Дикая Гора

Он дико устал стоять на коленях к тому времени, когда праздник завершился и Коиин за подрезанные волосы потянул его за собой. От всполохов костра и мельтешащих перед светом фигур в глазах Маи рябило и он ничего не видел перед собой, когда воин отвел его от огня в ночную мглу деревни. Он кое-как переставлял затекшие ноги, то и дело спотыкаясь, но Коиин вел его протоптанной за года тропинкой и на ней не встречалось неожиданных преград. В хижине уже ждали все три его жены, их испуганные лица бледнели в свете лучины. - Всем спать, - приказал Коиин, и женщины тут же заворочались, укрываясь шкурами. Мая был растерян. Неужели они будут жить тут все вместе? И он – раб и слуга, - был допущен в дом? И Коиин собирался… делать свои грязные вещи у них на глазах? Мая думал, что хуже уже ничего не может быть, но Коиину удалось неприятно удивить его. Опрокинутый на шкуры сына вождя – самое почетное место в хижине, юноша боязливо оглядывался на замершие под шкурами фигуры невольных зрителей отвратительного действа, что сейчас случится. Он давно перестал испытывать смущение и стыд, привыкнув к извращенным ласкам Коиина, но сейчас эти позабытые чувства снова нахлынули на него. Мая готов был унижаться перед своим врагом, но быть распятым и использованным на глазах у женщин казалось ему нестерпимым. - Послушай, - шепотом обратился юноша к воину, когда тот опустился рядом с ним и тяжелые грубые руки заскользили по исхудавшим плечам. – Ты хочешь сделать это при своих женах? - Они спят, - равнодушно бросил Коиин, склоняясь к шее Маи и касаясь кожи влажными губами. Юноша был уверен, что женщины не спят и все слышат и даже могут увидеть, если на миг отвернутся от стены, и это не давало ему покоя. - Коиин, - мягко позвал Мая, боясь разозлить своего нового хозяина. – Делай со мной все, что хочешь, но только не при них… Ты уже достаточно унизил меня перед всеми!.. - Не ставь мне условия! – отрезал воин. – Они спят! Ну?! Он обернулся на женщин, но ни одна из укрытых шкурами фигур не пошевелилась. Мая чувствовал, что они боятся не меньше, чем он сам – боятся мужа. Мая Коиина не боялся – ненавидел, но не боялся. Страшился он только боли, которую враг мог причинить, но готов был ее терпеть. Он мужчина и стерпит все, что может сделать ему Коиин – тем более теперь, когда он так далеко зашел ради своего спасения. - Ты чудовище, - зло прошептал Мая, пряча взгляд, и в следующий миг его повалили на шкуры и заткнули рот поцелуем, но не грубым, как ожидал юноша, а мягким. Вскоре он понял, что Коиин решил переменить свое поведение в любовных играх: все его прикосновения, иногда неуклюжие, несли ласку и желание доставить удовольствие. Мая гадливо кривил губы в темноте, чувствуя, как сухие шершавые ладони растирают его тело, как влажный язык неумело лижет шею, оставляя неприятно холодящие влажные полосы, как сильный рот больно всасывает его соски. «Соси, сколько хочешь, в них все равно не будет молока!» - усмехался юноша, разглядывая невидимый в темноте потолок. Руки Коиина гладили его по ногам, затем коснулись члена, яичек. Мая чувствовал его прикосновения, но никак не отвечал на них. Ему не было приятно. Мужская сила покинула его, сам Мая давно это понял, а Коиин все пытался возбудить его и усиленно тер вдоль вялого ствола, постепенно раздражаясь. В тишине, нарушаемой только шумом его сбивчивого дыхания, раздалась звонкая пощечина. Мая поморщился от боли, вернул голову на место. - Почему? – натужно дыша, спросил Коиин. Мая радовался, что не может сейчас видеть его лица – ему и так было противно. - Потому что я не хочу тебя. – Просто объяснил он. Коиин ударил его еще раз. Мае показалось, что в хижине стало еще темней, перед глазами заиграли