Запах спелой вишни

       Круглыми сутками лёжа в постели без возможности чем-либо заниматься, Юкио осознал, как медленно идёт время, когда ты бездельничаешь. С другой стороны, у него было время всё хорошенько обдумать. Сейчас, дома, в спокойной обстановке всё произошедшее кажется лишь плохим сном, злой шуткой. Однако, едва проходящие синяки и сломанные кости доказывают обратное. Омега тяжело вздыхает. Ему не на что жаловаться, он сам во всем виноват. Мысли о будущем съедают его изнутри. Прошлое возвращается вместе со снами, а настоящее ограничено стенами своей комнаты в родительском доме. Приходится учиться заново ходить, заново держать ложку, заново доверять людям. Ненавидеть Дайки не получается, как бы не хотелось. Ненавидеть вообще никого не получается, кроме себя. Касамацу бы сейчас вернуться обратно в прошлое и понять, где же всё пошло не так? Омега не хочет обманывать ни себя, ни окружающих — несмотря на последние события, сущность внутри скулит и рвётся к своему альфе. Если в самом начале Юкио и думать не хотел о ребёнке и всеми доступными способами пытался вызвать искусственный выкидыш, то теперь воспринимал это как дар богов. Он похоронит внутри себя омегу и превратит свою больную страсть, одержимость — в любовь и нежность для их ребенка, оставив в памяти лишь лучшие воспоминания об Аомине Дайки. Он больше не хочет возвращаться. Точнее даже не так. Он не вернётся.        Юкио в приподнятом настроении возвращается домой после посиделок с одногруппниками. Однако, стоило ему лишь переступить порог квартиры, как хорошее настроение мигом улетучивается. Тихо, темно, холодно и опять пахнет сигаретами. Омега хмурится и проходит вглубь небольшой квартиры, попутно стягивая с себя уличную одежду.        — Что на этот раз не так? Испытываешь моё терпение? Я ведь просил тебя не курить дома, этот запах долго не выветривается… — устало вздыхая, спрашивает Касамацу у развалившегося на диване Дайки. Тот переводит ленивый взгляд на омегу и кривя губы на подобии улыбки, отвечает:        — А разве что-то не так, кэп? Ты не исполняешь мою просьбу — я твою. Так что если что-то и не так, то это только твоя вина. Вини во всём себя. — Аомине садится и всем своим видом показывает расслабленность, хотя в его глазах застыл холод, что мог бы заморозить даже само солнце. Юкио начинает медленно закипать, о чём говорят сомкнутые в плотную линию губы и сжатые кулаки.        — Это глупо, Дайки. Хочешь сказать, что я не могу посидеть с однокурсниками и пообсуждать что-либо? Я не могу не общаться с людьми, в конце концов, без этого я не смогу получить образование. Не надо всё усложнять, ты в последнее время с ума сошёл со своей ревностью. Я не давал повода для этого. — альфа после слов омеги громко неискренне смеется, а после резко замолчав, грубо выдаёт:        — Значит, твои постоянные поездки в старшую Кайджо я себе выдумал, да? А как насчёт встреч с однокурсником Ямамото? Ах да, как же я мог забыть про пройдоху Кисе, который постоянно тебе названивает. Это ты всё усложняешь, дорогой мой. Омегам образование ни к чему, они должны слушаться альфу и держать рот на замке, открывая его только по делу, а также покорно раздвигать ноги, когда того требует альфа, так сказать, это базовые функции омег, с чем справляются даже уличные шлюхи. Ты всё это никак не усвоишь, да? Со временем ты обязательно всё поймёшь, я об… — Комнату оглушает звук пощёчины. Багровый от злости и обиды омега начинает собирать свои немногочисленные вещи, второпях опрокидывая на пол всякую мелочь. На лице застыла гримаса презрения с разочарованием:        — Я и вправду ошибался на твой счёт. Поторопился, никого не хотел слушать, а ведь меня предупреждали. Каким же я всё-таки идиотом был, раз влюбился в тебя. Видимо, правы были родители, мы с тобой друг другу не походим. Не судьба шагать по одному пути. Раз так, прощай, Аомине. — двинувшегося ко входной двери Касамацу останавливает рука альфы, вцепившаяся до боли в правую кисть. На дне сапфировых глаз Дайки плескалась ярость напополам с безумством. Дернувшегося омегу опрокидывают на диван, придавливая не маленьким весом. Чеканя каждое слово, Аомине произносит:        — Я. Не. Разрешал. Тебе. Уходить. Ты только мой. Отныне и навсегда ты будешь думать только обо мне, кричать только моё имя и жить только для меня, пока я не наиграюсь тобой. Пусть сегодняшняя ночь станет для тебя уроком…        — Братик, всё хорошо? — омега вздрагивает из-за голоса, слишком погрузившись в свои мысли. «Хотел вспомнить только самые приятные моменты, а в итоге… вспомнил самый ужасный день наших отношений. Наверное, там всё и началось… точно, да.» — с горькой улыбкой на губах подумал Юкио. Не услышав ответа на свой вопрос и заметив на лице старшего брата грустную улыбку, Кэзухиро решительно подходит к кровати и поцеловав брата в лоб, с улыбкой произносит:        — Не переживай, всё наладится, брат. Уверен, папа уже придумал что-то для того чтобы вытащить тебя из этой ситуации. Мы всегда будем рядом. — не ответить на такую нежность и заботу младшего омеги Касамацу не может, поэтому тепло улыбается в ответ, целуя в подставленную щеку.        — Как же ты вырос, братишка, а я и не заметил. Спасибо тебе и прости, что заставил волноваться.        — Просто не оставляй нас больше надолго, мы ведь и вправду переживали за тебя и ты не представляешь, как сильно скучали.        — Не оставлю. Теперь уже не оставлю.

