Осень 2044 года
***
От кривой иглы болели пальцы. Аврора покосилась на расползшийся кукуль и продолжила заштопывать дыру. Мех линял, стоило попросить у Николая новые шкуры. Аврора вздохнула и посмотрела на небо. Солнце над озером плавало в тумане свежей кровью среди синего молока. Над водой поднимался туман, а за далёкими сопками плакали волки. Их вой навевал мысли о маме. Аврора не помнила её превращений, но казалось, что в такие дни мама становилась особенно ласковой. А быть может, Аврора всё придумала, наслушавшись рассказов отца. Они с Вениаминычем остановились на ночлег перед последним переходом к базе. Гнуса в воздухе вилось всё меньше, ночи становились холоднее: дело шло к осени. В любой момент могла прийти зима, но в партии Бутенко-Грекова были уверены, что до неё ещё далеко. Работала буровая установка, вся партия занималась шурфовкой, а Аврора и Вениаминыч возвращались из маршрута. Для них начало зимы отмечалось, когда их увозили из тундры. Аврора встала рано и ждала, когда проснётся Вениаминыч. Спала она плохо, но не могла понять, что не так. До лагеря было рукой подать, совсем скоро она снова будет разбирать образцы добытой нефти, анализировать состояние породы и шлака. Увидит Артёма. При мысли о муже Аврора не сдержала улыбку. Скорее бы вернуться с ним в Громов, чтобы снова жить с детьми. Дети… Аврора вздохнула: пятилетние Мира и Илья жили попеременно у бабушки и дедушки, пока родители работали вахтами в тундре. Тяжело, больно, но необходимо. ― Доброе утро, ― сонно протянул Вениаминыч из палатки. ― Сварить тебе кофе? ― Я уже сварила, пей, ― улыбнулась Аврора. ― Поднимайся и пошли в лагерь. Осенняя тундра со следами подпалин от летних пожаров расстилалась от края до края. Иногда ветер доносил с гор запах лиственниц и вой волчьих стай. Пару раз на горизонте мелькали перегоняемые стада оленей с налитыми кровью рогами. Аврора дышала полной грудью и почти не замечала груз образцов в рюкзаке за спиной. Шли с небольшими привалами до густевших с каждым днём полярных сумерек и вот-вот должны были спуститься в котлован реки, как вдруг Вениаминыч резко остановился. Прислушивавшаяся к себе Аврора едва не налетела на него и вопросительно заглянула в простоватое лицо товарища. ― Тут тихо, ― отрывисто произнёс Вениаминыч, вглядываясь в раскинувшийся впереди лагерь. ― Слишком тихо. Как только он это произнёс, Аврора поняла, что не давало ей покоя. Тишина, нарушаемая лишь жужжанием комаров и слепней. В следующую секунду Вениаминыч, грохнув рюкзаком, упал на землю так резко, что Аврора инстинктивно рухнула следом. ― Вон там! ― выдохнул Вениаминыч, вытаскивая пистолет. ― Не наши вездеходы. ― Аврора прочитала в его глазах невысказанное «ордынцы» и почувствовала, как бешено колотится сердце. Сбылся самый страшный кошмар партии: Золотая Орда пришла за тем, что ей причитается. Аврора предпочла бы, чтобы это был удар ножом в спину каждого ублюдка. ― Вень, что теперь делать? ― Ладони вспотели, Аврора никак не могла достать пистолет. ― Не паникуй. ― Вениаминыч постарался улыбнуться. ― Тихо пробираемся в лагерь и смотрим, что к чему. Надеюсь, кто-то жив. ― Не говори так! Замолчи! ― Мысли скакали, сознание заполняло присутствие чужой силы. Не привычной магии партии, а колючей и враждебной. ― Я чувствую пиромантов, ― произнесла Аврора, стараясь успокоиться. ― И колдунов. Кажется, у них свой химеролог, не уверена. ― Вот сейчас и проверим. ― Вениаминыч пополз по-пластунски, а Аврора последовала за ним, одними губами вознося молитвы всем богам сразу. Рюкзак давил, камни сбивали колени и локти. Аврора шумно дышала, казалось, воздух вот-вот закончится. Они проползли мимо облепленных грязью, мхом и глеем гусениц вездеходов ордынцев, едва разминулись с красноволосой пироманткой, ощущавшейся костром, а когда почти добрались до палатки начальника партии Елисея Грекова, наткнулись на трупы. Завоняло тленом, мочой и кровью. Смотревшая в землю и на подошвы сапог Вениаминыча Аврора подняла голову и едва не вскрикнула: перед ней лежали мёртвые ордынцы и… товарищи с залитыми кровью лицами и снятыми скальпами, по которым ползали мухи. Аврора с ужасом смотрела, не в силах пошевелиться, а Вениаминыч