***
Боец облокотил винтовку на поваленный ствол… Нет, не дерева — розоватую ножку гигантского гриба, что чудовищной силой вырвало из земли при ударе. Тут же цевье покрылось мерзкой полупрозрачной слизью, и наёмник, преодолевая омерзение, поднял все четыре глаза, чтобы осмотреть место крушения. Подбитый звездолёт пропахал стометровую борозду в девственном лесу, раскидав раскалённые обломки на километры вокруг. Его и весь отряд солдат теперь окружало только затухающее пламя, обугленная земля и тьма вечерних джунглей… — Эй, давай шевелись, мартышка… У меня в контракт не входит скакать по джунглям, как проклятый расхититель сокровищ… Один из людей оглянулся на его реплику и с задорным видом перепрыгнул через развороченный кусок термической обшивки. При свете пожара его лицо сияло от радости: — Это транспортная посудина, Прамо! Должно быть, какие-то придурки спутали координаты или перегрели своё ядро… И попали прямо к нам в руки! При падении всю команду должно было размазать по стенам, но вот груз мог сохраниться… И чур я беру первый! Батарианец только мерзко сплюнул на землю, поднимая в руках оружие. Его уродливая морда стала только отвратительнее из-за возникшего на нём выражения злостного разочарования. — Так и отрапортуем Дженовезе — куча хлама под ногами! Ладно, разрешаю тебе пособирать железяки. А я пойду отолью, пока меня на части не разорвало… Это стало решением, которое в тот миг могло бы спасти одну батарианскую жизнь. Прамо отошёл в кусты, чтобы его не обжигало пламя от пожарища, облокотил винтовку о ствол очередного гига-гриба и принялся возиться с застёжкой скафандра. В этот раз ширинка предательски не хотела поддаваться: он дёрнул раз, два, потом испугался, что сломает и без того казённую одежду. Батарианец разразился гнусным ругательством и щёлкнул поясным ремнём, когда услышал… Пальбу… Захлёбывающиеся выстрелы и крики! Всё происходит слишком быстро. Он встрепенулся, едва не роняя штаны и поднимая в руках тяжёлую автоматическую винтовку, и кинулся на выручку. Через мгновение он уже на месте, где минутой назад был его человеческий товарищ, но Прамо до сих пор ничего не понимает. Здесь уже никого нет! Подошва ботинка скользит, и наёмник опускает глаза вниз. Под ногами — разбитое забрало шлема, забрызганное кровью, внутри — человеческая голова. Тела нигде не видно. — А ну, кто здесь! Выходи на свет, иначе перестреляю! Прамо кричит, чтобы заглушить чудовищный ужас, поднимает оружие и освещает фонарём непроглядные зелёные заросли. И содрогается только сильнее, когда видит среди огромных толстых листьев и переплетённых лиан высокий чёрный силуэт. Ночные джунгли разрезает ещё одна очередь, исторгнутая на этот раз уже его собственным оружием… Ствол инопланетного баобаба разлетелся на склизкие ошмётки. Батарианец с застывшей гримасой удивления пал замертво. Пули вспахали его нагрудник цвета хаки и разорвали толстую кожу в клочья. Прамо тут же бросается вперёд, к сородичу, надеясь, что эта какая-то безумная ошибка. Он просто не мог убить своего сослуживца! И, действительно, так оно и было. Прамо тянет за руку трупа, чтобы перевернуть его на спину, и в этот момент конечность отделяется от тела, как лапка поджаренного насекомого — словно в сущем кошмаре! Наёмник панически отбрасывает этот кусок мяса в кусты и отступает прочь. В свете фонаря он видит, что в спине покойника торчит тяжеленный боевой нож, вогнанный по самую гарду. Неведомая сила тут же сбивает его с ног, и оружие вылетает из цепких пальцев. Прамо с отчаянием в разуме пытается скоординироваться, чувствует, как его опрокидывают, словно детскую игрушку, и с силой прикладывают головой о замшелый камень на земле. Он выпадает из реальности, а когда находит волю снова прийти в себя, видит… Ужасающее существо надвигается на него во мраке ночи. На нём изодранные, обожжённые лохмотья, свисающие уродливыми лоскутами, а лысая кожа покрыта грязью и сажей. Капли расплавленного пластика блестят на ней, застыв в ужасных глубоких ранах, прожжённых химическим огнём. Прамо хочет отползти, но вжимается спиной в нечто твёрдое. В его живот, поддевая защитную пластину и угрожающе продавливая ткань одежды, упирается острие монструозного ручного клинка. Он слышит голос, сделанный словно из стали и огня, полыхающий чистой яростью: — Где твой хозяин? Где Дженовезе?! Говори, и я оставлю тебе жизнь… Два холодных алмаза сверкают злостью и неподвижно смотрят прямо на него. Во мраке ночи белки человеческих глаз кажутся неестественно белыми, как будто светятся изнутри паранормальным светом. Прамо поднимает окоченевшую от ужаса руку и указывает в сторону грунтовой дороги, где тихо рычит своим двигателем бронированный пикап. — Т… Там! Батарианская грудь неконтролируемо трепещет, и Прамо едва находит в себе силы, чтобы успокоиться. Тяжёлый выдох. Мимолётом видно, как мышцы существа сокращаются под его бледной кожей. Нож отстраняется от беззащитного брюха… Но только чтобы в следующую секунду ударить в левый нижний глаз Прамо! Батарианец взвизгнул, как подбитая свинья, захрипел и обмяк. Монстр с мерзким чавкающим звуком прокрутил лезвие ножа в инопланетном черепе. — Твоё желание прислуживать мне всё же весьма похвально… Но и обманывать я тоже очень люблю!***
Дженовезе с силой оттолкнул голову азари от своего паха и подтянул брюки, затягивая кожаный ремень. Проститутка ударилась затылком о край стола, но её хозяин не обратил на это внимания. Он с неподдельным гневом и молниями в глазах смотрел на Мукараджи, в этот раз уже на его синеватую полупрозрачную голограмму. За спиной у индуса находился низкий потолок командного центра базы. Мафиози опять надулся: — Ну, сколько?! Коротышка пожал плечами. — Немало. — Заткнись! Я спрашиваю — сколько?! Глаза первого помощника округлились, будто его голова грозила взорваться от напряжения. — Все! Отряд Прамо и сам сержант… Данные омнитулов говорят, что их завалили! Дженовезе почесал щетинистый подбородок, оглядывая стеклянный стол и стоящие на нём голопроекторы с накладными по пришедшим грузам и списком собранных бойцов, которых он нанял для защиты собственной задницы. Десять из них уже валялись где-то в бескрайних лесах со вспоротыми животами… Он не знал в мире самоубийцу или честолюбивого инопланетянина, кто посмел бы прийти к нему прямо к входной двери и так нагло бросить вызов. Его знали многие, и те боялись Дженовезе, а остальные уважали, и скорее бы удавились, чем отважились отнять у него сферу влияния. Точнее, во всей Галактике был только один-единственный человек, кто мог бы найти его и желать отмщения. Дженовезе невольно поморщился от таких мыслей. Это ведь был полный бред… Он ведь сдох… Не так ли? — Чёртово дерьмо! — Дженовезе ударил по столу сжатым кулаком, отчего стеклянная пластина едва не раскололась. — Слушай сюда, идиот: поднимай Крушителя! Мы должны кончить этих тупоголовых ублюдков, пока они не наделали тут больше шума…***