солнечные всполохи. - Почему? - Потому что я ненавижу тебя, - прохрипел он, слизывая кровь с рассеченной губы. Он слышал, как замахнулся Коиин, слышал, как свистел воздух под его летящей рукой, он готовился к боли, но легче от этого не было. Он весь поджался, широкая тяжелая ладонь вмазала по щеке. В ушах зазвенело. Несколько вдохов Мая ничего не чувствовал кроме огня на щеке и звона в ушах, потом сознание вернулось к нему и он увидел, как Коиин раздвигает его ноги. Мая дернулся, понимая, что сейчас начнется самое страшное, но воин прижал его, навалившись сверху. Юноша почувствовал его горячее дыхание на лице и прикосновение чужого члена к внутренней стороне бедра. - Будь ты проклят!.. – выдохнул он прежде, чем Коиин ворвался в него. Мая вскрикнул надорвано, жалобно, все тело словно занемело от боли. Он тут же сжал зубы, слезы навернулись на глаза, но все, что он мог, это вцепиться ногтями в плечи своего врага и отчаянно драть его кожу. Его повреждения не зажили за одну ночь, а Коиин больше не пытался быть нежным. Мая сдавленно всхлипывал при каждом толчке, не в силах терпеть эту пытку, закусил зубами собственное запястье. Обычно это помогало перебить другую боль, но на этот раз та, что раскаленным кинжалом терзала его внизу, была слишком сильна. И все же Мая думал о том, что их могут услышать. Он сдерживал слезы и крики изо всех сил и хрипел, как умирающее животное, взывая к предкам, моля, чтобы Коиин закончил это быстрее. Предки услышали его. Несколько последних мгновений своей агонии Мая улыбался, предвкушая освобождение от боли и отдых. Наконец, Коиин скатился с него и отвернулся в сторону, не желая видеть и слышать его. Усталость и боль боролись между собой, юноша хотел бы провалиться в сон, но боль не позволяла ему отвлечься и расслабиться. Коиин тоже долго не мог заснуть, и те женщины, что лежали неподалеку – Мая слышал их дыхание и, казалось, слышал и их мысли. Насколько быстро распространятся слухи? Как быстро дойдут до его родной деревни? Если об этом узнает отец, то бросит все силы на его выручку, а Мая не хотел, чтобы в бесполезной кровавой битве погибали люди. Погибали из-за никчемного него. Утро Мая встретил в одиночестве. Когда он открыл глаза, в хижине никого не было. Юноша попытался сесть, но боль резанула старым тупым кинжалом, и Мая с хриплым стоном опустился обратно на шкуры. Судя по лучам солнца, пробивающимся через щели в стенах хижины, был уже полдень. Мае хотелось пить и есть, к тому же, не помешало бы справить нужду, но выбраться наружу самому казалось невозможным. Плетеная дверца зашуршала. Мая испугался, что это Коиин вернулся, чтобы продолжить мучить его и отвернулся к стене, притворяясь спящим. Приближающиеся шаги были другими, никогда прежде юноша не слышал их. Рядом с ним опустилась на колени женщина, одна из жен Коиина. Юноша взглядом спросил ее, что ей нужно, но женщина избегала смотреть на него. Вокруг было сумрачно, Мая не мог разглядеть ее лица. Ее руки дрожали, когда из-под края шкуры она доставала маленькую чашку с пахучим горячим отваром и протягивала ее пленнику. По запаху Мая понял, что в чашке был заварен зверобой. Он с благодарностью принял чашу и стал медленно пить – отвар был горячим, терпким и горьковатым на вкус, благодаря ему Мая до вечера не будет чувствовать боли. Женщина так же не глядя протянула ему другую чашку с травяной мазью, юноша успел принять ее и принюхаться, когда у входа снова зашуршало. Женщина быстрым движением выбила отвар из руки Маи и кинулась в сторону, хватаясь за какие-то тряпки и шкуры. Юноша, сердцем почувствовав, что это идет его новый хозяин и давний враг, торопливо перевернул мокрые шкуры, чтобы не так сильно пахли, и ловко спрятал под ними