***

       Размеренная жизнь Аомине Дайки усложнилась неожиданными препятствиями с появлением в его жизни омеги. В первое время проблем никаких не было, была вдохновляющая на подвиги влюблённость. А после это чувство пустило корни глубоко внутрь сердца, превратив альфу в одержимого человека. Пытаясь избавиться от этого пугающего чувства, Дайки пустился во все тяжкие, стремясь доказать всем, в частности самому себе обратное. Сколько раз он просыпался в объятиях незнакомок? Сколько раз заставлял любимого омегу из-за этого страдать? Не счесть. Кроме любви душу терзала жгучая ревность. Неприятное ощущение съедающее тебя медленно изнутри. Унижать Юкио вошло у него в дурную привычку. Опьянённый безнаказанностью, Дайки и сам не заметил, как начал медленно превращаться в дикого зверя. Когда же началось это преобразование? Когда запустился механизм самоуничтожения? Наверное, когда альфа впервые столкнулся с твердым взглядом голубых глаз. Простой интерес подтолкнул к переменам, заставив поменяться, как тогда казалось, в лучшую сторону. А ведь этот путь с самого начала вёл их к пропасти… Альфа сделал свой выбор, столкнув в эту пропасть Юкио, осталось лишь решиться прыгнуть за ним вслед. Пусть сейчас весь мир против него, пусть он потерял того, кого хотел любить и оберегать, своими руками уничтожив нежные чувства омеги, Аомине знает — рано или поздно, они всё равно будут вместе. Кто, если не он. Меня ты не забудешь. Никогда. Я обещаю.

***

       Касамацу Такеши с тяжёлым взглядом буравил сидящего напротив него мужчину. Пытаясь сохранить хладнокровие, он едва сдерживал себя от того, чтобы не кинуться на этого альфу с кулаками.        — Не поймите меня неправильно, Касамацу-сан, но я не хочу, чтобы мой сын связывал свою жизнь с вашим сыном. Омеги ведь такие непостоянные существа, вам ли не знать? — с улыбкой начинает Аомине Рио. Давит своим присутствием, своей доброжелательной улыбкой, своим терпким запахом. Касамацу морщится, но в ответ ничего не предпринимает. Ждёт, когда незваный гость продолжит озвучивать то, зачем пришёл. — С другой стороны, Дайки идёт против моего решения, да и я слышал, что Юкио-кун в положении, кажется? Я не могу допустить, чтобы мой сын сделал свою самую большую ошибку в жизни, о которой после будет жалеть. Наша семья хотела бы заключить договор с вами, Касамацу-сан. После рождения ребенка мы заберем его, если в нём и вправду будет течь кровь нашей семьи. А ваш сын сможет стать совершенно свободным человеком, учиться, работать, спокойно жить. С Дайки проблем не будет, это я могу вам гарантировать. — между альфами устанавливается тишина. Спустя некоторое время раздаётся тихий смех Такеши.        — Это просто великолепно, суметь вывернуть ситуацию таким образом… хвалю, Аомине-сан. Выглядит так, будто мой сын забеременел специально для того, чтобы манипулировать Дайки-куном. Вот только я знаю правду, которые вы хотите так искусно замаскировать. Если вы заберете ребенка и сможете доказать, что мой сын просто пропащий омега, то ваш сын избежит наказания за насилие. Я не допущу этого. Если у вас всё, то вы можете быть свободны. — жестко заканчивает альфа. Рио на эти пылкие слова лишь улыбается и встав со своего места, мягко говорит:        — Вы пожалеете о своём решении, Касамацу-сан. В конечном счёте, пострадает лишь Юкио-кун. Любой суд оправдает моего сына, так что, наказать его у вас всё равно не получится. — дверь за альфой тихо захлопывается, позволяя Такеши откинуться на спинку рабочего кресла.        — Поверьте, Аомине-сан, вы даже не представляете, каким образом я хочу наказать вашего сына…

