Трудное решение

      — В следующем году я буду преподавать у вас Защиту, — как бы невзначай заметил ей однажды Северус, когда они оба сидели в небольшой уютной гостиной, пламеневшей в ярком закатном солнце. Еще какое-то время он неотрывно глядел в открытое узкое окно, в задумчивости касаясь лица гусиным пером и, очевидно, размышляя о чем-то постороннем.       — А Люпин? — закидывая наживку, совершенно нейтральным тоном поинтересовалась у него сидевшая напротив Гермиона, продолжая водить указательным пальцем по темным листам очередной заплесневелой книги.       Снейп усмехнулся.       — А Люпин займет место преподавателя зельеварения.       — Ну-ну, — скептически промычала та и разлепила склеившиеся от времени страницы.       — А еще, — нарочито повысив голос, продолжил Снейп, слегка задетый ее рассеянностью, — я собираюсь ввести на курсе обязательное изучение Темных искусств и в конце года буду спрашивать со всех учеников умение применять друг ко другу заклятие полного забвения.       — Ну, разумеется. Хотела бы я на это, — не договорив, Гермиона педантично отметила место в книге и, решив пойти ва-банк, продолжила, — посмотреть. А теперь серьезно, Северус. Люпин уже говорил нам, что у него есть какое-то задание от Ордена, и преподавать он больше не будет. Если его место займешь ты, стало быть, Дамблдор собирается приглашать в качестве профессора зелий кого-то другого. А поскольку совмещать деканство — ты же останешься деканом? — и преподавание сразу двух дисциплин никому не под силу, я делаю вывод, что у директора должен быть уже кто-то на уме.       — Мисс Грейнджер, Вы страшный человек, — с подчеркнуто иронической ухмылкой заметил Северус, — от Вас просто невозможно что-то утаить. Хотя кое-кому стоило бы подкоротить не в меру длинный и словоохотливый язык. Не вижу никаких оснований посвящать вас троих в дела Ордена, раз уж вы — не его члены.       — Значит, у Люпина была на то причина, — резонно возразила Гермиона, снова отмечая про себя тот факт, что отношения с Северусом Снейпом ничуть не приоткрыли для нее завесу тайны над деятельностью организации. Она уже не единожды пыталась исподтишка разговорить его, но каждый раз это оканчивалось неудачей. Впрочем, она не теряла надежды пробиться сквозь защитный панцирь зельевара и узнать что-нибудь полезное. Да и не просто же так он перешел теперь на эту тему. Единственное, что Гермионе стало очевидно, это непосвященность Северуса в некоторые предприятия отдельных членов Ордена. И это еще более утвердило ее в мысли о том, что Дамблдор в своей игре против Волан-де-Морта раздает карты выборочно, втайне от других игроков.       — Позволь полюбопытствовать, какая же? — презрительным тоном поинтересовался Северус, отвлекая ее от размышлений.       — Не могу, — та отрицательно качнула головой и, как бы извиняясь, добавила, — это не мой секрет.       — У вас троих с Люпином есть секреты? — Снейп с сомнением фыркнул в ответ. — Может, вы решили создать новый союз? Орден волколака?       — Хватит ерничать, — скорчила гримасу Гермиона, и Северусу сразу стало ясно, что ловить здесь ему больше нечего — она ничего не скажет.       — Что бы там ни было, ты как всегда права, — отсалютовал он Гермионе пером и насмешливо улыбнулся. — Есть такой человек. Только вот я сильно сомневаюсь, что директору удастся уговорить его приехать в Хогвартс. Магия, конечно, может многое, но в этот раз Дамблдору придется сотворить чудо. Видишь ли, обычно те, кто имел несчастье попасть в сферу его интересов, автоматически начинают интересовать и Темного Лорда. Хотя это уже проблема директора, удастся найти мне замену или нет.       — Вряд ли Дамблдор даст Министерству такую фору. А хоть и так, если вспомнить Локонса и Квирелла, представить не могу, что может быть хуже.       Снейп с сочувствием посмотрел на нее.       — Поверь мне, Гера, всегда может быть кто-то хуже. И оборотень-преподаватель, по-моему, ничуть не лучше их. Ума не приложу, кто согласился готовить ему зелье: не сам же он этому научился!       Услышав очередной выпад в сторону Люпина, Гермиона поежилась. Ей было боязно сознаваться в том, что именно она и была тем человеком, кто варил вместо Снейпа волчье противоядие — слишком уж было живо в нем отвращение к оборотню — и она решила до определенной поры молчать.       — Место декана, — продолжал между тем Северус, — директор оставил за мной. Свои покои я менять тоже не собираюсь. Так что единственной разницей станет мой подход к преподаванию.       — В каком это смысле? — поспешила задать очевидный вопрос волшебница, на этот раз в самом деле насторожившись. Как знать, какая доля слов о Темных искусствах в его устах была только шуткой.       — Любой сколько-нибудь одаренный волшебник рано или поздно всегда обращается к темной магии. По разным причинам. Большинство — из банального любопытства. Кто-то жаждет знаний, другие — из желания знать врага в лицо… Но это неминуемо происходит. Можешь смотреть на это как на очередную ступень магического становления волшебника. Я не собираюсь учить детей заклинаниям, но мне бы хотелось, чтобы ученики поняли, с чем могут столкнуться, когда выйдут за пределы этой школы и останутся один на один с весьма искусительной областью знания.       — Ты же знаешь, что передача любой информации о Темных искусствах строго запрещена законом. Это уголовное преступление! — напряженно пробормотала Гермиона. Ей не особенно нравилось то направление, которое принимал их невинный поначалу разговор.       Однако Снейп не спешил сразу открывать ей свои мысли и начал издалека.       — Ты никогда не задумывалась, почему в школе не преподают общую теорию магии?       Почуяв, что вопрос, заданный Северусом, был с подвохом, Гермиона лишь пожала плечами.       — Любая дисциплина Базис максима начинается именно с теории. Взять хотя бы Трансфигурацию. С чего начался ваш первый урок у Макгонагалл, ты помнишь?       — С общих понятий о трансфигурации, разумеется, ее частных случаев и закона Гэмпа о пяти принципиальных исключениях.       Снейп кивнул.       — Травология?       Девушка собиралась было ответить, но он остановил ее.       — Не утруждайся. Заклинания?       Новый кивок.       — Зельеварение?       В этот раз волшебница многозначительно усмехнулась. Он ответил ей короткой улыбкой одним уголком губ, а затем задал последний вопрос:       — Защита?       Гермиона нахмурилась. Она не припомнила, чтобы им когда-либо давали теоретический материал по ЗОТИ. Ученикам просто объяснили, что в мире существуют не только законопослушные волшебники, но и злые, и от них можно и нужно защищаться. Однако она прекрасно помнила скучнейшее введение к учебнику Слинкхарда за пятый курс, где как раз и помещалась теория по Защите — ничего примечательного.       — Н-нет. На Защите никакой внятной теории не было. Хотя, повторяю, чего можно было ожидать от Квирелла или Локонса? Люпину, видать, тоже было не до того: он пытался за год научить нас тому, что обычно изучают за три. А Грюм, я хотела сказать, лже-Грюм…       — Лже-Грюм целый год учил вас основам Темных искусств, Гермиона.       Едва это сказав, Снейп увидел, как книга, которую волшебница все это время держала в руках, поползла с ее колен вниз и глухо ударилась об пол.       — Что тебя так смущает? Держу пари, тебе почти дословно известно содержание Пособия по самозащите за четвертый курс. Вот и скажи мне, что из написанного в нем совпадало с рассказами младшего Крауча? — Снейп подождал, пока та немного придет в себя, и затем продолжил вкрадчивым, словно змеиный шелест, голосом. — Почти ничего и одновременно все сразу, правда? А ты знаешь почему? Все это время он преподавал ЗОТИ с точки зрения темной магии, и ученики даже понятия об этом не имели. — Он как-то по-особенному, зло, усмехнулся. — А теперь, хочешь, я скажу тебе самое интересное? Вы все были просто в восторге от его занятий. Драко Малфой, несмотря на всю свою нелюбовь к лже-Грюму, даже он не мог не признать, что его уроки оставляют после себя неизгладимое впечатление. И столь любимый вами Люпин, который не смеет ни на йоту отойти от содержания школьной программы, у которого нет ни грамма фантазии, и который за всю свою жизнь не родил ни одной оригинальной мысли, лже-Грюму и в подметки не годится!       Гермиона сидела, едва дыша, как парализованная. Жестокие, злые слова резали ее по живому, но она молчала, поскольку в самой потаенной глубине была согласна с каждым из них. Наконец, не поднимая глаз, волшебница тихо сказала:       — Может быть, так и есть… Однако при чем здесь теория магии? Ты ведь с этого начал.       — А тут как раз все просто. Концепция Темных искусств почти буквально повторяет основные положения общей теории магии, которую, кстати, не изучают в школе. Заметь, только в Хогвартсе. В том же Дурмштранге этому учат наравне со всеми остальными дисциплинами. Только если у них это называется Темными искусствами, то во всех других школах — Основами допустимого волшебства. А ведь по сути и то, и другое говорит об одном и том же, одними и теми же словами, только с разных точек зрения. И только у нас, в Великобритании, существует Защита от Темных искусств, призванная бороться с темными волшебниками. Да вот беда! На ней проходят не основные концепции магии, что было бы логично, а всякую нечисть, вроде вампиров и боггартов.       — Я все еще не понимаю, — кусая губы, хмурилась девушка, — что ты хочешь сказать?       — А то, что ЗОТИ стоит на борьбе не только с темной магией, но и с магией вообще. И происходит это с подачи Министерства, которому такое положение вещей весьма выгодно. Ты учишься в период упадка волшебного образования, Гермиона, но никто тебе об этом не скажет, потому что это, между нами говоря, запрещено. А ведь всего полвека назад никакой Защиты в Хогвартсе не было, и студентам преподавали то же, что и остальным — Основы допустимого волшебства.       — Северус, — наконец не выдержала Гермиона, — я прошу тебя, объясни мне толком, что все это значит?! Ты утверждаешь, что Министерство подменило один предмет другим и нарочно препятствует углубленному изучению магии?       — Именно.       — Но зачем?!       Снейп глубоко вздохнул, собираясь с мыслями.       — В конце прошлого столетия в Дурмштранге учился один выдающийся волшебник, Грин-де-Вальд.       — Это тот, с которым у директора была дуэль?       — Так и есть, — согласился Северус. — В молодости он стал известен тем, что, будучи студентом, сумел создать множество оригинальных заклинаний. Причем некоторые из них не отличались безобидностью. Он попросту проверял их на других учениках, за что его, наконец, исключили из школы. Впоследствии Грин-де-Вальд стал одним из самых одаренных волшебников нашего времени. Видимо, поэтому его иногда называют предтечей Темного Лорда. Но все это чушь. О нем вообще мало что известно. Хотя на первый взгляд методами они пользовались общими — убийства, исчезновения людей, запугивания и все в таком роде. В Англии о Грин-де-Вальде почти не слышали — сфера его интересов была сосредоточена, главным образом, в Центральной и Западной Европе. Но страх и хаос, которые тот посеял на континенте, не остались у нас незамеченными. За то время, пока его приспешники терроризировали население четырех государств, успели смениться несколько местных министров магии, а очередной директор Дурмштранга при невыясненных обстоятельствах был убит. Словом, у нас в Министерстве сделали выводы, решив, что трагедии можно было избежать, если бы студентам при обучении не давали такой самостоятельности и свободы. Вот такое забавное обобщение. По их мысли, если бы Грин-де-Вальд не разрабатывал свои собственные заклинания, возможно, ничего бы потом и не случилось. Вдобавок к этому многие справедливо полагали, что он остался в большой обиде, когда его выгнали, не позволив закончить учебу.       — Но, Северус, как можно запретить кому бы то ни было колдовать? Ведь Грин-де-Вальд придумал свои заклинания сам — просто потому, что сумел это сделать. Я, например, не придумала ни одного за все пять лет, проведенные в школе.       — Нет, Гермиона, — серьезно глядя на нее, возразил Снейп. — Просто так никакое заклинание создать нельзя. Для этого требуется знание теории общей магии, которую и по сей день преподают в Дурмштранге, но запретили в Хогвартсе шестьдесят лет назад. Как раз незадолго до того, как Темный Лорд поступил в школу. Он никогда не учился основам волшебства — Министерство к тому времени уже решило ввести ЗОТИ. И Армандо Диппет, директор, при котором учился Темный Лорд, до сих пор считает это решение благословением свыше. Вот почему студенты просто не могут придумать и воплотить в реальность новое заклинание — они не знают как. По этой же причине у многих учеников возникают серьезные проблемы с овладением некоторыми заклятиями. Если бы им давали необходимые знания о свойствах метаматерии, поверь мне, они бы так не мучились, как теперь.       — Но почему это запрещено только у нас, — с жаром воскликнула Гермиона, — ведь ты сам говорил, что Грин-де-Вальд не интересовался Альбионом!       — Разве это не очевидно? Предупрежден, значит вооружен. Принятие этого решения Министерство посчитало необходимым злом ради общего блага, — Снейп ненадолго прикрыл глаза и вновь глубоко вздохнул. — Чертова присказка… Они попросту отняли у школьников возможность самостоятельно колдовать, чтобы оградить от возможных последствий. Более того, в нашей школе запрещено преподавать потенциально опасные заклятия. Вот почему на уроках вы учитесь лишь отпирать замки, левитировать перья и раздувать лягушек. Другие же страны, руководствуясь теми же самыми соображениями, заняли в этом вопросе диаметрально противоположную позицию. Если волшебник не творит, то какой же он после этого волшебник?       Гермиона отказывалась верить своим ушам. По словам Северуса выходило, что Министерство попросту украло у них право творить собственную магию. И все же ее не покидало острое чувство, что в этой ситуации не все так однозначно, и тому были действительно веские причины.       — Даже не знаю, что на это сказать… Конечно, это довольно жестоко по отношению к нам. Но я, право, не могу осуждать решение предыдущего директора. Он хотел поступить как лучше.       — Армандо Диппет — старый дурак! Под самым его носом семь лет рос очередной темный волшебник, командовавший, как оказалось, огромным василиском, а он вместо этого выгнал из школы ни в чем не повинного Хагрида, потому что у того кровь была не такая, как нужно, — неожиданно вскинулся Северус.       При словах «не такая как нужно кровь» Гермиона со странным болезненным выражением посмотрела в темные глаза Снейпа, будто пыталась прочитать в них ответ на давно мучивший ее вопрос. Но вместо этого она лишь опустила взгляд на собственные руки.       — Пусть так. И все же, по-моему, это было правильно, — глубоко задумавшись, произнесла Гермиона, — запретить нам изучать теорию магии. По крайней мере, никто в этой школе никогда не нападал друг на друга.       После ее слов Снейп долго молчал, подспудно изучая Гермиону, словно раздумывал, говорить ей нечто, беспокоящее его, или нет.       — В тот вечер, когда ты задержалась, и я нашел тебя в кабинете, одному из моих учеников почти удалось убить другого — такого же слизеринца, как он сам. И он ничего для этого не выдумывал, просто в книге, которую тот привез с собой из дома, нашлось… весьма эффективное проклятие. Мне буквально в последний момент удалось вытащить мальчишку с того света. А ведь я с самого начала знал, что у него будут проблемы, потому что он квартерон.       Высказав, наконец, свою мысль, Снейп тяжелым взглядом остановился на побелевшей от ужаса Гермионе.       — Так вот, для кого ты готовил в тот вечер Восстанавливающее зелье!       Снейп кивнул.       — Боже, это… п-просто чудовищно! — прошептала она, непроизвольно закрывая руками бледнеющее лицо. — До того, как ты сказал, мне и в голову не приходило, что такое может произойти между учениками одного факультета… Но как Шляпа такое допустила?..       — О чем это ты? — спросил Северус, глубоко пораженный странной сменой направления ее мысли.       — Ну, она же, — Гермиона прервалась, недолго раздумывая, — видит всех насквозь, понимаешь? Когда я сидела на стуле в момент распределения, Шляпа утверждала, что лучше всего мне будет на Когтевране, но попала-то я в Гриффиндор.       — Она предлагала тебе варианты?       — Нет. То есть не совсем, — поправилась девушка, и ее бледное лицо приобрело прозрачно-розовый восковой оттенок. — Не смейся, но Шляпа как бы беседовала сама с собой у меня в голове. Обычно она просто выкривает факультет, стоит ей опуститься на голову ребенка. Так было с Роном и с его сестрой, да и со всеми остальными Уизли. Но не со мной. По словам Шляпы, мое место было на Когтевране, поскольку там я без труда смогла бы реализовать свои таланты и удовлетворила, — тут Гермиона набрала полную грудь воздуха и нехотя выдавила, — свое тщеславие. А еще она предупредила, что на этом факультете мне будет одиноко, что там… словом, у меня никогда не будет друзей. Она была в нерешительности и в итоге сообщила, что могла бы отправить меня в Гриффиндор. А уж там я непременно найду близких по духу ребят и еще приключения. — Снейп увидел, как Гермиона улыбнулась своим теплым воспоминаниям, но улыбка вышла несколько печальной. — Понимаешь, она не спрашивала, чего хочу именно я. Однако в тот момент я задумалась, что было бы здорово найти, наконец, настоящих друзей. В семье я росла одна, в закрытой частной школе почти никто со мной не общался, а в свободное время родители лишь анализировали мои наклонности и планировали успешное будущее для обожаемой дочери. Единственными друзьями для меня были книги, за которыми я пряталась ото всех. — «Пряталась от одиночества», — тут же поправила себя Гермиона, но так и не произнесла этого вслух. — В общем, я подумала тогда, что, может быть, учеба это еще не все. И Шляпа меня услышала… Это вообще очень странный, ни на что не похожий артефакт. Видимо, у него есть исключительная способность проницать человека и всю его суть, что позволяет по-своему прозревать будущее.       