зажал ей рот ладонью, на миг прислонился лысым лбом к её взмокшей голове и потянул за собой. И как раз вовремя: показался ещё один ордынец, а из палатки Грекова послышались сдавленные стоны. Вениаминыч вмиг пересёк оставшееся расстояние и бесшумно скрылся в палатке. Аврора шмыгнула за ним. Стук её сердца и грохот рюкзака разносились по тундре. Или ей мерещилось. В палатке их встретил погром. Стены запачканы копотью и кровью, пол взрыт сапогами. Под кожу заползали озон и мёд: явно орудовали колдуны. Аврора замерла посреди палатки, вслушиваясь, и миг спустя из большого, в человеческий рост, сейфа донёсся стон. Она бросилась вперёд Вениаминыча, отыскала в ворохе карт и чертежей ключи и открыла сейф. Внутри обнаружился избитый, связанный по рукам и ногам Греков. Вместе они вытащили его наружу и развязали, Аврора даже на скорую руку промыла и забинтовала Грекову рваную рану на голове. ― Побудь с Елисеем Степановичем, пожалуйста, ― произнёс Вениаминыч. ― А я на разведку. ― Едва он вышел, Аврора сорвалась, сходя с ума от страха: ― Быстро и правду! ― Она встряхнула Грекова. ― Что здесь творится? Ну?! ― Налетели человек двадцать в чёрных полумасках, все колдуны и пироманты, ― пробормотал Греков, отплёвываясь и ощупывая повязку. ― Двоих я уложил, начал слепнуть, а потом меня вырубили, связали и запихнули в сейф. Я едва не задохнулся! ― Да что вы говорите! ― едко бросила Аврора. Руки тряслись, а вид подтянутого Грекова в камуфляжных штанах и свитере вызывал дикое желание набить ему морду следом за ордынцами. ― Почему не сообщили по рации о нападении? Вы бы успели! ― Прежде чем обвинять меня, Аврора Альфредовна, поговорите с Князем, который выставлял посты! ― огрызнулся Греков. ― И рация сломана. ― Вы сможете её починить? ― Аврора постаралась взять себя в руки. Щурившийся Греков не был ни в чём виноват. Его способность замедлять во времени действия того, на что он смотрел, оборачивалась для него слепотой. Неизвестно, сколько она сама продержалась бы против ордынцев, но страх за Артёма и неизвестность сводили с ума. И где чёрт носит Вениаминыча? ― У меня очки сломаны, я ничего не увижу. А контактные линзы я теперь не ношу. ― Со своими больными глазами, Елисей Степанович, сидели бы дома! ― Аврора с яростью заглянула в слезившиеся красные глаза Грекова, казавшиеся обожжёнными. ― Мы с Веней видели… скальпированные трупы. ― Тошнота подступила к горлу, грудь сдавило от воспоминания о телах товарищей. ― И где Артём? ― Их северный шаман ― лепший друг Московкиной Лелетке, ― поснимал с моих ребят скальпы! По их блядскому обычаю! ― выругался Греков. ― А ты говоришь о Князе… Он ― взрослый мальчик, колдун, уж справился… Наверное… Я не знаю, Аврора. Я просидел в сейфе чёрт знает сколько. Я начальник партии и потерял народ! План почти сорван, а мои люди мертвы… Не смотри на меня так, я бы починил рацию, но у них техник... ― Елисей Степанович, извините, ― с трудом произнесла Аврора. ― Но нам надо что-то делать, у Артёма ведь сердце… ― А дома надо сидеть мне, ― невесело усмехнулся Греков. ― Не время болтать, ― резко произнёс вернувшийся Вениаминыч. ― Я прошёлся по периметру лагеря. Они выставили охрану у камеральной палатки. Там Князь. Я слышал его голос. ― Голодные боги! ― простонала Аврора, вцепившись в растрёпанную косу. Она хотела вскочить и побежать к Артёму, пробиться с боем через ордынцев, но понимала, что не дойдёт. Отец всегда говорил, что справиться можно с двумя-тремя противниками. Дальше уже стоит бежать. Аврора убегать не собиралась. ― Вень, что можно сделать? Ты можешь вызвать какую-нибудь местную тварь и отправить этих сукиных ублюдков к дьяволу? ― Мне не хватит опыта и силы, ― покачал головой Вениаминыч. ― И времени. Я поколдую над своими куторами¹ и бурозубками, ― быстро добавил он. ― Елисей Степанович, вы поможете? ― Замедлю стольких, скольких смогу. Я и вас херово вижу, по голосам узнаю́. Сидя на поднятой двухъярусной койке, Аврора отрешённо смотрела, как Вениаминыч колдовал над бурозубками. Юркие зверьки жили в его лаборатории, и он мечтал сделать из них что-то путное. Со страхом и отвращением Аврора смотрела, как бурозубки росли и искривлялись. На лбу Вениаминыча выступила