Дикая Гора

Время шло быстро, осень сменилась зимой, по обыкновению теплой в закрытой со всех сторон долине, а следом пришла и весна. Солнце быстро прогрело землю, в плодородной почве всходили ростки, цвели луговые травы и деревья, повсюду стоял необыкновенный сладкий аромат, жужжание шмелей и веселые трели птиц доносились отовсюду. Никто не ожидал, что очередная весна принесет еще одно горе в племя Растущих Семян. Впрочем, племени до смерти одной женщины не было дела, траур по ней носил только Имма, о котором та заботилась всю жизнь, словно о родном. Когда Лабарт узнал о кончине тетки мальчика, шел уже второй день после погребального сожжения. Лабарт разозлился, что никто из его друзей ни разу не упомянул при нем этого, и, покинув недоумевающих братьев, отправился искать самого младшего. Тот нашелся в крошечной лачуге на самой окраине, где жил вместе со своей теткой. - Почему ты сидишь здесь один? - спросил Лабарт, забираясь внутрь хижины и садясь рядом с понурым юношей. - А где, по-твоему, я должен быть? - слабо поинтересовался он в ответ. Лабарт тяжело вздохнул, не зная, что ответить. Траур носили всей семьей или всей деревней, но, похоже, кроме мальчика случившееся никого не заботило: женщина была чудаковатой, никто не брал ее в жены, детей своих у нее не было, и от тоски она начала разговаривать с собой, пугаться чем-то, что видела она одна, а порою бредила во сне. Местный шаман считал, что разум и душа покинули ее, но так как женщина продолжала упорно работать и следила за мальчиком, про которого все забыли, ее не трогали и позволяли жить в племени дальше. - Похоже, что горюешь ты один, - тихо заметил Лабарт. - Но хорошо, что у этой бедной женщины есть хотя бы один человек, который скорбит и будет о ней помнить. - Она оставила эту хижину мне, - сказал Имма, потухшим взглядом уставившись на старшего друга. - Теперь я буду жить здесь. И сам заботиться о себе. - Ты ночевал тут один? - догадался Лабарт и поежился от неприятных ощущений, когда Имма кивнул в ответ. Спать одному в хижине, где умер близкий человек — даже Лабарт не постеснялся бы признаться, что стучал бы зубами от страха всю ночь напролет. Души умерших иногда возвращались в свои дома и говорили с живыми, но у простых людей, в отличие от шаманов, не было никакого желания общаться с призраками мертвых. - Сегодня я останусь тут с тобой, - Лабарт протянул руку и потрепал мальчика по голове. - Нельзя быть одному, когда кто-то умирает. И он остался на ночь. Они долго сидели у очага, грея руки, иногда молчали, иногда говорили о чем-то, и обоим было хорошо. Имма засомневался, стоит ли Лабарту оставлять свою жену без присмотра, но молодой воин заверил, что одну ночку та переживет. Проводить эту ночь с Тинной ему не хотелось, семейная жизнь не слишком ладилась и вовсе не была медом, как о ней говорили старшие. - С завтрашнего дня будем встречаться за деревней, на опушке леса, - сонно проговорил Лабарт. - Зачем? - так же сонно пробормотал Имма. - Я должен кое-чему тебя научить. Юноша собирался спросить, чему именно друг собрался учить его, но пока размышлял над этим, усталость последних дней сморила его. Он уснул головой на коленях Лабарта, а тот глядел на его худые плечи, тонкие руки, отмечал, что мальчик начинает потихоньку развивать свои мышцы, но вряд ли когда-нибудь станет таким же крупным, как его братья или отец. Это немного все усложняло, но Лабарт не собирался менять своего решения. - … не опирайся сразу на обе ноги. Балансируй, тогда в нужный момент сможешь перенести вес и уклониться от удара. Смазанное от скорости движение вперед, и кулак Лабарта замирает на расстоянии волоска от носа растерявшегося Иммы. - Что ты стоишь? - пожурил Лабарт, - Видишь, что я собираюсь бить правой, уходи вниз. - Но я не успеваю, я не вижу, ты слишком быстрый, - жаловался Имма, неосознанно отступая назад, когда друг стал снова нападать. - Это придет с опытом, надо тренироваться, - выпад, еще один, но Имма продолжал