***
Тёплые сухие губы мажут по подбородку. Саске неохотно открывает глаза, сонно проговаривая: «Ещё минута». Ловит лёгкий поцелуй и резко прижимает её к себе. — Нобу*, прекрати, — смеётся она, игриво стараясь отстраниться, но всё это больше походит на ответные объятия, чем на попытки выбраться. — Полежи со мной. — Он зарывается носом в густые тёмные волосы, надеясь всё-таки ещё немного поспать. — Нобу, — тянет она нараспев, пробегая подушечками пальцев по голому торсу, — вставай, завтрак стынет. — М-м-м-м, омлет. — Он тянет носом запахи еды, разносящиеся по маленькому дому, и довольно улыбается одними глазами. — И помидорки, — шутливо повторяет она, копируя мечтательный тон. Саске лениво тянется, выпуская её из крепких объятий, и неохотно поднимается. Рассвет вот-вот разгорится в небе, озаряя деревушку тёплыми лучами, а это значит — ему действительно пора. За четырнадцать лет, проведённых вдали от дома, произошло многое: он сросся с чужим именем, с чужой жизнью и судьбой каждым нервом и клеткой своего тела; стал не тем, кем должен был стать, и даже был счастлив. Ведь в горе и страданиях давно утонул Учиха Саске, а он — Китамура Нобу*. Внук ирьёнина из маленькой северной деревни высоко в горах, плод разгульной жизни его сына, которого никогда не существовало — он так привык к своей легенде, что ни единым мускулом не дёргался от звуков чужого имени. Тот старик не только вылечил его и укрыл в своём доме, но и дал новое имя и новую жизнь. Выбивал из него злобу палками, истязая на тяжелейших тренировках, и залечивал душевные раны своей угловатой любовью. Они были нужны друг другу — одинокий старик, отчаянно желающий дарить нерастраченное тепло, и озлобленный на весь мир мальчишка. И теперь Саске даже казалось, что боль, причинённая ему Итачи, куда слабее боли от утраты сенсея. — О чём задумался? — Жаль, он не видит, что я наконец-то счастлив. — Саске грустно улыбается, едва растягивая уголки губ, и притягивает ближе блюдо с тамаго-яки*. — Я думаю, твой дедушка гордился бы тобой. — Он поднимает взгляд, полный молчаливой благодарности. С Юри* всегда легко: несмотря на природную упёртость, она могла быть невероятной гибкой — с ней одинаково приятно как говорить, так и молчать. И Саске мог бы совершенно точно сказать, что он счастлив в браке — его жена была понимающей, красивой и не обделённой умом девушкой. Но иногда, когда тени прошлого всё-таки проникали под своды его дома, он задумывался о том, что любит она не его — Учиху Саске, а Нобу, того паренька, чью жизнь он занял не по собственной воле. Саске ещё несколько минут стоит в дверях, наблюдая за неторопливыми сборами жены. Школа, в которой она является единственным учителем, открывается немного позже, поэтому каждое утро он наблюдает, как аккуратно она закалывает тёмные, чуть вьющиеся волосы, собирая их в незамысловатую причёску, подводит глаза, делая их ещё больше и выразительнее, и, наконец, скрывает своё соблазнительное тело под слегка мешковатым платьем. — Я кое-что забыл, — окликает её Саске и манит к себе, — подойди, пожалуйста. Юри широко улыбается и в несколько широких шагов оказывается рядом с мужем, опирается руками о его плечи и привстаёт на носочки. Саске сдерживает ухмылку: она явно ожидает поцелуя, но сегодня его не будет. — Ай! — Она хмурится, растирая ладонью лоб. — Нобу! Опять ты со своими шутками. И когда ты уже прекратишь тыкать пальцами мне в лоб?! — Юри возмущается, сдвигая тёмные прямые брови к переносице, но всё же смазано целует его в колючий от утренней щетины подбородок. Саске хмыкает, выходя на улицу. Он не может объяснить ей, что этот простой жест — единственное по-настоящему сильное проявление его любви.***
— Ох, спасибо вам, Нобу-сан. — Жилистый старик сгибает спину в низком поклоне, и Саске сдержанно кивает в ответ. — Я сделаю вам ещё мази, заходите через неделю. — Он быстро выводит на белых листах размашистым врачебным почерком иероглифы, кивком головы рефлекторно отбрасывая отросшую чёлку с глаз. — Вот, это рекомендации по уходу. — Протягивает листок и едва заметно улыбается. — То, что я срастил вам перелом, не значит, что вы завтра же отправитесь на работу. — Но, Нобу-сан, — вымучено пререкается старик, но под строгим взглядом тёмных глаз весь подбирается и согласно кивает. — Покой, так покой. Саске откидывается на спинку стула, расслабленно выдыхает и сжимает пальцами переносицу, как только хлопает закрываемая дверь его кабинета. Он, безусловно, любил то, чем