***
— Не напрягайся! Легче движения! — выкрикивала Сакура осипшим за день голосом, размахивала руками и жестами пыталась что-то объяснить сосредоточенному мальчишке. Какаши опёрся спиной о ствол дерева, убрал руку в карман, а второй удобнее перехватил переплёт измятой книги. Каждый вечер он наблюдал за ней: с самого рассвета и до сумерек Сакура занималась с Минору, трепетно передавая ему малую часть своих знаний. Какаши не возражал, но каждый раз задавался вопросом: зачем столько сил тратить на обучение кого-то? Ведь они только смогли закрепить основы, а без дальнейшего наставничества мальчишка не справится. Хатаке хмыкнул, откинув голову, хоть и выглядел этот Минору безнадёжным оборванцем, в нём всё-таки что-то было. Быть может, та самая Воля Огня, что потухла в них, разгорится в этом мальчишке бушующим пламенем? — Ты сегодня рано. — Сакура перевела дыхание и привстала на носочки, едва коснувшись его щеки губами, она легко улыбнулась. — Потренируемся? — Ну, я хотел бы провести вечер своего дня рождения немного иначе, — произнёс он и сдержано улыбнулся — она ведь забыла и сейчас судорожно пыталась придумать, что же ей делать дальше. — Не переживай, я не говорил тебе, а ориентировку АНБУ на меня ты явно подзабыла. — Какаши взъерошил волосы на её голове, и Сакура раздражённо фыркнула. — Пойдём, я давно не проводил этот день с кем-либо, — тихо проговорил он, умолчав о том, что каждый год старательно избегал чьей-либо компании. Ветер срывал быстро пожелтевшую листву с трясущихся от порывов веток. Кружил в воздухе, волочил по земле, превращая золото наступившей осени в мусор и гниль. Хатаке шагал широко и размеренно, сдерживая желание коснуться её, так спокойно и доверчиво идущую по левую руку от него. Сакура куталась в чёрный плащ, неловко жалась от вечерней прохлады и повторяла его шаги. Он отвёл взгляд, сжав челюсти: вот она рядом, руку протяни, вся его от кончиков нежно-розовых волос до подошвы кожаных таби. Но бесконечно далёкая: Сакура там — за воротами Конохи, за масками АНБУ, за законами шиноби, за честью и долгом. Не здесь. — Как тебе Минору? — её звонкий голос разрезал повисшую тишину, и Какаши вздрогнул, вырываясь из омута собственных мыслей. — Упрямый малый, но я не понимаю, зачем тебе ученик? — Мне так захотелось. — Сакура пожала плечами и на секунду задумалась. — Ему нужна цель, чтобы вырваться. Почему бы и не помочь? — У нас осталось всего несколько дней. — Какаши поджал губы: он с радостью растянул бы этот незапланированный отпуск, но Обито и так дал непозволительно много времени на восстановление. — Мальчишка забросит всё, как только ты перестанешь кричать ему на ухо о концентрации. — Не забросит, — она уверенно кивнула, — я подарила ему прекрасные методические пособия. — Свитки Сасори? Ты серьёзно? Может, ещё поведаешь ему секрет медицинских техник клана Сенджу? — Я… — Сакура приложила ладонь ко лбу, скрыв вновь проступившую недавно метку. — Это просто индикатор чакры. — Она неловко улыбнулась и отвела взгляд. — Я не идиот, Сакура. — Он тяжело вздохнул и резко остановился. — Я не желаю тебе зла, думал, что ты понимаешь это, не хочешь рассказывать — не нужно. Просто не лги мне. — Прости. — Она прикусила алые от холодного ветра губы и неуверенно подняла взгляд. — Это техника абсолютной регенерации. Без нужных печатей просто поддерживает моё здоровье, помогая быстро залечивать лёгкие травмы, я активировала её лишь однажды, и то неудачно. Упала в обморок от перенапряжения и истратила почти всю чакру. Мне повезло, что рядом была Цунаде-сама. Поэтому и говорю, что для меня это просто индикатор чакры. Я не вру тебе, я просто неудачница, которая ничего не может освоить до конца. — Сакура грустно улыбнулась и развернулась к нему спиной, видимо, чтобы он не смог рассмотреть подступающих слёз. Какаши ухмыльнулся и после секундного замешательства всё же взял её за руку. Сакуру до сих пор цепляла собственная слабость, за вечным самобичеванием сама не замечала, насколько она была сильна. Он сжимал её ладонь, словно говоря: я рядом. Но толстая кожа боевых перчаток неприятно холодила его руку, напоминая о том, что их всегда будет что-то разделять.***
