In between the lines

В подворотне пахнет гнилыми овощами, сыростью и рвотой. Хосок прижимает руку ко рту и задерживает дыхание, прислушиваясь — его преследователи отстали, но только вопрос времени, как быстро они снова нападут на его след. Двигаться тяжело — всё тело покрыто синяками и ссадинами, правая лодыжка распухла, и при каждом шаге резкая боль заставляет его стискивать зубы и беззвучно стонать, голова кружится, серебристые мушки пляшут перед глазами, к горлу подкатывает тошнота — кажется, у него сотрясение. Юнги правильно говорил ему: «Не лезь, без тебя разберутся, у полиции всё под контролем». Но Хосок не послушал — да и кто бы на его месте остался сидеть на месте, когда лучший друг попал в руки к преступникам, защищая его, Хосока, секрет. Он надеялся, что ему повезет, что он вытащит Намджуна и вместе они уберутся из этого чертового города. Хосок по праву считал себя счастливчиком, вот только на этот раз удача решила оставить его. Хосок не рассчитал своих сил, как и не предвидел, что его будут ждать. Цепные псы Сокджина набросились на него, стоило только Хосоку перелезть через забор и мягко приземлиться на газон. Он не особо умел драться, хотя в старшей школе и посещал секцию тхэквондо, но против тренированных на убийство людей его кулаки были так же опасны, как игрушечная лопатка в руках у ребенка. Удары градом сыпались на него, Хосок с трудом уворачивался и судорожно пытался придумать, что ему делать дальше. Он чудом сбежал, воспользовавшись секундной замешкой одного из охранников — сбил того с ног и на всей скорости побежал к воротам. В голове настойчиво билась мысль, что его отпустили специально, чтобы потом преследовать по улицам города, как дичь. Хосок бьет кулаком по стене и до боли стискивает зубы. Что он наделал? На что он вообще рассчитывал? Зачем он пошел туда в одиночку? Какие бесы в него вселились? От его вмешательства всё могло стать только хуже, и за его опрометчивость будет расплачиваться Намджун. Злые слезы жгут глаза, Хосок часто моргает и пытается взять себя в руки, снова прислушиваясь к звукам улицы, и вздрагивает — шаги уже близко. Он срывается с места и несется прочь, петляет по узким переулкам, бежит, не оглядываясь, подгоняемый в спину страхом. Его преследуют не шестерки — сын лидера, словно вожак волчьей стаи, идет за ним по пятам, дышит в спину и невыносимо сладким голосом обманчиво-ласково шепчет: «Дай мне себя поймать». Хосок надеется успеть добраться до убежища, пока не стало слишком поздно — Юнги знает, что делать, он поможет. Впереди ещё два квартала, а у Хосока больше не осталось сил — он прячется за мусорными баками близ жилого комплекса и замирает, стараясь не издавать лишних звуков. Смех Сокджина — этого чертова маньяка-садиста с ангельским лицом — раздается совсем близко. Хосок молится Богам, в которых не верит, чтобы тот не заметил его, чтобы просто прошел мимо. Но Богам нет до него никакого дела. — Здравствуй, любовь моя. — Сокджин присаживается перед ним на корточки и кончиками пальцев проводит по щеке — прямо как раньше. — Я скучал по тебе. А ты скучал по мне? Хосок дергается, сбрасывая с себя руки Сокджина, и пытается подняться на ноги, но тело его больше не слушается. Сокджин меняется в лице — маска доброжелательности трещит по швам, пылью осыпается на землю, обнажая его истинную суть — зверя в человеческом обличье. Хосоку страшно — он помнит, каков Сокджин в гневе, помнит, как первый раз разозлил его, когда они только начали жить вместе — и даже в страшном сне не захочет снова испытать ту боль. Шрамы на спине и по сей день напоминают ему о том, что внешность бывает обманчива. Он сбежал тогда, прятался на окраине города, опасаясь даже лишний раз подойти к окну. Целый год жил в страхе — вздрагивал от телефонного звонка и боялся собственной тени. Рубцы на теле затянулись, но те, что на сердце, будут мучить его всю оставшуюся жизнь. А потом он узнал, что Сокджин добрался до Намджуна только потому, что тот был его лучшим другом — и мир раскололся. — Нужно было слушать Юнги, — бормочет Хосок, пытаясь отползти подальше. — Что ты сказал? — Сокджин хватает его за поврежденную лодыжку — от боли в глазах темнеет, Хосок громко и отчаянно стонет, но тому всё равно. Глаза у Сокджина фанатично блестят, он жадно рассматривает Хосока и облизывает пухлые губы, которые он когда-то любил целовать. Ладонью давит на грудь, прижимая к земле, и нависает сверху. — Думаешь, тот полицейский поможет тебе? Ох, что же делать, — Сокджин выдерживает театральную паузу, — кажется, я убил его. Сокджин заходится в каком-то истерическом смехе, а Хосок только и может, что лежать на холодной земле, с ужасом осознавая, что всё, только что сказанное — правда. Потому что Сокджин никогда не шутит такими вещами, не потому что он принципиальный или что-то подобное, нет — он гордится собой и всеми силами стремится выставить свою силу напоказ. У Хосока мороз