испарина, а татуировки на руках светились и двигались на коже. Замысловатые узоры, надписи на незнакомом языке перестраивались, сменяли одна другую, а когда с его пальцев закапала кровь, химеры утробно заурчали. Горбатые, с изогнутыми лапами с мощными когтями, чуткими длинными носами и острыми зубами, выросшие до размеров лаек бурозубки подслеповато принюхивались и выглядели отвратительно. Аврору передёрнуло. Чёрно-белая кутора легко обездвиживала укусом улиток и сверчков, а что мог натворить хищник теперь, Аврора боялась подумать. И представляла, как прошмыгнувшие наружу твари вгрызутся в ноги ордынцев. Послышались крики: химеры нашли своих жертв. Вениаминыч закреплял на себе портупею с ножами, Греков заливал в глаза капли, а Аврора задыхалась от непередаваемого зловония мёртвой мышатины и тухлой воды, висевшего в воздухе. Она вертела бесполезный пистолет и чувствовала, как чужая сила заполняла всё вокруг. Хотелось сбросить морок, выпустить свою силу, расправить крылья… Аврора вздрогнула. Отец рассказывал, как Сирин и Гамаюн развоплотились во время боя с Семиголовым Драконом и смогли противостоять Демону. Если она сможет так же, они спасены! ― Вень! ― Аврора поднялась так резко, что закружилась голова. ― Где твой коктейль для химер? ― Всегда со мной, ― осторожно ответил Вениаминыч. ― Что ты задумала? ― Я хочу выпустить Алконоста. ― Аврора упрямо сжала губы. ― Ты же никогда этого раньше не делала! ― Я знаю, как развоплотились Рита и Женя. Магии сейчас хоть задницей жуй! ― Аврора, подумай! ― Вениаминыч пошарил за пазухой и протянул ей шприц. ― Ты не знаешь, как в вересковом мире повернётся эта магия. Рита и Женя больше никогда не… ― У меня нет времени! ― воскликнула Аврора. ― У них мой муж и отец моих детей! Смесь обезболивающего, адреналина и витаминов ― убойная для человека, но не для нёсших в себе магические сущности, всколыхнула кровь и заставила сердце забиться так, что, казалось, полопаются сосуды. Шприц выпал из пальцев, а Аврора вскинула голову, сосредотачиваясь на бурлившем в самом центре груди потоке силы. Волны магии яркими вспышками захлестнули её, ударили по рёбрам, как не пинались никогда дети в утробе. Аврора вдохнула, ощущая, как сила рвётся наружу, ожидала увидеть отделяющиеся от тела очертания огромной птицы, как вдруг согнулась пополам. Боль вышибла из неё дух. Миг, и Аврора умрёт прямо здесь. Она открыла рот, но не смогла ни вдохнуть, ни закричать. Что-то было не так. По спине словно полоснули лезвием, позвоночник будто выдернули из тела, а рёбра на спине развели кровавым орлом². Треск рубашки, шорох перьев, сдавленный вопль Грекова и ругань Вениаминыча ― всё пролетело на границе сознания. Аврора заставила себя повернуть голову: за спиной распростёрлись мощные чёрные крылья. Она едва не рассмеялась, когда из тумана и ещё одного укола выплыли бледное лицо и полные ужаса глаза Вениаминыча. Магия захлёстывала, заполняла непривычные и тяжёлые, плохо слушавшиеся крылья, а тело кричало, что она сильна. Усилием воли Аврора подняла голову и расправила крылья, бывшие странным продолжением её самой. А затем взяла со стола два ледоруба. Вениаминыч усмехнулся и положил руку ей на плечо. Аврора вздохнула. Сейчас. Первый часовой упал с пробитой головой, а Аврора ударом крыла сшибла второго. Третий метнул воздушный вихрь, но она уклонилась и наотмашь врезала ордынцу клювом ледоруба. Окровавленный противник рухнул как подкошенный, а Аврора ворвалась в палатку. Ещё одного ордынца смял Вениаминыч, а шнырявшие под ногами куторы принимали на себя потоки огня и льда. В палатке их ждали. Аврора увернулась от налетевшей ведьмы, метнула ледоруб в напавшего на Вениаминыча ордынца, а потом впервые увидела, как применяет в бою свою способность Греков. Кинувшийся к нему колдун словно застыл, а Греков наступал на него с широко распахнутыми глазами. Пиромантка неудачно увернулась от второго ледоруба Авроры и попалась на глаза Грекову. Размазанные движения сковали её, красные волосы взметнулись на невидимых волнах. Но Грекова настиг шаман Лелетке, ударивший того посохом, развернувшийся и ринувшийся к Вениаминычу, отбивавшемуся сразу от троих. Аврора бросилась на помощь, но в этот миг