пятиться, вздрагивая каждый раз, когда костяшки пальцев проносились у самого лица. - Зачем вообще все это? Мальчик устало опустил руки и выпрямился, выходя из надоевшей уже боевой стойки. - Пригодится в будущем, - отрезал Лабарт. - Давай, еще раз! - Зачем? Чтобы драться? Это плохая идея... - Чтобы защитить себя! - Если я буду сопротивляться, мне только достанется больше! - воскликнул Имма сердито. - Как ты не понимаешь?! - А если ты хоть раз надерешь одному из них жопу, никто больше не посмеет задирать тебя! - За драку с братьями отец меня не похвалит, ты же знаешь, что он не любит меня... - Никто не заставляет тебя драться с ними. Не они твои главные враги, а ты сам. Ты уже привык жить изгоем, быть вечной жертвой... ты взрослеешь. Пора научиться постоять за себя. Защищайся! И Лабарт снова напал, на этот раз не щадя мальчика. Уклониться тот не успел, удар пришелся в плечо, Имма вскрикнул и, потеряв равновесие, упал на землю. Тяжело выдохнув, Лабарт присел рядом с ним на корточки. - Ты должен понять, что они так и будут считать тебя заморышем. А ты достоин большего. Ты можешь гораздо больше, чем быть просто мальчиком на побегушках. Он протянул мальчику руку, чтоб помочь подняться. Несколько вздохов Имма обиженно смотрел на него, но потом, закусив губу, все же упрямо взялся за протянутую ладонь. Их тренировки проходили почти ежедневно с того утра. Имма медленно учился всему понемногу, отражать удары и наносить их, Лабарт даже учил его некоторым своим секретным приемам: как ненадолго сбить противника с толку, оглушить его, как правильно поставить подножку. Не все эти приемы были честными, но Лабарт говорил, что в бою на жизнь все средства хороши, а мертвый тебя уже не осудит. Имма не понимал, к чему все эти упорные занятия, зачем Лабарт так старается натаскать его. Но он становился сильнее, быстрее, ловче, и ему нравилось это чувство. И нравилось ощущение тайны, которую он хранил — никто в селении не догадывался о том, что хиляк Имма не такой уж теперь и слабак. - Не ввязывайся в споры и драки, - наставлял Лабарт после очередной тренировки, когда они полоскались в прохладной воде лесного ручья, смывая с себя усталость и пот. - Если кто-нибудь прицепится к тебе, лучше стерпи. - Почему? - удивлялся Имма. - Разве не для этого ты меня учил? Чтобы я мог себя защищать? - Да, - неуверенно отозвался друг. - Но неожиданность — сильнейший из твоих союзников, лучше ее побереги. - Для чего? - спрашивал Имма. Но Лабарт не отвечал, ограничиваясь расплывчатыми пояснениями, что «в будущем это может пригодиться и даже спасти его жизнь». Впрочем, у Иммы и без того не было желания ввязываться в ссору с кем либо. По своей природе он был тихим и никогда не держал зла на людей, а в последнее время у других не находилось повода на него сердиться: Имма исправно приносил пищу в племя, выполнял поручения старших, заботился о своем маленьком хозяйстве и хозяйстве своего племени. Единственные, кому перемены в мальчишке не пришлись по душе, были его старшие братья. Насмешки, что то и дело слышались с их стороны, Имма пропускал мимо ушей, считая их обыкновенной дурачливостью и иногда — проявлением зависти. В день летнего солнцестояния в племени Растущих Семян проводился обряд. Старшего сына вождя определяли наследником и будущим вождем, церемония длилась весь закат до темноты, а после захода солнца из своей лачуги на отшибе показывался шаман. Лабарт был заранее извещен и приглашен на обряд, как хороший друг старших сыновей. В тот вечер он наблюдал за обрядом, сидя у самого огня, и недоумевал, почему на почетном месте находился Клеб, расписанный красками, в ожерельях из костей и венках из священных трав, а не Гирда, старший из всех оставшихся братьев. - Я отказался, - прошептали над самым ухом Лабарта, и через мгновение рядом опустился Гирда. - Почему? - так же шепотом поинтересовался юный воин. - Это не мой путь, - просто ответил ему друг. Лабарт пытливо посмотрел на него, но по расслабленному