Под креслом — верный пиломеч. На лице — лучезарный оскал. В душе — первобытный зов! Гаур мчит по дороге, твёрдо удерживая руль, чтобы автомобиль не отправился в кювет. Человек выполняет приказ, данный Богами — он идёт мстить. В голове он слышит голос, не свой, чужой, но слишком правильный и волевой, чтобы ослушаться его. Его обидчик должен быть предан смерти, чего бы это ни стоило. Он чувствует, что уже изменился. Запах собственной поджаренной кожи, обугленной при крушении — он его не ощущает, как бы ни старался. Звук мощного мотора под капотом стал второстепенен. Вкус собственной крови на языке, стекающей вниз по горлу — полностью отсутствует. Но Гаур прекрасно помнит сделку и знает свою награду. Знает, какие таланты даны ему взамен Великим Демоном. Батарианец дрожит в предсмертной агонии — Гаур испытывает букет чувств, схожий с вкушением сладчайшего нектара. Заточенный нож режет горло наивного юнца-наёмника… В этот момент рассудок Гаура буквально содрогается от грома жестокого оргазма! Он чувствует, как его тело обретает чудовищную силу, как излечиваются раны, как блещут азартом безумные глаза… Он слышит зов, который приказывает ему сеять Зло, и Гаур точно знает, что это правильно. Но эта грозная цель слишком расплывчата по своей формулировке. Буйный разум никак не может понять, какое Зло он хочет делать больше всего — какой грех наиболее сладок на вкус? В странном видении ему видится тысяча и одна злодеяний, преступлений и ужасов, и ему следует сделать роковой выбор… Ему следует разгадать эту любопытную дьявольскую загадку: какое же у него новое предназначение? На следующем повороте Гаур выкручивает руль пикапа до максимума, чтобы подвеску машины не вырвало вместе к колёсами, резина на которых адски вопит от напряжения, вздымая клубы дыма. Дорога стала асфальтовой, и это признак того, что мститель уже чрезвычайно близок к своей цели. Логово Дженовезе окружено высокой стеной из толстых прутьев, по которым непрерывно бьёт разряд высоковольтного электричества. Пе периметру — вышки с пулемётами. И центральные ворота явно не здесь — впереди, где обрывается дорога, Гаур видит тупик и голый забор. Но для него это более не помеха. Нога вжимает педаль в пол, разгоняя авто до трехзначной отметки на спидометре, отчего то летит, как пушечный снаряд, и едва не отрывается от земли. На дороге замешкала пара патрульных-солдат — они уже трупы! Удар бампером был такой силы, что мигом разорвал незадачливого бойца напополам. Кровь и потроха заляпали толстое лобовое стекло и закрыли любой обзор. В следующую секунду автомобиль подкидывает, как на цирковом трамплине, и Гаур закрывается руками от летящей на него стены тяжёлого металла… Гром, яркий свет, визг мнущегося каркаса. Прутья рвутся, и изуродованный кусок железа со скрежетом болтается на погнутых опорах. Оглушительный рёв двигателя затихает и сменяется прерывистым тарахтением раскуроченной силовой установки. Гаур очень зол. Руки разрывают амортизирующую пену, выстрелившую ему прямо в лицо из устройства в центре руля, а ноги с силой выбивают помятую дверь. Он спрыгивает с внедорожника, повисшего в двух метрах над землей, и его босые ступни касаются нагретого бетона, на котором раскиданы мёртвые тела, разорванные чудовищным ударом, оторванные руки и ноги, безобразные ошмётки чьих-то синих мозгов. Вой тревоги, призывающий его врагов на жестокую схватку, поднимается над ангарами и квадратными казармами — здесь его уже давно ждут. Холодные руки, голодные до битвы, поднимают оружие высоко над головой. Неудержимое чувство силы заставляет нервы в пальцах Гаура гореть от раскалённого внутреннего огня, и кости содрогаются от мощного призвука биения сердца. Новое ощущение, походящее на выстрел в самую душу… Это — злая ярость праведного воина Богов. Рвать! Карать! Унижать! — Я снова здесь, ублюдки… Склоните головы, чтобы я отправил вас в Ад быстро!***
Дженовезе подпрыгивал на своём кресле, как неваляшка, обливающаяся реками солёного пота. Толстые мокрые пальцы елозили по столу, и ноги комкали дорогой ковёр под ним. И не удивительно, ведь прихвостни мафиози рапортовали ему неутешительные вести: Уильямсу из пятого отряда оторвало кисти рук, командиру команды турианцев, Тескику, распотрошило грудь… Его лучший снайпер-убийца — Носака — болталась у стрелковой вышки вверх ногами с пробитой головой. И вот кто творил это безумие… Дженовезе затрясся, почувствовал, как его редкие сальные волосы встают дыбом, и сердце пропускает несколько ударов, отчего в груди предательски закололо. Один человек. Мужчина. Воин. На лбу — восьмиконечная звезда. «Нет, не может быть… Нет-нет! Я же убил тебя, сдал инопланетянам за корабль и крышу! Сукин сын, проклятый варвар…». Наложница-азари Джули тряслась рядом с ним. Она вздрагивала при каждом звуке, и Дженовезе тоже слышал их, причём прекрасно… Эхо весьма экстравагантной ситуации. Визг пуль, глухое уханье взрывов и вопли людей. Они были настолько громкими и истошными, что пробивались даже через элитную шумоизоляцию его роскошного жилища. — Что это за монстр, Марко? — встревоженно поинтересовалась азари, теребя своего хозяина за дорогой пиджак. — Почему он убивает наших людей? Он и нас захочет… Убить?! Её пальчики впились в человеческую спину с невероятной по меркам азари силой. Прежде радостные глаза метались туда и сюда от страха, и её губы перекосились в замешательстве. Увидя это, Дженовезе снова схватил азари за талию и заключил в неуверенные объятия. — Спокойствие, моя дорогая! Должно быть, это какой-то тупой обман от моих конкурентов, чтобы напугать меня… Голограмма, дрон, андроид или типа того… Сейчас я прикажу задействовать план «Б» и его убьют, а мы займёмся теми, кто решил подослать эту тварь ко мне! — бандит одарили фиолетовое плечо небрежным поцелуем и злачно усмехнулся. — Вон, смотри, Джули… Сейчас мои биотики разделается с ним, как с младенцем! А если нет, скоро тут будет Дракан… И тогда все сдохнут!***