серебристо-алые нити силы пронзили всё вокруг, а навстречу шагнул противник. Прежде она не видела так близко это яростно-спокойное лицо, поджатые губы, резкие высокие скулы, широкий нос и тёмное пламя в раскосых глазах. Он напоминал каменного менгира. Даже если бы Аврора не знала его прозвища, то поняла бы, кто перед ней. Хан улыбнулся, а Авроре показалось, что ей в грудь воткнули нож. Она резко остановилась и только тут поняла, что за туманом сражения не увидела главного. Между пиромантом, Лелетке и ведьмой стояли Артём, Злата и старик Мейер. Артём был бледен, его карие глаза почернели от расширенных зрачков, связанная Злата стояла на коленях, а Мейера приковали к стропиле. Его ладони были изрезаны: силу растений он использовать больше не мог. ― В Хакассии они бы уже умерли, ― произнёс Хан. Голос у него был негромкий и приятный. Наверняка он был отличным врачом, и пациенты его любили. ― Одно твоё движение, и это случится. ― Не слушай его! ― заорала Злата, а в следующую секунду повалилась на пол в судорогах: Хан повёл пальцами, из кончиков которых выходили оплетавшие заложников нити. ― Тебе слово не давали, Гарпанча Хопкогир, ― усмехнулся он. ― Хоть мы с тобой почти одной крови: ты ― эвенкийская шаманка, я ― потомок кочевников. ― Твои родичи в овраге лошадь доедают! Ты откуда, упырь, моё хедгэгу знаешь? ― прохрипела Злата. ― Лелетке, падла, разболтал. Да что б тебя... ― Она не договорила: Лелетке грубо схватил её за волосы и заткнул рот ремнём. ― Ты знаешь легенду об Олене-С-Красными-Рогами, Аврора? ― неожиданно спросил Хан. ― Вообще-то об Олене-Шамане, ― бросила Аврора, тяжело дышала. Её словно исхлестали нагайкой, но она не могла позволить себе согнуться. ― Расскажи её. ― А не пошёл бы ты на хер? ― огрызнулась Аврора, прожигая взглядом в Хане дыру. Тот только усмехнулся и небрежным жестом сделал вид, что смахнул её взгляд с одежды. ― Аврора, расскажи, ― вдруг произнёс Артём. Аврора во все глаза посмотрела на него. Её Князь и подчиняется Хану? Она уже хотела открыть рот, но Артём на миг прикрыл глаза, а Аврора увидела, как серебристо-алые нити закручивались вокруг него. ― Олень-С-Красными-Рогами очень древний шаман, оленье существо у северных народов, ― хрипло начала она. ― Он живёт в трёх мирах, и только осенью спускается в тундру Срединного мира. Чтобы его подстрелить, нужен лук с тетивой из волос девы. ― И нет лучше волос, чем у воплощённого Алконоста. ― По лицу Хана невозможно было понять, тридцать ему или шестьдесят. Аврора помнила лишь, что он старше Артёма. В выразительных глазах Хана плескались сосредоточенность и пугающее веселье. Аврора ощущала его силу: тяжёлую, отдававшую выжженной солнцем степью. На миг перед глазами встал курган с кривой берёзой на вершине, росшей из сердца покойника под землёй. По спине заструилась липкая кровь, заливая ремень и стекая в сапоги. Улыбнувшись так, что в уголках глаз обозначились морщины, Хан произнёс: ― Твои волосы в обмен на жизнь твоего любимого. Невеликая цена. Он подошёл к ней совсем близко, Аврора чувствовала его дыхание. С удивлением она отметила, что Хан ниже неё. А потом он протянул руку и расплёл её рыже-русую косу. От прикосновений его пальцев Аврору трясло, волосы волной падали на плечи. ― Ты прекрасна, как рассветы Хакассии, ― произнёс Хан. В его словах не было никакого подтекста, просто жуткая констатация факта. ― Встреться мы с тобой раньше… ― Ещё раз тронешь мою жену, и я тебя убью. ― Голос Артёма прорезал душный воздух. ― Бери то, зачем пришёл, Руслан, и убирайся. ― Аврора заметила, как Хана передёрнуло от того, что Артём назвал его по имени. Она вообще не задумывалась, что у Хана есть имя. ― Зачем умирать за чужих тебе людей и золото, которое даже не твоё? ― с мягкой улыбкой поинтересовался Хан, запуская пальцы в мешочек с образцами золотого песка. ― Тебе не понять, ― отрезал Артём. ― Ну куда уж мне. ― Хан отвлёкся на золото, и Артёму этого хватило, чтобы метнуться. Но тут его лицо исказила гримаса боли, и он закричал так, что у Авроры сердце ушло в пятки. Хан стоял перед Артёмом, прижав кончики пальцев к его груди. И мучительно медленно вытягивал из него пульсирующее сердце. Свободной рукой, не сводя