— Не зажигай огни, — попросил Какаши, ведя её через сад: дорога к дому казалась ему неимоверно долгой, растянутой минутами неловкого молчания, и поэтому собственный голос сейчас звучал излишне радостно. — Хочу посмотреть на звёзды. — Он запустил руку в пепельные волосы, на мгновение теряясь с объяснениями. — Просто всё никак не могу поднять голову, а здесь ясное небо редкость. — Хорошо, — кивнула она, соглашаясь, и с трудом расцепила сплетённые пальцы, — тогда я за закусками, а ты устраивайся на энгаве. Ночь пронизывала своей свежестью, шелестом листьев на ветру, далёкими не умолкающими голосами торговцев, работающих последний час на сегодняшний день, и в этом гомоне непрекращающихся звуков Какаши слышал лишь тишину. Небо над его головой впервые за долгое время было ясным и с целой россыпью звёзд. Он всматривался в бледный диск луны и не мог оторвать взгляда — всё же куда он вёл Сакуру? Если раньше всё было простым и ясным, то сейчас ему казалось, что он заблудился на прямой дороге. Они лишат деревни их самого могущественного оружия, запечатают и скроют хвостатых, но разве это решит проблему? Войны правили этим миром на протяжении всей истории шиноби, так было, есть и будет… Какаши опустил взгляд, расслабив мышцы спины, и привычно ссутулился — нужно было переговорить с Обито, их план, кажется, летел ко всем чертям. Нет первого среди равных — смогут ли понять великие страны то, что является слишком простым для кучки отступников? — Я хочу сесть поближе к тебе, так что подвинься. — Сакура расставила саке и закуски, скинула плащ и прижалась к его груди спиной. — Давай выпьем за твой день рождения! — Она мило улыбнулась, подцепила пальцами две бутылки и вложила одну из них ему в руку. — Кстати, сколько тебе исполнилось? — Тридцать четыре. — Какаши облизнул влажные от алкоголя губы и ухмыльнулся, услышав её удивлённое «Ого!» — Ты старше меня на двенадцать лет, — медленно произнесла она, что-то прикидывая в уме, — и нет ни одной старческой морщины, поразительно. Какаши широко улыбнулся и, не сдерживаясь, рассмеялся. Он крепче прижал её, почти сдавливая в своих объятиях, и резко замолчал, услышав: — С такой генетикой тебе бы быть отцом большого семейства, знаешь, там, двое мальчишек и девочка, например… — Возможно, так и будет. В следующей жизни. Тишина повисла в воздухе, он слышал её нервные вздохи, неловкие шорохи под его рукой — Сакура хотела лишь пошутить, но не вышло. — Какаши, — спокойным тоном произнесла она, и в её голосе больше не было ни чуть пьяных ноток, ни озорства, — ты обещал мне рассказать, но так и не сделал этого… — Спрашивай. — Он коснулся губами её виска, успокаивая — в её просьбе не было ничего предосудительного, ведь он и правда обещал. — Расскажи о своём детстве, о твоих родителях. Наверное, ты был весёлым мальчишкой… — Нет, я всегда был заносчивым самоуверенным идиотом. Из-за меня погибли многие дорогие мне люди. Моя команда — Обито, Рин. Да и мать я никогда не видел — она умерла в тот же день, что я появился на свет… из-за меня. Какаши глубоко вздохнул и сделал новый глоток саке прямо из бутылки. Он молча перебирал в памяти нужные слова и фразы, обрывки воспоминаний и всё не решался выдавить из себя хоть слово. Он устало положил подбородок ей на голову и зажмурился. Только пусть она не оборачивается, иначе он не сможет. — Мой отец покончил жизнь самоубийством, я нашёл его тело, когда пришёл из академии. С тех пор я жил один, — быстро выпалил он и снова замолчал. Слова жгли нёбо, застревали комом в горле — Хатаке с удовольствием затянулся бы крепким сигаретным дымом, только вот он не курит. — Почему? — Сакура вздрогнула от звука собственного голоса, слишком звонкого для вязкой тишины, и продолжила, неуверенно подбирая слова: — Почему он так поступил? — Он не выполнил миссию, спас жизни своих подчинённых, но задание провалил. Его презирали