останься

Длинными переливающимися нитями вплетается в светлые, растрепавшиеся от ветра волосы, солнечный свет. Слегка выгоревшие за лето кончики тёмных ресниц отливают рыжим. Нежная кожа приобрела еле заметный карамельный оттенок, а на запястье светлеет незагоревшая полоса — след от браслета часов, и эта деталь не ускользает от внимания Брайана. Роджер сидит на подоконнике в одних джинсах, голой спиной к распахнутым в лето рамам и курит, уворачиваясь от колыхающихся занавесок, норовящих укутать его в своих нитяные объятия и шекочащих бахромой. Сам Брайан лежит на спине, подсунув себе под голову сразу две подушки и слегка поджимает пальцы на ногах, когда их касается прохладный ветер, долетающий от окна. Можно, конечно, укрыться пледом, но шевелиться совершенно не хочется. Да и сейчас Родж докурит, вернётся в постель, и найдёт способ согреть его, прижимаясь всем телом и по-кошачьи ласкаясь. Он никогда не был в гостях в новой квартире Роджера, но уверен, что там диван непременно стоит рядом с окном, а стена в изголовье увешена разнообразными плакатами и афишами с их выступлений. И так сладко представлять себе всё это, пусть даже не веря, что однажды мечты смогут найти своё воплощение. — Брай, дорогой мой, ты бы мог играть не так монотонно? Всё-таки это рок-н-ролл, а не колыбельная для неврастеников. — Что? — Мэй вскинул голову, обнаружив себя в студии рядом с Фредди, который вопросительно приподнимал чёткие брови. — У тебя всё хорошо? — Да, — кивнул Брай, — да, конечно! Пришлось повторить увереннее, потому что пристальный взгляд Фреда не отпускал, проникал всё дальше, и, казалось, вот-вот был готов найти ответ, который Мэй пока даже сам себе не решался озвучить. — Ммм, ла-адно, — протянул вокалист, прищурившись, но продолжать расспросы не стал, — давайте снова, с того же места. Джон? Дикки тут же вступил, виртуозно задавая ритм на басу, сегодня ему приходилось отдуваться за двоих, потому что место за барабанной установкой пустовало — Роджер на репетицию не явился. Брай машинально проводил пальцами по струнам, ставил нужные аккорды, но мыслями был далеко, и взгляд его тоскливо утыкался в окно, по которому ползли крупные дождевые капли. Как будто Тейлор, перестав появляться в жизни Мэя, забрал с собой солнечную ясную погоду и теперь других одаривает теплом и сиянием золотистых лучей. Как давно они не виделись? С прошлой пятницы или больше? Дождь шёл, казалось, уже целую вечность, придавая всему привкус горьковатой осенней меланхолии. Даже мелодия, которая так давно терзала Брайна, бесследно исчезла: в голове пусто, лишь отголоски глухой злости на самого себя — то ли за невозможность создать что-то новое и прекрасное, то ли за то, что он это самое прекрасное уничтожил. Уж не о чувствах ли Тейлора идёт речь? Поздно ночью, лёжа в огромной постели и прижимаясь щекой к прохладному льну простыней, Брай вглядывался немигающими глазами в еле различимую карту звёздного неба, а в голове на повторе вертелся дурацкий, знакомый даже школьникам, первый закон Кеплера: «Каждая планета движется по эллипсу, в одном из фокусов которого находится Солнце». Себя при этом видел неизвестной к а ж д о й планетой, а роль солнца, само собой, отводилась медововолосому Роджеру. «Солнце…», — думал про себя Брай и вспоминал момент с поцелуем, пытаясь понять — могло ли это понравиться Тейлору? Вернее не так. Хотел бы Роджер повторить это? Вопрос был очень важным и требовал честного ответа, потому что сам Брайан точно очень хотел бы. Он знал, что теперь всё было бы по-другому, он больше не отвлекался на сомнения и опасения, потому что если ты любишь Солнце и хочешь очутиться близко к нему — будь готовым обжечься. Ведь эти ожоги станут самыми прекрасными метками или просто уничтожат тебя. Иногда, осознав всю абсурдность собственных мыслей, Брай считал, что сходит с ума, но никак не мог перестать перебирать в голове воспоминания и догадки, и леденцовое жёлтое слово «солнце», которое подходило Роджеру больше любого другого. Роджер распахивает глаза, и морщится от тусклого дневного света — он не слишком резкий, но голова всё равно отзывается тупой болью. За окном который день висит дождеточащее небо, и кажется: воздух