На последних словах Снейп непроизвольно выгнул бровь и не без иронии подумал: «Хоть одна ясновидящая в этой школе, но есть — пусть и шляпа. Однако Гера в чем-то права». Северусу вдруг пришло на ум, что Дамблдор говорил ровно то же самое: видимо, Шляпа не так категорична, как ему всегда казалось. Стало быть, и вся жизнь Снейпа в тот роковой день его распределения могла пойти по совершенно иному пути. «Если бы я знал это тогда, — с болью подумал он. — Но разве бы это что-то изменило? Лили даже не просила определить ее на один факультет со мной. А если и так… Через год или два какой-нибудь помешанный на крови Берк в пылу ссоры мог запросто убить ненавистную грязнокровку. И как бы я с этим жил? Нет, в случае с Лили Шляпа поступила правильно. Ах, если бы я только пошел тогда следом за ней! Тогда бы и я мог… А если нет? Я всегда мечтал о Слизерине». Эти мучительные и совершенно бесплодные мысли крутились в его голове назойливыми осами, снова и снова возвращая назад, в далекое прошлое. «Слишком много я сегодня болтаю, — хмурясь, подумал он, — и это лишь порождает новых призраков».       Между тем Гермиона закончила свою мысль:       — Вот почему нападение одного слизеринца на другого мне кажется не более странным, нежели феномен выбора, который сделала для мальчика Шляпа — ведь она не могла не знать, чем все закончится.       — Полагаю, она догадывалась. Впрочем, у мальчишки тоже была причина, — задумчиво ответил Северус и, заметив мелькнувшее недоумение на лице Гермионы, пояснил. — Парень сам попросил Распределяющую шляпу отправить его в Слизерин, потому что там когда-то учился его дед. Старик и рассказал мне об этом, поскольку сразу после распределения я уговаривал его переместить внука на Гриффиндор. Да, да, представь себе — именно туда.       — Разве после оглашения Шляпой своего решения его можно как-то изменить? — изумилась Гермиона.       — Всегда бывает первый раз, — желчно ответил Северус, глядя куда-то перед собой. Казалось, он думал о чем-то постороннем, недоступном для Гермионы. Видя это, волшебница несколько нахмурилась, но не могла не спросить:       — Чем тогда все закончилось?       — Внук настоял на том, что хочет учиться там же, где учился дед. Да оно и понятно. Все, что он знал о мире магии, было почерпнуто им из его рассказов. Только дед, видимо, забыл ему сообщить, что на факультете Слизерин есть неприятная традиция интересоваться родословными своих студентов. И трех недель не прошло, как всплыл факт его магловского происхождения. Что тут началось… Дамблдору пришлось лично улаживать конфликт, имевший место с родителями, которые не хотели, чтобы их отпрыски учились вместе с недополукровкой. В общем, ты сама знаешь, каково это.       — Вообще-то нет, — веско заметила Гермиона. — Никто никогда не нападал на меня в моем собственном Доме. И никто ни разу не ставил мне мое происхождение в вину. Разве что Малфой, но тот только и горазд, что языком трепать. Но как же так вышло, что об этом не стало известно всей школе?       — Слизерин никогда не выносит наружу свои проблемы, Гермиона. У нас все решается там, где и началось.       — Удобно, — сухо заметила волшебница. — Стало быть, виновный так и не понес никакого наказания — уж об отчислении кого-либо из учащихся я бы точно знала.       — В Хогвартсе уже давно никого не отчисляют: никому не хочется плодить обиженных на весь мир темных волшебников. Его могли перевести в другую школу, это правда. Но отец провинившегося — важный человек в Министерстве, да и директору лишняя шумиха ни к чему. Поверь мне, он уже получает свое.       — Каким это образом?       — Одна мысль о том, что по окончании учебного года ему придется возвращаться домой, к своему отцу, уже наполняет его существование мучительным ожиданием расправы. Почему это тебя так удивляет? Далеко не все родители — безответные овечки. Некоторые, если потребуется, не пощадят и детей — ни своих, ни чужих.       — Как Барти Крауч, — тихо вымолвила Гермиона, до сих пор пребывавшая под гнетущим впечатлением от пережитой ими полгода назад истории.       — Что-то в таком роде.       — Стало быть, этот мальчик сам попросился в Слизерин, зная, что его там ждет?!       — Не думаю, что он вполне отдавал себе отчет. Как бы то ни было, нахождение на моем факультете для него далеко не сахар, и я сильно сомневаюсь, что его оставят в покое. Но это его маленькая война, которую он сам должен выиграть. В то время как его обидчик должен смириться с тем фактом, что рядом с ним учится квартерон. «Так решила Шляпа» — вот, что действительно удобно. А теперь представь, что такой вот юноша, полный гнева, ненависти и обиды, знает общую теорию заклинаний. Как ты думаешь, что произойдет?       — Но не все же ученики такие! — парировала Гермиона. — Неужели все стали бы изобретать заклятия только для того, чтобы навредить другим? Ты сам говорил, что на старших курсах придумывал свои собственные заклинания. А теперь выходит, что ты тоже стоишь за преподавание Защиты вместо Основ волшебства?!       Снейп неожиданно умолк. Но Гермиона не отступала:       — Северус?       — Это были заклятия нападения, — коротко, нарочито небрежным тоном произнес Снейп с каким-то странным, нечитаемым выражением, — для врагов.       — Не может быть, — сама себе не веря, прошептала Гермиона, хотя чего она, собственно, ожидала.       — Поверь, тому были причины, — глухо объяснил тот и закусил губу, втайне надеясь, что она не станет задавать вопросов о прошлом.       — Но они… они же не были… смертельными?       Сейчас Гермионе нужна была причина, чтобы извинить Снейпа в своих собственных глазах. Она нуждалась лишь в одном коротком слове «нет», и тогда все ее сомнения испарились бы в мгновение ока. Он в ту же секунду понял ее состояние, долго молчал, а затем просто ответил:       — Некоторые были.       Губы и подбородок Гермионы нервно задергались в ответ, но усилием воли она взяла себя в руки.       — Пусть так, но ведь не все распоряжаются своими умениями подобным образом! Фред с Джорджем наколдовали на Хэллоуин целый снегопад, который продержался аж две недели. Ты тоже видел! Они сами создали его, никто из преподавателей им не помогал — я спрашивала у Флитвика. Что ты на это скажешь?       Снейп посмотрел на нее с какой-то жалостью, как на неразумного ребенка.       — Ты, правда, считаешь, что двое волшебников-недоучек были в состоянии произвести нечто подобное?       Ей сразу вспомнился недавний разговор с Роном и Гарри и ее собственные слова о том, что подобный климатический эффект можно создать только при помощи усиленного заклинания, произнесенного сразу множеством волшебников. Но отступать она не хотела, не хотела верить, что Северус прав.       — Я не знаю как, но им же удалось. Их собственная магия…       — Это не их магия, — сурово отрезал Снейп.       Она, хмурясь, смотрела на него. Почему-то именно сейчас ей совершенно не хотелось узнавать, как именно близнецам удалось устроить такое впечатляющее шоу. И все-таки, зная, что не задай она этот вопрос, сам он не скажет, Гермиона спросила:       — Как?       — Кого больше всего в замке?       — Как это кого? — удивилась волшебница, негодуя на его отвратительную манеру подводить ее к ответу через новые вопросы. — Учеников, разумеется.       — Да неужели? — саркастически приподняв бровь, поддразнил мужчина.       — Ну, разве что…       Она поняла все сама. Близнецы никогда бы не сумели сами создать такое мощное волшебство самостоятельно, не прибегая к сторонней помощи. А кто постоянно находится на территории замка и владеет магией, куда более сильной, нежели магия волшебников? Невидимые, преданные, вечно безответные и всему покорные — эльфы. Только вот магической силой они обладали просто колоссальной. Когда Гарри удалось хитростью освободить Добби, Люциус Малфой, желая за это тут же поквитаться, попытался их атаковать. Гарри тогда рассказывал, что дело было в безлюдном коридоре, и он даже не успел среагировать на неожиданный выпад. Но когда эльф вдруг решительно встал на защиту своего освободителя, Малфой попросту предпочел сбежать. Что же тогда говорить о силе всех хогвартских домовиков, вместе взятых? Если близнецы заручились их поддержкой, а это походит на правду — в конце концов, это именно они указали Гермионе вход на кухню — то эльфской магии вполне должно было хватить на то, чтобы поддержать и умножить заклятие снежной метели, начатой близнецами.       — Эльфы, — еле слышно произнесла она.       — Как видишь, сил у обыкновенного мага не так уж много. Куда меньше, чем у какого-то домовика. А ведь этот перевес можно исправить… Теперь ответь мне еще на такой вопрос. Тебе известно, в чем заключается разница между Конфундусом и Империусом? Я не говорю сейчас о его нравственном аспекте, я спрашиваю о его практическом содержании.       Гермиона поняла его, однако она решительно не могла сообразить, к чему тот клонит, и вновь предпочла промолчать. Снейп ответил за нее.       — Первое — всего лишь слабая версия второго, но в обоих случаях маг полагает в заклятии свою волю, подменяющую собой волю человека.       — Конфундус не является заклятием темной магии! — мгновенно выпалила та, точно слова Снейпа могли потревожить опасную змею.       — Тогда почему у этих заклинаний один результат?       — Как можно их сравнивать, Северус?! Использование темной магии — это опасное, преступное занятие! — предчувствуя западню, громко возразила Гермиона и опалила его жгучим взглядом. Дыхание ее участилось, она и не заметила, как вскочила со своего места и подалась вперед. Эта тема ее пугала. — Вспомни, что друг с другом сделали твои собственные ученики! Эти искусства потому и называют темными, что они причиняют людям лишь вред и страдания: от них не может быть никакого добра! Зачем ты нарочно смешиваешь понятия, словно между ними нет никакой границы?!       — Ты опять говоришь заученными фразами. Говоришь о том, чего не понимаешь. О чем даже малейшего представления не имеешь, — по слогам цедил Снейп, гипнотизируя ее долгим, тяжелым взглядом. — Неужели все это время ты просто не слушала меня? Эти ваши примитивные заклинания, все эти жалкие фо-ку-сы, которые вы наивно называете магией — всего лишь пустяки, детские шалости в сравнении с таинствами и величием Темных искусств.       — Ты не прав! Когда мы защищали Философский камень, школьных знаний оказалось вполне достаточно, чтобы пройти все поджидавшие нас испытания.       — А с какими потерями вы их прошли? Квирелл тоже добрался до камня, но при этом и глазом не моргнул.       — Все равно, — твердила Гермиона, яростно замотав головой. — На его стороне был… был Темный Лорд! А от дементоров нас защитила все та же школьная магия. Па…       — Патронус? — перебил ее профессор, не поверив своим ушам, и из его груди вырвался снисходительный смешок.       — Именно! Один патронус Гарри разогнал целую сотню дементоров! Ты этого не видел, потому что был без сознания, но ему это действительно удалось. Нет ничего такого, чего нельзя было бы сделать при помощи допустимого волшебства!       — Неужели, — с сомнением произнес Снейп и чуть склонил голову набок. — Тогда, что ты скажешь об этом?       Снейп повернулся к пылающему камину и, направив в его сторону палочку, плавным, непрерывным движением изобразил перед ним некое подобие тайцзи, восточного символа последнего предела. Гермиона вдруг попятилась. Из горящего пламени, вздыбившись, на них надвигалась огромная, раскаленная глыба. Непрерывно меняя свои очертания, ее переливающаяся огненными сполахами масса быстро заполняла собой пространство, на глазах темнея и затвердевая, при этом хвост ее продолжал оставаться прикованным к камину, тогда как голова и тулово быстро разрастались и с каждой секундой все больше становились похожими на тело огромной змеи. Сделав два полных оборота вокруг Снейпа и Гермионы, чудовище обратило свою громадную голову к девушке и, раскрыв зубастую пасть, уставилось в обескровленное лицо своими адскими кроваво-угольными глазами. Извивающееся черное тело в алых прожилках напоминало застывающую лаву, вдоль него безостановочно пробегали дорожки белесых огоньков и взметались снопами багровые искры. Блестевшая на узкой спине ониксовая грива непрестанно трепетала. А из бездонной пасти и узких ноздрей валил густой дым, по цвету напоминающий грозовое небо. Чудовище неотрывно следило за Гермионой, словно живое, и терпеливо ожидало команды хозяина.       — Дра-ако-он, — в ужасе пропищала Гермиона.       — Не бойся, Гера, дотронься до него, — обратился к ней Снейп, но она лишь с безумным видом оглядела чудовище, окаменев перед исполинской скалящейся мордой. — Доверься мне… Протяни руку, — подбодрил ее Снейп.       Дрожащей рукой Гермиона с ужасом потянулась к раскрытой пасти, слегка проведя ладонью по тому месту, где должен был находиться нос. Чудище двинулось ей навстречу, и тут Гермиона издала звук изумления. Дракон буквально подставил морду под ее неуверенную ласку, и из его жерла вырвалось подобие низкого урчания, видимо, выражавшего удовольствие. Глаза зверя тут же посветлели, пляшущие адские языки в них потухли, и теперь они изливали на Гермиону теплый лучистый свет. Удивительно, но что-то в их выражении показалось ей до боли знакомым, возможно, если бы глаза были черными, а не золотыми, она бы сразу узнала, кому еще мог принадлежать этот глубокий, печальный взгляд.       Она вновь провела рукой по морде, на этот раз более уверенно и даже с нежностью, в которой улавливалось безотчетное восхищение. На ощупь плоть чудовища была подобна некоей смеси плотной жидкости и текучего газа, он не был ни холодным, ни горячим, но едва пальцы Гермионы коснулись светящейся огнем чешуи, как она испытала сильное чувство электрической вибрации, словно от легкого удара током: дракон, по-видимому, представлял собой мощный сгусток магической энергии.       Зверь начал медленно кружиться вокруг нее, позволяя руке легко скользить по могучему телу, которое прямо на глазах меняло свой устрашающий окрас на мягкий цвет черненного серебра. Жуткие кровавые прожилки уступили место золотым, и, ставшая белоснежной, грива волновалась меж пальцев Гермионы, словно полевой ковыль, танцующий на ветру. Через минуту гибкое тело пепельного чудища трижды обернулось кольцом вокруг девушки и мирно улеглось на пол, склонив голову у ее колен. Было похоже на то, как собака ложится при ногах хозяина с тем, чтобы преданно охранять и защищать его от непрошенных гостей.       — Это просто невозможно! — в благоговении выдохнула Гермиона. — Это же маньчжурский агатовый ящер или…       — Пифон, — с тоном плохо скрываемого торжества в голосе закончил за нее Снейп.       — Боже мой, Северус, но как это возможно?! Этих бескрылых драконов веками никто не видел, неизвестно даже, остались ли они еще на свете. Откуда ты… — Вдруг ее голос сорвался, и Гермиону охватил страх. — Неужели все Пожиратели смерти способны вызывать это чудовище?! Патронуса с ним даже сравнить нельзя!       — Нет, не могут. Больше никто не может, — равнодушно заметил Снейп. — Это мой фамильяр. А ведь ты еще не видела, на что он способен. Только представь: разумный адский огонь, беспрекословно подчиняющийся воле одного-единственного человека.       В его словах Гермиона услышала странные, но явно знакомые нотки. Снейп ничуть не гордился тем, что только он один способен вызывать древнее существо, как не кичился и множеством придуманных им заклинаний, которые Гарри, сам того не ведая, будет в скором времени любить испытывать на окружающих. Нет, Снейп не был тщеславным, но его захватывала сама возможность творить подобную магию, превосходившую все, когда-либо виденное — величественную, потрясающую воображение. В ней он видел не источник ужаса, но источник силы, путь, ведущий к мудрости и магическому совершенству. Он не боялся Темных искусств, как боялись другие, он ими восхищался. Точно так же о магии говорил лишь один известный Гермионе человек, и это был снова Гарри. Гермиона нахмурилась. Живая гора под ее ногами мерно вздымалась и опускалась, против воли заставляя воображать величину своей мощи.       — Я… н-не уверена, что хочу это видеть… или представлять, — нетвердо произнесла девушка. В ее глазах читалась тревога.       — Надеюсь, тебе и не придется, — ничуть не смутившись, ответил Снейп. — Я показал его не для того, чтобы поразить или напугать. Я лишь хотел продемонстрировать все безмерное могущество темной магии, такой, как она есть, ее возможности, ее силу, ее красоту. Люди боятся Темных искусств, потому что они кажутся им чем-то недозволенным, чем-то крайне опасным и слишком трудным, чтобы учиться этому, как учатся обычной магии. Но как ты видела, дракон слушается хозяина, более того, он в некотором роде мыслит, будучи продолжением моего ума. Это лишь орудие, как и любое другое заклинание или волшебство, его можно направить как в ту, так и в другую сторону. Для того, чтобы защитить… — Тут чудовище резко подняло голову и угрожающе зашипело в пустоту, одновременно заслонив собой Гермиону. — …или уничтожить.       