимаю, ― тихо произнёс подошедший Николай. Его морщинистое лицо с густыми усами казалось спокойным. ― Сам чувствовал то же самое, когда приехал на вахту на Север. Всё было чужое, даже небо.       ― А сейчас Николай больше местный, чем многие коренные жители, ― улыбнулась Московкина. ― Он даже чум зовёт ярангой и кормит черепа, расставленные внутри.       ― Мейер так к ним и не привык, ― отозвался Николай.       ― Мейер? Альберт Мейер? Он здесь? ― Анна едва не схватила Николая за плечи. Подумать только, если здесь есть кто-то, кого она знала прежде…       ― Да. И нет, ― ответил Николай. ― Я похоронил его на ветру. Завернул в шкуру убитого оленя. Чтобы мой Ангел мог взлететь в небо и раствориться в тумане гор. Чтобы умер, как жил ― свободно. Очень любил он просторы. Мейер боялся жить по мечте, но хоть теперь обрёл покой, там, где пляшут ветры под рукой Господина горных дорог. И девочку эту, Наташу, жаль. Смыл её Енисей, да так, что тела не нашли. Наверное, уже давно в океане или рыбы обглодали. Многих забрала река в тот год, уж как Мейер убивался. Помнил её хорошо, да и я тоже помнил. Любил он меня больно, а я ― его, и было ещё больней. Вот тут, возле сердца. ― Николай коснулся груди Анны, которая не могла оторвать взгляда от его демонических глаз. ― У вас, Анна, тоже болит, и у дочки вашей. Любит она Князя, а он её больше жизни. Я хорошо помню, как Заря его из Нижнего мира достала...       ― Николай, не надо!.. ― воскликнула Аврора, показавшаяся с другой стороны Камня Шамана. ― Давайте не сейчас, пожалуйста! ― Она отвернулась, вертя в руках флягу со спиртом.       ― Николай, а я всё спросить-то хотела!.. ― громко произнесла Московкина, увлекая того к продовольственной палатке.       ― Златка чуткая, ― усмехнулась Аврора. ― Знает, что и когда делать. Пойдём в палатку, мама, проверим, спит ли Серый. Евины грибы должны были подействовать.       В палатке Анна села на кукуль и зажмурилась. Хотелось защитить Аврору, бывшую для неё маленькой девочкой. Разорвать голыми руками Хана, почувствовать на языке вкус тёплой солёной крови, вгрызться клыками в сонную артерию. Анна замотала головой. Подобные мысли посещали её в первые полнолуния, но сейчас она ощущала, как густая первозданная сила наполняла её до краёв. Даже дышалось чаще, хотелось больше воздуха, а ещё на волю, где за сопками выли волки.       Серый лежал в кукуле на спине и походил на труп. Черты лица заострились, рыжие волосы отливали тусклым золотом. Анне показалось, что он даже не дышал. Она потянулась прощупать пульс, но тут в палатку вернулась Аврора. Раскрасневшаяся и растрепанная, она скрестила руки на туго забинтованной груди и произнесла, слабо улыбнувшись:       ― Апноэ⁶. Раньше он ещё бухал как не в себя, и мы боялись, что однажды он захлебнется собственной блевотиной. И будет мчаться с кавалькадой духов эльфийской свиты, как его мать.       ― Что произошло с Лией? ― Анна посмотрела на Аврору, а затем, повинуясь внезапно нахлынувшему желанию, погладила Серого по голове. Тот вдохнул и повернулся на бок.       ― Сердечный приступ. Ушла слишком далеко в сон, вот только не осталась в Стране Снов, а присоединилась по традиции к Дикой Охоте. ― Аврора села рядом с Анной и, поморщившись, добавила: ― Кажется, в этот раз крылья всё же поломали мне ребра.       ― В этот? А был ещё какой-то? ― Анна невольно вздрогнула.       ― Был, ― отозвалась Аврора. ― Шесть лет назад, когда Артём получил второй инфаркт. Мам, ты не думай, что мой муж ― упёртый вредина и не хочет лечиться, чтобы жизнь свою положить на алтарь науки и нефти. Он лечился несколько лет, но всё это без толку. Он и так колдун, сила у него природная, горная, а после того, что сделал Хан, ему даже горы не панацея…       Анна осторожно пожала руку Авроры со сбитыми костяшками и осторожно спросила:       ― А что сделал Хан?