настолько напитался влагой, что начинает отдавать её всему вокруг. Даже некогда тёплое шерстяное одеяло неприятно холодит покрытую мурашками кожу. Отбросив от себя это противное одеяло, Родж с трудом поднимается с кровати, шлёпает босыми ногами в сторону кухни, на ходу закуривая первую утреннюю сигарету, но тут же гасит её в ближайшей чашке — потому что больное горло мучительно дерёт от никотиновой горечи. Пока греется чайник, Тейлор оглядывает себя в зеркале над раковиной: волосы тусклыми прядками торчат вокруг серого лица, веки покраснели и припухли, губы совсем высохли и потрескались — в целом зрелище довольно непривлекательное, «Сам бы себе не дал» — произносит Родж своё любимое, показав средний палец угрюмому зазеркальному двойнику, который мгновенно ответил ему тем же жестом. Налив чай в самую огромную кружку, найденную в полупустом кухонном шкафчике, Роджер возвращается в комнату, натягивает на себя серый свитер с радугой на груди, и вновь кутается в милостиво прощённое одеяло. Окно напротив являет ему сырое рыхлое небо густо затянутое облаками и стайку нахохлившихся мелких птичек, приютившихся на бельевой верёвке у соседнего дома. Птички сидят тесно прижавшись друг к другу и по ним видно, что они готовы стоически переносить затянувшуюся непогоду, согревая друг друга собственным теплом. Тейлор обхватывает себя за плечи и думает: кому бы позвонить, потому что тоже хочет прижаться к чьему-то тёплому боку и ощутить на шее чьё-то брайана горячее дыхание. Но желания пугать своим не слишком прекрасным видом кого-либо из многочисленных подружек он не испытывает, а особо близких друзей, кроме Фредди, Джона и Брайана у него нет. Им звонить он точно не будет. Смертельная обида на Мэя до сих пор живёт внутри и заставляет сердце холодно сжиматься. Тяжело вздохнув, Родж тянет озябшие пальцы к своей чашке с чаем, и подносит её к лицу, губами ловя поднимающиеся вверх струйки пара. — Фредди, мне нужен адрес Роджера, — тихо проговорил Брайан, косясь на собирающегося Джона и нервно потирая ладони, когда репетиция закончилась. — Что? Нужен адрес нашего Роджи?! — излишне громко, как показалось Мэю, переспросил Фред, но Дикки кажется не обратил внимание, продолжая в отдалении заниматься своими делами. — Да, адрес нашего Роджера, — уже серьезнее произнёс Брай, решил всё-таки пойти до конца, а что терять? — Конечно! — просиял Фредди, и почему-то подумалось, что он давным давно догадался даже о том, о чём пока ещё сами Мэй и Тейлор не догадывались, — держи! Брай зажал в пальцах кусок фольги от сигаретной пачки с обратной стороны которой изящным Фреддиным почерком было выведено название улицы и номер строения. — Спасибо, — как-то слишком горячо поблагодарил он друга. — Передавай привет принцессе, — добродушно улыбнулся Фредди, едва коснувшись пальцами подбородка Мэя — дружеским, напутственным жестом. — Само собой! — воскликнул Брай, облачаясь в так и не высохшее за три часа пальто и выбегая в дождь и слякоть, отчаянно размахивая рукой в попытках поймать такси. Звонок не работает, приходится стучать по тёмному дереву входной двери костяшками пальцев. Получается довольно громко. Внутри квартиры слышатся шаркающие шаги и хриплый ужасно знакомый голос, становящийся всё ближе: — Миссис Ганстон, я же сказал, что заплачу в конце недели, ну сколько можно?! Вы же понимаете… Дверь распахивается. Брайан видит такого измученного больного и лохматого Тейлора, что не говоря ни слова просто сгребает его в охапку, прижимая и чувствуя, что у того явно температура и немаленькая — таким горячим он оказывается, даже сквозь одежду. — Прости, — засмущавшись, наконец, произносит Брай, выпустив Роджера из объятий. Тот смотрит насуплено, шмыгает носом: — Ты зачем пришёл? Брайан мысленно возводит глаза к потолку, моля небеса послать ему сил, а вслух произносит: — Решил проверить, как ты. На репетиции тебя не было. — Я же предупредил Фредди, — складывает руки на груди, но тут же чихает, растеряв весь свой надутый вид, — ладно, проходи, не выгонять же тебя теперь под дождь, а то тоже разболеешься. — Спасибо, — у Брайана теплеет на сердце и он идёт вслед за хозяином квартиры, незаметно оглядывая новое жилище Роджера. И