лицу понял, что больше тот не будет ни о чем говорить. Что ж, особой разницы не было, кого выберут наследником нынешнего вождя... для Лабарта не было. Стемнело. Ритуальные пения и пляски вокруг огня стихли, люди застыли, оборачиваясь назад, к окраине деревни, откуда медленно плелся древний старец. Никто не проронил ни звука, пока старик, опираясь на свою длинную кривую палку с черепом какого-то хищного животного на конце, не подошел к самому огню. Все молчали и когда он запел что-то сиплым голосом, вытягивая из-за пояса сушеные травы и кидая их в костер. Травы вспыхивали, тлели и дымили резким, противным запахом. Старик продолжал петь, запрокидывая седую голову к звездному небу и возводя вверх сморщенные ладони. Лабарт видел, что глаза у него мутно белые, как молоко. От резких запахов и протяжного скрипучего пения ему стало не по себе, он прикрыл веки и положил голову на руки, чтобы удержаться в одном положении. Пение вдруг прекратилось. Любопытствуя, Лабарт поднял взгляд на шамана — тот стоял, по прежнему обратив лицо к небу, и ничего не говорил. «Слушает, что говорят ему духи», - догадался юный воин. И вдруг старец опустил голову и посмотрел прямо на него своими пустыми белыми глазами. Лабарту показалось, что в них плещется белый дым, как от тех трав, что еще тлели и смердели на углях, на мгновение ему даже померещилось, что этот дым выплескивается из пустых глазниц и как туман через горы течет по старческому сморщенному лицу. Лабарта пробил холодный пот, его затошнило. Голову словно придавило камнем, он содрогался от ужаса, но не мог отвести взгляд от пугающих молочных глаз старого шамана. Тот отвернулся сам, обращая свой слепой взор на ожидавшего его решения Клеба. За пояс его была заткнула обточенная кость, которой он должен был нарисовать знак на лбу будущего вождя, но шаман так и не взялся за нее. - Духи уже выбрали будущего вождя племени. Проговорил он ровно и, покрепче ухватившись за свой посох, развернулся и побрел прочь, обратно к своей одинокой хижине. Женщины вокруг заохали, окидывая окаменевшего Клеба жалостливыми взглядами, мужчины зароптали. Духи не одобрили выбора Трерона, более того, решение уже было принято, и это значило, что вождь ошибся. Трерон смотрел в след шаману сверкающими глазами, затем схватил своего сына за руку и велел идти домой. Гирда молча поднялся и последовал за братом, Лабарт оглянулся по сторонам, но Иммы нигде не нашел. Трерон говорил что-то людям, успокаивал, оправдывался за свою ошибку. Доверие к нему теперь было подорвано — вождь не имеет права ошибаться ТАК. Когда люди начали расходиться, Трерон направился в сторону жилья шамана. - Что это значит? - воскликнул он, врываясь в крошечную лачугу старца. - Это значит, что ты сделал неверный выбор, - терпеливо ответил старик. - Твои духи ошибаются! - категорично заявил Трерон. - Духи никогда не ошибаются, - так же спокойно возразил старик. - Тогда ошибаешься ты! - вырвалось у мужчины. На это шаман ничего не ответил, продолжая слепо пялиться в огонь. - Если не он, кто тогда? Гирда? Он не поведет за собою людей, он во всем полагается на своих братьев... - Значит, это не он будущий вождь твоего племени. - Тогда кто? - Этого духи мне не поведали. - Не Гирда, не Клеб... Но Бизон умер! Я сам разжег под ним погребальный костер! Кто же? Имма? Твои духи вздумали подшутить надо мной? Или мне следует зачать еще одного сына? - Может, будущим вождем должен стать вовсе не твой сын, - шаман пожал плечами. - Кто знает? Предположение совсем не обрадовало Трерона, но оно по крайней мере все объясняло. Не его сын, а другой человек, со стороны... значило ли это, что вождю стоит начать присматриваться к молодым мужчинам племени и своим советникам? Чувство досады охватило Трерона — не для этого он растил трех своих старших сыновей. Он молча покинул хижину, забыв поблагодарить шамана, это тоже было ошибкой, недостойной вождя. Но о ней знал разве что сам старик, а он не собирался об этом болтать.