Отзвук имён

      Италия завораживала: язык её очаровывал; архитектура внушала благоговейный трепет; культура пленила и очаровывала своей лёгкостью, душевной открытостью, что было свойственно немногому в мире смертных. Тоскана вдохновляла, неустанно впечатляла своими исторически культурными регионами; опьяняла видами на бескрайние виноградные поля, самозабвенно купающиеся в тёплых лучах небесного светила. Флоренция же стала центром всего прекрасного, утончённого, изысканного и аристократического, чем не могли похвастаться иные страны, которые Локи в своё время посетил, пока странствовал по обновлённому за несколько веков Мидгарду.       Колыбель возрождения впечатляла своей непередаваемой изысканностью в каждой встречаемой мелочи, таких как: фонтаны, памятники, сады, обычные уличные лавочки или даже вывески кофеен и пекарен. Архитектура завораживала монументальностью своих соборов и храмов, построенных в честь нового бога. Улицы жемчужины Тосканы напоминали настоящий живой улей, но не пугали, не отталкивали, а пленили бурлящей в них жизнью, заряжали бесконечной энергией и позитивом. Люди радовались каждой минуте, наслаждались каждым мигом, каждой секундой прожитого дня и радовались так, словно знали наверняка, что завтрашний день окажется только лучше, краше, светлее и удачней. Флоренция — это жизнь без забот, что наполнена прекрасными моментами, короткими, но оттого не менее чудесными.       Прогуливаясь верхом на вороном коне, Локи наслаждался этим бурлящим живым потоком: ярким, броским, окутанным ароматами свежей выпечки и духов, цветов и виноградников; тонущего во всевозможных пёстрых, цветистых и головокружительных оттенках радуги изысканных платьев местных модниц; украшенного всевозможными вьюнами и дивно пахнущими цветами, что были неотъемлемой декорацией столицы Тосканы.       Впервые за долгое странствие по Мидгарду бога обмана пленило трепетное чувство ностальгии по родному и любимому Асгарду, покинутому им из чувства внутренней, а оттого глупой обиды. Странствие трикстера длилось уже не первый месяц, знакомя аса со всё более необычными странами, чьи традиции, обычаи и культура так разительно отличались от их соседей. Многое он познал из своих путешествий, многому новому обучился, но так и не сумел понять лишь одного: как один из миров на ветви мирового древа может совмещать в себе такое немыслимое количество разных народностей со своей историей, культурой, традициями, вероисповеданиями и даже языком. Каждая посещённая им новая страна оказывалась по-своему уникальна, не имеющая никаких аналогов. Это бесконечно впечатляло бога обмана, но, пожалуй, Италия сумела раз и навсегда оставить в его сердце и душе светлый отпечаток, отзывающийся в нём доброй светлой улыбкой на устах и блеском в изумрудных глазах.       Путешествуя на протяжении многих месяцев, Локи представлялся очень знатным дворянином из дальних, никому пока не известных краёв, как купец редкостей и коллекционер всевозможных произведений искусств. В чём, отчасти, была своя доля неприкрытой правды. Будучи в своё время впечатлённым талантом смертных, Локи и вправду занимался тем, что выкупал всевозможные предметы и произведения искусства по очень высоким ценам. В его коллекцию попадало всё: редкие книги, картины в единственном экземпляре, работы знаменитых скульпторов, клинки лучших мастеров своего дела и даже мебель, если та приходилась по вкусу младшему царевичу. Вот и настал тот день, когда далёкая и прекрасная Флоренция оказалась следующей целью для бога коварства.       Вороной неспешно отстукивал подкованными копытами по брусчатой дороге, пока любопытный взгляд его наездника изучал местные загородные виды столицы Тосканы. Огромные виноградные и оливковые поля простирались на многие мили вперёд, отчего в воздухе витал терпковато-сладостный аромат растущих отовсюду ягод. Локи уже не терпелось испробовать знаменитую Кьянти, о которой так высоко отзывались местные жители. Но быстро подавив сладостное желание, царевич слегка ударил в стремя, когда перед его взором стала виднеться его следующая цель.       Вилла Сантароссо. Загородное поместье семьи Контре, принадлежащее на данный момент весьма влиятельному на этих землях банкиру и судье маркграфту Адольфо Контре да Фиренце. Этим вечером Локи был намерен приобрести все самые ценные произведения искусства, что только ему сможет предложить вилла Сантароссо и её щедрые хозяева.       Насколько он был осведомлён, уважаемый маркграфт не был большим ценителем искусства, а вот его жена, княгиня Розабелла Конте да Фиренце, выступала редкостным ценителем. Собственно, несмотря на большую любовь к прекрасному, княгиня устраивала в загородном поместье торги с благотворительной целью. Все собранные деньги отозвавшейся аристократии шли на пожертвование и строительство знаменитого на всю Италию проекта — собора Санта-Мария-дель-Фьоре.       Учитывая набожность смертных и их фанатичную любовь к новому богу, а также грандиозность строительства нового собора в центре города, Локи обязан был появиться в поместье задолго до того, как начнутся торги. Вилла Сантароссо обещает оказаться на несколько последующих часов убежищем для всей знати Флоренции, а это для бога обмана — настоящий риск упустить приобрести по-настоящему ценные экземпляры. Перед торгами он обязан как следует изучить представленные экспонаты, убедиться в их эксклюзивности, редкости и ценности. В таких мероприятиях нередки подделки, порой это даже самим владельцам неизвестно, а потому следует быть особенно осмотрительным в своём выборе.       