В правой руке — вырванная из лап ксеноса винтовка. В левой — реактивная граната. Непривычным для себя движением Гаур насаживает снаряд на пусковой штифт и нажимает на спуск. Свист, недолгий полёт — под взрыв гранаты люди разбегались в ужасе, хватаясь за посечённые спины и перебитые ноги. Он слышит крики раненных, роняющих своё оружие, чувствует, как плоть его закаляется мощью… О, нет, такая сила ему и в подмётки не годится. Гаур хочет гораздо больше! Пиломеч кричит так же свирепо, как и на Некрополе, и даже несколько громче — механизм его уже успел засориться от вязкой крови и осколков костей. Он бьёт. Он пинает. Он сечёт врагов, сталкивая человеческие головы, и они раскалываются, подобно гнилым грецким орехам. Гаур насмехается над мнимым правом этих людей на жизнь, и в ночное небо бьют искры от разрываемой брони, а лицо окропляет вонючая кровь. Центральная посадочная площадка базы уже начинает походить на скотобойню. Он стремительно приближается к главному входу, к логову своего врага, когда на его пути встают очередные бедолаги, и Гаур снова берётся за орудие дальнего боя, чтобы сразить наглецов. Молодой парень и такая же юная девушка не успевают сделать и выстрела или издать предсмертный вопль, и поток пуль прерывает сразу две жизни. Агонизирующие, они валяются за изрешечёнными бетонными блоками. Гаур резко перепрыгивает препятствие и вдавливает приклад оружия в плечо. Он стреляет до тех пор, пока черепа людей не лопаются на куски, а тела не превращаются в фарш, нашпигованный вольфрамом. Перегретое оружие падает на пол, и Гаур продолжает поход к цели. Его путь устилает легион побеждённых врагов: они корчатся от боли, хватаясь за отрубленные пальцы и перебитые сухожилия, или истошно хрипят, захлебываясь в крови. Их серая броня изодрана в клочья. Те, кто посильнее, лежат ничком, закрываясь от своего убийцы руками, умоляют о пощаде… Гаур с силой пинает одного из калек ногой прямо в голову, сбивая чёрный берет с окровавленной макушки. — И это всё, на что ваши слабые души способны?! Жалкие… Насмешливая дерзость прерывается на полуслове. В один миг его тело как будто разрывает тысяча наэлектризованных осколков. Гаур чувствует, как могучие мускулы сводит судорога, как ноги отрываются от грязной земли… Вероломная колдовская сила швыряет человека, как лёгкий лист, вдавливает в бетонную стену с силой осадной катапульты. Его связки рвутся, как трескаются и кости. Биотический удар — это ультимативное оружие для любого врага. Ксенос с самодовольной демонстративностью прогоняет по своим трёхпалым рукам гравитационные завихрения и победоносно смотрит на сложенного пополам человека… И пластины на его жёстком лице трепещут, когда этот труп встаёт заживо! Неужели наивное существо думает, что сможет сразить глашатая Богов столь просто? Вздор! Гаур сжимает зубы, заставляя воздух трепетать вокруг него. Он чувствует боль, но не телом… Эта боль, которая послана ему свыше! Боль даёт познать волю. А воля — дарит жизнь. Воля побеждает смерть! — Грязная ведьма, — хрипит кривой рот, пытаясь выдавить членораздельную речь из раздавленных лёгких. — Бей! И я уничтожу тебя, как на Тессии, как тысячу раз до этого… Угловатый серый силуэт окутывается в синее пламя и стремглав бросается на Гаура, как атакующий танк. Он намерен с одного удара аннигилировать противника, но для Гаура он всего лишь мерзкая помеха. Человек кричит, вопит как дикий зверь и бьёт кулаком, бьёт со всей силы, хотя знает, что от этого удара его кости превратятся в пыль, а мясо расщепит на атомы… Но, что важнее — он верит, что враг будет повержен! Кулак с глухой силой ударился в инопланетную голову, словно отбойный молоток. Бой окончен, так и не начавшись. Покачиваясь, Гаур с неподдельным интересом смотрит на опрокинутого ящера и на свою руку, на белую поверхность оголённых костей. Он сжимает пальцы, когда чудовищная рана затягивается по велению его разума… Нехотя, слишком болезненно на вид белые жгуты связок обвивают изуродованные фаланги пальцев. Небесный свет уходит из глаз, и это тот момент, когда человеку впервые кажется, что потусторонний голос замолкает в его голове. «Сила… Не безгранична, — смятение перемешивается с восторгом в Гауровом разуме. — Но… Откуда взять ещё?» И вот он уже всё понимает. Приближается к ксеносу, аккуратно шагая по раскрошенному бетону, и тяжело давит ногой на бочкообразную грудь, отчего турианец скалится в ответ и шипит. Турианец ли? Гаур обводит всепожирающим взглядом странную одежду, естественные наросты на теле, несколько более утонченные, чем у его собратьев, и морду — вытянутые черты, зелёные глаза с вертикальным разрезом зрачка, непонимающие и отчаянные. Это турианка. Самка… Женщина! Гаур припадает на колено, когда оказывается по левый бок от инопланетянки, и хватает её нижнюю челюсть своей сильной рукой. В ответ трёхпалые лапы впиваются в предплечье и плечо чуть выше, оставляя на коже неглубокие, почти незаметные порезы. Ксеноска сопротивляется, но слишком слаба, чтобы причинить ему хоть какой-то вред. Оглушённая, она извивается ещё сильнее, когда он приникает к её костистому лицу, рука трогает треснутую лобную пластину, а затем мучитель жадно втягивает ноздрями запах немого трепета… Женский запах. И он зверски скалит рот, высовывает язык, и маленькие зелёные глазки сжимаются от ужаса. Малфаллакс был прав. Воистину, нет для него больше разницы между людьми и ксеносами. Они все жалки перед ним в своих примитивных страстях, страхах и желаниях. А ещё — страданиях… Тварь, которая управляет в этот миг Гауром, вжимает пришелицу ещё сильнее в землю и проводит своим горячим языком по костистой поверхности инопланетного лица. И он чувствует на языке вкус, который не может почувствовать ни один живой человек. Вкус страха. — Да ты ледяная! — бормочет он. — Я согрею тебя теплом своей крови… Первозданный грех пожирает его нутро, как всеобъемлющий мрак. Турианка лежит перед ним, шипя от раны на голове, и придавленная тяжёлым коленом. Она всё ещё выше и сильнее обычного человека, но перед монстром, что захватил её, она абсолютно беспомощна. Грех. Чёрная похоть. Грязное желание. И всплеск злого, психопатического садизма. Он создан, чтобы мучить, чтобы приносить боль. Но через затуманенный разум Гаур понимает, что это всё ещё не его миссия, а только очередная функция, как у запрограммированного автоматона. И он должен переступить через этот животный порыв, как через маленькую ступеньку. В конце концов, она всего лишь женщина… Пускай и слегка экзотичного вида. Если он захочет, то в любой момент собственноручно замучает в тысячу раз больше. Медленным движением он стягивает с пояса нож. Тонкие ноги инопланетянки поджимаются, и она дрожит ещё сильнее, когда холодное лезвие упирается в её промежность. Турианцы — сильные создания, но Гаур знает, что там — точка наибольшего страдания. Как и у всех разумных тварей. — Кричи, — произносит он, сдавливая её рот. — Кричи громко, потому что боль — это истинная воля… И она кричит, срываясь в агонизирующий вопль, когда сталь рассекает турианскую плоть. Когда Гаур рвёт её пах, вскрывает брюшную полость, режет инопланетную диафрагму и грубо срывает куски природной брони, как ногти с человеческих пальцев… Это крик, от которого тёмная кровь вскипает в прокажённых венах.***