взгляда с Авроры, Хан протянул ей костяной рукояткой вперёд нож. По блеску стали и выщерблинам Аврора поняла, что лезвие из хладного железа. Сейчас она обрежет волосы, и вся её магия будет заперта. Ублюдок. Она выхватила нож у улыбнувшегося Хана и, с ненавистью глядя на него, собрала волосы в хвост. Уже хотела резануть, чтобы сразу отдать мерзавцу, что он хотел, но Хан произнёс: ― Не все сразу. Сказано же было: «Из косы семь прядей, дева, дай мне». Лезвие резало легко, но Авроре казалось, что она всё делала слишком медленно. Не сводя глаз с Артёма и Хана, она прядь за прядью обрезала волосы. Боги, Артёму они так нравились!.. Три пряди, четыре. Аврора чувствовала, как голова становилась легче, а сила уходила. Телу стало холодно: втянулись обратно крылья. Она не могла молчать, не могла принять своё поражение. ― Если бы ты вовремя послал транспорт на ГЭС, многие были бы живы! ― Аврора помнила день, когда в новостях сказали об аварии. Паводок, проросший в конструкции вереск, не доставленные вовремя строительные материалы ― и как итог, Енисей, в котором тонули бетонные блоки. ― Там же был рядом монастырь твоей матери. Почему ты не помог, Хан? Неужели золото важнее? ― Губы Авроры дрожали, рукоять кинжала оттягивала сведённые судорогой пальцы. ― Почему ты это делаешь? ― Потому что могу. ― Хан улыбнулся, а у Авроры мороз прошёл по коже. ― А матери моей там не было. Режь волосы и не болтай. ― Чётки с цветными лентами и костяными бусинами в его пальцах пощёлкивали, а Аврора прикидывала, успеет ли метнуться и вонзить нож в горло Хану. Она бы бросилась, кровь бы окрасила чёрную рубашку ублюдка, но нити тянулись от тяжело вздымавшейся груди Артёма к руке Хана, сплетая фантом гулко бьющегося сердца. Ярость, боль и бессилие захлестнули её. Точно так же, как когда она была подростком, и отец сказал, что маму нельзя найти и вернуть. Ножом по сердцу, пощёчиной и совершенно не вовремя. Аврора замерла и на миг прикрыла глаза, а когда открыла, Хан был уже возле Мейера. Пальцы Хана сомкнулись на шее старика, а затем послышался хруст. Мейер безвольно осел на пол, а Злата надрывно замычала. Аврора стояла оглушённая. Мейер погиб. Из-за неё. ― Заканчивай, или они все умрут на твоих глазах. ― Улыбка Хана исчезла, а взгляд стал стальным. Никакого жёсткого веселья в нём не осталось. Бусины щёлкали, доводя до исступления. Оставшиеся пряди Аврора дорезала как в тумане. Покорно протянула руку и отдала волосы Хану. Тот лишь улыбнулся и резко мотнул головой. Ордынцы тотчас оставили заложников и направились к выходу из палатки. ― Тела наших товарищей похороним по традиции: насыплем курган, ― произнёс Хан. ― Сжечь тут всё, босс? ― поинтересовалась пиромантка. ― Не в этот раз, ― покачал головой Хан и развернулся. Аврора выдохнула и шагнула к Артёму. А в следующий миг между ними оказался Хан. Бесконечное мгновение он смотрел на Аврору, а затем резко сжал в пальцах фантом сердца Артёма. С протяжным хриплым стоном её муж упал, а Хан наклонил ладонь и высыпал на лежавшего у его ног Артёма золотой песок. Усмехнулся напоследок и вышел. Аврора втянула носом воздух, почувствовала вкус соплей и крови, и плюнула вслед Хану. ― Боги мне свидетели, я до тебя доберусь, ублюдок! ― взвыла она, кинувшись к Артёму, упала на колени и обняла его. ― Будь ты проклят, сукин сын, будьте вы все прокляты! ― Сила ушла глубоко внутрь, Аврора чувствовала, как магия еле теплилась в остатках крови. И как неровно билось сердце Артёма, а его сила шла разрывами. ― Тёмочка, милый, ― прошептала она, прижимая мужа к себе. ― Что он сказал тебе?! Чем пригрозил? ― Что обрежет тебе крылья, и ты умрёшь прежде, чем поймёшь, что происходит, ― глухо ответил Артём и поморщился. Его лицо блестело от пота. ― В моей аптечке… Лекарства… ― Он прикрыл глаза, а Аврору захлестнула волна отчаяния и ужаса. ― Сейчас… Тёма… сейчас, ― пролепетала она, открывая трясущимися руками аптечку. Спину драло, кровь подсыхала, и кожа зудилась. Аврора вдруг поняла, что сидит полуголая, слепой Греков наощупь ищет рацию и проверяет образцы, а Вениаминыч развязывает Злату, и со страхом косится на бездыханного Мейера. ― Если бы я не выделывалась, Хан не покалечил бы тебя и не убил