Дикая Гора

Незадолго до заката Мая замедлил ход и остановился, ступая на валун, как нельзя кстати подвернувшийся под ноги. Приподнявшись над высокой травой, над бескрайней равниной, молодой воин оглянулся по сторонам и подумал, что вид этот смутно ему знаком – когда-то давно он проходил здесь, а значит, до сих пор ему удавалось держать верное направление. Это была неплохая новость под конец долгого дня, проведенного в дороге. При чистом весеннем небе солнце светило ярко, да прямо в глаза: Мая прищурился, закрываясь от его жгучих лучей ладонью, и задумчиво вгляделся в даль. Конца лугам с их бушующей цветущей зеленью не виделось. Ветер гулял по просторам, широкой ладонью мял траву, та шуршала отзывчиво и распрямлялась вновь, устремляясь к закатному небу. Мая дернул плечом, когда порыв ветра настиг и его: отросшие за несколько зим волосы, заплетенные в тонкие косички и украшенные цветными бусинами, щекотали кожу, касаясь шеи. Сзади послышался шорох травы и чьи-то мягкие, неторопливые шаги. Мая обернулся, приветствуя Ланьку короткой бледной улыбкой. Та подошла ближе, протянула руку, касаясь его ноги. - Тут заночуем, - решил Мая и спрыгнул с валуна. – Устала? - Нет, - девушка скромно качнула головой и накрыла ладонью круглый животик. – Только есть очень хочу. Мая снова окинул взглядом пространство вокруг, выискивая еще одну фигурку в густой и высокой траве. Заметив крадущегося неподалеку мальчишку, он сложил руки у рта и крикнул: - Ямис, не отставай! Мальчишка вскинул голову, встретился взглядом со старшим мужчиной и кивнул. «Все никак не найдет эту свою ненаглядную куропатку, - думал Мая, сбрасывая с ноющих плеч кульки и помогая Ланьке разбить на ночь лагерь. – Правду ли говорят, что яйца у них голубые, как небесная высь?» Ямис еще долго шуршал в траве вокруг, выискивая гнездо с необыкновенными яйцами, и к костру пришел, только когда почуял запах горячей еды. Чумазый и насупленный, он принял из рук сестры подогретое кроличье бедрышко и вгрызся зубами в нежное розоватое мясо. Ланька тоже ела с аппетитом, да ей и положено – питаться следовало за двоих. Только Мае кусок в горло не лез. Пожевал лепешку с копченым мясом с отстраненным видом, а после и вовсе потерялся в собственных нелегких думах. Ланька убирала в мешок остатки еды, отскребала кусочки мяса с удобных палочек для жарки, укладывала упрямого брата спать и все кидала на возлюбленного тревожные взгляды, но помочь ему ничем не могла. Тяжкие думы, что последнюю луну одолевали ее избранника, брали свое начало в туманном прошлом Маи, а женщине не следовало в него лезть. Когда Ямис наконец-то перестал ворочаться на своей лежанке и ровно засопел, а на луга опустились густые сумерки, Ланька приподнялась над землей и обвила плечи возлюбленного руками. - Не спится тебе, любовь моя, все думаешь, и думы твои все тяжелей и мрачней с каждым днем. Не поведаешь глупой женщине, о чем душа мается? Я думала, ты уже все для себя решил, раз меня с Ямисом позвал идти с собою... В ответ Мая глубоко и невыносимо тяжко вздохнул, будто его грудь сдавливали невидимые человеческому глазу оковы. - Понимаешь, Ланька... – заговорил он приглушенно, затуманенным взглядом уставившись туда, где при свете солнца находился бы горизонт. – Мне хватило храбрости сделать выбор, но чем ближе я к дому, тем меньше решимости я нахожу в своем сердце. Оказывается, я как был, так и остаюсь тем же трусом... не хочу возвращаться туда тем же человеком, каким был. Ланька помолчала недолго, вглядываясь в темноту, грея спину любимого теплом своего тела. Она тоже сделала выбор, последовав за Маей за родные края, долг ее теперь, как его женщины, был в том, чтобы помогать и поддерживать