Дракон развернулся к Гермионе и обнажил огромные, как сабли, клыки. Девушка вздрогнула. Снейп сделал неуловимое движение палочкой: дракон поднялся вверх, при этом он еще раз слегка коснулся светлой шкурой Гермионы, завис в воздухе высоко над их головами, а затем, издав протяжный рев, низвергся вниз и исчез в лижущих языках пламени.       — Не знаю, Северус. Я не знаю, — крайне встревоженная, Гермиона качала головой. Взгляд ее неотрывно следил за пляской огня в камине. — Ты, конечно, тоже по-своему прав, я это вижу. Но практиковать такое волшебство… Нет… Люди слабы, это неизбежно приведет к тому, что одни волшебники захотят подчинить себе других! Подобная мощь обязательно приведет к жажде еще большего могущества, к желанию обладать и присваивать чужое. Это как залог безграничной власти, Северус, которую нужно только взять силой!       Лицо Снейпа потемнело. Было очевидно, что он рассчитывал на другую реакцию. Видя это, Гермиона осторожно добавила:       — Все же я не понимаю, почему ты так настаиваешь. Зачем изучать то, что запрещено Министерством? Пусть и опосредованно — с желанием уберечь.       — Да пойми ты, наконец, что никакой принципиальной разницы между обычным волшебством и Темными искусствами просто не существует! — неожиданно вспылил Северус, и девушка внутренне содрогнулась. — Их изучение лишь сопряжено с более высокой долей риска, и овладеть ими может далеко не каждый, потому что тут изначально требуется человек одаренный и с большими знаниями, своего рода артист или художник. Вот откуда на самом деле произошло наименование «темный». Здесь больше свободы и меньше табу, но эта область магии ничем не отличается от любого другого вида волшебства. И в этом кроется главная ловушка. Ловушка для тех, кто жаждет власти — ты угадала.       — Стало быть, ты утверждаешь, что нет никакой разницы между магией Пожирателей и той, что пользуются все остальные? Ты ведь это пытаешься внушить мне? А тебя не смущает, что эдак невзначай можно придти и к другому выводу: будто между ними самими вовсе нет никакой разницы?       — А кто может сказать, где проходит та самая невидимая грань? Или ты думаешь, что, сражаясь с Пожирателями, члены Ордена прибегают к заклятиям из курса школьной магии? Они пытаются убить друг друга, Гермиона! Так скажи мне на милость, где тут разница между темной и хваленой допустимой магией, когда у обеих конечная цель — принести человеку смерть! Или, может, ты считаешь, раз они увлекаются Темными искусствами, то это автоматически делает их равными Темному Лорду? Как бы не так! Каждый из них будет ближе тебе, маглорожденной, нежели Темный Лорд — своей обожаемой Беллатрисе, потому что Он давно уже даже не человек. Вот, где истинная разница! Ритуал, в котором Он возродился — вот, Черная магия! Убийство единорога и испитие его крови, дабы продлить свое существование — вот, Черная магия! Не потому что тайная или запретная — для этого иной раз и колдовать не надо — а потому что в ее акте ты отдаешь бессмертную душу в обмен на жизнеспособное тело, в котором жизни как таковой больше нет. Человек думает, что возвращает ее себе вместе с телом, однако то лишь хрупкий сосуд, но не пустой — бездонный. И сколько ни вливай, он все равно останется порожним, потому что нельзя обмануть Того, Кто стоит по Ту сторону. Это табу. Вот почему Черная магия в конечном счете всегда направлена против того, кто ею пользуется. И вот почему у нас есть много Пожирателей смерти и лишь один Пожиратель жизни. Первые хотят всего лишь власти, а вот другой — бытия. Здесь, сейчас и любой ценой, потому что никакого другого там для него уже не будет.       Глаза Снейпа пылали, словно раскаленные в жаровне угли. Гермиона стояла перед ним в оцепенении, не в силах вымолвить ни единого слова. Ей впервые приходилось слышать нечто подобное, и она невольно ощущала охватившую ее тело дрожь.       — Я хочу, чтобы ты поняла, — уже смягчаясь, заключил Северус, — что все в этом мире зависит от самого человека. Даже Дамблдор…       — Что? — с неприязнью в голосе возразила Гермиона. — Дамблдор бы никогда…       Но тот громогласно перебил ее:       — Дамблдор в эту самую минуту использует темный артефакт, который я изобрел на основе его Омута памяти! И он прекрасно осведомлен об этом. Цель всегда оправдывает средства, разве не так?       — Не может быть... — Все еще отказываясь верить, она поглядела на Снейпа с вымученным выражением на лице, и на один короткий миг тому почудилось, что волшебница отступила на шаг назад. — Он бы никогда не стал… Он просто не такой!       — А ты думаешь, ты знаешь какой? Какой человек — Дамблдор, — слегка растягивая слова и надвигаясь, вкрадчивым голосом проговорил Снейп. — В ваших маленьких ученических головках намертво засел сказочный образ доброго, убеленного сединами старца: правильного, честного, а главное, мудрого! А еще всецело преданного своему делу — до такой степени, что не гнушается пользоваться моим маленьким изобретением.       — Должно быть, у него не было другого выхода! — лихорадочно выпалила Гермиона.       — Стало быть, для директора у тебя все же нашлось достаточное оправдание? — ехидный до невозможности тон Северуса звучал сейчас особенно жестоко. — Ну, разумеется, не было. Видишь ли, когда речь заходит о всеобщем благе, границы и сами понятия добра и зла становятся у нас почему-то подозрительно расплывчатыми.       