— Давай, идём, пожалуйста! Почему мы не можем просто улететь отсюда? Прошу тебя… Я не хочу умирать! Джули изо всех своих азарийских сил тянет его к себе, в то время, как человеческие пальцы судорожно пытаются попасть по голографическому табло на сейфе. Сбившись на половине кода, Дженовезе раздражённо рычит и с нескрываемым удовольствием бьёт азари локтем в шею. — Отвали, сучка! — он поворачивает голову и ухмыляется, видя, как инопланетянка синеет от внезапного удушья и хватается за горло. — Или что, забыла, кто тут папочка? С этой планеты никто не уйдёт без моего разрешения… По правде говоря, они могли бы улизнуть в любой момент и убежать хоть на другой край Галактики. Прямо в этих апартаментах был хитроумный лаз, скрытый в гигантском позолоченном полотнище с обнажёнными нимфами, через который беглецы могли бы подняться на лифте и попасть к личной посадочной площадке, где бы их уже дожидался аэрокосмический челнок криминального босса. И Дженовезе подготовился бы ещё лучше: сделал бы выпрыгивающие из пола крупнокалиберные турели, масс-поля и заложенные в стенах мины… Если бы этот дикарь, что шёл за его головой, только дал ему подготовиться чуть подольше! Сейчас Дженовезе интересовало другое. Гермо-замок шикнул, и он достал оружие. Мафиози оттолкнул азари, чтобы та забилась в ближайший угол, и аккуратно, семеня по пышному ковру, приблизился к настольному терминалу. Пот всё так же стекал с него реками, и голографическая клавиатура запищала под его пальцами. — Пусть помрёт скот, но я выживу. И должен спасти склад… Мои бабки, чёрт возьми, мои сокровища! Без них славный Марко Дженовезе станет просто посмешищем для всех уважаемых людей Терминуса… Перед ним возникла перечень всего того богатства, что хранились в его сокровищнице, для перепродажи, отмывания или даже личной коллекции. Там были миллионы… Нет, миллиарды кредитов! А необузданная жадность Дженовезе и вовсе делала их бесценными: после сексуальных и пьяных развлечений, накопление несоразмерного богатства было для него величайшей отдушиной. Толстяк принялся заряжать свой здоровенный чёрный «Палач», когда страница на терминале сменилась изображением с видеокамер, и цилиндр термозаряда выпал из дрогнувших рук. Этот демон проник на склад.***
Гаур опять бьёт ножом. Взад — вперёд. Истекающая кровью человеческая женщина кричит от агонии коллапса нервной системы, когда ногти поддевают биотический усилитель на задней стороне её шеи и бесцеремонно отрывают от позвоночника, в который тот вживлён. Поднимая в руках небольшое устройство, он видит, как на проводящих иглах колышутся окровавленные нити выдранных нервов. И он очень озадачен. Гаур медленно идёт по внутренностям разбитой базы, и понимает, что теперь его не хотят убить. Враг бежал… Либо же он попал куда-то, где им быть попросту не положено. В сокровищницу. Ноги переступают по идеально подогнанным плитам из блестящего металла, и горячее дыхание оставляет после себя рваные облачка смертельно-бледного пара. Гаур видит, как вырастают перед ним горы контейнеров, паллетов и завёрнутых в непроницаемую оболочку таинственных предметов, невероятных по своим формам. Они возвышаются так высоко, что затмевают собой яркий свет потолочных прожекторов. Притягиваемый странным зовом, Гаур выпускает короткий клинок из рук и протискивается между двумя гигантскими ящиками с титановыми засовами. Царство роскоши и богатства заключает его в круговое окружение. Здесь — итог жизни самого жадного прохиндея и скряги, и тут есть всё, о чём только ни помечтает самая искушённая душа. Неисчислимые слитки золота, серебра и платины, добытых невольниками Африканского Союза в нелегальных космических рудниках, и с математическим перфекционизмом сложенные во впечатляющие кубы ростом со взрослого человека. Очарованные пальцы касаются благородного металла, оставляя на них кровавые отпечатки, и священное золото едва ли не звенит от лёгкого прикосновения. Доисторические и одновременно грациозные статуи из переливающегося камня, изображающие азарийских дев-богинь невероятной красоты и с сияющими глазами, выполненными из рубинов и бриллиантов. Некоторые из этих изваяний, застывших в искусительном танце, старше любой из ныне живущих матриархов… Россыпи почётных турианских медалей и орденов, многие из которых выполнены в единичных экземплярах. Уникальные украшения кварианцев и дреллов, чьи хозяева сгинули сотни лет назад, и что битком набиты в полупрозрачные пластиковые пакеты. Чуть подалее — ханарские хроно-диски — пластины из оцифрованного стекла, издающие при прикосновении божественную музыку и переливающиеся всеми цветами радуги. Золото и бриллианты лежат здесь, словно горы мусора на самой большой свалке во Вселенной, но для Гаура это выглядят, как райские кущи перед грешником, что высунул голову из адской печи. Терпения сдерживать соблазн не остаётся, он набрасывается на эти чудеса, рвёт защитную плёнку, и новое чувство захватывает его полностью… Бесконечная алчность! Всепожирающая жадность, жажда вечного обогащения и насыщения. Он хочет взять всё это для себя, навсегда и сейчас же! Гаур накидывает на свою могучую шею тессианское ожерелье из драгоценных камней, натягивает на окровавленные пальцы тяжёлые перстни. Подкидывает к потолку россыпь старинных серебряных монет и заливается в маниакальном смехе. Руки хватают тяжеленные золотые слитки, притягивают их к самому сердцу человека… И с удивлением для себя Гаур понимает, как же сильно драгоценный металл обжигает его душу, а вернее то, что теперь находится на её месте. Глаза с непониманием всматриваются в поверхность металла и видят… Каким же невероятно тусклым и скучным он стал! Это богатство, в котором он не нуждается. Роскошь слабаков и скупердяев, которые умрут, не оставив после себя никакого наследия. Золото рабов. Золото, которое затмевает путь к цели! Всего лишь металлические безделушки и выкопанная из недр бурлящих вулканов грязь. Золотые бусы — не остановят пулю, и звонкая монета не срубит вражескую голову. Придя в бешеное раздражение, Гаур срывает с себя радужные камни и эти глупые, по-женски вычурные украшения. Он касается ханарских артефактов и кривится, когда вместо райского пения слышит зубодробительный скрежет, и в следующую секунду стекло разлетается на сотни осколков от удара разящего кулака. Гаур в лютом бешенстве опрокидывает ящики, скидывает с постамента древнюю терракотовую статую, и её голова с протяжным звоном разбивается о сверкающий пол. — Смерть и забвение вокруг! — Гаур обхватывает руками сам себя, будто закрываясь от некой мерзости, — Что за глупое богатство! Зачем же оно мне, если я не смогу действовать… Не смогу отомстить! Жажда богатства… Она ему не чужда, но Гаур всё ещё прекрасно помнит судьбу чернокаменного Города. Это не его путь. Не тот, на которого его вдохновил Великий Демон. Ему нужно больше. Ему нужен самый тяжкий из всех Смертных Грехов. Но перед тем, как уйти, Гаур замечает отдельно стоящую реликвию… Сжатый кулак бьёт прозрачную вставку из стекла, под которой покоится великолепный топор, столь близкий сердцу варвара. Рукоять из обточенного дерева, крепче стали, а на лезвии — грозная руническая вязь. Реставрированное и сохранённое со святым трепетом оружие из тёмной эпохи, когда на Земле ещё правила сила и меч, а морями повелевали неустрашимые викинги. Не задумываясь, Гаур хватается за древко боевого топора.***