своего мужчину. Ланька ничего не знала о том, откуда пришел Мая в ее племя несколько зим назад, ни слова молчаливый юноша не сказал о своем прошлом даже вождю. Да ей это было и не важно. - Пусть я и не знаю, каким ты был до нашей встречи... но ты однозначно уже не тот человек, - прошептала девушка на ухо своему мужчине. – Время меняет всех. А то, что ты пережил, что заставило тебя уйти, не могло не сделать тебя другим человеком. Тебе, должно быть, тревожно возвращаться туда... но, возможно, это и есть последние испытание, в котором ты поймешь, смог ли ты измениться, побороть свои слабости и страхи. Мая долго молчал, не шевелился и дышал размеренно, обдумывая ее слова. Когда Ланька, устав сидеть в неудобной позе, провела по его плечу рукой и отстранилась, он промолвил едва слышно: - Наверное, ты права. Не встретить испытание грудью, как воин, и будет означать, что я все тот же ничтожный трус... - Чего ты боишься, любимый? – спросила Ланька, укладываясь для сна. Мая ответил ей коротко: - Всего. Он боялся всего, потому что не знал, что увидит в Долине. Осталось ли все по-прежнему в его деревне, а если нет – придутся ли перемены ему по нраву, хватит ли духа смириться с ними? Примут ли его дома? В добром ли здравии отец, не забыл ли его, непутевого сына? Но больше всего Маю страшило зло, обитающее вне его семьи и дома. Выжил ли тогда Коиин? Если да, то наверняка затаил злобу на него и мог отыграться на его близких. А даже если мстить не стал, то как Мая посмотрит ему в глаза? Не сможет выдержать его взгляда не из-за не страха – его больше не осталось, Мая знал, что теперь даст достойный отпор любому... не сможет из-за призрачного чувства вины. Тогда в лесу он поступил не по-мужски, но, несомненно, был в своем праве бросить мучителя умирать. Никто не мог осуждать его за трусость. Никто, кроме него самого. А если же Коиин умер... Наверное, так было бы проще всего, и Мая бы просто с этим смирился. Когда он случайно набрел на чужое племя, то и не помышлял о том, чтобы примкнуть к незнакомому народу. Только спустя много ночей, уйдя за холмы, леса и реки, юноша подумал, что встреча не была случайной и, возможно, это был знак: знак, что он ушел достаточно далеко от своего прошлого, что он готов начать жить заново, став другим человеком, став частью другого племени, где никто ничего не ведал о нем. Поначалу люди не восприняли пришельца с радостью, вождь тоже сомневался, стоит ли впускать в привычный уклад чужака. Не получится ли так, что пригреют на груди змею? Что, если парень послан врагами, чтобы разведать, что тут у них и да как, есть ли чем поживиться и сколько в племени взрослых воинов, способных днем и ночью дать обидчику отпор. Помощь пришла к Мае с совершенно неожиданной стороны: к недовольно ропчущей толпе вышел из своей лачуги шаман и, распихав зевак посохом, встал рядом с вождем. - Будет вам злоязычить, - осадил он особо ретиво выступающих против чужака. - Откуда ж нам знать, что он не передушит нас во сне и не забьет наших детей и женщин? – крикнул кто-то из толпы. - У воина никогда не поднимется на женщину рука, - ответил Мая негромко, хоть обращались и не к нему, но все вокруг его услышали. - А ты считаешь себя воином? – спросили его с насмешкой. - Я собираюсь это доказать, - пожал плечами Мая. – Что могу быть полезен и что буду для вас достойным товарищем. - Честь достойного воина еще следует заслужить! – смеялись за его спиной. С разрешения вождя Мая честно заслужил ее, принося в племя добычу, выполняя поручения, помогая всем и во всем, чем мог. Добро и польза, совершаемые им бескорыстно для совершенно чужих и часто настроенных недоброжелательно людей, их благодарность и