Гермиона покачала головой, одновременно скривившись, будто испытывала при этом сильную боль. Она не придала особого значения последним словам Северуса, полагая, что он специально говорит о моральной стороне вопроса, пытаясь уколоть ее пристрастное отношение к директору. Хотя она вполне отдавала себе отчет в его правоте — никто из ее знакомых ничегошеньки не знал ни о прошлом директора, ни о его личности, ни о его повадках. Он и на пятом году обучения оставался для всех совершеннейшей загадкой, эдаким сфинксом в человеческом обличии. Даже для Гарри, проводившего с директором больше времени, чем все ученики этой школы. Даже для членов Ордена, никогда не задающих вопросов, послушных исполнителей директорской воли, весьма темной и неясной. Тем не менее она твердо сказала:       — Я не знаю, почему это так. Но у меня нет причин сомневаться в директоре, Северус. За эти пять лет он ни разу не подвел меня. Или Гарри. Кроме того, он всегда защищает тех, кто слабее его. Мне этого вполне достаточно. И потом, я бы не посмела требовать от директора отчета в таких вещах, которых я даже толком не понимаю.       — Отдаю должное твоей скромности, Гермиона. И нежеланию открывать глаза. Впрочем, тут ты не единственная и в этом не отличаешься от многих. Но все же я скажу тебе кое-что и попрошу поверить мне в этом на слово. Не стоит преклоняться перед человеком просто потому, что он имеет полувековой опыт за плечами, а природа не обделила его харизмой и талантами. Можно плохо кончить.       — Тут дело совсем в другом, — ощетинилась Гермиона. — Я не знаю, за что ты злишься на директора, но вопрос должен стоять иначе. Я не за́ Дамблдора. Я вместе с ним. Он не стремится заполучить власть для себя самого, вот, в чем я уверена: он борется против Волан-де-Морта. И он знает, что делает. Возможно, единственный в этой стране. И уж точно единственный, кто борется против него открыто. Поэтому я не стану подозревать директора, даже если он вынужден прибегать к сомнительным приемам, к которым ты, кстати, имеешь самое прямое отношение. Может быть, ты объяснишь мне, зачем тебе понадобилось создавать подобный артефакт?       Лицо Снейпа нервически дернулось, он пристально посмотрел на Гермиону, не в силах дать ей прямой ответ, и опустил голову.       — Это уже неважно, — не глядя на нее, почти прошептал Северус. Он помолчал, затем снова бросил острый взгляд на девушку и усмехнулся. — Мне хотелось доказать себе и Дамблдору, что я смогу создать нечто новое и в своем роде уникальное. Как видишь, в прошлом я тоже не отличался независимостью суждений, стремясь, как и другие, произвести на него впечатление. Глупец. Мне казалось, что в своих попытках поразить директора я привлеку его внимание и, может быть, завоюю расположение, любовь — называй, как хочешь — а он вместо этого строил на меня планы, как бы получше использовать в предстоящей подковерной борьбе. Как видишь, из меня в итоге вышел отличный шпион: другого такого у Дамблдора нет, и он дорожит мной. Пока это приносит пользу.       — Тебе не обязательно любить и даже уважать его для того, чтобы выполнять свой долг, Северус, — с неподдельной серьезностью, глядя ему в глаза, возразила Гермиона. — Или тебе не по душе находиться в Ордене? Но ведь обратной дороги нет.       — Верно, — глухо просипел Снейп, — обратной дороги нет. И прошлое никак не вернуть.       Они долго молчали. Каждый обдумывал услышанное. Наконец, сердце в Гермионе взяло верх.       — Прости меня, — прошептала она и протянула к нему руки. — Прости, если обидела тебя. Я, правда, не хотела. Все, что ты рассказал и показал мне сегодня… Для меня это, пожалуй, слишком. Я хочу сказать, не требуй от меня слишком многого прямо сейчас. Мне надо подумать…       Снейп коротко мотнул головой.       — Я сам виноват.       Затем он подошел к Гермионе и осторожно прижал ее к себе, глубоко вдохнув знакомый аромат каштановых волос. «Все это неважно. В конце концов, все это не так уж и важно».       — Не будем больше об этом. Пусть каждый остается при своем.       В его словах послышалась горечь. Реакция Гермионы окончательно убедила его, что в вопросе практического применения темной магии она неизменно останется на этико-нравственных позициях, тогда как его самого безмерно привлекали реальные перспективы ее использования. Конечно, она не походила на тех людей, что наотрез отказывались от любого знания, хоть немного отличающегося от их привычного кругозора, только потому, что оно было просто иное. Таких Снейп презирал. Он презирал толпу, ее суеверный страх, ее грубое невежество и упрямое нежелание заглянуть чуть дальше собственного носа. Но Гермиона, и Снейп это понимал, не была одной из них, она боялась, скорее, не самих Темных искусств, а человеческой алчности, ее жестокости и злобы. В этом она была права. Большая часть Пожирателей, таких как Беллатриса, супруги Кэрроу, Долохов и Макнейр, вполне соответствовали всем этим определениям. С другой стороны, она была чудовищно наивна в вопросах нравственной чистоты людей, которые боролись с Темным Лордом. И это было ошибкой, за которую однажды ей придется заплатить. Что же касалось самого Снейпа, хотя он и отдавал должное позиции Гермионы, ее категоричность расстроила его, словно она поставила крест не на Темных искусствах, а на нем самом.       «Очень похоже рассуждала Лили много лет назад. Она выросла, стала членом Ордена и начала бороться против темной магии, справедливо полагая, что все ее носители стремятся лишь угнетать других. Однако в отличие от нее, Гермиона видела Пифона и поняла его двоякое предназначение, как и любого другого оружия в этом мире. Не только его слепую ярость, но и свет созидания. И все же она судила о нем, как судила бы Лили. Интересно, если бы она узнала о «святом» Дамблдоре все то, что теперь о нем знаю я, изменила бы она свое мнение? Думаю, что нет».