Ладонь прижимает старинную вазу к толстому брюху. Дженовезе трёт лоб свободной рукой, просматривая трансляцию с камер наблюдения. И то, что он видит, пугает его до недр души. — Что за… Что этот уродец творит с моей собственностью?! Мозгляк… Мозгляк, где ты?! Перепуганная смуглая рожа Мукараджи вновь появляется перед ним. Камера записывающего устройство трясётся, и некоторое время мафиози видит только трепыхающийся серый потолок. — Босс! Как рад я вас видеть! Я улизнул, пока он громил наш периметр… — индус переводит дыхание, когда прекращает беспокойный бег. — Дерьмо! Он прикончил вашу турианку… Вырезал ей кишки прямо на моих глазах! Дженовезе надувается пуще прежнего, и его волосатые кулаки сжимаются до побеления, а на покатом лбу выступают две уродливые вены. — Ты прячешься, черножопая гнида! Даже я стою здесь, а ты… Я твою башку оторву, если ты жив останешься! А ну-ка, где ты… Помощник мотает головой, и голографическое изображение затрагивает его форму, заляпанную синей кровью. — Я сбежал в командный центр! Тут двери прочные, но он столько наших завалил… Подобрать нужную-ключ карту для него не будет проблемой, босс! Командный центр — это последний рубеж обороны на пути к его логову. Стоит преодолеть его — и конец праздным дням мафиози. Впрочем… Он ещё знает, как обратить эту беду себе в выгоду. Дженовезе с подлым видом трёт подбородок и слегка наклоняется к своему подчинённому, чтобы погрозить тому пальцем: — Тогда впусти его внутрь… И закрой вместе с собой! Мукараджи срывается на визгливый крик: — Босс… Пожалуйста! — Никаких возражений, — черноволосая голова мотается на толстой шее. — Отправишь его в ловушку. Потянешь время, отвлечешь на себя. А там Дракан от него и мокрого места не оставит… Верно ведь? Эфир разрезает грубый, размеренный голос, бурлящий угрозой, как айсберги столкнувшиеся в океане: — Да, босс. Я сломаю этого мягкотелого…***
Зубья цепника скребут пол, высекая сноп сотни искр и издавая лязг, от которого крошатся зубы. Гаур близко, очень близко… Нога аккуратно преступает через подготовленную специально для него растяжку. Здесь тише и темнее, чем в остальном комплексе. Свет мягкий, синеватый, а вместо рёва вентиляционных винтов только писк вычислительных когитаторов. Компьютеров, как называли их в этой Галактике. Устройства загадочного назначения образуют настоящий лабиринт из экранов и терминалов, а низкий металл нагнетающее висит прямо над затылком. Тишина и затхлость, как в газовой камере. Гаур останавливает поступь, когда в полутьме возникает огроменная тень до самого потолка. Монструозный гигант выходит против него на последний бой. Оглушающий взрыв перед самым лицом блеснул и ослепил его на долю секунды. Гаур не думал. Его тело выгнулось, как у тигра на охоте, он прыгнул и в одно движение скользнул за один из тяжёлых серверных аппаратов. «Ого!» — проносится одна мысль в затуманенном мозге Гаура, пока спина скользит по холодной поверхности укрытия. Славные Боги спасли его в очередной раз. Но вот врага следует уничтожить собственноручно… Барабанный магазин кроганского дробовика гремит оглушающе, проворачиваясь в нише тяжёлого оружия. Короб напичкан снарядами, которые способны пробить лобовую броню пехотного транспортника. Ящер насмехается над ним тяжёлым, гремящим голосом: — Я раздавлю твою кожаную голову! Гаур стискивает рукоять цепного меча и поднимает перед собой. Вжимает руну активации, но двигатель только харкается искрами и натужным тарахтением. Топлива нет. От злости человек сжимает зубы так сильно, что кровь выступает на дёснах. Бесполезное оружие отлетает в сторону и с грохотом падает на пол. Рука стаскивает с ремня стальной топор. — Думаешь, ты сильный? Ты просто пыль под моими ногами… Сразись, как воин, и будешь убит! — Что за жалобный писк… — булькающая речь крогана оглашает зал, когда ящер снимает с пояса страшное изогнутое оружие. — Иди ко мне, человечишка! Человек и кроган зарычали, каждый как стая диких варренов, и никто из них не уступал друг другу. Взметнулось вверх лезвие топора, и Гаур кинулся в безрассудную атаку. Он обрушивает на рептилию свой первый удар, но тяжёлое острие только оставляет засечину на толстенной шкуре рептилии, и ксенос вопит, нанося ответный выпад. Кроганский ятаган, сверкнув в темноте коридора, проходит в сантиметре от человеческой шеи. Это разжигает в нём неудержимую злобу! Железо с грохотом снова и снова встречается с костяным панцирем, а могучие лапищи с толстыми когтями терзают человека и рвут его тонкую кожу, но конца этой кровавой схватки не видно и близко. Загнанные в угол и запертые в лабиринте из консолей, они сражаются минуту, две, три… Пока мясо не начинает сползать с белых костей, осколки Гауровых зубов не сыплются на пол, а устрашающая секира не застревает глубоко в горбу разъярённого рептилоида. И тогда этот обезумевший ксенос хватает человека обеими конечностями, давит со всей дури, и Гаур чувствует, как трещит его позвоночник! Позвонки расходятся, как части разорванных бус, и на мгновение человек издаёт сдавленный стон. И для человека этот звук подобен рёву диска циркулярной пилы, которая разрезает сами его мозговые полушария — он отвратителен, жесток, просто невозможен! И такое чувство, что это пробуждает в нём… Рука наливается силой, и топор со свистом рассекает воздух. Ксенос ревёт, когда лезвие застревает в его голове. Гнев! Новый замах и новый крушащий удар, ещё глубже и ещё бескомпромисснее. Гаур уходит от захвата и бьёт не жалея сил, погружая топорище ещё глубже в голову врага. В лицо ударяют брызги оранжевой крови, и зубы скрипят от усилия. Кровавая ярость! Гаур бьёт по задним лапам зверя и опрокидывает врага, вскакивает на него и продолжает свою атаку. Ящер рвётся к воле, но его минуты уже сочтены — Гаур выбивает из него дух, как космическая центрифуга. Отчаянный рёв боли и еще более неистовый рык человека заполняют коридоры командного центра. Убить