Подъезжая к поместью маркграфа, гости уже наслаждались мягкой лирической музыкой, что обязывалась расположить к себе посетителей и настроить провести в доме хозяина незабываемый вечер. Стоило Локи спешиться с вороного красавца, как к нему тотчас подбежал заметно взволнованный юнец, почтенно забирая поводья его коня, уводя того в сторону стоил.       Предвкушающе взлетев по белым ступеням, Локи со взглядом профессионального оценщика оглядел огромный фонтан из чёрного мрамора, в центре которого находилась прекрасно-утончённая фигура женщины с мягкими чертами лица, демонстрирующая прекрасную грудь. Смертные буквально обожествляли наготу тела, совершенно не стесняясь такой фамильярности. Асгарду же такое было чуждо и несвойственно, ибо красота его мира уходила глубоко корнями в историю, а история верховного мира всегда строилась исключительно на войне, завоеваниях и смерти. Сила и мужество — вот что ценили асы превыше всего. Потому-то искусство асов было таким же суровым, как и они сами, что никогда не приходилось по вкусу младшему царевичу, любившего больше всего утончённость и изысканность во всём, что его окружало.       Обойдя изысканный фонтан дугой, Локи неторопливым шагом пересёк внутренний дворик виллы прямо по направлению к настежь открытым дверям, где его уже поджидал напыщенно разодетый слуга. Избавившись от своей верхней одежды, Локи с ухмылкой заметил плутовски заинтересованный взгляд слуги, заметившего необычность одежд странного гостя. Привыкший к стилю своего мира, наряд бога обмана потерпел лёгкие, почти незначительные изменения, позволяющие ему не слишком сильно выделяться среди иных смертных. Помимо этого, тяжёлый кожаный камзол со стальными золотыми вставками только поддерживал частично выдуманную им историю про путешественника из далёкой неизведанной страны.       Привычно сцепив руки за спиной в замок и с деловым шагом переступив порог огромного фойе, как на спокойно-горделивом лице трикстера расползлась чарующая улыбка. Вилла Сантароссо полнилась первыми приезжими гостями, лениво разгуливающими, беседующими и распивающими вино в зале ожидания, а заодно неторопливо присматривающимися к товару. Локи не рассчитывал прибыть к торжеству самым первым, но оказался немного разочарованным тем, что в этот раз пунктуальность царевича его слегка подвела.       К новоприбывшему гостью тотчас подоспел учтивый слуга, предлагая Локи только самое лучшее вино из хозяйских погребов. Чарующий аромат напитка, выдержанного в дубовых бочках, с лёгкостью привлекает внимание такого большого ценителя вин, как Локи. С наслаждением потягивая превосходный напиток с густым карминовым оттенком, оставляющий во рту непередаваемое послевкусие, царевич неспешно расхаживал среди толпы, ловко обходя стороной своих конкурентов, которые уже успели определиться со своей будущей покупкой.       Локи совершенно лениво передвигался по залу, наслаждаясь прекрасными напитками, время от времени интригующе отвечая на томные любопытные взгляды дам, одаривая каждую совершенно случайной очаровательной улыбкой. В какой-то миг Локи стал самым интригующим, любопытным, а потому ценным экспонатом на данном вечере, что никак не могло не польстить богу обмана. Локи наслаждался вниманием, теша своё самолюбие за счёт праздной публики, активно обсуждающей странного чужака, так ярко контрастирующего на фоне остальной разодетой знати.       Многочисленные стенды с картинами знаменитых художников Италии, скульптуры из белого мрамора со времён римской империи, греческие боги, а также старинные редкие рукописи писцов того времени, неустанно напоминали Локи о его цели пребывания на вилле Сантароссо. Абстрагировавшись от остальных, бог коварства присматривался, детально изучал все лоты, а также подыскивал поистине редкостные, уникальные вещи в свою богатую коллекцию в Асгарде. Разгуливаясь по выставочному залу, Локи предстояло натолкнуться на поистине уникальный, интригующий и никак не вписывающийся в общую обстановку один очень экстравагантный экземпляр.       Подойдя ближе к стенду, удерживающему плоскую широкую каменную скрижаль, Локи с блеском в изумрудных глазах заскользил по вырезанным руноскриптам и охранным банд-рунам. Меньше всего на свете Локи ожидал встретить языческие памятники прошлого, которые ещё и с отзываемой тоской на сердце напоминали ему о родном мире, покинутым им из-за детских обид на отца.       Ведомый странным наваждением, бог обмана непроизвольно протянул руку к монументу, с трепетной аккуратностью прикасаясь к его шершавой глади. Воспоминания о прошлом били по сознанию невыносимой болью, вынуждая душу раскрыться и отдаться далёким забытым воспоминаниям, что таило в себе его израненное сердце. Для бога прошло не так уж и много времени, но для смертных эти несколько столетий — слишком большой срок. Но несмотря на горькие воспоминания, обрушившиеся на него словно смертоносная лавина, Локи улыбался чисто и искренне, не сопротивляясь пытке прошлого.       — Я и представить себе не могла, что кому-то будет интересен этот кусок старой глыбы, — мягкий, слегка томный, с нотками насмешливого удивления голос, вырвал Локи из капкана старых воспоминаний.       Резко отдёрнув руку так, словно старый рунический камень мог обжечь повелителя огня, Локи в растерянных чувствах, но не потерявший своё достоинство, инстинктивно растягивает губы в приветливой улыбке, встречаясь взглядом с расплавленным янтарём. Глаза его застывают на лике женщины, что отвечала на его слегка потерянный, изумлённый, но уверенный взгляд с некой насмешливостью, твёрдо и уверенно, гордо задрав подбородок.       Локи любил не только прекрасные вещи, но и не менее прекрасных, обворожительных и уверенных в себе женщин. А дама, стоящая к нему так непозволительно близко, игриво и призывно улыбаясь ему в ответ, не думая скрывать весёлые смешинки в медовых глазах, несомненно, этим вечером была самой прекрасной, и, быть может, самой желанной.       Было невыносимо сложно отказать себе в удовольствии изучить незнакомку долгим пытливым взглядом, как бы невзначай намереваясь вогнать женщину в краску, отомстив за внезапное появление. В прекрасном взгляде девы читалась уверенность, некая строгость в образе роковой дамы, который никак не мог скрыть открытость души, доброту и острый ум. Ярко рыжие локоны, напоминающие предзакатное светило, окрашивающее небо всеми оттенками красного, были убраны в высокую аккуратную причёску, украшенную изумрудами, сапфирами и турмалинами. Алые уста трогала приятная улыбка, которую ни один в здравом уме мужчина не посмеет проигнорировать, не возжелать узнать их вкус.       — Скажем, я большой ценитель редких и необычных экземпляров, которые для других не представляют никакой ценности, — прозвучал таинственно тихо медовый баритон.       Взгляд незнакомки медленно, почти что лениво поднялся вверх, заискивающе отвечая на взгляд напротив, а улыбка, такая озорная, многообещающая и с нотками некой назревающей таинственности, будто в предвкушении славного диалога соблазнительно растянулась на прекрасном лике женщины.       — Вы не из наших краёв, верно? — призывно поинтересовалась красавица, заискивающе сощурившись.       — Меня выдал мой акцент? — нахально, самоуверенно и с вызовом предложил Локи своим лукаво-изумлённым баритоном, словно случайно подавшись немного вперёд, желая увидеть долю смущения на этом прекрасно-нахальном личике.       Вместо долгожданного и желанного смущения, загадочная женщина только гордо выпрямилась, будто безошибочно прочитав в изумрудных глазах напротив намерения своего собеседника. Изогнув тонкую бровь дугой, дева лишь слегка пригубила к своему бокалу, при всём этом совершенно не разрывая их зрительного контакта. Алые уста чуть, почти что неуловимо дрогнули, что никак не могло ускользнуть от пристально-внимательных глаз трикстера, ведь только за ними он и мог с такой дерзостью следить.       — Уверяю, с акцентом у вас всё в порядке, — с гордостью похвалила дева.       — Здешний язык так прекрасен и гармоничен, что только глупец и невежа станет коверкать его мелодичное звучание, — гордо и с энтузиазмом подметил царевич, произнося исключительно правду. Итальянский до того пришёлся ему по душе, что Локи в считанные дни овладел им в полном совершенстве.       Не сражённая очередной лестью дама только хмыкнула и медленно, почти что лениво заходила вокруг Локи, пока её взгляд неотрывно, с поистине царской придирчивостью изучал весь его внешний вид с головы до пят. Царевичу было не ясно, чего так сильно возжелала разглядеть в нём горделивая, подобная предзакатному пламени дама. Поневоле ас ощутил себя в её чудесных глазах одним из редких экспонатов, которыми полнилось поместье Сантароссо, потому-то он буквально вознамерился произвести неизгладимое впечатление.       — Поведайте мне: с каких краёв вы к нам пожаловали? Что удивительного можете поведать о своём доме, культуре и обычаях?       — Там, откуда я родом, — протяжно произнёс ас, словно нарочно растягивая слова и опуская бархатный баритон до полушёпота, чем вновь привлекал к себе внимание рыжеволосой дамы, — принято представляться. — И одарив собеседницу самой обаятельной из улыбок, Локи протянул руку ладонью кверху.       Дама поражённо хмыкнула, довольно сощурившись.       — Розабелла Конте да Фиренце, — слегка выпятив подбородок и гордо расправив плечи, важно заявила его неожиданная собеседница, неотрывно, пристально и с любопытством следя за его реакцией.       Протянув ему свою тонкую аккуратную ладошку, на пальцах которых ярко сияли дорогие золотые украшения, княгиня лукаво замерла в ожидании. Но Локи не был бы собой, не сохранив он всю ту же непринуждённость и непроницаемость на всегда вежливо улыбчивом лице, хоть в душе его бушевал настоящий ураган эмоций, которыми он так редко наслаждался. Лукавый ас не заставил даму долго ждать, среагировав в мгновение ока, мягко и нежно коснувшись ладони княгини. Не прерывая их зрительного контакта, царевич оставил чувственный, наполненный некой таинственной интимностью поцелуй.       Локи со скрытым упоением и мужским самодовольством наблюдал за вдруг возникшим блеском в глубоком янтаре, как дыхание княгини замирает, после чего она неотрывно, будто заворожённая сим действом, тихо выдыхает, получая колоссальное удовольствие.       