даже друзья, даже те, кого он спас, и он не выдержал. — Какаши поражался сам себе: язык словно не слушался приказов мозга, оттого предложения не складывались, произносились быстро и сбивчиво. — Чёртов Хокаге мог всё это остановить, всего одним словом он мог спасти ему жизнь… — Прости, но ты не прав, — Сакура осторожно перебила его, стянула перчатки и растёрла ладонями его озябшие руки. — Хокаге лишь исполняет волю народа, не более. Ты никогда не задумывался, а что почувствовали бы те, чьих близких не спасли? Почему для одних ценнее долг, для других собственная жизнь? Одобри он поступок твоего отца, возможно, начался бы бунт… — Ты хочешь сказать, что мой отец… — Он поступил по совести, Какаши. Как и я. — Сакура замолчала, сдержав нарастающую дрожь в голосе. — Я поставила жизнь родителей выше остальных жизней. Я поступила так, как велела мне моя совесть, я честна с собой: в Конохе меня ожидает лишь трибунал — я предала её жителей, когда не смогла убить тебя и сбежать. Я сделала свой выбор, как и твой отец — мы поставили жизни близких выше чести и долга. Прости его за этот поступок, но я уверена, что он просто не мог иначе… — Сакура захлёбывалась словами, то повышая голос, то всхлипывая и опускаясь до шёпота. — Тише. — Какаши перебил её и зарылся носом в растрёпанные волосы. — Всё обязательно изменится, с твоими родителями всё в порядке. Скоро никому не придётся выбирать между жизнью и долгом. Я обещаю тебе… Какаши чувствовал, как она задерживала дыхание, пытаясь унять разрастающуюся дрожь. Он провёл ладонями по её плечам и развернул лицом к себе. Сакура криво улыбнулась, когда он забросил её ноги себе на бёдра и провёл холодными ладонями по изгибам талии. И едва помедлив, с садистским удовольствием запустил руки под водолазку, нарушив её тепло. — Чёрт тебя дери, Хатаке! — Сакура-чан, как тебе не стыдно, — шутливо произнёс он, наклоняясь к её лицу так близко, что кончики их носов касались друг друга, — тебя ещё воспитывать и воспитывать… — Да пошёл ты… Невысказанные слова утонули в ночной тишине, Какаши целовал её глубоко и напористо, прикусывал губы, выбивая резкие вздохи из её лёгких. Ощущение головокружения становилось всё ярче, но оторваться он был уже не в силах — Сакура была его, она дрожала и охала, ёрзала на его бёдрах, всё сильнее вжимаясь, и цеплялась за него, будто ища опору. — Хочешь, уедем? Всё закончится, и мы уедем, плевать куда: в горы или к морю, — прошептал Хатаке, тяжело дыша и, не дождавшись ответа, вновь поцеловал её.***
— Ты уверена, что тебе стоит это видеть? — Ты уже отправил Паккуна за Тоби, потом уже не будет… Водяной пар вился в воздухе, растворяясь в лучах полуденного солнца. Какаши прокручивал чашку с остывающим чаем и чувствовал огрубевшими от тренировок подушечками пальцев жар нагретого стекла. Сакура сидела напротив и упрямо не отступала — экскурсия в его прошлое была необходима ей как воздух. Он молча пожал плечами, нервно покусывая губы — мог бы и просто всё рассказать, но ведь ни единому слову не поверит. А проходить заново то, что старался забыть многие годы, не казалось ему приятным. — Хорошо. — Какаши отставил нетронутый чай в сторону, оставляя разводы на белой глади столешницы, и откинулся на спинку стула. — Это будет несколько иначе, чем когда я заглядывал в твои воспоминания. Ты не будешь сторонним наблюдателем, скорее будешь мной. — Это как? — Ты будешь видеть всё моими глазами, чувствовать отголоски моих эмоций. — Он на секунду замолчал, заметив тревогу на её лице, и осторожно протянул руку, накрыв её ладонь своей. — Я буду с тобой, я прерву гендзюцу в любой момент. Несмотря на то, что этот способ требует больше чакры, мне будет намного легче всё контролировать. Прошу, доверься мне… Сакура нервно облизнула пересохшие от волнения губы и вымученно улыбнулась: она не дрожала, не отказывалась и не задавала лишних вопросов — она безоговорочно доверяла, и от осознания этого у Какаши участился пульс. Пара минут в иллюзии покажутся ей длинным серым днём с яркими вспышками памяти, а ему — целой адовой вечностью. Но если это поможет Сакуре определиться и наконец-то смириться с давно сделанным за неё выбором, то Какаши был готов прокручивать эти чёртовы воспоминания в своей голове, как единственную киноплёнку. — Садись удобнее и расслабься, — он бережно провёл пальцами по её рукам, — не закрывай глаза… — Я помню, а то останусь без век. — Сакура усмехнулась и спокойно заглянула ему в глаза. Кроваво-красный омут затягивал её и вновь заставил застыть восковой куклой.***