всех, кто стоит на пути! Разрушить! Обратить в прах! Ударами топора Гаур превращает массивный череп крогана в разбитое месиво до тех пор, пока рукоять не обламывается у самого навершия. А затем — вбивает ногой поглубже, пока топорище не разрубит оба мозга ксеноса, основной и вторичный, буквально надвое. Он поднимается и, воздев подбородок, смотрит на поверженного врага. Искаженое лицо блестит от пота, и гневная дрожь одолевает Гаура. Он ещё может убивать, а следовательно — жив. Сам его организм противиться смерти: на теле — ужасные кровоточащие раны, но в разуме — буря эмоций, которые пьянят, как самый лучший алкоголь, как ночь с роскошнейшей красавицей Галактики. Триумф, победа и слава… Которых никто не увидит! Нет. Трижды нет! Прислушиваясь к зову внутри себя, Гаур понимает, что подошёл уже близко. Жажда побеждать. Сечь врагов и склонять к земле штандарты… Это заманчиво, но всё ещё не то! Металлический гул и уже знакомый запах, доносящиеся из соседнего помещения, вырывают Гаура из боевого транса. Манимый, как падальщик, он проходит в следующую залу. В нём громаднейших размеров голографический стол — центр базы. Правда, вокруг — полная тишина и ни одной души… Так бы Гаур подумал, если бы не чувствовал мерзкую вонь страха у себя под ногами! Рука протягивается под голо-проектор и железной хваткой смыкается на маленькой человеческой ножке. Затем — тащит на себя, перехватывает за серый китель и сжимает короткую смуглую шею. Через секунду жертва в беспомощности дрыгает ногами в воздухе, потому что Гаур поднял ту высоко над своей головой. Маленькие стеклянные глазки Мукараджи смотрят на Гаура, и тот хватается за стальную руку, вжимающую его в стену: — Ох! Ну и встреча… Гаусбрандт, ты ведь помнишь, как я тебя помиловал?! Давай услуга за услуга, а… Жертва дрожит от ужаса, когда свободная ладонь протягивается к черноволосой голове. — Моё имя — Гаур. И я всё прекрасно помню… Мимолётный вскрик, и влажный хруст сменаемого человеческого черепа оглашает вымерший командный центр.***
Дженовезе ждёт. «Палач» облокочен на стол, и жерло громадного пистолета направлено на чёрный, пустой проём двери. Всхлипы девки-азари замолкли только что, а вот ком-центр не отвечает уже добрые пять минут… Всё вопит о том, что нужно убираться, пока ещё ноги на месте. Но Дженовезе ждёт, и он очень сосредоточен. Потные пальцы скользят по рукояти, палец — на спусковой скобе. Как вдруг… Что-то пошевелилось в темноте. «БА-А-АМ!» Раскатистый выстрел, кажется, едва не переломал мафиози локти. Вспышка раскалённого вещества, исторгнутая стволом оружия, привела в замешательство. Отдача такая, как будто Дженовезе упал со второго этажа прямо на руки — но он, к своему же удивлению, выдержал и навёл перекрестие на предполагаемую цель… Его планам не суждено было сбыться. — Merda… В детстве ему приходилось смотреть глупые супер-геройские фильмы для малолеток, показывающие людей в идиотских костюмах, которые двигались быстрее скорости света. Только вот Дженовезе и представить не мог, что подобный ужас возникнет перед ним воочию: силуэт, который он только что продырявил бронебойной пулей, метнулся к нему в одну секунду. Костяшки кулака, разодранные в мясо, были последним, что видел толстяк-итальянец. Кулак встретился с челюстью, и дух Дженовезе выбило, как пыль из старой простыни. Голова раскалывалась. Изо рта сочилась кровь, и он это прекрасно чувствовал. Открыл глаза — вокруг только разноцветные круги и смазанные фигуры. Дженовезе понял, что лежит на полу и сразу же захотел вскочить на ноги. Лязг наручников, затянутых до предела, был ему ответом. — Вновь один на один. Как и тогда… Адски знакомый голос. Дженовезе вырывается из оков контузии и приходит в неописуемую ярость, когда лоб Джули больно ударяется об его собственный. Руки их переплетены и скованы наручниками так, чтобы приносить боль при малейшем движении. Он натужно хрипит и поднимает глаза… — Какого хрена… Мы же тебя завалили! Чудище только ухмыляется, припадая к обездвиженному обидчику. Дженовезе напрягается всем телом, когда сильные пальцы хватают его за потное лицо. — Ты так думал. Вы все так думали, и в этом ваша ошибка, — краткая пауза. Оскал. Дженовезе видит перед собой белоснежные, острые человеческие зубы. — Я сожру тебя живьём… Как хотел! Цепкая азарийская ручка пытается ухватиться за толстое запястье Гаура, но зверь молниеносно отстраняется. — Пожалуйста! — взмолилась ксеноска. — За что… Я же ничего не сделала! Хочешь, пойду с тобой… Хлесткий удар. Выверенным движением Гаур ломает инопланетянке нос и заставляет ту заткнуться. Ненадолго. Новые рыдания смешиваются с ругательствами Дженовезе. — Грязная потаскуха… — толстяк толкает расслабленное тело плечом, чтобы фиолетовая кровь не лилась ему на штаны. — И что же теперь, ты, ублюдок? Давай, кончи меня… Гаур тяжело дышит, рука сжимает горло врага. Но в следующую секунду даёт поблажку. Он встаёт, расправляет плечи и тяжёлым взглядом окидывает помещение. — Да. Я хочу отомстить. Но я хочу и ещё чего-то… — Гаур отворачивается и отходит к офисному столу, опустив горящие безумием глаза. На ворсе ковра остаются грязные следы. — Хочу того, не зная чего! Старательно извернувшись, Дженовезе пытается дотянуться до валяющегося на полу пистолета. Но он скован так крепко, что каждое движение только сильнее запутывает его со всхлипывающей азари. В конечном счёте, он оставляет попытки, видя, как мучитель вновь неподвижно смотрит на него. — Ты урод… Ублюдок, тварь! Обставил Совет, прибил моих парней, гадёныш! — толстяк выплёвывает проклятья одно за другим, зная, что хуже его положение уже не станет. — Чего тебе ещё нужно?! Чтобы я… Тарантеллу перед тобой станцевал, чёртов псих… — Я хочу убить тебя! — взыл Гаур, сам того не контролируя, и протягивая руки к Дженовезе. — Убить… Это было бы так просто! Убить может каждый, но я хочу больше… — Аргх… — Дженовезе заваливается на спину, харкая кровью. Азари взвизгивает и падает вслед за ним. — Недочеловек хочет большего… В таком случае забирай мои бабки. Что ещё может сильнее оскорбить мня? Давай, забирай всё. Я дам тебе ключи и звездолёт… И шлюху эту забери! — Нет. Я не хочу. Итальянец с удивлением приподнялся и посмотрел на Гаура. — Ч… Че? Ладно, а хочешь… Хочешь, дам тебе свою долю на «Омеге»? Тебе будет классно, очень классно! А Ариа… В колени тебе упадёт! — Мелочи. Не то… — Я тебя не понимаю, придурок, — мотает головой толстяк, бессильно обмякнув на полу и глядя в потолок. — Ты завалился ко мне, снял шкуры с моих людей, а теперь решил поныть, как капризный подросток. Ты просто поехавший… Гаур. Скажи, скажи мне… Что может быть дороже моей жизни? Космические яхты? Дворцы? Вброшенные