Он вновь поравнялся с княгиней, казалось бы потерявшей на короткие мгновения ясность ума. Розабелла вмиг приводит себя в чувства, улыбнувшись слегка рассеянно, но вынужденная прервать залёгшее между ними молчание, вежливым тоном поинтересовалась:       — Нечасто я встречаю в своём доме иностранных гостей, господин… — вопросительно протянула графиня, ожидая продолжение от Локи.       — Лофт, — коротко и с задором закончил ас, совершенно не смутившись столько представленному короткому имени, что у мидгарцев из знатных сословий было не в чести.       Тонкие бровки дамы удивлённо поплыли вверх, явно ожидавшей продолжения, что одновременно умилило бога обмана и в тоже время повеселило. После небольшой паузы, он поспешил объясниться:       — Прошу меня простить, княгиня, но моё полное имя очень непривычно и сложно для вашего произношения. Помимо прочего, — безразлично пожал плечами ас, игриво помахав кистью в воздухе, — я лишь скромный путешественник и ценитель редких и прекрасных вещей.       Мило улыбнувшись, Розабелла понимающе кивнула, передавая мимо проходящему слуге свой пустой бокал.       — И как далеко находится ваш загадочный дом?       — Так далеко, что о нём пока мало кому известно в этих краях.       — Уверена, с ним связано множество интересных историй, — слегка приглушенным тоном предположила графиня, но Локи уже знал, к чему она так ненавязчиво вела.       Уста его дрогнули, сдерживаемые от слишком очевидно-предвкушающей улыбки, чего так и сумели скрыть изумрудные глаза:       — Хотите их послушать? — мягко прозвучал манящий баритон, опускаясь до низких ноток в манящем тоне обольстителя.       — Возможно и не одну, — многообещающе поддёрнув бровями и заманчиво улыбнувшись самими краешками губ, княгиня сказала этим куда больше, чем если бы прямо обмолвилась о своих желаниях и намерениях на счёт нового гостя.       Графиня не страдала излишней скромностью и, скорей, относилась к тем немногим дамам, которые привыкли получать всё, на что падёт их прекрасный взор. Такая восхитительная стойкость, уверенность в себе и превосходная, манящая харизма не могла не привлечь и бога обмана, искренне восхищающегося столь изысканной натурой. Воистину, Италия не перестаёт его удивлять своим изыском, грацией и любовью к прекрасному.       Не в силах оторвать свой взгляд с нахально ухмыляющейся дамы, Локи напрочь позабыл обо всём на свете, собственно, как и своей цели пребывания на вилле. Предстоящие торги и окружающие его экспонаты более не интересовали сердце аса, как пламенная госпожа напротив, игриво и многообещающе улыбающаяся ему в ответ своими маняще алыми устами.       Таинственная идиллия, магическим образом воцарившаяся вокруг них, вскоре была нарушена запыхавшейся служанкой. Подбежавшая дама средних лет, тяжело и взволнованно дыша, почтенно склонилась, воззрившись на вдруг нахмурившуюся графиню в немом умоляющем жесте, который был хорошо знаком самому асу. Нередко прислуга в золотом чертоге Одина с точно таким же провинившимся видом склонялась перед своей царицей, когда совершали оплошность или же портили царское имущество. Милостивая Фригг была доброй хозяйкой и в меру строгой, чего определённо не скажешь об графине Розабелле, воззрившейся на несчастную служанку в плохо скрываемом гневе и раздражении, придавшем ей совершенно новых неописуемых красок, восхитивших Локи пуще прежнего.       — Моя госпожа, милостиво прошу прощения, но юный господин Витторе вновь вас ослушался и сбежал из своей опочивальни. Я нигде не могу его найти!.. — голос служанки дрожал от волнения и страха перед своей госпожой, отчего она была готова вот-вот обронить первые слёзы.       Два янтаря зажглись опасным огнём, что только сильнее напугало и без того перепуганную служанку, готовую буквально провалиться под землю от стыда за свою оплошность. Страх и вина вынуждали говорить её без умолку, беспрерывно тарахтя про себя самые разнообразные извинения. Один короткий жест со стороны графини вмиг оборвал нескончаемый поток взволнованной слуги, как она мгновенно послушно смолкла с широко распахнутыми глазами, затаив дыхание в ожидании приговора.       Непринуждённо улыбнувшись, чтобы гости ничего не заподозрили, графиня мягко и спокойно обратилась к всё так же молчаливому асу:       — Прошу меня простить, господин Лофт, но, боюсь, нашу чудесную беседу придётся прервать.       — Буду с нетерпением ждать нашей новой встречи, моя госпожа, — в вежливом поклоне ответил Локи.       — Как насчёт сада, после окончания торгов? — предложила хозяйка виллы. — Уверена, наши сады произведут на вас неизгладимое впечатление.       Когда пламенная госпожа поспешно отклонилась по личным делам, Локи смутно припоминал следующие несколько часов, проведённые в обществе разнообразных ценных реликвий, драгоценностей и предметов искусства. Мысли младшего царевича витали далеко от виллы Сантароссо или, точнее быть, только около его очаровательной хозяйки, уделяющей большую часть своего времени иным гостям, незаметно от остальных руководя своей прислугой.       