Какаши резко хлопнул входной дверью и, едва сдержав рвотный позыв, проглотил солёную слюну. Там, за хлипкой дверью его квартиры, уже занимался рассвет, смывая яркими красками солнечных лучей тени сумерек, но многие его уже не увидят: клан Учиха исчез за одну ночь. Канул в кровавую бездну. Он старался дышать мелко и часто, выбить из лёгких этот густой смрад, что, казалось, пропитал его насквозь, въелся под кожу. Маска липла к лицу пыльной тряпкой, он стянул её и жадно вдохнул запахи своей квартиры: свежие ноты хвойного мыла, смешанные с тонким ароматом цветущего розового куста под окнами и пылью, приличным слоем лежащей повсюду. Стараясь концентрироваться только на этом, Какаши понемногу успокаивался в стенах своего дома — насколько можно было назвать домом это место. Он иногда спал и ел здесь, хранил книги и кое-какие вещи, но не жил. Щёлкнул выключатель, и тусклый свет жёлтой лампы разлетелся по комнате. Хатаке прищурился и щёлкнул выключателем ещё раз. Он сбросил окровавленную одежду прямо у дверей, разделся догола и быстро прошёл в ванну. Поток холодной воды привёл его в чувства, Хатаке остервенело тёр кожу, пытаясь смыть запах и капли чужой крови: давно уже должен был привыкнуть, но беспощадный шиноби боялся вида крови и ничего не мог с этим поделать. Каждый раз, безоговорочно следуя правилам, он идеально выполнял миссии, убивал и пытал, но возвращаясь домой, пытался стереть с себя пыль дорог и запахи смерти. Какаши со скрипом провернул вентили, взъерошил влажные волосы и наспех вытерся. Мокрое полотенце удобно опоясывало бёдра, собирая стекающую по телу воду, Хатаке медленно подошёл к окну и открыл его настежь. Его кожа мгновенно покрылась мурашками, потоки свежего воздуха ворвались в комнату, и он спокойно выдохнул. Улицы Конохи наполнялись людьми: шорохи одежды, звонкие голоса, звуки каблуков по мощёным улочкам. Шумные будни, новые дни и новые миссии. Жизнь шла своим чередом, перемалывая в мельнице времени людей и события. Давно уже должен был привыкнуть, но всё никак не мог. Жёсткая постель в такие минуты казалась чем-то волшебным, а приятная прохлада простыней расслабляла распаренные мышцы. Какаши сжал переносицу тонкими пальцами и зажмурился до искр в глазах. Тупая ноющая боль разлилась от глазницы до затылка — чужой шаринган требовал невероятно много чакры, вызывая вечные головные боли и кошмары, он хотел бы вырвать его, остаться без этого проклятого додзюцу, но он обещал Обито показать этот мир. Смотреть его глазами, жить и чувствовать за двоих. Но как бы ни пытался рассмотреть что-то светлое — за стеной из трупов было ничего не видно. — Какаши! Они тянулись к нему, медленно плелись навстречу, выкрикивая на разные голоса его имя: — Какаши! Окровавленные, обожжённые молнией, с разорванными грудными клетками, сгоревшие до пепла в его техниках, его жертвы шли навстречу, проклиная или моля о чём-то. Хатаке давился воздухом, боролся с бешено клокочущим от страха сердцем, но не мог даже пальцем пошевелить и слушал все приближающиеся выкрики: — Какаши! Он резко распахнул глаза и одним рывком сел на кровати — в потоке его кошмаров появилось что-то новое. Липкий холодный пот проступил на коже, и Какаши поморщился, схватившись за голову — боль. Новая, жгучая, будто калёное железо, и острая, как тысяча спиц. Он стиснул зубы, почувствовал подёргивания желваков на своём лице и, натянув форменные штаны, шаткой походкой отправился на кухню. Какаши зажёг огонь под металлическим старым чайником и принялся