ответные добрые жесты творили чудеса и неведомым образом залечивали душевные раны Маи. Со временем жители деревни стали проявлять к чужаку дружелюбие, доверяли стоять на страже и присматривать за детьми, не боялись давать в руки оружие. Позже, следуя праздному человеческому любопытству, стали задавать вопросы: откуда пришел, почему покинул свое племя, зачем остриг волосы? Оказалось, что именно состриженные волосы и насторожили людей: в этой деревне считалось, что обстричь могут только за большую провинность. Пришлось Мае пояснить, что волосы он состриг себе сам, как символ того, что покончил со своей старой жизнью. А что до шрама на плече, где кожа будто стерта до крови, так это Мае просто не повезло – боком скатился со скалы. Много времени прошло, зимы, здесь гораздо холоднее и ветренее, чем в родной Долине, летели одна за другой. У молодого воина появились новые друзья, никто в деревне его больше не сторонился, девчушка из семьи, где незадолго до прихода Маи умер кормилец, смотрела на него добрыми глазами и неизменно заливалась аппетитным румянцем. Мая не растерялся и взял заботу о девушке и ее младшем брате на себя. Так, негласно, у него и новая семья появилась – Ланька сразу же полюбила его и души не чаяла в своем молодом муже, а Ямис, тот еще сорванец, долго к новому мужчине присматривался, но потом все же признал в нем если не отца, то уж старшего брата точно. Вскоре и вождь племени их благословил. Зажили они счастливо, в достатке и любви, и давно уже Маю не тревожили призраки прошлого. Пока в один прекрасный день не позвал его к себе шаман, тот самый, что в первый день заступился за него - самый древний старик, какого молодой воин видывал. Все страхи Маи, позабытые с пролетевшими зимами, ожили вновь, когда шаман степного племени, ставшего новым домом, проронил в напряженной тишине несколько слов. - Много лет назад здесь проходил скиталец, что покинул дом и искал Мудрости Предков по всей земле, - проскрипел он, опираясь на костлявые свои колени. – Он предсказал, что в племени появится чужак, и велел передать тебе, когда придет время... «Дома тебя еще ждут». Мая вышел от шамана в растерянных чувствах. Он не сразу понял, к чему именно относились эти слова, а когда понял, что именно имел в виду неизвестный скиталец, не знал, куда деть себя, в какую сторону пойти. В голове его было пусто, не появилось в ней ни одного вопроса – Мая и без того слишком много услышал, слишком много знал, того, что ему было совсем не нужно. Домой идти было нельзя – там чуткая Ланька, увидев неладное, накинется с расспросами, а ответов у Маи не было даже для самого себя. Он двинулся в сторону от деревни, пошел по полю, пока не вышел к ручью. Обычно здесь женщины полоскали шкуры, но сейчас было пусто – небесное светило уже клонилось к закату. «Что значит – ждут?» - не верил свои ушам Мая. Он убедил себя, что дома его забыли так же, как он позабыл свой дом. И откуда шаману было знать, что «время пришло» именно в этот момент, не луной раньше или позже? «Потому что только сейчас я залечил свои раны», - понял Мая, глядя на крупинки песка, липнущие к ступням, и схватился за голову. Только сейчас он зажил в полном согласии с собой, молодая жена понесла от него, все у них было замечательно. «Зачем, зачем он мне рассказал?» Мая знал, что теперь не сможет перестать думать о доме, об отце, о том, что случилось. На него словно опрокинули ушат ледяной воды, сон покинул его. Мая уверил себя в том, что забыл все и стал жить другой жизнью, так зачем шаман вернул в его душу сомнения? Несколько дней и ночей молодой воин провел в смятении, борясь с тревогой в груди. Ланька пыталась спрашивать его, в чем дело, но Мая не