Обманчиво-скучающе расхаживая вокруг представленных экспонатов, Локи будто совершенно ненароком ловил взгляд янтарных очей, иллюзорно притворяясь, словно его внимание привлекли картины иль бюст позади графини, но никак не она сама. Лёгкая и почти неприметная тень разочарования, скользившая в глазах Розабеллы, приносила странное удовольствие самому Локи, подпитывающему её собственный интерес и желание поскорее покончить со всей шумихой, да податься как можно скорее в сады виллы Сантароссо.       С трудом пережив затянувшиеся торги и выкупив всё, что до этого приглянулось изумрудному взгляду царевича и оставшись довольным приобретённым, Локи незаметно выскользнул из выставочного зала, минуя заметно повеселевшую от добротного вина знать. Ноги царевича привели к роскошному саду, раскинувшемуся позади виллы, окутав его всевозможными ароматами цветов, цитрусов и огромных, простирающихся на многие мили виноградников, которыми владела семья Контре, как, собственно, и многие другие знатные дома Италии, хоть немного разбирающиеся в виноделии.       Локи задумчиво разгуливал среди клумб цветов и деревьев с поспевшими апельсинами, привезёнными из далёкого Китая, чьи сочные плоды буквально сводили с ума местную знать. Цитрусовые деревья могли себе позволить немногие, и их наличие могло сказать о богатстве семьи. Сорвав с ветки созревший плод, царевич неспешно направился к небольшой беседке около небольшого озера, где свободно плескались лебеди и утки.       Лишь спустя некоторое мгновение одиночества, сопровождаемого тихой музыкой из дома, шума ласкового ветра и шелестом травы и цветов, уединение аса было нарушено тихим шелестом платья и стуком каблучков о брусчатку садовой дорожки. Хотелось отдать графине должное: она не любит терять время на пустые разговоры, когда цель их встречи не была окутана тайной завесой. Розабелла Контре — одна из тех немногих женщин, что всегда получает желаемое тогда, когда она этого хочет, не тратя сил на уговоры и игры слов. Такая пылкость в желаниях, твёрдость и непоколебимость в характере и искренняя радость от коротких мгновений, которым княгиня отдавалась без остатка: завораживала, пленила, странным образом гипнотизировала, побуждая давно забытые ощущения, которым сложно дать описания даже самому красноречивому из асов.       Так прошло немало месяцев, пока путешественник, коллекционер редкостей, чужеземец, изучающий новые страны и новые знания, потерял интерес к пыльной дороге. Мысли Асгардского царевича не теряли своего интереса к страстной графини, овладев как им, так и его душой без остатка. Он стал добровольным узником, который видел спасение в коротких встречах с его тюремщиком. Разумом Локи вновь понимал, что такая связь не приведёт ни к чему хорошему: людской век слишком короток и не вечен, как и его собственное пребывание в Мидгарде. Придёт время — сердце и долг позовут его домой.       И очень скоро долг позвал…       Небо Мидгарда не знало покоя, обрушивая весь свой гнев и боль на головы смертных. После невыносимо долгой и изнурённой засухи жители чудесного и светлого края благодарили своего нового бога за его милость, воздавая ему несметное количество молитв. Но для Локи гнев небес служил плохим предзнаменованием. Ас прекрасно ведал, что на самом деле таит в себе эта гроза, какие вести может нести, о чём так неугомонно жаждет рассказать да показать.       Мысли об Асгарде не желали отпускать его взволнованный разум, тревожно обращая свой взор к тёмно-серым облакам, что словно нарочно привлекали его взор к себе. И не в силах сопротивляться немому зову из родного мира, Локи покинул мир людей так же неожиданно, как до этого ворвался в него тайными путями, сбегая подобно горделивому глупцу без какой-либо цели за душой. Теперь же он вновь бежит туда, откуда всё и началось. Ведь сердцу не прикажешь, что взволнованно стремится туда, где была нанесена ужасная боль.       Вид родного дома, осаждённого теми, кто ещё не так давно был для асов добрыми друзьями, стал для младшего царевича серьёзным ударом. Гордый Ванахейм объявил войну своему воинственному соседу, подло ударив им в спину тупым ножом. Но народ Асгарда видел не одной войны, славные эйнхерии прекрасно ведали, что такое настоящая война, как проливать кровь, как побеждать и как наказывать за предательство. Асгард твёрдо удерживал свои границы, не поддавался натиску врага и смело защищал свой дом и народ.       Возвращение младшего царевича никто не праздновал, некогда асам было пировать да эль рекою проливать, когда собственный дом оказался в опасности. Пока старший из сынов Одина храбро оборонял народ собственными силами, игнорируя всякие наставления отца и своего царя, Локи не был столь безрассуден, но и без дела не сидел. Проводя дни и бессонные ночи, планируя тактику с иными командующими войсками Всеотца, Локи оголил в этой войне своё истинно грозное оружие — превосходный ум.       Шли дни, что медленно перетекали в недели, а после невыносимо тягуче переходили в месяцы. Ровно год понадобилось асам на то, чтобы освободить Асгард от подлых захватчиков. Ваны показали себя достойными противниками в войне с асами, не уступая им практически ни в чём, но заметно обходя в хитрости и изворотливости. Более прямолинейный, горделивый, но благородный Асгард, не в чести ему было вести войну хитростями и подлыми уловками, что могло стать решающим в войне против ванов, нагло пользующихся данным превосходством над своим противником, но в одночасье сыгравшее на руку тому, кто был более всех искусен по части обмана и коварства.       