остервенело мыть руки, ссутулившись над раковиной. И только когда боль понемногу отступила, сменившись тошнотой и головокружением, он заметил. Уже вечер. Клубы пара вырывались вверх, оставляя водяные разводы на стене, Какаши шумно поставил чашку на стол и наполнил её дешёвым чаем и крутым кипятком. Хатаке знал: так неправильно и невкусно, но, пожалуй, это единственное, что он мог делать не по правилам. Он с замиранием наблюдал за танцем чаинок в чашке, сжал ладонями острые колени и тяжело вздохнул. Почему он не заметил? Была ли эта тяга к силе и власти в Итачи и раньше, или же Какаши просто глупец, не видящий дальше собственного носа? И как мальчишке удалось в одиночку уничтожить целый клан? Нет, безусловно, Учиха был гением, но за одну ночь… Целые семьи, друзья и родители — все пали жертвой его тщеславия. Какаши резко поднялся и, качнувшись, снова подошёл к раковине. Вода с шумом разбилась о металлическое дно, разлетелась каплями по стенкам и стекла вниз. Он снова растёр руки, прошёлся между пальцев, мыля то тыльную сторону ладони, то поднимаясь к локтям. — Тебе не отмыться, Какаши, — чуть хриплый ровный голос за спиной заставил его выпрямиться и резко развернуться. Незнакомец расслабленно опёрся спиной на спинку стула, прокручивал чашку с остывающим чаем в руках и закинул ногу на ногу. Хатаке сложил печати, пропустив разряд молнии через свою руку, и застыл в боевой стойке, приготовившись атаковать. — Что, даже не поздороваешься со старым другом? — спросил с усмешкой незнакомец и стянул маску со своего лица. — Обито? — Какаши приоткрыл рот от удивления и, сам того не замечая, развеял технику. — Но как? — В подземных пещерах иногда можно наткнуться на интересных людей, но сейчас это поистине неважно. — Обито задумчиво перевёл холодный взгляд и набрал воздуха в лёгкие для длинной речи. — Почему ты не вернулся? Все эти годы… — Хатаке резко перебил его и осторожно подошёл на полшага ближе. — Это неважно, Какаши. Рин погибла от твоих рук — мне некуда и незачем было возвращаться! — резко выпалил он, будто с ядом выплёвывая каждое слово. — Прости, я не должен был выжить… — Но выжил! Хатаке, с каких пор ты стал болтливее меня? Сядь и дай мне договорить, у меня мало времени! — Обито кивнул в сторону стула и сложил руки на груди. Какаши неуверенно отодвинул стул, скрип ножек по кафельному полу эхом разлетелся по комнате, и Обито раздражённо цокнул, вновь переводя пустой взгляд на Какаши. — Я простил тебя, не сразу, но простил, — он продолжил, понизив интонацию голоса, и оттого Какаши казалось, что в голосе давнего друга появились ещё какие-то эмоции помимо раздражения. — Много лет я думал над тем, почему всё так произошло: ведь мы с тобой живые трупы, Какаши. Искалеченные дети на поле боя, и я говорю не об этом. — Обито обвёл в воздухе линии шрамов на своём лице и усмехнулся: — Мы сгнили заживо, Хатаке. — Так зачем ты пришёл, Обито? Не поболтать же? — Не так давно я создал организацию, мы боремся за мир своими способами. Конечная цель — создание нового лучшего мира для всех. — Хатаке вопросительно приподнял бровь, не понимая, при чём здесь он, и Учиха продолжил: — Мне нужен ты. Мне нужен боевой товарищ, Какаши. Организация разрастается, и я могу не удержать власть в одиночку. — Ты просишь о предательстве Конохи? — Именно. — Обито решительно кивнул. — Не торопись отказываться, пойми, мир шиноби давно погряз в войнах и политических интригах: каге и даймё используют простых людей, прикрываясь даже детьми на поле боя. Вспомни, ты сам стал капитаном нашей команды в двенадцать лет, а что ты мог тогда? Кичиться новой техникой и знанием правил?! Твой отец пал жертвой режима, преданный всеми. Ты прозябаешь на заданиях, убивая любого, на кого укажут пальцем, разве тебе не снятся убитые тобой?! Помоги мне, и мы всё изменим: дети будут учиться в школах, женщины ждать мужей с мирных миссий. Больше не будет войн. Мы поведём за собой людей в новый лучший мир! — Обито перевёл дыхание и вновь расслабился. — Я не сумасшедший и я