по коже — Юнги мертв. Из-за него. На глаза наворачиваются слезы отчаяния — Сокджин замечает это и тянет его на себя, сжимая в объятиях. — Не надо плакать, любовь моя, — шепчет он ласково и отстраняется. — Нам пора домой. Твой друг уже давно заждался. — Намджун в порядке? — тихо спрашивает Хосок с надеждой в голосе — только бы он был жив. Если с Намджуном что-то случится, он никогда себе этого не простит. — Пока что. — Сокджин улыбается, а его взгляд становится совсем безумным. — Пойдем со мной, и даю слово, твой друг больше не пострадает. Больше никто не пострадает. Сокджин протягивает ему руку, и Хосок хватается за неё, понимая, что только что заключил сделку с дьяволом. Сокджин не отпустит его больше, запрет в клетке, если потребуется, лишь бы только он всегда оставался рядом. Хосок с трудом поднимается — его шатает из стороны в сторону — Сокджин тут же обвивает его руками за талию и не столько помогает удержать равновесие, сколько бесстыдно лапает, ничуть не смущаясь зрителей. Его подчиненные стоят полукругом, бросают на Хосока брезгливые взгляды и отворачиваются. У крайнего слева разбита губа и порван пиджак — кажется, это его он толкнул, когда пытался сбежать. Хосок мрачнеет на глазах, вспоминая, к чему это всё привело, чем вызывает у Сокджина очередную улыбку. «Хён, не смотри так», — почти срывается с губ привычное обращение, но он вовремя прикусывает язык. Почему-то в голове всплывает их первое свидание: угловой столик в маленьком ресторане, глупые шутки Сокджина и собственные покрасневшие от вина щеки, сладкие поцелуи перед его домом, переплетенные пальцы и тихая грусть от того, что приходится прощаться. Если бы тогда кто-то сказал ему, что Сокджин вовсе не такой, каким он его себе представляет, Хосок бы только посмеялся и выбросил эти слова из головы. А сейчас он жалеет, что никто их ему так и не сказал. Задумавшись, Хосок неудачно наступает на поврежденную ногу, почти полностью перенося на неё вес, и повисает в руках всё ещё обнимающего его Сокджина безвольной куклой, захлебываясь болезненным стоном. — В чем дело? — с показной заботой спрашивает Сокджин, помогая ему принять вертикальное положение. — Ни в чём, — пытается отмахнуться Хосок, но тот хватает его за подбородок и поворачивает голову лицом к себе, вынуждая смотреть в глаза. — Лодыжку растянул, — сдается Хосок, отводя взгляд, — пока убегал от твоих «друзей». — Правда? — Сокджин задумчиво рассматривает своих людей, а потом, не говоря ни слова, достает пистолет и стреляет. Всё происходит так быстро, что Хосок не успевает даже испугаться — только вздрагивает от звука выстрела. Крайний слева, тот самый с разбитой губой, с глухим стуком падает на асфальт; на его лице застывают удивление и невысказанный вопрос. Другие подчиненные продолжают стоять по стойке смирно и даже не дергаются, чтобы помочь товарищу. Хосок отворачивается, чтобы не видеть этого всего, но Сокджин тащит его вперед, заставляет перешагнуть через ещё теплое тело с дыркой от пули в голове. Хосок не смотрит, куда наступает, зато слышит, как под подошвами ботинок хлюпает кровь. Сокджин помогает ему забраться в машину и возвращается к своим людям, чтобы дать тем указания. Хосок наблюдает за ним, прислонившись лбом к стеклу, и задается вопросом: «Почему я?» Раньше Хосоку льстило внимание со стороны Сокджина, он чувствовал себя особенным, танцевал только для него и беззлобно смеялся над его попытками повторить движения. И любил — так горячо, так искренне, что, казалось, однажды он сгорит в этих чувствах, как мотылек, летящий на огонь. Хосок не понимает, почему Сокджин так одержим им, почему даже спустя год никак не оставит его в покое. Почему даже схватил невинного человека, чтобы выманить Хосока из укрытия. Хосок хочет спросить, хочет вывалить на Сокджина тысячу вопросов, упреков и оскорблений, но он молчит. Ни когда тот садится в машину, закончив раздавать приказы, ни когда прижимает к себе, зарываясь носом в волосы на макушке. Ни когда коротко бросает водителю: «Домой». За всю дорогу Хосок не издает ни звука, смотрит в окно и кивает, когда Сокджин у него что-то спрашивает. Чувства Сокджина как на ладони, но от этого страх внутри только усиливается, ведь неизвестно, как тот поведет себя в следующую секунду. Когда его терпение подойдет к концу, а зверь, сидящий внутри, вырвется на свободу. — Приехали, любовь моя, — мурлычет Сокджин ему в волосы. Паника накрывает Хосока, руки холодеют, но он послушно позволяет Сокджину вытащить себя из машины и, опираясь на него, идет навстречу тьме, скрывающейся за резной дверью. Он надеялся, что больше никогда не вернется в этот дом, где всё насквозь пропитано кровью, болью и отчаянием. Но судьба решила всё иначе. Хосок кривится, переступая порог, и обещает себе, что уберется отсюда вместе с Намджуном при первой же возможности. Он покалечен, но не сломан, и не позволит больше никому разрушать его жизнь.