мазь, и в тот же момент в хижину заглянул Коиин. - Проснулся? – спросил он, увидев приподнявшегося на локтях Маю. Затем взгляд его упал на копошащуюся в тряпках жену. – А ты что здесь делаешь? Иди работай! Женщина тут же, спотыкаясь, покинула хижину. - Кое-кто хочет увидеть тебя, - проговорил Коиин странным голосом, наполовину задумчивым, наполовину насмешливым. – Помнишь, я обещал? Мая продолжал смотреть на него вопросительно. Никакого обещания он не помнил и не имел ни одной догадки о том, кто в чужом племени захотел вдруг его повидать. - Заходи, - крикнул Коиин кому-то снаружи, и через несколько мгновений в хижину пробралась женщина. Мая сразу узнал в ней Сорину. Несколько дней назад, когда Коиин обвинял ее, а Мая инстинктивно защищал, для него все было просто. Он считал ее невиновной, глупой, обманутой женщиной. Но потом он не думал о Сорине, погрузился в собственные переживания, и сейчас был сбит с толку ее приходом: не знал, что теперь думать. Ему и не хотелось об этом думать, не хотелось решать, виновна она или нет, не хотелось видеть ее и говорить с ней. Сорина прошла в хижину с гордо поднятой головой, как жена самого вождя, и села на шкуры в нескольких шагах от юноши, не пряча горделивого и холодного взгляда. Меньше всего она была похожа на обманутую и глупую. - Ты ничего не хочешь у меня спросить? – задала она вопрос. Мая глядел в ее колючие глаза, которые раньше светились и улыбались ему, и понимал, что ничего не хочет спрашивать. Ничего не хочет знать. Если все не так, как он думал… то Мая предпочел бы остаться в неведении. Он покачал головой и отвернулся, показывая, что разговор его не интересует, и он не намерен его продолжать. Но Коиин скомандовал Сорине «говори», и она заговорила. - Ты, наверное, винишь во всем меня, думаешь, что я подлая? – догадалась она. – А мне все равно, что ты обо мне думаешь. Просто я была умнее тебя, Мая. Ты очень глупый и недальновидный, ты никогда не задумывался всерьез о будущем своего племени. Что будет, когда вождя не станет? Ты займешь его место? Из тебя никудышный вождь… но не это главное. Она замолчала, ожидая от Маи хоть какой-то реакции на свои слова, но юноша по-прежнему лежал, отвернувшись от нее, и будто не слушал. Это злило Соринку, в тайне она хотела, чтобы бывший возлюбленный рассердился на нее, накричал или даже ударил – тогда бы она полностью искупила перед ним свою вину. Но Мае было все равно. Он боялся, что слова эти причинят ему боль, боялся признания девушки, которую любил, в предательстве, но когда она говорила, он не почувствовал ровным счетом ничего. Наверное, Коиин убил в нем все чувства к этому миру, кроме ненависти к нему самому. - Самое главное, - продолжила Сорина со злобой в голосе, словно обвиняя в чем-то юношу, - что ты настолько глуп, что никогда не думал о том, кто станет вождем наших соседей. Тут Мая вздрогнул. Действительно, он никогда не размышлял об этом. Он пока еще не понимал, к чему клонит Соринка, но предчувствие чего-то нехорошего, что он упустил из виду, появилось в груди. - После Лабарта вождем станет Коиин, - девушка озвучила всем известную истину. – Сейчас власть обоих вождей еще сдерживает его, но когда все поменяется – он поработит все наше племя, потому что по сравнению с ними, воинами, мы слабаки, а ты ни на что не годен и не сможешь защитить нас! Как Имма этого не понимает! Тогда мне пришлось взять все в свои руки. Я спасла все наше племя ценой одного обмана, - в ее голосе прозвучало торжество, - Коиин всю жизнь охотится за тобой. И в нашу деревню он пришел бы за тобой. И все были бы несчастны. Поэтому я решила, что будет мудро просто отдать ему тебя, тогда он успокоится и не тронет нашу деревню. Это часть нашего