Лев и очки

      Весь магический мир вот уже больше месяца бурно обсуждал главное известие года — да нет, десятилетия. Волдеморт был повержен, причем героем, которого он так и не смог убить, оказался годовалый младенец по имени Гарри Поттер. Как такое могло произойти, не знал никто, но факт оставался фактом: Гарри Поттер был единственным, кто выжил после смертельного заклинания сильнейшего темного мага.       Однако аврорам работы хватало и теперь. Многие из Пожирателей смерти до сих пор были на свободе, и, хотя большинство из них притихло в попытке прикинуться законопослушными волшебниками, некоторые продолжали дело своего хозяина и нападали на тех, кто выступал в прошлом против Волдеморта.       Несмотря на легкую хромоту (целители в Мунго сказали, что, скорее всего, она останется на всю жизнь), Скримджер участвовал в большом числе операций как до падения Волдеморта, так и после. О чем тут говорить, если даже лишившийся ноги Муди наотрез отказывался заниматься только кабинетной деятельностью? Конечно, погони и активные действия обычно доставались молодым, но из всего можно было извлечь пользу. Например, трость, которая поначалу так раздражала Скримджера своей громоздкостью и чужеродностью, однажды спасла жизнь новичку Кингсли Шеклболту, и все потому, что Пожирателя, произносящего «Авада…», быстрее оказалось огреть тростью по голове, чем оглушить заклинанием.       Бартемиус Крауч, глава департамента магического правопорядка, издал указ о том, что аврорам разрешалось применять к преступникам непростительные заклятья. Нередко это облегчало работу, хотя Муди и здесь отказался уступить своим убеждениям. Скримджер недоумевал, о каком приравнивании к Пожирателям смерти могла идти речь. Да, действительно необходимо было по-настоящему хотеть, чтобы темное заклинание сработало. Но разве любой порядочный человек, видевший, что сделали эти негодяи с МакКиннонами, Прюэттами, Поттерами, не захотел бы их уничтожить?       Поэтому Скримджер, отбросив сомнения, делал все, что мог.       В погоне за Трэверсом, одним из тех Пожирателей, кто убил семью МакКиннонов, ему довелось пережить одно из самых страшных мгновений в своей жизни. Авроры успели окружить район антиаппарационным куполом, так что Трэверсу и двоим другим Пожирателям оставалось полагаться только на свои ноги и на укрывательство густой и темной декабрьской ночи. Они юркнули в недостроенный маггловский дом. Скримджер, Кингсли и Гавейн Робардс кинулись за ними — те держали путь на крышу.       Если Скримджер и боялся чего-нибудь, то только высоты. Полеты на метле были его кошмаром. С бешено колотящимся сердцем он поднимался все выше по лестнице без перил, этаж за этажом, трость гулко стучала по ступенькам, а дыхание то и дело прерывалось. Кингсли и Робардс давно его опередили, но он должен успеть, он должен им помочь… И вдруг на последнем пролете застарелая боль в колене дала о себе знать особенно резко, Скримджер подвернул ногу и, упав с лестницы, повис в воздухе, в последний момент уцепившись пальцами за ступень. Трость и волшебная палочка полетели вниз. Очки, удерживаемые заклинанием, остались на месте.       Звать на помощь? Невозможно. Их там двое против троих… Остается только ждать, и еще неизвестно, кто именно вернется с крыши. От одной мысли, сколько ярдов ему придется лететь, если он не удержится, слабели пальцы. Вот-вот они закоченеют от холода и разожмутся сами по себе… Скримджер стиснул зубы, перед глазами проносились непрошеные картины из прошлого — май сорок пятого, отработки, экзамены, тот-самый-разговор… — а также из какой-то другой, не его жизни, потому что в его жизни Дамблдор никогда не…       Скримджер рывком подтянулся вверх, отвоевывая уползающее пространство, и подумал: «Выберусь — напишу письмо».       Целую вечность спустя сверху послышались шаги. Скримджер позвал на помощь, отчаянно надеясь, что это свои. Так и оказалось.       Кингсли пробасил заклинание, и Скримджер почувствовал, как его опутывают веревки. Сколько раз они так связывали преступников! Рывок, второй — и вот они с Робардсом вытащили его на лестницу, и в тело тут же впились острые края самых замечательных в мире ступеней.       — Как все прошло? — прохрипел Скримджер. — Вы не ранены?       — Я ранен, но это ерунда, — отмахнулся Робардс. — Трэверс оглушен и связан, его ждет Азкабан.       — Остальных не удалось взять живыми, — сказал Кингсли. — Один свалился вниз, а второй… Вы в порядке? Ах да…       Он взмахнул палочкой, и путы исчезли.       Скримджер ненадолго прикрыл глаза и представил себя на месте того Пожирателя, который упал с крыши.       — Вы справитесь без меня сегодня? Я… я хотел бы пойти домой. Прошу прощения, сегодня я был только обузой.       Едва вернувшись к себе, он сел за стол и начал писать Альбусу Дамблдору. Он писал, заново переживая то, что с ним случилось, писал о жизни и смерти, о храбрости и страхе, о силе и слабости — и о долгом-долгом ожидании. В конце концов, висеть на последнем пролете лестницы было гораздо страшнее, чем писать это письмо.       Дописав его, Скримджер аккуратно разложил пергамент, чтобы просохли чернила, и без сил рухнул в кровать. Ночью ему приснился кошмар, что он падает с высокой башни. А утром, перечитав написанное на свежую голову, Скримджер пришел в ужас и швырнул скомканный лист в корзину.       Он ведь обещал написать письмо, но не отправить…