бюллетени на русско-китайских выборах? Что… Вот ублюдок! Это было моё… Рука Гаура хватает со стола изысканную бутылку выдержанного виски и не мешкая разбивает горлышко о край стола. Опрокидывает сосуд, и пьёт, не касаясь ртом острого стекла. Жидкость стекает по шее, по крепкому брюху — всё тщетно. Самый крепкий алкоголь для него, как безвкусная стерильная вода. Гаур рычит от злобы и утирает рот: — Посмотри на меня! Я жив, я обладаю великой силой, но не знаю, что мне делать… Хочу создать целый мир, а потом сломать его! Желаю чувствовать, наслаждаться, но не могу… — ладонь касается вздымающейся груди, улавливая размеренное биение сердца, как если бы человек спал глубоким сном. — Не мёртвый, нет… Бездушный! Не обращая внимания на надрывистый монолог Гаура, Дженовезе запрокидывает голову от боли: — Просто сумасшедший… На кой ты ме это говоришь, я ведь не чёртов психолог! Отвали, скройся, демон! Если бы не ты… Я бы мог править, как раньше, и никакой идиот мне бы не помешал! Пустая бутылка виски тут же разлетелась на бесчисленные осколки от силы сжатой руки. Стекло впилось в мясо, и на пол устремилаcь струйка тёмной крови. Но Гаур не повёл и бровью: в голове у него гудело одного слово, восклицаемое потусторонним голосом: «Править!». Гордыня. Первый и самый страшный из Грехов, порождённых человеком. Твёрже гнева, отвратительнее чревоугодия и нечестивее похоти. И это самое прекрасное, что может быть во Вселенной! Вот оно! Слышать Трубы Апокалипсиса, гремящие только в твою славу. Не причинять страдания людям. Но внушать волю, чтобы они страдали лишь по твоему указу. Возвыситься, встать над смертными судьбами, как Господарь, как узурпатор и поработитель. Подчинять. Приказывать. Править. Править легионами тьмы. Повелевать державами и нескончаемыми людскими массами. И если амбиция сильна — узурпировать целые планеты и звёзды, разбивать в прах империи и беззащитные цивилизации! А когда бессмертные империи ослабнут, и силы света падут к ногам… Человека осеняет прозрение: вот, что такое счастье! Это такое странное желание, от которого зрачки Гаура в блаженстве закатываются за веки. Пленник визжит и брыкается когда острый осколок стекла упирается в толстую щёку, и из раны тут же просачивается свежая кровавая полоска. Он пытается найти ответ в глазах этого ужасного человека пред ним, но видит в них только безумный, оранжево-кровавый огонь. И слышит рык, когда капельки слюны бьют в лицо: — Д-да… Да! Вот, что мне нужно: я хочу править! Сделай так, чтобы я стал властелином… Скажи мне, ненавистный враг, в чём же секрет величия? Дженовезе кривится, пытается отстраниться от режущей грани, но они с Джули скованы всё же невероятно крепко. Человек же перед ним… Вряд ли это человек вообще. Лицо — вытянутое, скуластое, с по-зверски глубоко посаженными глазами — словно выточено из камня. А запах… Что ж, запах этот нельзя уловить привычными рецепторами. Так разит в сернистых котлах Ада. — Т-ты… Хочешь стать, как я? — проглотил ком в горле мафиози и схаркнул кровяным сгустком. — Хах! Это нельзя сделать, если ты только разрушаешь всё вокруг, кретин! Убиваешь всех, а моё богатство — выкидываешь насмарку! Я бы дал тебе шанс! Представь только, если бы мы работали вместе… Но теперь тебя убьют, закопают за всё то, что ты здесь натворил! У тебя ничего не получится, и ты сдохнешь, как скот… А я снова в выигрыше! Толстяк пытается выжать из себя издевательский смешок, но его разбитый рот только начинает дрожать ещё сильнее. А вот Гаур, отводя смертельно-острый осколок от морды Дженовезе, заливается недобрым смехом. И хохот этот похож на бульканье убийственной трясины… — Твоя ошибка в том, что ты опять так думаешь. Ты так думаешь… И ты ошибаешься! Но теперь пришло время посмотреть правде в глаза, — Гаур поднимается и размеренно, не отводя глаз от Дженовезе, обходит офис. — Хочешь стать победителем? Не волнуйся. Я тебе помогу… Из-под тяжёлого лба мужчина глазами рыскает по бордово-золотым стенам и быстро смекает, что галактический архипреступник явно увлекался коллекционированием. Но Гаура, что уже очевидно, не манят ни роскошные масляные картины, ни искусно выделанные чучела вымерший зверей. Вместо этого мощная рука тянется к висящему на стене загнутому клинку, и мгновение спустя болты, на которые прикручено оружие, срываются со своих гнёзд. — Эй… Эй-эй! — толстяк задействовал все силы, чтобы поднять корпус. — Что это ты задумал?! — Интересно… Ты ведь его совсем не точил? — Гаур провёл мозолистым пальцем по грани роскошной сабли. — Но ничего. Для тебя так будет только лучше. Он шагнул к своим жертвам, и те взбудоражились так, будто готовы были разорвать титановые цилиндры кандалов. Ругань Дженовезе и панические мольбы Джули вновь слились воедино, но Гаур только хмурил чёрные брови, продолжая делать задуманное. Небрежно он скинул азари прямо на человека, и прижал ту коленом к толстому, бешено вздымающемуся человеческому пузу… — О, Богиня! — воскликнула азари, когда колено надавило прямо между двух её соблазнительных грудей. — Не убивай! Мне всего восемьдесят один, поверь! Я так жить хочу… — Не слушай эту сучку! — крикнул в ответ Дженовезе. — Слушай лучше меня! Какой тебе прок от всего этого? Ты ведь просил научить тебя, разве нет? Давай, иди со мной! Я тебе всё дам, на этот раз честно — я ведь уважаемый человек! Пожалуйста, ti scongiuro! Жертва умоляла его, едва не срываясь в рыдания, а на лице Гаура проскочила самодовольная усмешка — вот он, абсолютный триумф! Повелевать жизнями других существ… Новое призвание! — Я просил не наставления, но совета. И ты дал мне его! Так умри же, как подобает славным вождям — вместе со своей рабыней! — человек вскинул саблю высоко над головой. — Считай, что я дарю тебе услугу! И он ударил клинком. Раз, два, пять, десять… Нет, он перестал считать, когда перешёл за пятый десяток, и когда вопли сначала слились в предсмертное бульканье, а затем и вовсе заткнулись. И даже тогда Гаур не успокоился: хлестал этот кроваво-костный фарш до тех пор, пока серебристый клинок не погнулся причудливым зигзагом, а лезвие не изуродовали сколы. Пот заливает глаза, и руку сводит судорога. Бесполезный кусок металла выпал из рук, а кругом была только кровь — на стенах, потолке, на себе самом и на том, что когда-то было двумя живущими существами. Гаур сжимает кулаки, склоняет голову и смотрит на эти обезображенные тела. Ожидает, что голос оставит его, даст упасть на колени и перевести дыхание. Даст почувствовать себя человеком. Но теперь он не знает, что такое усталость и покой. Примордиальный зов, таящийся в черной хляби первобытных сил, даёт новую команду: «Слава тебе, человек! Твоя месть свершилась, и битва окончилась. А теперь пусть начнётся война!»***