договора: я отдаю тебя ему, он помогает мне бежать, выдает замуж за своего младшего брата и обещает никогда не трогать наше племя. Теперь ему и незачем – теперь он имеет тебя. Мая удивленно молчал, ошарашенный известиями. Весь план Сорины не укладывался в голове, ему с трудом верилось, что все это правда. Он взглянул на Коиина, стругающего ножом палку неподалеку, и Коиин улыбнулся ему, подтверждая слова девушки. Так это правда… Он правда собирался идти на их племя войной. Лишь для того, чтобы добиться его, Маи. Теперь юноша был окончательно уверен, что Коиин выжил из ума. Они никогда не были дружны, иногда дрались, вечно задирали друг друга, но Мая не предполагал, что эта детская вражда может зайти так далеко. Еще было неприятно от осознания того, что Сорина оказалась умнее. Не только Маи, их всех. Ему вспомнились слова Коиина в тот вечер, когда он похитил его: «она достаточно умна, чтобы понимать, что происходит, но недостаточно мудра, чтобы скрывать свой ум от мужчин». - Поэтому не вини меня, - сквозь раздумья Маи прорезался холодный голос Сорины, - я не сделала ничего плохого. Просто обменяла жизнь одного дурака на жизни всего племени. Единственный, кто в чем-то виноват, Мая, это ты. Она рывком поднялась с места и покинула хижину, не удостоив юношу и взглядом. В этот момент Мая был окончательно растоптан и не мог поверить, что так жестоко ошибался всю жизнь. В себе, в их безобидном, как ему казалось, соперничестве, в уверенности отца в светлом будущем племени под руководством мягкосердечного сына. В чувствах Сорины. Было похоже, что сейчас она ненавидела его… - Не убивайся. Задумавшись, Мая совсем забыл про Коиина. Тот все еще стругал свою палку, не торопясь приближаться к юноше. - Ты все равно ничего не мог сделать. Так что, наверное, стоит сказать ей спасибо… Все-таки, никто ведь не пострадал. «Кроме меня», - мысленно ответил ему юноша. «Значит, я все равно был обречен?» Отчаяние снова подступило, схватило его своими уродливыми, холодным руками за сердце. Но Мая, зажмурившись, гнал его прочь. Может, он и был обречен рано или поздно попасть в лапы Коиина… но сейчас все было в его руках. Это испытание, которое послали ему духи предков. В котором он должен доказать, что способен быть хорошим вождем – сильным, храбрым, выносливым. Справедливым и милосердным. Он простит Соринку за обман и предательство, и воздаст Коиину по заслугам, и тогда вернется в свое племя с гордо поднятой головой, как благословленный предками, окрепший духом вождь. - Ну и как тебе быть молодоженом? – хитро спрашивает Имма, пихая острым локотком в бок. У реки они стояли вдвоем: Лабарт помогал мальчишке раскинуть самодельную сеть. Своим вопросом Имма застал старшего друга врасплох – тот был сосредоточен на неправильно завязанных узлах и думать не думал о своей недавней женитьбе. А мальчишка все смотрел, хитро прищурив глаза, словно подначивал. Лабарт как-то странно улыбнулся: то ли растерянно, то ли смущенно, то ли затравленно. И пожал плечами. Он правда не знал, каково это – для него в жизни ничего не изменилось. Да, он спал со своей женой в одной хижине, теперь она, а не мать, готовила ему еду, но Лабарт вовсе не был счастлив. Или наоборот – он вовсе не был несчастен. Для него не изменилось ничего. Он не задумывался о том, что что-то идет не так. Не задумывался, почему не резвится со своей красавицей-женой каждый свободный миг, и почему из общего дома его тянет сюда, на эту сторону долины, к сопливому мальчишке, который даже толком не знал, как взрослые заделывают детей. - Не слишком ли много времени ты проводишь со мной, а, женишок? – Имма продолжал безобидно подкалывать его, Лабарт улыбался, но в сердце его прокралась тревога. И правда. Он