Мейера! ― всхлипнула Аврора. ― Я так виновата!.. — Если бы ты молчала, он бы убил нас всех, ― тихо возразил Артём. ― И немедленно прекрати винить себя. Не ты виновата, что Хан ― конченая мразь. ― Он положил таблетки под язык и привалился к столу. ― Я знаю, что со мной, Амон-Ра. Второй инфаркт. Аврора едва не закричала, закусила руку и в отчаянии огляделась. Теперь она видела и других заложников, освобождённых Вениаминычем и начавших суетиться вокруг. Кто-то матерился, кто-то старался починить рацию, помогал Злате разводить бесполезный костёр и стаскивал тела в одно место. Пара полевиков дёрнулась в сторону Артёма, и Авроре показалось, что они хотят положить его туда же ― к мертвецам, но они только отнесли его на кровать. Вениаминыч всунул ей в руки кружку спирта и тихо произнёс: ― У тебя спина точно плёткой исхлёстана. Будто ты любишь пожёстче. ― Он сам явно не оценил свою шутку. ― Надо обработать раны, может начаться заражение… ― К чёрту спину! ― Аврора залпом выпила обжигающий спирт и едва не задохнулась. ― Надо вывозить отсюда Артёма. ― Вездеходы сломаны, а ждать самолёт… Неизвестно, где сейчас весь наш транспорт… ― А Николай? ― Аврора вцепилась в плечи Вениаминыча. Голоса звучали гулко и громко, мир стал удивительно чётким. ― Вызовите его по рации, он должен, должен быть здесь… ― Она лихорадочно соображала, ей вдруг стало нестерпимо душно. Держась за Вениаминыча, Аврора вышла из палатки и постаралась вдохнуть: грудь отзывалась болью на любое движение. В воздухе кружились первые снежинки, а рядом с костром стояли грузовые нарты, запряжённая тройкой оленей. Рядом сидел, скинув капюшон кухлянки, Николай. ― Откуда вы? ― Аврора задыхалась от пьянящей радости. Тело плохо слушалось, но она медленно подошла к Николаю. ― Не иначе боги послали вас! ― Я перегонял стадо, ― ответил Николай. ― И услышал чужую силу из-за холмов времени. А потом меня позвала Злата. Что здесь происходит? ― Он обвёл взглядом лагерь, остановившись на лежавших под брезентом трупах. У Авроры защемило сердце: он смотрел прямо на Мейера. ― Мне надо посмотреть, ошибаюсь я или нет, ― глухо произнёс Николай, склоняясь над телом. За Аврору ответила подошедшая Злата, облачившаяся в шаманские одежды: ― Не ошибаешься. Николай закрыл глаза и явным усилием воли взял себя в руки. ― Не хорони его пока, Гарпанча, ― попросил он. ― Вдруг его дух решит вернуться. ― Я буду камлать до твоего возвращения, ― пообещала Злата, стиснув его руку. ― Я сам дам тебе шкуру оленя, ― не оборачиваясь, произнёс Николай. ― Потом. В партии зиму не ждали, но снег упал на тундру в одну ночь. В ту страшную ночь, которую Аврора не смогла бы забыть. Было почти светло, Злата камлала, провожая умерших к истокам родовой реки, а Аврора собиралась в дорогу. Вениаминыч перевязал ей спину, всё ещё слепой Греков дал карту, но Николай сказал, что знает дорогу лучше своих оленей. Аврора думала, что из-за смерти Мейера Николай возненавидит её, а тот сказал, что теперь ещё больше презирает Хана. ― Злата, тебя правда зовут Гарпанча Хопкогир? ― Аврора в очередной раз проверила, крепко ли привязан к нарте кукуль с Артёмом. ― Что это значит? — Имя ― солнечный луч, ― улыбнулась та. ― А фамилия ― тундровый человек. ― Аврора кивнула, крепко обнялась со Златой и запрыгнула на нарту рядом с Николаем. Тот пробормотал что-то в усы, и взявшие разгон с места олени устремились вперёд. Нарты почти сразу попали на заструги³, и Авроре стоило больших усилий не выблевать перловку с олениной, которую силой впихнула в неё Злата. Артём лежал в кукуле и смотрел в небо, но, кажется, не видел его. Николай завывал волком, а олени неслись вперёд так быстро, словно их настигала Дикая Охота. Аврору лихорадило, она едва не падала с нарты и держалась только на фляге со спиртом. Ветер бил в лицо, обмороженные грязные щёки горели, а от холода руки стыли даже в перчатках. То и дело из носа шла кровь, которую Аврора размазывала по подбородку, губы опухли и потрескались. Она не следила за дорогой, не считала заснеженные сопки: все они были для неё одинаковые. Только прислушивалась к дыханию Артёма и понимала, что даже вдвоём с Николаем, который, как она вдруг поняла, ужасно стар, они не