***

       Кисе лишь раз был у Касамацу, до игры с Бармаглотами. Весь матч прошёл мимо Рёты, он вообще не думал, что делал. Но они всё равно добились победы. Нэш избежал расправы, после поражения ближайшим рейсом покинув Японию. Вина за случившееся с Касамацу Юкио легла только на Дайки. При таком раскладе Нэш никак не мог претендовать на омегу, что вполне устраивало Аомине. Рёта не мог решиться посмотреть в глаза омеги, боясь увидеть в них пустоту и безысходность. Наверное, даже не так. Рёта бежал от самого себя. Он до сих пор хочет быть рядом с ним. Не как друг, не как брат. Как человек, которому можно довериться, как человек на которого можно положиться. Альфа боялся выдать своим действиями то, что хочет чего-то большего, пусть они и решили остаться друзьями. Взять перерыв в их общении показалось Кисе самым верным решением. Может быть, расстояние позволит ему отпустить чужого омегу… Как бы альфе хотелось вернуться в прошлое, где всё было простым и понятным. Вернуться в детство, где альфа и омега могли просто дружить.

***

       Семь месяцев спустя…        Как родители смогли сделать так, что он за всё это время ни разу не столкнулся с Дайки, оставалось для Юкио загадкой. Несмотря на все лечебные мероприятия, беременность протекала тяжело. В последнем триместре состояние омеги особенно ухудшилось. Он не мог сам ни есть, ни пить из-за чего по настоянию врачей его перевели на капельное питание. Малыш, которого он смог полюбить, начал медленно убивать своего папу. Это наказание за то, что я пытался убить беззащитное существо. Даже если мне суждено умереть, пожалуйста, пусть мой сын выживет…Родители постоянно были рядом, не оставляли одного. Передвигаться было затруднительно, восстановить полную двигательную активность в левой ноге так и не смогли, он на всю жизнь останется хромым на одну ногу, если выживет, конечно. Иногда засыпая, Юкио чувствовал манящий запах своего альфы — терпкий запах спелых садовых вишен. Он знал, что альфа где-то поблизости, но он не показывался, или точнее, его к нему не подпускали. Так хотелось оказаться рядом с ним, несмотря на то что было раньше. Чувство безысходности и скорого конца с каждым приближающимся днём родов лишь росло, из-за чего омега впал в какое-то апатично-смиренное состояние.        — Пап, можешь мне пообещать кое-что?        — Конечно, всё что только захочешь, сынок.        — Если со мной вдруг что-то случится, я прошу тебя, не оставьте моего сына. Если выбор будет между моей жизнью и его, спасите его. Пожалуйста, пап, для меня это важно.        — Своей просьбой ты причиняешь мне боль. Я обещаю, что спасу вас обоих. Ты будешь жить, перестань думать о плохом, тебе сейчас нельзя переживать, мой родной.        Схватки начались неожиданно среди ночи, когда до предположительной даты родов оставалось ещё около двух недель. Врачи суетливо сменялись перед глазами, мерещился тошнотворный запах крови. Отовсюду слышались какие-то шепотки, терпеть боль не осталось сил, но и кричать сил не было.        — Он сам не справится, нужно оперировать. Если повезёт, спасём ребёнка, в худшем — потерям обоих. Действовать надо быстро, каждая секунда на счету.        — Давление омеги падает, сердцебиение плода слабое, если оперировать, то сейчас. Можем не успеть…       8 октября в 1:08 — родильном доме префектуры Канагава врачи констатировали смерть омеги по имени Касамацу Юкио и его сына, которого не удалось реанимировать после рождения.