Heilige Nacht

Неужели они пробыли здесь до самого Рождества? Альфред не думал, что судьба заведёт их с профессором в заснеженную гостиницу, хотя с другой стороны, жизнь в последнее время, обретала интересные повороты всё чаще и чаще. Вот сейчас он сидел в церкви на деревянной скамье, а рядом с ним, сжимая его локоть ручкой в перчатке, сидела она. Девушка, которую, как казалось, он уже любит. Колечки локонов покоились на худых плечах, а свечи делали цвет её волос почти огненным. В Храме Господня было так тепло и спокойно, пахло свежей елью, а люди… Люди объединились в тихом трепете, который витал в атмосфере, почти так же ощутимо, как сладковато терпкий запах церковных масел. «Gute nacht. Heilige Nacht…»* — затянул хор рождественский гимн. Голоса переливались так звонко, бархатисто и нежно, будто сами ангелы с лицами из белого мрамора, выглядывающие из тёмных уголков под сводами, исполняли эту песнь. Рука снова сжала локоть, милая улыбка пухлых красных губок и огромные глаза… Только глупец или слепой не назвал бы её ангелом, предвестником нового рождения, спасения заплутавших душ. Альфред с новой силой почувствовал любовь не только к ней, но и к людям вокруг него. Это чувство согревало, как тёплый шерстяной шарф, заправленный этими же маленькими бархатными ручками. В один момент Альфред поднял взгляд и обратил свой взор на окно. Он видел темно-синее холодное небо, тонкие чёрные сучья деревьев. Казалось, ничто не может согреть эту холодную синь, эти дрожащие костлявые ветви, присыпанные холодеющими кристаллами. Ни благодать рождения, ни теплота единения сердец. Альфреда охватило чувством холода, ознобом пронизывающим, казалось, до самого сердца: -Всё ли хорошо, Альфред? — тихо прошептала Сара, уголки губ которой дернулись в мягкой, но какой-то настороженной улыбке. Молодой человек вгляделся в её чистое, лучезарное лицо так, будто хотел вернуться в тёплую атмосферу праздника, хотел уцепится за неё не только глазами, но и всем телом, потому инстинктивно прижался плечом и рукой к девушке ещё сильнее. Вспомнив о том, что Сара ждёт ответа, он неопределённо качнул головой, теряясь в раздумьях. Это всё на что его хватило. Что случилось? Почему от благовоний ему вдруг стало душно? Откуда появилась затхлость и тяжесть в груди? За пределами обители всё так же мела метель и, казалось, все на многие километры вперёд погибло. Тьма ночи набирала силу, просачиваясь сквозь ельники, заползая в каждую щель. «Не зря, Спаситель явился миру именно ночью. Ночью на людей снисходит страх, тот самый. Тот, что старше любых чувств, тот, что движет всем в этом мире живых, вечно испуганных, цепляющихся за тень своей жизни людей…» Откуда были эти строки? С каких пыльных, давно пожелтевших страниц? Он уже давно не помнил. Рождество. Какая светлая ночь. И как притягательно выглядят огни, кажущиеся тёплыми, как они трепещут от невидимого прикосновения. Но почему не каждому позволено почувствовать эту радость? Это тепло, притягательное, живое… Может тот, кого уже давно покинула жизнь? Взгляд глаз, холодных, пронизывающих, желающих, окинул эту тихую обитель. Почему так тянет? Иррациональная тяга к тому, что запрещено так присуща юности. Вечной юности. Герберт смотрел на праздничную церковь, зная, что ни на шаг не посмеет приблизиться. То, что он чувствовал было на уровне инстинкта, будто зверь, который чувствует пролившуюся кровь за несколько миль. Морозный воздух бьёт в лицо, но он не ощущает режущего холода. «Как овцы на заклание…» - думает он -« столько крови…», - но среди всех живых душ, он всё же чувствует одну, особенно тёплую, манящую. Неужели сегодня ему повезло? Ноздри, инстинктивно, втягивают воздух так, будто пытаются учуять запах живого тела. Вампир выжидает, сидя на высокой ели. Ах, если бы ни эти чёртовы стены храма, как бы сладостно Герберт испробовал бы тёплой, сладкой крови. Альфред с каждой минутой чувствует себя всё хуже и хуже. Голова кружится, а непонятный страх нависает над ним. Он ощущает, что его тошнит от этой духоты. Юноша ослабляет шарф, сглатывая подкативший к горлу комок: -Сара… — выдыхает он тихо, еле раскрывая бледные губы -Я… Мне нужно выйти… — студент встаёт, не обращая внимания ни на кого из оглядывающихся на него, прихожан, да и на саму Сару тоже. Девушка лишь похлопала глазками, спокойно отпуская своего спутника. Сходить подышать он может и без неё. Вот дверь поддалась. Молодой учёный вышел, впуская в битком набитую церковь стужу: -Слава Богу! — прошептал он, вдыхая полной грудью. Альфред не боялся простыть, ему просто хотелось дышать, лишь бы с ним не случился обморок. Тем более при девушке, которую он решил любить, подобное было бы неуместно. Бледные щёки приобрели теперь более здоровый розоватый оттенок. Юноша немного успокоился, делая ровные вдохи. Опасности рядом он не ощущал, и даже некая беспечность вернулась к нему. Тем временем, осторожно двигаясь, почти бесшумно, Герберт, не отрывая взгляда холодных глаз от объекта наблюдения, слез, погружая сапоги в снег. «Сама судьба играет со мной? » - фон Кролок улыбнулся краем губ, понимая, что всё складывается лучше, чем он мог помыслить. Все его чувства были направлены на молодого человека, вышедшего из церкви. Это он. Тот, кого вампир почувствовал. -Иди ко мне… — шепчет Герберт, приоткрывая губы так, будто жаждет поцелуя- я буду нежен… — так же шёпотом произносит он, тут же, слегка закусывая нижнюю губу от нетерпения. Юноша нравится ему, инстинкт никогда не обманет своего хозяина. Альфред ничего не понимает, то ли ветер нашептывает ему еле различимые слова, то ли он ослышался, ведь голова снова идёт кругом. Как бы то ни было, ученик профессора делает уверенный шаг прямо в сугроб, игнорируя небольшую дорожку рядом. По колено в липком снеге, заворожено смотря на огромные ели, он движется, к цели которую не видит и, вроде бы, даже не слышит… Может Альфред и хотел бы остановиться, но его воля словно окзалась в чужих руках. Ветер доносит сладкий запах, окончательно увлекая студента в еловый лес. Юноша останавливается, придерживая еловую лапу. -Кто здесь? — настороженно хмуря брови, полушепотом спрашивает парень. -Ответ ближе, чем ты думаешь…-доносит ему невидимый голос, становящийся все отчетливее слышным. Альфред колеблется, но всё же делает шаг в тёмную глубину. До слуха доносится лёгкий смех. Прекрасный, лучистый. Из-за деревьев мелькает белая с, кажется, лиловым оттенком ткань. Студент продолжает идти, не осознавая, женщина это или мужчина? Просто прекрасное существо заволакивает его всё дальше в снежные чертоги. А его воля становится ему подвластна, но студент не собирается бежать, хотя дрожь в коленях выдаёт его. «Давай Альфред, просто так мы отсюда не сбежим». -У тебя есть имя? Ты покажешься мне? — задаёт он ещё несколько вопросов осипшим голосом. Сын Графа прижимается щекой к ели, складывая руки на промерзшую древесину. Язык сам облизывает верхнюю губу, а дыхание сбивается. Ему нравится, что такой на вид пугливый и взъерошенный мальчишка проявляет храбрость. -Одно лишь условие… — сладко шепчет фон Кролок, а Альфреду кажется, что губы говорящего уже у его шеи, сейчас опалят свои дыханием, беззащитную без шарфа кожу, но явного присутствия со спины он не ощущает, поэтому замирает, прикрывая глаза, готовясь если что, сию же минуту сорваться с места: — Какое же? -голос был на грани дрожи, но всё же, чудом, не сорвался. — Ничего не бойся… — Альфред распахивает глаза, чувствуя спиной чью-то грудь, которой только что не было. Для крика нет сил, для того чтобы грохнуться без чувств тоже. Чьи-то пальцы ложатся ему на плечи, нежно поглаживая. — Видишь..? — произносит безликий, пока что, собеседник: — Я же сказал, что буду нежен, mon chéri**. — пальцы ловко поворачивают полуживого от страха Альфреда. Карие глаза застыли, рот приоткрыт в том же немом крике. Перед взором всё теряет очертания и размывается. Но юноша улавливает холодную красоту тонкокостного лица напротив, глаза обжигающие потусторонним холодом. Бледность опять вернулась к нему, а из носа тонкой струйкой вытекает алая кровь. Герберт сжимает зубы в оскале, сильнее вонзая длинные ногти в рукава паренька. Фон Кролок младший заваливает Альфреда на снег, садясь на низ его живота, он жадно слизывает кровь с подбородка юноши, хватая его