дотащат нарту до Мыса быстро. Можно оставить Артёма в снежной берлоге и привести помощь, но Аврора с содроганием представляла, как найдёт потом окоченевший труп. Что же тогда она скажет детям?.. Первый олень пал, споткнувшись, а оставшиеся двое ненадолго его пережили. Ездовые олени умирали сразу, и Аврора, глядя в их мутные глаза, понимала, что это конец. Она даже не могла заплакать, словно жидкости в теле не осталось, а когда затих последний олень, отрешенно подумала, что снег заметёт их высохшие мумии. А Мира и Илья ждали их… Над бескрайней тундрой занимался рассвет, кровавый, как бересклет в саду старого дома Дрелихов. Николай стоял над павшими оленями, и его седые волосы рассыпались замёрзшими прядями по плечам. Аврора сухо всхлипнула. У неё самой не осталось даже длинных волос. ― Впряжёмся в нарту, ― просипел Николай, хотя Аврора видела, что он еле стоит. Спирт во фляге закончился. ― Полсотни кило́метров ― пустяки. ― Он постарался улыбнуться. ― Забудешь первый закат, за ним забудешь второй, ― безотчётно прошептала Аврора. Она сидела в снегу возле нарты, сжимая кукуль там, где была рука Артёма. Отчаяние захлестнуло, Аврора прислонилась к заиндевевшим полозьям, едва-едва чувствуя тепло. Рассвет прорезал прозрачный холод, изо рта шёл пар. И когда за спиной хрустнул снег, Аврора обернулась скорее интуитивно. Да так и застыла, не в силах шевельнуться. В рассветных лучах к ним приближался Олень. Огромный, сильный, с лоснящейся красивой шкурой. Между семи его кровавых рогов сияло восходящее солнце. Семь… Аврора даже не смогла вдохнуть, глядя как зачарованная на неспешно приближавшегося к ним Оленя. Она ощущала его силу, отдававшую зверобоем и клевером, суровую, мягкую и старую, как сам мир. Словно этот Олень был первым, кого создал Ворон⁴. Рядом с тихим вздохом опустился на колени Николай. ― Олень-С-Красными-Рогами! ― прошептал он. Солнце отражалось в его разномастных глазах, а лицо вдруг показалось удивительно молодым. ― Шаман! Олень подошёл совсем близко. Бурые лохмотья бархата⁵ свисали с налитых кровью рогов. Аврора неловко поднялась, сняла перчатку и протянула обмороженную, но неожиданно твёрдую руку к морде Оленя. Тот обдал её горячим дыханием и ткнулся влажным носом в ладонь, позволяя себя погладить. Аврора чувствовала жёсткий мех и со слезами смотрела в тёмные глаза Оленя, в которых отчётливо читался разум. ― Дай Артёму кусочек бархата, ― хрипло произнёс Николай. ― А я пока распрягу оленей. Артём послушно сжевал бархат, и Аврора постаралась стереть кровавые потёки с бороды мужа. А когда обернулась, Олень опустился перед ней на запястья, подогнув тонкие мощные ноги. Под тихие подсказки Николая, Аврора запрягла Оленя. Затем, не сводя взгляда с кровавых рогов, села в нарту рядом с Николаем, опустившим вожжи и хорей. Дикий Олень несся в алый рассвет, бежал по тундре, почти не касаясь снега. А потом Аврора поняла, что они летели над руслом замёрзшей реки. И что впереди отчётливо виднелись огоньки Мыса. В ту же секунду Олень наклонил голову, его копыта утонули в снегу, а следом на наст приземлились полозья. Мягко и почти бережно, Олень довёз их до расчищенной дороги. Аврора тут же слезла с нарты и уверенно, почти не слыша слов Николая, распрягла Оленя. ― Спасибо, ― прошептала она. ― И прости за то, что дала Хану свои волосы. Олень мотнул головой, слизнул лоскут бархата с рогов и вновь растворился в липком, как кровь, тумане оттепели, а Аврора увидела, что до больницы Мыса рукой подать. В приемное отделение Аврора ворвалась с криком: ― В нарте во дворе Артём Бутенко! Он умирает! ― И едва она произнесла это, как последние силы покинули её. Аврора сползла по стене, расстёгивая одеревеневшими пальцами кухлянку. К ней подскочили медсёстры, врач что-то спрашивал, а она объясняла про Хана, Оленя и инфаркт у главного геолога. Резко пахнуло лесными травами, а в груди словно засияло солнце: ведьма-медсестра погрузила её в сон, куда Аврора тут же провалилась. Она никогда не лежала в больнице, только когда рожала. Артём тогда был с ней, растирал поясницу, следил за показаниями приборов, а потом держал на руках и баюкал тихую Миру, пока акушерка занималась орущим Ильёй. После родов