отвечал ей, и девушке пришлось смириться и наблюдать, ожидая конца его мучениям. Однажды ночью Мая проснулся и понял, что своими словами шаман дал ему выбор – остаться в новом племени или вернуться домой. «Но как я смогу вернуться туда?» - с ужасом спрашивал он самого себя, обнимая свою молодую жену и вглядываясь в темноту хижины. «После всего, что было...» «Что было, того не воротить, - вспомнились ему слова Ланьки, когда он только начинал за ней ухаживать. Тогда Ланька еще пыталась задавать вопросы, хотела узнать получше, что он за человек, но, будучи очень чуткой, столкнувшись с незримой глухой стеной внутри Маи, отступила. – Никто не рождается сильным, мы все учимся, совершаем ошибки, случаются и несчастья... важно только то, кем ты являешься прямо сейчас. И каким станешь в будущем». Мая не поверил, что слова эти принадлежали девчушке, которой едва стукнуло пятнадцать зим. Но вспомнил, как тяжело ей пришлось, когда мать и сестры умерли от тяжелой болезни, а вслед за ними и отец, кормилец семьи, и как не пошла она в другой дом второй или третьей женой, а заботилась о себе и брате сама. Воистину, никто не рождается сильным... так может, и он достаточно силен, чтобы грудью встретить свои страхи, а не бежать от них, как тогда, в лесу? И как бежал от них уже столько зим, перейдя через горы, равнины и реки, каких не видывали его предки. Прошло много дней и ночей, прежде чем Мая понял простую истину, которую долго и, как оказалось, весьма успешно игнорировал. Покончить с прошлым молодой воин мог только встретившись с ним лицом к лицу. Он думал, что забыл все и зажил совсем другой жизнью, но то, как легко вернулись к нему сомнения и как легко затеплилась в груди необъяснимая надежда, говорило о том, что вся эта новая жизнь и гармония с самим собой необычайно хрупки и лишь померещились ему. «И я не один», - думал Мая, укладываясь на лежанку и крепко обнимая спящую жену. Высокое ночное небо пестрело россыпью белых песчинок, какие-то были побольше, какие-то – поменьше и, казалось, дрожали. «За моей спиной Ямис и Ланька. Они пошли за мной, поверили мне, а значит, я не смею ударить в грязь лицом». Да, было многое, чего Мая осознанно или подсознательно боялся. Он боялся, что, вопреки словам шамана, дома его не примут. Или что от того дома, каким Мая запомнил его, спустя зимы ничего не осталось. Он боялся, что Коиин выжил после схватки с рыжим медведем, и, вернувшись, Мая будет вынужден снова противостоять ему, и на этот раз у него не будет права проиграть. Бежать, когда за спиной беременная жена и ребенок, некуда. Еще Мая понимал, что, вернувшись в родное племя, выберет для себя единственно возможную дорогу. Ему придется быть настолько сильным и настолько «другим», чтобы никто в племени даже в мыслях не посмел сравнить его с прежним Маей. В племя Растущих Семян придет молодой мужчина, сильный и мудрый воин, чтобы занять в скором времени место вождя. Мая надеялся, что он действительно стал таким, а не просто убедил себя в этом. Когда на горизонте появились смутные очертания до боли знакомых гор, Мая долго стоял, глядя на них, и набирался решимости. Ни Ланька, ни Ямис не беспокоили его, понимая, что сейчас не лучшее время вмешиваться. Наконец, Мая покрепче перехватил дорожный посох и дальше ступал твердо, очевидно намерившись больше не сомневаться и не отступать. Они потратили еще полдня, чтобы обойти горную гряду, и вошли в Долину с другого конца. - Те земли принадлежат другому племени, - коротко пояснил свой маневр Мая. – И я не знаю, в каких отношениях с ними моя родня. Ланька согласно закивала головой, подтверждая, что да – лучше не рисковать. Мая не сказал ей, что опасается, что за время его