Асгарду удалось прогнать со своих земель наглых захватчиков, но это не положило конец войне, обещавшей стать самой долгой и изнурительной на памяти всех девяти миров. Ваны отказывались сдаваться и боролись за первенство на мировом древе так же яростно и самозабвенно, как и сами асы во все времена. Война обещала испытания каждому, но Локи не жаждал принимать участия в борьбе за иллюзорную власть, ибо мысли вновь возвращали его в далёкий Мидгард. Младший царевич всё чаще жаждал вновь спустить тайными тропами в серединный мир, не на месяцы, а хотя бы на несколько часов, чтобы вновь окунуться в солнечные будни Италии, испробовать местное вино, прогуляться по знакомым ему улицам.       Долг и война не позволят отлучиться на несколько дней, но вот отсутствие младшего сына Одина, вдруг негаданно исчезнувшего на несколько часов, никто даже не заметит. Не привыкать младшему царевичу скрываться от чужих глаз да тенями красться по золотому чертогу отца рати. Предвкушал Локи долгожданную встречу, спешно покидая родной мир под покровом ночи, под неусыпным взглядом Мани, что был единственным свидетелем его краткосрочного побега. Глаза бога обмана неумолимо жаждали встречи с солнечной, незабываемой, искренней и жизнерадостной Италией, сумевшей непостижимым образом покорить его сердце раз и навсегда.       Много времени прошло с его последним визитом, многое Локи пришлось пережить, многое преодолеть в жестокой войне горделивых богов. Устал бог обмана от сражений, лицемерия, долгих походов, от жестокости и вида горящих жилищ. Жаждал ас найти утешения и покоя в ином мире, хоть на короткие несколько часов: поглядеть на знакомые пейзажи, прогуляться среди оживлённой толпы, насладиться местной музыкой и весёлыми танцами, которые так любили простые смертные, да вновь поглядеть в расплавленный янтарь, о котором он так и не позабыл.       Но, как позже выяснилось, и в Мидгарде время не стояло на месте…       Небо Флоренции почернело от копоти нескончаемых костров, грязными пятнами вздымаясь вверх, разнося знакомые богу запахи гари и палёной плоти с горьким привкусом пепла на кончике языка. Не так давно и над Асгардом вздымались столбы дыма — предвестника смерти, а потому представший серым и мрачным вид всегда солнечного и светлого края искренне ошеломил и напугал бога обмана своим ужасающим видом.       Стояло Локи переступить черту города прекрасной Флоренции, как его встретил не гул оживлённых и жизнерадостных улиц, всегда наполненных смехом и музыкой, а лишь тяжёлая и ненавистная ему тишина, в которой ощущалось присутствие самой царицы мёртвых. Мимо бога обмана более не проносились телеги, доверху наполненные бочонками вин или только собранных фруктов с овощами, а лица возниц не украшал предвкушающий блеск в глазах. Лица те были больны и наполнены печали, а содержимое телег ввергало в полнейший ужас: десятки людей, бедных и богатых, молодых и старых, бледных и бездыханных, с ужасными пустулами на телах вывозили далеко за черту города.       Не только смерть настигла его родной дом, но добралась она и жителей Мидгарда под видом куда более ужасающего противника, невидимого глазу даже для бога, что убивает мучительно медленно и без шанса на спасение. Злодейке Хель было мало той жатвы, что устроили горделивые боги, она пробралась и в беззащитный Мидгард, приняв самый из омерзительных своих обликов — чумы. С трудом веря в происходящий ужас, Локи мог поклясться, что слышал довольный хохот царицы Хельхейма, собирающей свой кровавый урожай. Но то был лишь плачь живых, оплакивающих своих родных. Смерть поджидала за каждым углом, пока лукавый ас бесцельно брёл по пустынным улицам, наполненных сотнями бездыханных тел и запахом разлагающейся плоти. Кошмару, окружившему его со всех сторон, не было конца и края, а потому очень скоро им овладела апатия и гнев, причину которых он не мог объяснить даже самому себе.       Невзирая на охватившие его эмоции, Локи умудрился отыскать в этом умирающем месте коня, такого же больного, слабого и несчастного, как и этот город в сердце Италии. Выжившие люди, чудом не подхватившие страшную хворь, бесцельно блуждали по улицам города, опасаясь даже глядеть на соотечественников, что в бессилии перед болезнью просто валились на землю, медленно умирая в полном одиночестве.       Не зная жалости, Локи подгонял ослабшего коня, вынуждая его перейти в стремительный галоп, мчась по опустевшим улицам до тех пор, пока перед ним не выросла до боли знакомая вилла. Только лишь у самых ворот Локи спешивается с седла за секунды до того, как конь, не выдержав изнурительной скачки, валится на землю более не в силах передвигаться.       Когда-то сладко пахнущие клумбы будоражили количеством всевозможных ароматов, опьяняя и сводя с ума, а аромат цветущего виноградника буквально окружал со всех сторон, кружа в воздухе диким вихрем запахов везде, куда бы он не пошёл. Вилла Сантароссо не была исключением, но теперь же воздух полнился запахом гари, пепла и горелой плоти. Огромное количество костров, разведённых в городе и полыхающих с утра до ночи, омрачило светлые воспоминания, ярко напоминая о недавних пожарах в собственном мире.       