ведь должен быть сейчас там, со своей женщиной… Эти думы показались юному воину слишком тяжкими, и он отмахнулся от них. - Не слишком ли дерзок ты задирать старшего, хотя сам еще и не целовался ни разу? – Лабарт подразнил в ответ. - А с чего ты взял, что я ни разу не целовался? – возмутился Имма. - А что, целовался? – усмехнулся воин. – Ни в жисть не поверю! - Почему это? – сердито поинтересовался Имма. Лабарт понял, что задел его больное место. Наверняка все его сверстники уже целовались, у многих были подружки, а Имма был изгоем, с ним никто никогда не считался, никто из девушек не обратил бы на такого хлюпика внимания. Конечно, Имме было обидно и перед старшим другом – единственным другом, на которого он равнялся, - ему хотелось выглядеть достойно. - Я целовался! – заявил Имма с вызовом. – И не один раз! - Да? – Лабарт не удержал смешок, - И с кем же? Мальчишка зарделся, глаза его забегали. - Это неважно, - отрезал он. Видно, как в ясный день, что врет, и пора было бы Лабарту остановиться и не доводить дружеский спор до ссоры, но в нем вдруг взыграл охотничий азарт. - Значит, ты утверждаешь, что умеешь целоваться? - Да! - По-взрослому? В губы и с языком? - Да! - Тогда докажи, - просто сказал Лабарт. Имма посмотрел на него удивленно. - Как? - Ну… поцелуй, например, меня. Или при мне поцелуйся с девчонкой. Тогда я сразу пойму, умеешь ты или нет. - Вот еще! – Имма раскраснелся еще больше, задергал остервенело сеть, расправляя и собирая в руки края. – Больно надо! - Что, нет у тебя девчонки? – догадался Лабарт. – Ну, тут нет никого, можно не бояться, что нас увидят. Целуй меня! - Да ты с ума сошел? – обиженно заговорил мальчик. Похоже, что сейчас он не на шутку испугался, что его вранье разоблачат. – С чего это я буду с тобой целоваться? - Чтобы доказать мне, что умеешь, - доходчиво пояснил Лабарт. - Не буду я тебе ничего доказывать… - еще тише проворчал Имма. Лабарт понял, что никаких действий от него не дождется. Это других мужчин можно дразнить с уверенностью, что те поведутся, уязвленная гордость заставит их выполнять то, чего ты хочешь, а Имма слишком сильно трусил и шел на попятную. Ни на мгновение Лабарт не задумался – что именно он собирается сделать? И с кем? Он просто бросил сеть, шагнул к мальчику, схватил его за голову, разворачивая к себе, и впился губами в испуганно поджавшиеся мягкие губы. Имма сначала уставился на него своими широко распахнутыми глазами, потом, поняв, что происходит, затрепыхался и протестующее замычал, но Лабарт держал его крепко. Он умел целоваться. И сейчас был намерен продемонстрировать глупому несмышленышу все свое умение в этом деле. Одних движений языка было мало, Лабарт ласкал и губами, и телесный контакт тоже был важен – он прижал мальчика к себе, крепко, но бережно удерживая его голову на месте и широкими жестами поглаживая напряженную спину. Когда Лабарт отпустил его, то увидел, что в растерянных глазах Иммы обида борется с интересом. В тот же момент Лабарт понял, что зашел слишком далеко – одно дело дразнить, совсем другое - целовать кого-то насильно. Следовало немедленно обратить все в шутку. - Вот как это делают взрослые! – дружелюбно улыбнувшись, сказал он и похлопал мальчика по плечу. – Учись, в следующий раз удивишь свою девку! Он снова принялся за сеть, как ни в чем не бывало. Имма ничего не ответил ему, замешкавшись, тоже схватился за сеть, которую выронил от неожиданности. Они вместе раскинули ее на заводи – лодки не было, чтобы плыть далеко. Лабарт как мог старался выглядеть непринужденным, болтал на разные темы, поучал, рассказывал о повадках рыб, Имма довольно быстро оттаял и тоже стал вести себя как прежде. К разговору о поцелуях они больше не возвращались.