давление так и осталось высоким и скакавшим почём зря, поэтому, когда Аврора открыла глаза, голова раскалывалась, а глаза словно старались выдавить изнутри. Тошнило, тело ломило, и лежала она почему-то на боку. Попыталась перевернуться на спину и застонала: лопатки прошило болью, а катетер в вене потянуло. ― Лежи, Заря, я сейчас поправлю. ― Этот голос заставил Аврору приподняться, несмотря на слабость и боль. Шершавые, но нежные руки поправили мягкое тёплое одеяло и убрали со лба короткие прилипшие пряди. Аврора моргнула и сфокусировалась: перед ней сидел отец. ― Папа! ― выдохнула она. ― Папочка! ― И обняла отца так крепко, насколько позволяла капельница. ― Откуда ты здесь? Где мы? ― Она огляделась: чистая и светлая палата, голографические экраны и проекторы, робот-пылесос в углу. Явно не больница Мыса. ― Мы в госпитале горной столицы, ― ответил отец, аккуратно укладывая её на бок и беря за руку. На безымянном пальце блестело обручальное кольцо, которое он никогда не снимал. ― Тебя и Артёма доставили первым же рейсом. Врачи Мыса сделали для Артёма всё от них зависящее. Не волнуйся, ― он жестом остановил Аврору, испуганно на него смотревшую. ― Он жив. Очаг некроза обширный, но наши колдуны тоже не лыком шиты. ― Отец улыбнулся, но что-то в его тоне и словах не понравилось Авроре. ― Я знаю тебя лучше всех, ― усмехнулась она, подняв руку и коснувшись седых волос отца. ― Ты что-то недоговариваешь. Что ты от меня скрываешь, папа? Скажи мне, пожалуйста! ― Хан применил к Артёму мощную целительскую магию, ― негромко и чётко ответил отец. ― Но эта энергия может не только лечить. Считай, что Хан проклял Артёма ― очень серьёзно и сильно проклял. Теперь чем дальше Артём будет от тех гор, рядом с которыми его прокляли, тем хуже ему будет. И вспять этот процесс уже не повернуть. А про тебя доктор сказал, что тебе повезло, ― отец строго посмотрел на неё, но в его янтарных глазах светилась гордость, ― крылья не сломали позвоночник, защемлений нервов и междисковых грыж тоже нет. А вот с выростами на спине ничего не сделаешь. Ты поправишься. И Артём тоже. ― Я страшно отомщу! ― Аврора задыхалась от слёз бессилия и говорила, лишь бы сказать. Хоть как-то доказать, что она что-то может. ― Доченька, Заря моя, ― тепло и печально произнёс отец. ― Природу силы Хана не могу разгадать даже я. ― Он усмехнулся. ― Ты говорил, что он целитель, ― возразила Аврора. ― Таких способностей немало. ― Но в Хане есть нечто ещё. Ты чувствовала это, должна была почувствовать. ― Только курганную магию степняков. Больше ничего. Ничего. ― Аврора опустила голову, силясь вспомнить ту чужую густую силу, наполнявшую всё вокруг. И не могла. Нечто отводило глаза, обманывало чувства и дар Алконоста. ― Не спеши, ― ободряюще произнёс отец. ― Ты вспомнишь. И всё поймёшь. За своих детей не переживай: они здесь с Ксенией Максимовной. Всё хорошо. ― Кто вообще этот Хан такой? Из какого кургана вылез? ― воскликнула Аврора. Досада и зудящая жажда действий снедали её. Боги ей свидетели, она найдёт ублюдка! ― Я имя-то его не помнила, пока Артём его Русланом не назвал. И про мать в монастыре тоже не знаю, кто и когда ляпнул, наверное, в спутниковом интернете написали или в онлайне сказали. Отец явно хотел ей ответить, но дверь палаты распахнулась, и к Авроре ринулись Мира и Илья: встревоженные, с сияющими глазами и такие родные. За их спинами маячила улыбавшаяся Ксения Максимовна в спортивном костюме. Аврора обнимала детей, с замиранием сердца слушала Миру и возносила хвалу богам, что дочка-банши не кричит. Значит, всё хорошо. Пока. Аврора запретила себе думать, что будет потом. ― Мамочка, что с твоими волосами? ― спросила Мира, гладя Аврору по голове и перебирая пальчиками её короткие до плеч волосы. ― Подстриглась, доченька, подстриглась, ― проглотив комок в горле, улыбнулась Аврора. ― Так ведь удобнее, правда? Она старалась не показывать детям слёзы, прижимала к себе и слушала рассказы сына о том, чему он научился у дедушки Алека за лето. Смотрела на них и понимала, что готова на всё, чтобы чёртова магия Хана их никогда не коснулась. А про то, кто этот ублюдок на самом деле, она выяснит. Кем был, как дошёл до жизни такой. Всё.***