Небо Флоренции заволокли бледно-серые облака, образовавшиеся из-за полыхающих костров, а потому вилла повстречала старого знакомого весьма угрюмо и настороженно. Фасад виллы заметно обнищал, а многие великолепные и довольно редкостные цветы высохли, превратившись в сухие полумёртвые кустарники; стены дома обросли плющом; когда-то до блеска вымытые окна теперь покрывала грязь и пыль, а светлый кирпич почернел. За виллой уже давно никто не присматривал, и в целом она казалась заброшенной. Но Локи не был намерен отступать, пока лично не убедится в том, что поместье давно необитаемо.       Стремительно пройдя мимо когда-то великолепного фонтана, потерявшего свою основную ценность, бог обмана первым делом завернул по тропе в сторону семейного сада. Редкие и экзотические цветы погибали в одиночестве; с плодовых деревьев более не собирали урожай, отчего он так и погибал, лёжа на холодной земле, став настоящим прибежищем для стаи мошкары и мух; в садовом озере более не плескались птицы, и только беспокойный ветер нарушал могильную тишину.       Садовая тропа привела его к семейной крипте семьи Контре, где они находили себе последнее пристанище. Будто разом растеряв в себе всякие силы, Локи будто целую вечность простоял один, среди погибающего сада, находя в себе силы, чтобы войти внутрь. С трудом преодолев в себе неуверенность и согнав впившийся ему в спину страх, Локи стойко входит в семейный склеп. Изумрудный взгляд тотчас принялся обеспокоенно скользить по позолоченным табличкам с именами и датами, пока глаза не останавливается на двух: Адольфо Контре и Виттори Контре.       Локи не помнил, как очутился в доме, как ноги привели его обратно, не помнил, как чуть не сшиб со своей дороги старого и такого же измученного тревогами и страхом дворецкого, не сбежавшего, не покинувшего свой единственный дом. В отсутствии маркграфта бог обмана был частым гостем в вилле Сантароссо и без труда отыскал до боли знакомую дубовую дверь с искусно вырезанными на ней орнаментами. Сдерживая свои первые порывы и несдержанность, Локи долго не решался: думая, вспоминая и размышляя над своими словами.       — Боюсь, зря вы сюда пожаловали, господин, — размышления Локи были прерваны тихим, заметно запыхавшимся голосом дворецкого, что с большим трудом взобрался по винтовой лестнице. — Княгиня больна, — поспешил добавить старик, заметив обеспокоенно-вопросительный взгляд аса.       Он ощутил, как что-то больно кольнуло его в самое сердце и просто замер на месте, опасаясь шелохнуться.       — Давно? — тихо, почти полушёпотом поинтересовался Локи после продолжительного молчания.       — Княгиня Розабелла слегла в тот же день, как только юный господин отправился вслед за своим отцом, — в голосе старика читалась безграничная и ничем неописуемая грусть и тоска. Это же было и в старческих глазах.       Юного и смышлёного Витторе любили все слуги, а мать души не чаяла в своём единственном сыне. Локи и самому нравился юный, жизнерадостный и неунывающий мальчуган, осыпающий нового знакомого его матери нескончаемым потоком всевозможных вопросов. Стояло асу оказаться в поле зрении юного господина, как тот не отходил от него ни на шаг. Невозможно было не полюбить этого сорванца. И будто в подтверждении этого, старый верный дворецкий не сдержал слёз, дрожащими руками стирая неожиданную влагу на щеках.       — Хворь не щадит даже детей, самых невинных и чистых душами, — жалостливо всхлипнут он. — Не иначе как кара Божья, судный день. Чума. Люди умирают в своих домах и просто на улицах, а их тела сжигают в братских могилах сотнями. Молитвы больше не помогают…       «И не помогут», — со злостью подумалось асу. — «Ваш новый Бог — безумец и убийца».       — Уходите, господин, пока хворь и вас не забрала, — голосом полного отчаяния промолвил старик, жалостливо всхлипнув. — Княгиня никого не узнаёт, пребывая в беспамятстве и бреду. Уходите, пока ещё не поздно…       Советы старика не были глупы, любому смертному следовало бы прислушаться к его предостережениям, но Локи — не смертный. Какой бы ни была ужасающей болезнь, превратившая одно из самый прекрасных и светлых мест в Мидгарде во владения богини смерти, богу нечего опасаться.       Людская жизнь коротка — это именно то, что он понял очень давно в дни своей юности и мальчишеской наивности. С тех пор прошло немало дней, и пусть рыжеволосая, пламенная княгиня вновь сумела возродить в нём давно угаснувшее пламя, Локи не забывал об их различиях, не позволил чувствам одурманить его разум. Царевич прекрасно понимал, что рано или поздно они бы расстались раз и навсегда, да только не ждал бог обмана, что произойдёт это при таких трагичных обстоятельствах. Норны уже в который раз жестоко над ним посмеялись, не зная жалости и милосердия.       Бог обмана не намерен уходить, не попрощавшись. Его намерения без лишних слов прекрасно понял старый измученный дворецкий.       — Вам лучше покинуть это место, — тихо посоветовал Локи.       — Нет, господин, — твёрдо проговорил старик, поджав иссохшиеся тонкие уста. — Здесь я родился, а значит тут я и встречу свой конец.       