отсутствия племени Глубоких Озер перешла вся земля Долины, все холмы, леса и поля. Мая шел первым по хорошо знакомой тропинке, петляющей между стволов деревьев, кустарниками, камнями, перепрыгивал через журчащие ручьи, и сердце его щемило от невыносимой тоски. Здесь они бегали еще детьми, вон там, подальше, собирались на поваленном дереве и обсуждали всякое разное, а если пойти по той тропинке – то выйдешь в поле, где Мая впервые сам оседлал коня. Все вокруг было полно теплых и радужных воспоминаний. Хорошо, что Ланька и Ямис шли позади и не видели его дурацкой счастливой и немного глупой улыбки. Когда они приблизились к землям племени Растущих Семян, Мая первым увидел стража и позвал в голос, предупреждая о своем приближении: - Трес! Мужчина впереди вскинул голову, взглядом выискивая того, кто позвал его по имени. Мая не спеша вышел на полянку, позволяя разглядеть себя, вслед за ним – Ланька и жмущийся к ней Ямис. - Мая?! – неверяще воскликнул мужчина, делая неуверенный шаг навстречу. – Ты ли это?.. - Глаза тебя не обманывают, это действительно я... – Мая улыбнулся той искренней радости, прозвучавшей в голосе соплеменника. - После стольких лет и не чаял меня увидеть? - Твоя сестра родила мне третьего малыша, пока тебя не было! Но она часто вспоминает своего непутевого брата... никто не знал, что с тобой случилось. Мая подошел ближе и остановился в шаге от мужа своей старшей сестры. - Я рад тебя видеть, - тихо признался он. Трес оскалился в широкой улыбке. - А уж я-то как рад! Иди, дай обнять себя! Да ты возмужал... – Трес стиснул плечи Маи в медвежьих объятиях, молодой воин в ответ похлопал его по спине. Он не ожидал, что родственник воспримет его возвращение так радужно, и это было хорошим знаком. Если бы в деревне все относились к нему, как к предателю или трусу, если бы его родные отвернулись от него, Трес, даже будучи дружен с Маей, не улыбался бы ему теперь так тепло и обещающе. - А это кто с тобой? – спросил мужчина, расцепив, наконец, руки. Мая обернулся, подозвал свою маленькую семью рукой, и те неуверенно приблизились. - Это моя жена, Ланька, и Ямис, ее брат, - представил Мая. - Ну а что, давно пора... – одобрительно ухмыльнулся Трес, потирая колючий подбородок, затем заметил выступающий круглый животик у девушки. – Да я вижу, ты и сам вот-вот в папашки заделаешься? Вот Имме радость, да что мы стоим-то? Идем скорее в деревню, будем пировать! Трес по-дружески обхватил Маю за плечи, развернул и они двинулись по тропинке в сторону поселения. За мужчинами последовала и Ланька с братом. Тот что-то сказал ей шепотом, а девушка рассмеялась. - Как дела в племени? – осторожно спросил Мая друга. – Многое изменилось с тех пор, как я покинул долину? - Изменилось не многое, - так же осторожно ответил мужчина, понижая голос, чтобы их не услышали. – По правде сказать, почти ничего. Кроме того, что твоя сестра разродилась в третий раз, изменилось только то, что мы больше не ведем дела с племенем Глубоких Озер... Имма и Лабарт говорили лишь раз с той ночи, как ты исчез, и с тех пор все торговые дела сошли на нет, перестали приходить их люди с рыбой и мясом, а Имма не посылал никого с овощами и зерном. - Но племена не враждуют? - Нет, - покачал головой Трес. – Племена делают вид, что они одни в этой долине, вслед за вождями так думают и люди. Я все понимаю, Мая. Твой отец тяжело переживал твое исчезновение, мы все или знали, или догадывались, что происходило между тобой и Коиином, и когда Имма прекратил все отношения с племенем Глубоких Озер, его поддержали. Но, сказать по чести, это сильно отразилось на нашем быту, и не в лучшую сторону... зимой люди голодают, мы не может добыть достаточно