не один — Учиха Итачи уже присоединился к нам в уплату своего долга передо мной. — Итачи?! — Какаши вскрикнул, озарённый внезапной догадкой, он резко встал со стула. Сказанные Обито слова цепляли его, но, быстро взяв себя в руки, он вновь сел и постарался больше не подавать вида, что его действительно всё это волнует. Нужно было как можно больше узнать обо всём, чтобы сделать выводы. — Так это ты помог ему уничтожить весь клан? — Я, а ещё Хокаге и парочка старейшин, — елейно произнёс Обито и расплылся в кривой улыбке. — Лжёшь… — Какаши прошипел от злости и, не выдержав, вновь встал в боевую стойку. Обито расслабленно пожал плечами и перевёл взгляд на часы, одиноко стоящие на пыльном подоконнике. — Нам пора, Какаши. — Он резко встал и схватил Хатаке за руку, утянув его в образовавшуюся воронку над головой. Хатаке шикнул и едва удержал равновесие, оказавшись на ветке высокого дерева, но крепкая рука Обито не дала ему упасть. — Где мы? — Замолчи и скрой чакру, быстро, — шёпотом приказал Учиха, и Какаши, подгоняемый собственным любопытством, подчинился и замер в темноте кроны дерева. Оглянувшись, он не сразу, но узнал это место — сад резиденции. Узкие тенистые аллеи и охраняемая АНБУ территория, в дневные часы он был доступен всем желающим, но с наступлением сумерек закрывал свои ворота от любопытных глаз прохожих. — Это решило все проблемы, Хирузен. — Какаши замедлил пульс, услышав приближающиеся голоса. — Это ничего не решило! Погиб целый клан, как мы объясним это людям? — Третий медленно шёл по аллее, но в его голосе была нервозность и злоба. — Теперь мы должны позаботиться о его брате, как и обещали. Иначе он может многое рассказать! — Не проще ли убить ещё двоих Учих? — спокойно спросил Данзо и опёрся на трость. — Нет! С этого дня, Данзо, ты больше не принимаешь решений! Какаши почувствовал, как сердце набрало обороты, заставив его нервничать и судорожно воспроизводить в памяти события прошедших дней. Обрывки сказанных фраз складывались в единый пазл, и Какаши безмолвно схватил ртом ночной сладкий воздух: Учиха Итачи выполнил свою последнюю миссию. Спас деревню от гражданской войны, а имя Учиха от позора. Его преданностью воспользовались, даже не попытавшись решить всё иначе…***
Какаши ухватился за край столешницы и распахнул глаза ещё шире. Он неотрывно смотрел на Сакуру, обрастающую тёмными лентами печати. — Ты развеяла гендзюцу? — ошарашено спросил он и протянул к ней руку. — С тобой всё хорошо? — Да. — Она неуверенно кивнула и сложила печать, чтобы развеять вырвавшуюся из-под контроля технику. — Не знаю, как это вышло, просто мне стало дурно, будто моё сознание полностью замещалось твоим, и я стала вырываться, но ты не слышал. И вот. — Она глубоко вздохнула, выровняв дыхание. — Я правда не знаю. — Хочешь, прекратим? — Нет. — Сакура решительно сжала его ладонь, показав, что с ней всё в порядке. — Просто расскажи мне. — Хорошо. — Какаши нехотя согласился и, не прекращая растирать тыльную сторону её ладони, продолжил: — Я не сразу поверил в это. Слишком всё совпало: появление мёртвого друга, его предложение, резня клана Учих и этот разговор в саду. Я послал его к чёрту, но что-то не давало мне покоя. И я начал следить за палатой Саске. Выставил своих нинкенов, уйму чакры тратил на всё это и уже почти успокоился, как получил сигнал, что Данзо всё-таки приказал своим АНБУ убить Саске прямо в больнице. И в моей голове что-то щёлкнуло, вера в собственное предназначение умерла в один миг. Я оставил маску на столе своей квартиры, собрал экипировку и отправился за Саске. С того самого дня, как я не дал умереть ещё одному Учихе, я — шиноби-отступник, отброс этого мира, но я ни о чём не жалею. Сакура шумно сглотнула, сжала его ладони и нервно закусила губу. Какаши прекрасно её понимал — слишком много информации для одного дня, слишком много правды. Но жалеть её чувства больше не было времени. — А теперь я спрошу тебя, — жёстко проговорил он и требовательно заглянул ей в глаза, — Сакура, ты последуешь за мной?