Потом всё было, как в лихорадочном сне. Как будто… В древнем пророчестве, которому, наконец, суждено было сбыться! Непонятно, сколько он времени провёл здесь, скитаясь среди тишины и трупов, пока его не нашли. Непонятно и то, как восстановилось разорванное гранатомётным выстрелом реле связи. Гаур только помнил, как метнулись между пальцами хищные электрические молнии, когда он опускал руки в раскуроченный трансформатор. И он сделал это. Послал сообщение, но не призыв о помощи, а самый дерзкий и грязный вызов из всех, которых только мог создать его сумасшедший ум. И Гаур знал, что на вызов этот придут только те, кого он знал лично. Он призвал своих братьев, чтобы те своими глазами узрели чудо Воскрешения. Пали ниц перед своим новым Владыкой. День или неделя, час или месяц — за ним всё-таки пришли. Стреловидный космолёт, защищённый от радаров иссиня-чёрной обшивкой, прогремел посадочными двигателями и грохнулся на посадочную площадку, как толстая неуклюжая птица. Гаур был сосредоточен. «Я знаю, каким я должен быть теперь!» — подумал он, и скрылся в недрах комплекса. Безумец хотел предстать перед ошарашенными солдатами во всём своём жестоком, заново рождённом величии. Гора из поломанных, разлагающихся тел служила новому господину своеобразным троном. И Гаур гордо восседал на нём, когда молодые солдаты с винтовками наперевес ворвались в то самое место, где он расправился со своими врагами. Замкнутая система респираторов защищала их от удушающей вони. Одни стенали от непонимания. Другие — воздавали хвалу, видя невозмутимого воина, попирающего ногами десятки врагов и мерзавцев. Братья и слуги столпились вокруг него, и Гаур принимал лавры победителя, хотя знал, что страх одолевал людей. Они трепетали от ауры могущества, от взгляда, что смотрел прямо сквозь людей… И, конечно, от невероятной трупной вони. И первый приказ, который отдал Гаур, был прост: — Все вы, молчите! — поднял он окровавленную руку и смущённый гул тут же исчез. — Женщина-воин, что среди вас… Транквилла, подойди ко мне! Сколько же времени прошло с тех пор, как его пленили на Иллиуме? Не имеет значения. Эту женщину он бы узнал из тысячи: злобную и коварную… Выглядящую, как детская кукла, закованная в броню космопехотинца. Гаур встрепенулся, растолкал отряд головорезов и заключил бывшую рабыню в жесткие, нестеснённые объятия, отчего та удивлённо ахнула. И увидел за прозрачным забралом такие знакомые глаза: злые, презирающие, подчёркнутые изогнутыми тонкими бровями. Злоба, которая таилась в них — для Гаура затмила бы собой самое миловидное личико во всей Галактике. — Какого дьявола! — воскликнула женщина, когда крепкая рука прижала её к полуобнажённому телу в порванных обносках. — Я думала, что ты сдох! Ты, ублюдок… Гаур только горделиво поднял голову: — И я тебя тоже ненавижу, женщина! И верно ты говоришь, что я погиб. Я был мёртв, но воскрес, и не задавай вопросов: ты даже не помыслишь, где была моя душа всё это время! А теперь же позволь мне просить только об одном… Будь со мной, Транквилла! Потому что я вижу, как никогда яснее, и я рад быть с тобой! Женщина жалобно простонала, кога их глаза встретились — сверху-вниз. — Да ты чокнутый… Послушай, я не собираюсь вникать, что это за твоя очередная авантюра, Гаур. Прошу, освободи меня от своих бредней, — взмолилась она. — Просто скажи, что тебе нужно! И можешь хоть помереть трижды… Гаур сощурился. — Ты сказала, что мы обретём дружбу, если я сделаю самое великое чудо на свете — восстану из мёртвых. Тогда я подумал, что это была шутка, но то оказалось пророческим видением! Но подумай, Транквилла, достаточно ли нам дружбы… Я не жажду от тебя любви и лобзаний, потому что ненавижу тебя, и это чувство обоюдно, однако я хочу… Хочу власти! Я — стану королём… А ты — моей королевой! И мы встанем с тобой над всеми людьми, навсегда… Мускулистая лапа Гаура прижала к нему женщину с такой силой, что у незащищённого человека могли бы треснуть рёбра. Транквилла больно закусила язык, и затаила дыхание. Они замерли, как каменные истуканы, не обращая внимания на гогочущих солдат, что уже начинали обтаскивать базу и откупоривать выпивку из личной коллекции покойного бандита… — И всё же ты невероятно отвратительный… — прошептала она. — Но будь я проклята и выброшена в Преисподнюю… Похоже, в этот раз ты действительно выиграл спор! Гаур задорно ухмыльнулся: — Каков же твой ответ, храбрая дева? — Да, чёрт побери! Да, Гаур! А теперь, прошу, отпусти меня… Ты весь покрыт этим кровавым дерьмом! Нетерпеливая возня отвлекла их, и Гаур разжал свою хватку. Он ликовал, находясь на седьмом небе от собственного величия, но и не забывал о делах, которые ждали его. Делах насущных и нечестивых. Ликующие солдаты обступили его, вручили свежую одежду, чистую тряпку, об которую Гаур обтёр лицо, и подали оружие. Их лица с щербатыми оскалами и энергичными глазами светились от счастья: — Босс! Наш Повелитель, — слегка помедлив, заговорили головорезы. — Мы молились за ваше воскрешение, как нас учили ваши братья! Знали, что вы не можете погибнуть… Вы бессмертны, разве нет? Думали, что Боги — это выдумка… Но то, что мы видим своими глазами — не оставляет нам никаких сомнений! — Да! — вторила им вторая группа. — И мы делали, что вы завещали: грабили, били, завоевывали! А теперь вы с нами, и победим любого врага. Стоит только вам указать, куда нам идти за вами! И тут же Гауру поднесли инфопланшеты, украденные карты, записи о перехваченных суднах и прочее, прочее… И он увидел, что в Аттическом Траверсе были замечательные, уязвимые транспортные линии, а в пограничных туманностях — россыпи лакомых нетронутых миров. Но Гаур скрыл подступившую к сердцу эмоцию, повязал на себя оружейный пояс и снова поднял руку, заставив хор голосов умолкнуть, а говоривших приникнуть к земле: — Довольно этого, братья, — объявил он. — Разве вы ещё не пресытились этим? Грабёж и убийство — славное ремесло, но оставьте эти жалкие повседневные желания. Возьмите свой дух, закалите его и сделайте так, чтобы он никогда не остыл. Потому что отныне мы — дети Богов, и я ваш Король! И будет нам судьбой, чего мы только ни захотим… Очевидный вопрос раздался в воздухе: — Чего же вы хотите, Владыка? Объясните нам: чего может желать только Король, подобный вам? Гаур улыбнулся, как улыбается сам Сатана, и обтёр руку о ближайшую стену. От его пальцев на ней осталось четыре полоски из запёкшейся крови. Четыре грязно-кровавых столпа. И отряд мужчин содрогнулся, когда они увидели, как в пылающих, смотрящих сквозь душу глазах Короля проскочила ненормальная оранжево-красная искра: — Я, братья, жажду только одного… Править Галактикой!