тихонько улыбается, потому что всё вокруг несомненно хранит следы пребывания тут его сумбурного друга: пепельницы почти заполненные окурками; многочисленные галстуки диких расцветок развешанные на спинках стульев (один даже свисал с люстры); несколько автомобильных журналов, из-под которых смущённо выглядывал выпуск «Плейбоя»; полупустая бутылка виски у подножья кровати; но больше всего Брайана умилило, что из приоткрытого шкафа выглядывал рукав его — мэевского пиджака, некогда одолженного Роджеру по случаю прохладной погоды и затянувшейся вечеринки, но так и не возвращённого владельцу. Тейлор садится на не прибранную кровать, где комом дыбится мятое одеяло, привычно тянется к сигаретам, но воспоминания о больном горле останавливают. Брай вновь едва удерживается от улыбки, потому что комната оказалась точь в точь, как в его фантазиях. И даже плакаты на стене присутствовали, как будто в спешке прикнопленные вкривь и вкось, но это странным образом составляло какую-то цельную композицию, подчёркивая характер самого Роджера. Вот только тот сейчас выглядел погасшим, глухо кашляя в рукав свитера и отводя от взгляда друга покрасневшие глаза. — Ты, вообще, лечишься? — приходится спросить, потому что бутылка с виски мало похожа на микстуру, а из других более-менее полезных вещей на глаза попадает только отполовиненная кружка с осевшими на дно чаинками. — Угу, — хмыкает Роджер, сквозь кашель, — да само пройдёт, ерунда! Мэй чуть ли не с болью смотрит, как трясутся тощие плечи под шерстяной тканью свитера и решает, что это просто необходимо прекратить. Не смотря на то, что он всегда боялся обидеть или разозлить взбалмошного Тейлора, сейчас вдруг чувствует, что может взять ситуацию в свои руки. — Ложись немедленно! — тоном не требующим возражений говорит он, глядя на друга, и тот, изобразив удивление, подчиняется, даже одеяло натягивает до подбородка, не преминув впрочем заметить. — Я, конечно, люблю, когда в постели командуют, но предпочитаю сам быть на месте того, кто так делает. Брай едва удерживается, чтобы вновь не закатить глаза, но просто берёт с подоконника кружку и уходит туда, где по его предположениям должна быть кухня. — Мне раздеваться? — кричит вслед неугомонный Тейлор, вновь заходясь сухим кашлем. — Сперва тебя нужно вылечить, — невозмутимо отвечает Мэй, возвращаясь в комнату, держа в руках стакан с растворённым в воде порошком, на пакетике которого значилось, что это первое средство от простуды. Обнаружено это сокровище было в аптечке, видимо оставшейся ещё от предыдущих жильцов. Роджер принимает напиток, морщась от горячих стеклянных стенок, обжигающих кожу ладоней и подозрительно поведя носом, уловив лекарственный запах. — Просто выпей, станет легче, — примирительно говорит Брай, присаживаясь рядом. — А, может, как раньше — пару стопок виски, и я буду как новенький? — кривится Тейлор, стараясь отодвинуть от себя питьё, призванное поднять его на ноги. — Нельзя, — сам себя удивляясь, отвечает Брай, и тихонько подпихивает стакан поближе к другу. Тот неожиданно покорно делает глоток, обжигается, с шипением втягивает воздух, но всё-таки постепенно допивает почти до конца, пихая обратно опустошённый стакан с остатками мутной жидкости. — Знаешь, Бри, я много разного пойла перепробовал, но это просто первосортная гадость. Брайан кивает, соглашаясь, как будто слушает бредни больного ребёнка, и следит за тем, чтобы Роджер улёгся, даже одеяло подтыкает. В комнате на самом деле, довольно прохладно. Видимо в составе лекарства был какой-то компонент, вызывающий сонливость, потому что Тейлор становится совсем смирным, устраивается на подушке, по-детски подложив сложенные ладони под щёку и блестящими глазами смотрит на друга. — Теперь сказку на ночь, да? — Можно, — улыбается Брайан. — Тогда ложись рядом, гладь меня по голове и рассказывай про дракона, который похитил прекрасную принцессу, а иначе не играю. Щеки Роджера налились румянцем, придавая лицу более-менее поздоровевший вид, Мэй внутренне вздыхает с облегчением и действительно придвигается к Роджеру, даже обхватывая его поверх одеяла, пока тот довольно сопит, изредка шмыгая носом, прикрывая уставшие от дневного света глаза. — Ну слушай.