Войдя в покои, аса встретил полумрак, который разгоняли несколько свечей у камина и широкой кровати. Царевич тенью скользнул в непривычно мрачные покои, запомнившиеся ему совсем иначе: более светлыми, яркими, живыми и с приятным запахом цитрусов, которые так любила Розабелла; наполненную всевозможными живыми цветами, от больших горшков до небольших фарфоровых ваз, расставленных по всем поверхностям. И смех. В покоях всегда звучал её прелестный смех, который, казалось бы, мог с лёгкостью прогнать любую печаль иль тоску.       Он приблизился к широкой постели неторопливо, словно оттягивая момент, ссылаясь на боязнь потревожить чуткий сон княгини. На самом же деле опасаясь увидеть всегда весёлую, страстную и утончённую даму, покорившую его сердце своей открытостью, в плачевном виде.       Розабелла де Контре лежала на своей постели в тонкой ночной сорочке, чья прозрачная ткань позволила разглядеть заметно и неотвратимо исхудавшее тело. Прекрасные рыжие локоны разметались по постели запутавшимися локонами, руки и всё тело княгини содрогалось в мелких судорогах, а уста беспрерывно складывали слова в бессвязную речь. Лишь подойдя к самой постели, Локи не без потаённого ужаса заметил пустулы на шеи, руках и груди любимой княгини.       Яростно сжав от увиденного кулаки, Локи будто физически ощутил нешуточный удар в самое сердце, что буквально разрывалось от невыносимой боли на мелкие части. Он думал, верил, что готов к увиденному, но нечасто бог обмана и сам бывает обманутым. Эту ложь он сам себе скормил, не желая и помыслить о чём-то столь ужасном, ранящим до глубины души.       Розабелла не среагировала на его появление, мучаясь в своей постели от сильного жара. Заметив у кровати салфетку с тазом холодной воды, ас, не задумываясь, её смочил, принявшись бережными движениями обтирать раскалённое до предела исхудавшее тело.       — Ну, здравствуй, разбойница, — со смешком отозвался Локи, опуская ладонь с влажной салфеткой на бледный лоб. — Вижу, как и прежде заставляешь всех за тебя волноваться? — обманчиво-весело хмыкнув, царевич любовно коснулся огненно-рыжих волос, которые по-прежнему напоминали ему живое неукротимое пламя, что он так всегда любил. — А потом удивляешься, а в кого это пошёл Виттори. Свой нетерпеливый и упрямый нрав он явно унаследовал от своей матери.       Отложив хлопковую салфетку в сторону, Локи с трудом сумел ласково улыбнуться, аккурат переместив руку на макушку головы так, чтобы не побеспокоить возлюбленную, нашедшую долгожданный покой во сне. Голос его стал тих и ласков, будто опасаясь пробудить неспокойное дитя, а потому он тихо прошептал:       — Помнишь, как ты расспрашивала о моём доме? — с этими словами царевич дал волю своей магии, неторопливо направляя энергию к кисти руки. — Я не могу тебе рассказать, мой дом так прекрасен, что мне попросту не хватит никаких слов на его описание, — весело хмыкнув, Локи прикрыл веки и сосредоточился на магии внутри себя, своих воспоминаниях и собственных ощущениях, позволив им унести себя в самые светлые и дни из его жизни. — Но зато пока ты спишь, я могу тебе его показать…       Воспоминания об Асгарде нахлынули на него с головой, унося в те далёкие дни безмятежности, когда он с Тором, будучи ещё юными сорванцами, тайн сбегал из-под надзора надоедливых нянек и самостоятельно исследовал прекрасный и богатый дворец Всеотца; залезал на крышу одной из самых высоких башен и уже там, с чистым и искренним восторгом наблюдали за закатом в родном мире; вспоминал, как уже в более осознанном возрасте взбирался в горы, как, теряясь в толпе под чужой личиной, изучал улицы города богов. За несколько столетий жизни в нём накопилось немало дорогих его сердцу воспоминаний, которыми он с особым трепетом дорожил, сам того до конца и не осознавая их истинной ценности.       Мягко покинув собственные воспоминания, Локи аккуратно отнял руку в сторону, заметив на бледно болезненном лице возлюбленной мягкую улыбку.       — Обещаю, ты ничего не почувствуешь, — шепнул он, глотая подкативший к горлу ком, пока руки его тянулись к подушке. — Прощай, маленькая бунтарка. Надеюсь там, в новом мире, твой бог будет куда милосердней.       Замешкавшись на несколько мгновений, Локи находит в себе достаточно духу для того, чтобы плотно прижать подушку к лицу княгини. Время в этот миг будто нарочно замедлилось, испытывая его самого в столь трудный и необратимый час. Но когда же всё закончилось, Локи мог поклясться, что в этот миг потерял самого себя, разом позабыв обо всём на свете. Чувства его покинули, предали в этот невыносимо тяжёлый миг, сердце будто замерло, а душа перестала принадлежать ему одному. Розабелла ушла мирно, без боли и тревоги, но остался Локи, опустошённый и потерявший самого себя.       Младший царевич не помнил того, как покинул спальню княгини, как свечи в её спальне яростно воспылали, стояло двери захлопнуться за его спиной, как огонь медленно, мгновение за мгновением, неспешно поедал красивые картины, как пламя более яростно перекинулось на тяжёлые шторы и постель. Локи не помнил даже того, как оказался наружи, не замечая, как пламя со второго этажа постепенно перекидывается, захватывая всё новые территории. Но Локи хорошо помнил, как в этот день заплакало само небо, будто пытаясь скрыть его собственную слабость.