мяса. - Вот как, - тихо отозвался Мая. Он и не думал, что его побег может иметь такие последствия для всего племени. Вернее, он был готов к большим бедам – к слетевшему с катушек от ярости Коиину, если тот выжил, или к мести его отца, но это были скорее воспаленные его страхом фантазии, а голод – был реален. В том, что люди банально голодали, была только его вина, и только он мог это исправить. - Теперь я вернулся, Трес, и обязательно что-нибудь придумаю. Несколько шагов они прошли в неловком и напряженном молчании, затем Трес снова заговорил о младшей дочери и о семье. Впереди показалась деревня. Грудь Маи наполнилась и счастьем, и тоской при виде родных крыш, улочек, засеянных полей и детворы, бегающей с деревянными игрушками и соломенными куклами. Сколько счастливых лет он провел здесь, любящий и любимый всеми вокруг? Все это перечеркнул Коиин своей больной страстью, насилием и безумием падшего за грань человека. Однако Мая нашел в себе силы залечить раны и простить, но он никогда не забудет. Он вернулся домой другим Маей и будет строить здесь другую, новую, не менее счастливую жизнь. Трес засвистел затейливой трелью, означающей добрые вести, и из домов тут же показались любопытные лица, люди спускались с лобного места, чтобы поглядеть, что за новости принес кто-то из племени. Маю узнали не сразу. Он действительно изменился, не только внутренне, но и внешне – раздался в плечах, фигура его приобрела более жесткие черты благодаря проступившим под загорелой коже каменным мышцам, он носил другую одежду, другие украшения, другие рисунки на щиколотках, руках и груди, лицо его заострилось, волосы забраны в непривычную в этих краях прическу – высокий хвост, который разбавляли несколько тонких косичек с цветными лентами и бусинами, а правая сторона черепа до виска была выбрита и покрыта ритуальным рисунком. Такой носили все воины в племени Ланьки, Мая был горд, когда узнал, что заслужил его. Постепенно люди узнавали в нем того веселого улыбчивого юнца, каким помнили сына вождя, и в толпе стали раздаваться вскрики «Мая! Это же Мая! Вернулся! Живой!». Мая скользил взглядом по знакомым лицам, высматривая всего два – отца и матери. Вскоре появились и они – чуть постаревшие, чуть более уставшие, чуть более седые... Мать заплакала, увидев сына живым и здоровым, и бросилась к нему на шею. Мая крепко обнял бедную женщину и поднял взгляд на отца. Тот плотно сжимал губы, сдерживая непрошенные слезы, глаза его покраснели. Имма неспешно подошел к нему, как подобает вождю, и тоже заключил в объятия. Они стояли так, втроем, под взглядами всего племени, и Мая чувствовал, что сам вот-вот прослезится... - Я вернулся, - сказал он громко, чтобы отвлечься от раздирающих его чувств. Все вокруг внимательно слушали его. – Вернулся другим человеком и привел свою семью. Это Ланька, моя жена, она носит под сердцем моего ребенка, - Мая повернулся и подозвал смущенную девушку, бережно взял ее за руку, демонстрируя всем, что эта женщина принадлежит ему. – Это ее младший брат, Ямис, и мне он как родной. Ланька и Ямис пошли за мной из далекого племени, что живет в степях, их обычаи отличаются от наших, поэтому будьте терпеливы и дружелюбны с новыми соплеменниками. - Ты говоришь, как настоящий вождь, - шепотом заметил Имма, когда Мая закончил свою речь. Вождь тепло улыбался уголками губ и в его голосе слышались гордость за сына и одобрение. - За этим я и вернулся, отец, - кивнул Мая. – Это мое племя, во мне – кровь вождя, а кровь – не вода. Имма понимающе кивнул. - Кровь не вода, это точно... Я знаю, ты устал с дороги. Мать разместит твое семейство, а мы пойдем в дом, и ты расскажешь мне, как сложилась твоя судьба.