занимался, да и после смерти сенсея лечить население понемногу разрастающейся деревни было просто некому. Единственный ирьёнин на километры в округе, он сращивал переломы, принимал роды и проводил разнообразные операции, и, если бы у него было чуть больше свободного времени — непременно взял себе ученика. Иногда он представлял, как будет трепетно передавать все те знания, которыми обладает сам, и которыми наградил его учитель. — Следующий, — громко произносит он, втайне надеясь, что коридор на сегодня пуст. Если дверь сейчас не откроется, то Саске сможет прийти домой чуть раньше и впервые за долгое время поужинать вместе с Юри — она наверняка уже пришла и накрывает на стол. Заботливая, чуткая, домашняя. Он мечтательно потягивается, но тут же собирается, принимая обычный строгий вид. Дверная ручка с лёгким нажимом опускается вниз, и дверь с тихим скрипом приоткрывается. В одно движение Саске выхватывает карандаш и, пропуская чакру и электрический разряд сквозь него, с силой бросает. Тёмный высокий силуэт в мгновение распадается, разлетаясь чёрными воронами. Саске сжимает зубы и переводит взгляд на стул, стоящий перед его столом. — Медленно. — Голос Итачи звучит спокойно и ровно, он закидывает ногу на ногу и поднимает взгляд. — Зачем ты пришёл? — отстранённо спрашивает Саске, цепляясь за карандаш, возвращённый на стол. — Я принёс тебе свадебный подарок. — Итачи достаёт прозрачную колбу и аккуратно ставит её перед Саске. — Прошу не держать на меня обиду, разве я мог не прийти без веской причины? — Чьё это? — Саске поджимает губы, с врачебным интересом рассматривает вырванный язык, плавающий в формалине. — Старейшины Конохи — Данзо, того, что оклеветал наш клан, напал на моего друга и не сдержал слова, данного мне. Теперь он мёртв, а его поганый язык… можешь хоть собакам скормить. — Почему ты не позвал меня с собой? — Саске вспыхивает, раздражаясь. — Почему опять всё сделал в одиночку? — Так было нужно… — Кому?! — резко перебивает, чуть привставая со стула от возмущения. — Всем нам, — Итачи продолжает, не меняя ни интонации, ни тембра голоса. Его лицо всё так же спокойно, а поза расслаблена, и Саске это откровенно злит. — Я совершил много ошибок, я врал тебе, но моей целью всегда было уберечь тебя, оградить от грязного мира шиноби, так позволь мне сделать это. Здесь твой дом, ты любим и уважаем… — Разве я?! — вскрикивает он и ударяет ладонью по столу. — Разве я счастлив? Они все ценят и уважают этого чёртова Нобу-сана! Не меня! — Ты — это не только имя. — Итачи выдыхает и кивает, указывая Саске сесть на место. — Ты — это твои чувства и поступки. Деревенские любят внимательного и строгого врача, готового всегда прийти на помощь, а твоя жена любит чуткого и заботливого мужа. Разве не так? Саске замирает, унимая разбушевавшиеся эмоции. Приятное тепло разливается в его груди, он хмурится, стараясь сдержать улыбку. — Пойдём домой, Юри будет рада тебе. — Саске виновато опускает взгляд, он и сам всё прекрасно понимал — признайся он завтра, что на самом деле он Учиха Саске, ничего бы не поменялось. Он любим и счастлив, и никакие обстоятельства этого не изменят. Первый выпавший снег подтаял за день и сейчас неприятно хлюпал под ногами. Звёздное небо широко раскинулось над головами редких прохожих, и Саске только и успевал, что откидывать грязь с ботинок и считать огни в ночном небе. — Как добрался? — Он нарушает тишину неловким вопросом — ему не хочется признаваться, но он действительно соскучился. — Без проблем, — Итачи пожимает плечами и склоняет голову, — хотя мне рассказывали, что в ваших краях водятся ёкаи* — красноглазые, опаляющие огнём и разящие молнией, будто летающие демоны населяют этот край, охраняя его от злых людей. Ни одного разбойника на километры в округе, правда, и честные люди боятся идти сюда. — Сказки, чтобы дети в горы не лазали. — Саске ухмыляется и вновь возводит взгляд к небу. — Ты же не веришь в сказки, нии-сан? Итачи замедляет шаг и останавливается, склоняет голову набок, пристально рассматривая лицо брата. Полная луна ярко освещает округу, и от чуткого взора не укрывается лёгкая усмешка на тонких губах. — Кем бы ты ни был, что бы ты ни делал, помни одно — я всегда буду любить тебя, Саске. Итачи едва заметно улыбается и протягивает руку с вытянутыми вперёд пальцами, Саске жмурится в ожидании, но не отклоняется и не отворачивается. И широко раскрывает глаза, когда впервые за долгое время чувствует тёплые объятия старшего брата.