лицо в руки, тут же вылизывает тёплые губы, впиваясь жадным поцелуем в них, раня клыком губу и снова пробуя сладкую кровь на вкус. Герберт рвёт сюртук вместе с рубашкой, чтобы, наконец то приложится к тёплой шее. Белая грудь оказывается оголенной… Но вампир резко вскакивает, оскаливаясь и шипя. На столь желанной шее висит ненавистное серебряное распятье. Сзади слышен крик, кажется, кто-то ищет Альфреда. Герберт резко оборачивается на звук, с его подбородка капает прозрачная слюна, смешанная с кровью. Ему ничего не остаётся делать, ведь не стоит творить ещё больше шума, если не удалось сделать всё тихо. Именно так учил Герберта отец. И Герберт скрывается во тьме леса, глазами впиваясь в лежащего без сознания юношу. Альфред не помнит ничего, поднимая голову с подушек. Нижняя губа словно пульсирует от боли, а голова побаливает. Молодой человек растерянно оглядывается, все ещё сонный и больной. Кажется, к нему приходила Сара, тихо говорила что-то на ушко, гладя каштановые взъерошенные волосы. Но юноша всё вертелся, слабо отталкивая её тёплую руку в бреду. Эти ладошки, будто из другого времени, они кажутся ошибкой теперь. Его сны полны тем сладковатым запахом, тонкими чертами. В своём дурном сне он просит, чтобы этот прекрасный зверь впился в его шею, изувечил её, своими острыми клыками. Альфреду всё равно, что это был мужчина, этот незнакомец прелестнее любой девушки… Он бы никогда так не поступил, но юноша и не мыслит об этом в своём сновидении. Мыслить студент начинает только проснувшись в холодном поту. -О, Бог мой… Что со мной стряслось?.. Неужели… — юноша бессильно вздыхает, падая на подушки -… это была та сумеречная тварь за которой мы приехали охотиться? — но, как же он был красив, неимоверно опасен и почему так притягателен? От этих мыслей голова снова закружилась. -Мальчик мой! — в комнату вихрем влетает профессор, просидевший всё Рождество простудившимся за своими трактатами и книгами, -Ты не представляешь, как я рад, что с тобой все хорошо! — Аброзиус засуетился, впуская в тёплую комнату холод. - Но ещё больше я рад тому, что кажется мы столкнулись с настоящими вампирами! — профессор был по-детски прост в своей радости. -Но… Постойте, профессор. Я видел только одного вампира. -Ах… Да… — произнес профессор, садясь на краешек помятой постели, - Сара… Та девушка, которую вы, мой юный друг, так полюбили… — учёный замялся, - её похитили этой ночью, и причиной всему, как я полагаю упыри. Юноша нахмурился, не зная точно, что он чувствует по этому поводу: — А откуда вы знаете с чем мне пришлось столкнуться? — Аброзиус немного оживился, радуясь, кажется, что тема сменилась. — Рана на вашей губе, друг мой. Ваш порванный манжет, и ваш крест, отпугнувший тварь. — Альфред моментально покраснел. «Рана на моей губе?» Смутные воспоминания, всё же прояснилось в его голове. -Да! Но самое интересное, это ваша рана! Только посмотрите, как этот кровосос жаждал вашей крови! Вылизал всё до самой капли… — Аброзиус взял в руки лицо юноши, рассматривая заживающую, но ещё болезненную отметину от клыка. — Вот, а я же предупреждал вас о ваших частых носовых кровотечениях! — сетовал учёный, вертя покрасневшее до нельзя лицо студента, который уже хотел, просить профессора прекратить: — Я смерил какой клык мог нанести такое. Всё подходит под описание профессора Ван Хельсинга, мой юный ученик, мы у цели! Дверь тихонько приоткрылась, и в комнату зашла заплаканная женщина. -Прошу вас, милый Альфред, помогите мне! Теперь я совсем одна! Без мужа, без любимой дочери! — Ребекка затряслась от рыданий, еле держа в руках поднос. Профессор неловко помог женщине, шепча что-то и выводя её из комнаты, под свои неуклюжие утешения. «Теперь, видимо и трактирщик Шагал пострадал…» -юношей овладело нехорошее чувство. Повинуясь своему внутреннему благородству, чуть путаясь в рубахе, Альфред наскоро стал одеваться. Ведь сейчас только утро, нужно начать сборы и немедленно отправляется. Мало ли что его попутало в лесу! Он любит только Сару! И обязательно всех спасёт. А потом женится! «Женюсь?.. Женюсь конечно!» Подумал про себя юный учёный и натягивая сапоги, вышел.